Наиль

Двадцать четвёртое января две тысячи третьего года. Ночь. Эмиграция. Город Билефельд, что в земле Рейн – Вестфалия. Комната. Пишу о задуманном двадцать лет назад, чёрные полосы моей жизни. На письменном столе, в старинной бронзовой плошке горит свеча и от неё, кажется, у меня по телу разливается тепло. Не все будут читать мои записи, я это знаю. Серчая, говорю в сердцах, ну и пусть, все же это было.
   Благодарен одежде из белого волокна, которая, соприкасаясь с моим телом, является строгим сторожем шеи, рук, туловища, мыслей. В случае загрязнения моей одежды или нечистых помыслов она подаёт сигнал в мозг -  выпачкана! В стирку! Передумать!
Порой строгость белой одежды ко мне раздражает. Вызывает сопротивление с моей стороны, и я стараюсь в такие моменты, не совершать практических шагов к чему – то хорошему, даже если они приводят к победе и общему одобрению. Знаю, что использованное бельё необходимо сменить: постирать – не хочется, надо трудиться, выбросить жалко. Человек «в белом» всегда неудобен окружающим. Совсем другое дело, рубашка из чёрной ткани. Постоянно необходима. Под ней удобно скрывать язвы на теле. Она всегда неизменно чистая, но не стоит её натягивать на себя часто. Она обладает всеми теми же качествами, что и рубашка из белой ткани, только уводит человека в противоположное, от истины, направление.
   
                Асланов Виктор Петрович стоял неподалёку от свинофермы два на выгоревшем от прямых солнечных лучей пригорке и вглядывался за горизонт. Что он мог за ним увидеть? Вопрос не праздный, потому – что, ему надо было смотреть себе под ноги, на мешок, такой же пыльный, как  дорога рядом, но он неустанно вглядывался вдаль. Вокруг невидимые события. Весна. Оренбуржье. Самое прекрасное место на планете Земля. Расцветающая разными красками степь, радовала глаза доктора. Тёплые струи воздуха волновали. Асланову хотелось жить, стоило ему вспомнить о любящей жене, детях.  - Что может быть для меня прекраснее? – Размышлял он, обдуваемый теплым ветерком, налетевшим, откуда – то издалека. Неужели я вижу клейкие листочки на берёзах? – Сомневался в реальности видимого сельский врач. - Вот, что, значит, быть молодым! – Громко проговорил он и оглянулся. От раздумий на лирическую тему, его отвлёк копошившийся в мешке возле  ног поросёнок. Выписал молодую хрюшку, а поймали и засунули в мешок большую свинью. Парторг постарался. Друг всегда товарищ. Будущее мясо, Асланову надо было отвезти в село Пилюгино и выпустить в принадлежащие доктору карды. – Дела! – Проговорил озабоченно доктор и пнул ногой пошевелившееся животное. -  Словом и делом, рассматривая под ногами повизгивающий товар, отре6агировал доктор. –  Хотел недельного, а зоотехник притащил шестимесячного. Задам вопрос Андриянычу. Зачем создал, мне, неприятности?
   
   Облако пыли накрыло Виктора Петровича. Новенький грузовик коршуном налетел на стоявшего у обочины дороги, врача. Потеряв  воздух, незадачливый доктор закашлял и не сразу смог разглядеть появившегося из серого пятна, водителя. Стукнула дверь кабины.
- Ждёте? Это хорошо. Парторг просил передать, чтобы берегли скотину, а то в следующий раз ничего не получите. Грузите, помогу.
Водитель врачу не понравился сразу. – Напылил, взгляд наглый. Лет двадцати. Татарская тюбетейка на копне чёрных волос. Голова круглая. Красивый. – Пока садился в кабину успел подумать Асланов, а вслух недовольно произнёс, словно упрекая:
- Кого же ещё ждать в этой глуши? – Проглатывая сухую, ставшую от пыли горьковатой слюну, сдерживая в голосе нотки недовольства, проговорил врач. – Лихачишь, по тебе видно. - Замечание вызвало улыбку у шофёра.
- Есть маленько.
Плохоё настроение доктора не испортило внимательность водителя. Через минуту, он  обратил внимание на раздутый мешок, зашевелившийся у ног врача и спустя секунду, дёргавшаяся в дерюге, скотина лежала на полу кабины автомобиля. В это же время, Виктор Петрович увидел, как от стада коров, которых он боялся, отделился бык с медным кольцом в носу и направился в его сторону. Доктор быстро залез на сиденье и захлопнул за собой дверцу, в целях безопасности. Чтобы водитель не догадался, что он боится, Асланов недовольно прокричал:
- Поехали, кого ждём!
Машина заурчала и плавно сдвинулась с места.
- Не думайте, - нарушил молчание водитель, - если везу свинью, то значит не мусульманин. Я же её не ем.
- Это так важно? Зачем приехал с такими мыслями? – спросил, удивлённый началом разговора Виктор Петрович. Неприязнь к лихому наезднику от такого откровения у доктора, только, усилилась. Он заметил, что выражение лица у шофёра, по – какой - то причине стало упрямым. Скулы заострились, глаза перестали моргать. Чтобы разрядить неприятную атмосферу кабины, доктор миролюбиво сказал:
- Эх, Евгений Алексеевич, обещал, прислать что – нибудь стоящее, а вместо этого прислал порося. Не учел твою религиозную принадлежность. Второй раз подкладывает свинью. Увижу, скажу, чтобы думал, кого присылать. Но, что не специально, так это точно. Ты не обижайся.
- Про Вас рассказывали всякое, стало интересно посмотреть на борца за трезвость, вот и поехал. Вы, только, никому не рассказывайте про мой позор.
- Интересно, чем же я привлёк к себе твой взор? – вместо ответа спросил, доктор. - Вот не думал.- Продолжил он. - Только ли борьбой с пьянством? Ты же мусульманин, а по вере тебе и думать о водке нельзя. Ты, что, пьёшь?
- Придумали. Конечно трезвенник. На Ваш вопрос прямо ответить не смогу. – Не желая откровенничать, он перевёл разговор на текущие события. – Дали вот новую машину, дом строю.
- Конечно, поздравляю, будет желание, сделаешь всё – думая о чём – то своем, подпрыгивая на кочках, доктор поддержал радость настоящих и будущих свершений у водителя.
- Даже, если и разведусь с Альфиёй. – огорчённо выговорил Наиль. – Было видно, что он разозлился на неизвестную доктору женщину.
- Ищешь лучше? Ишь как раскраснелся. Ладони у тебя вспотели, трёшь руки о баранку. Стыдно за поступки? А не думал ли ты о том, что роднее её у тебя никого нет? Вот у меня жена, никогда не предаст. Она меня любит. Не веришь? Может, и правильно делаешь. Я же, ведь, то же молодой. Жизнь знаю плохо. – Вспомнил последний разговор с женой Виктор Петрович и замолчал, невольно повернув голову в сторону водителя. Растянутый, до этого момента, в улыбке, рот водителя начал сужаться, чем ещё больше испортил доктору настроение.
- Все хорошие пока молодые. Да куда мне. Она пьяных не любит, а я выпиваю ежедневно.
А чо, имею право на свои? В субботу и воскресенье, точно. От друзей чтоб не стыдно, значит. Хозяйство надоело. Бычки, овцы. Вы, вот, мясо растите? Ваши коллеги из Аксаково выращивают лук. Что – то богатых не видел.- Говорил Наиль, словно бредил.
- Поступки указывают на содержание. – умничал врач. -  Люди всегда живут в группах. Поведение большинства связано с прошлым, настоящим или будущим поведением их знакомых. Чувствуешь, что я читаю большое количество книг. Разных. Друзья у тебя не хорошие. Ей богу, как маленький. Смотри на дорогу, а то врюхаемся в кювет. Выпил, думаешь, облегчение? Обман. Становишься в своих глазах храбрым, красивым и только. Самому себе нравишься, а другим?  Всё  это алкоголь делает. Считаешь, что сможешь решить все свои проблемы? А на деле? Хвастовство одно. Маленькая проблема становится большой, большая превращается в неразрешимую. Болезни подстерегают пьяниц на каждом шагу. Жалко, что молодежь ничего не читает. Не считаешь, что как – то бессовестно, когда здоровый, красивый издевается над близким? Затем, если случится с тобой несчастье, не дай бог, станешь смотреть умоляющим о помощи взглядом на того, кого обижал? Если ты паскудник, так будь же им до конца, и ни от кого не жди помощи. Получай своё, если, сил хватит, терпи. Я тебе не мораль читаю. Все делают вид, что слушают внимательно, а поступают по – своему. Ты, в их числе.
-  Хорошо вам так говорить. – Разволновался Наиль. – Тыл прикрыт, ждёт ужин. Все о том, что водка до добра не доводит, знают, однако пьют. – Не соглашался с бурной речью доктора водитель. – На день Победы парторг совхоза что делает? – ухмыльнулся парнишка и сам продолжил. – Ветеранам водку раздаёт. По литру в руки, да в столовке столы накрывает. Скажете традиция? Хлобыстнут по стакану престарелые  и на тот свет. В городе, говорят, таким образом, жилищный вопрос решается? А что. Очень, даже выгодно.
- Все ямы наши. – Вместо ответа прошипел доктор. - Езжай аккуратней. Уцепился за престарелых. Не о них же сейчас речь, - вслух и громко сказал Асланов, а сам вспомнил, как на девятое Мая вычеркнул из списка проживающих на селе. Парторга, с того времени, стал избегать, но если что, за помощью к нему. Куда денешься? Помочь некому.
- Почему шофера у нас выпивают? – задал вопрос Наиль, радуясь, что знает ответ.  Не знаете? Молчите и слушайте. Я, может быть, сейчас, вам, тайну  всего гаража выдаю. За ямы не беспокойтесь, осталось не долго. Так вот, с утра напьешься, оставят в совхозе, от греха подальше. У нас, даже очередь есть, кому пьяным быть. Вовремя пообедаешь, скотину накормишь, украденный корм домой доставишь. Трезвый, он и есть дурак. Посылают в дальний рейс, за работу – дулю получай.
- Философия! – удивился таким рассуждениям Виктор Петрович. В его сознания стало кое - что проясняться. -  Чем гордился? – подскакивая на ухабах, думал он. - Проверкой на опьянение совхозный гараж, а в нём всё повязано. Завгар заводила. Теперь понятно, почему не эффективно просветительство. Как ездили по совхозу пьяные, так и ездят. Сам  закладываю с начальниками. С директором школы, председателем сельского совета,  участковым милиционером, директорами колхозов. Всё так просто и понятно со стороны - удивлялся открытиям, в душе, эскулап.
- А, что? – подслушал мысль водитель. – Хочешь жить, умей вертеться.
- Докрутимся! – пообещал вслух кому – то Виктор Петрович, мысленно решивший перестать бороться с сельскими пороками. Слово то, какое – то  - бороться.
Закончилась грейдерная дорога. Пересекли трассу Бузулук – Бугуруслан и окунулись в пыль села Пилюгино. Ещё минут восемь и карды. Вдоль посадки направо, у серого, деревянного здания книжного магазина налево, в первый проулок снова налево. Чуть проедем, свернём, мимо кладбища направо. Правильно?

   Деревянный дом в зарослях сирени служил приютом, часто уезжавших из села, врачей. Поговаривали, что это жильё бывших конюхов графа Воронцова. До здания больницы, такого же ветхого и черного от старости, жильё доктора было близко. От больницы к квартире Асланова вела тропинка. Виктор Петрович ночами не спал, всё ходил в больницу, лечить непонятных больных, чем вызывал недовольство медсестёр спавших в физкабинете, это он узнает перед отъездом, а пока ему все улыбались. Кто знает, так ли это было на самом деле? Постоянное жильё двух семей врачей выглядело добротным, но старым. Первые окна – Сазонова Михаила Васильевича. Главного врача и любителя спиртного с синяками под глазами. Его часто била жена Людмила – бухгалтер. Царство ему небесное и покой в сырой земле, болел он тяжело туберкулёзом. Асланов боролся и с его пороком, но безуспешно. Бегал, по просьбе жаждущего, тайно, за бутылкой и охмелял старшего. Асланов имел два больших окна в двух комнатах, которые делали жильё светлым, огромным и полупустым. Ковёр на стене зала и полу, дополнял диван в спальне. В угловой комнате, стояла кроватка сына и большая спальная кровать. Доченьке отвели место в первой комнате, то же полупустой. Задерживаться в деревне Виктор Петрович не собирался и по – этому у него не было мебели. На кухне, просторной и светлой, отдельно от жилья стояли стол, три добротных стула. Что было прекрасным в Пилюгино, так это вода из крана на кухне. Асланов запивал ею обеды. Под окнами, заросший бурьяном раскинулся сад – гордость хозяев квартиры. За забором находилось старинное кладбище. Жена Виктора Петровича – гинеколог и непримиримый  критик его промахов, мечтающая выйти замуж за имя мужчины - Александр. Её впервые поцеловал молодой человек по имени Саша и эта идея не давала ей покоя. В ожидании удобного случая, она ходила по деревне, как тень, и мечтала убежать в город. Такое странно желание супруги, вызывали недоумение у Асланова и он часто спрашивал:
- Зачем вышла за меня, если не любишь?
- Не фантазируй. – Отвечала любимая и отводила глаза.
Вопрос бытия всегда оставался открытым и Виктор Петрович пытался не замечать, очередные чудачества половинки, что удавалось, ему, часто, с трудом. Несколько плодовых деревьев и тополя с клёнами – вот и всё, чем они могли гордиться, но поговаривали, что саду более ста лет и это служило веским аргументом в признании старинности посадок. Весной, под окнами, в кустах сада, бесплатной квартиры, доктор разводил кур. За петушком с поэтическим названием «Кармен», и у которого, хвост был черного цвета метров десять, бегал маленький Санёк, но догнать прыткую живность ему никогда не удавалось, и поэтому птичка осталась живой. Осенью, Асланов вылавливал, из травы, подросших кур и петушков и переносил их в сарай на задворках, в котором, теперь, похрюкивал и чавкал привезённый с Наилем поросёнок.  Еще, из радостей сельской жизни, врач слушал соловья. Под трели серой птички, в тишине ночи, Виктор Петрович слышал, как жужжали его пчёлы, в небе. Когда задирал он голову, то видел огромный диск луны, толкающий на раздумья. От слышимых звуков, тишины черноты и видимой картины, на его сердце опускался покой. Как бы там  ни было, в описываемый вечер Асланов прервал созерцание и слушание улетевшего во тьму соловья и, заторопившись, вошел в дом,   читать роман Достоевского «Идиот». Виктор Петрович лёг на диван в больших цветах - хризантемах, и взял в руки книгу. От чтения у него болела голова, но доктор осиливал по нескольку страниц за вечер и не собирался прекращать знакомства с выходками князя Мышкина. Жена мыла полы на кухне. Дочь Женя и сынок Саша играли в прятки. Вкусный, поздний ужин, предстоял. Этакая идиллия семейной жизни. Виктор Петрович собрался было шагнуть навстречу с князем Мышкиным, героем  романа, но задумался. Лёжа в тепле, ему почему  - то вспомнился холод. Зима. Странные видения в инее морозного окна.  Он видел снег в белом хороводе, сельские дома, деревья, бегущую по улице собаку, позднего выпивоху. Вот ветер, запутавшись в верхушках старых тополей, падает на землю с глухим стоном, разметая сугробы у больницы.
- Сейчас весна, а мне чудится зима.- Случайно вслух произносит доктор, но никто не обращает в его сторону внимание. Невидимый, им, голос предлагает заглянуть в окно и Виктор Петрович послушно закрывает глаза. Давайте и мы заглянем в окошко ординаторской, почерневшей от времени старой сельской больницы, послушаем, о чём говорят люди в белых халатах. Асланов знает, что о каждом можно написать роман, это он сделает позже – решает доктор и продолжает лежать с закрытыми глазами.
 Тусклый свет от лампочки под потолком заполняет комнатку ординаторской. Тени на стенах, то сталкиваются между собой, то расходятся, будто убегают друг от друга. Застыв на месте, исполняют свой безмолвный танец, создавая иллюзию необычности происходящего.
- Время расходиться, а мы сидим. – Нарушила тишину Ирина Викторовна. Она принялась собирать на столе разбросанные истории болезней. Её полное напудренное лицо, ограниченное с обеих сторон висевшими на мочках ушей золотыми серьгами, которые, казалось, удерживали её голову в равновесии, повернулось в сторону сидящих в кабинете врачей. В этот момент Виктор Петрович и разглядел прикомандированного педиатра. Красивая, но полная – решает он, но не отводит глаз.
- Гостей ждём. – Сообщила говорившая.- Надо успеть с пирогом. – Продолжала она, будто оправдываясь перед собой за вынужденное  праздничное бездействие, невольно поглядывая при этом на входную дверь.
- К вам придут, а мне торопиться некуда, - уставив взгляд на доктора за столом и поправляя выбившуюся из – под шапочки прядь пепельных волос, вставила приехавшая недавно и тоже временно, терапевт Верочка Соловьёва. Где она теперь?
- Так хочется домой. Кого-то ждёт муж. – Предполагала она. – В городе на каждой площади стоит разукрашенная елка. Ледяные горки, катающиеся мальчишки. На улицах свет, музыка. А здесь? Хорошо, хоть недолго продлится этот ужас. Отработаю срок и уеду вспоминать, как  провела невесёлый Новый год в селе Пилюгино. Скучно.
Её монотонное нытьё усыпляло. Взгляд Асланова остановился на морозных узорах окна. Виктор Петрович разглядел в них силуэты однокурсников и, кажется, их слышал. Воспоминания усилили видения. Теперь, совсем другое.  Вспомнился выпускной вечер. Многие говорят, что врачи принимают клятву Гиппократа, а он не принимал. Был выпивший и стоял на галёрке. Пчелиный рой из друзей помнил. Скоро расстанемся навсегда, и останутся родные лица только в памяти,- думал он. - У каждого своя судьба. Одинакова только профессия – врач. Групповая мама, она же классный руководитель, доцент педиатрии Довжик, с веером морщинок у глаз, громко говорила, видимо всем: - Представьте милые мои, через много лет я снова в Москве. Наш курс был очень сильным. Встреча выпускников и всё сюрпризы. Вызывают с речью Вову Есипова, а он академик. Валеру Банторина, а он профессор хирургии. Рассказывали про всех. На сцене диапроектор стоял, а когда пригласили сельских врачей, началось невообразимое. Зал разразился аплодисментами. Женщины повыскакивали с мест, их мужья с опущенными головами приподнялись с кресел, на которых сидели, а что творилось дальше, не помню. Врач на селе – призвание. Врач – гордость со слезами в душе.
- Ольга Яковлевна, можно Ваш рассказ расценивать, как моральную поддержку или это насмешка?
- Кто это сказал? – она всех внимательно оглядела.- Сами скоро узнаете. Приедете на место службы. Не очень приятно, но необходимо. Понимать надо.
Виктор Петрович  тогда же вспомнил, что вместо должности психиатра в Областном диспансере, ехал в деревню терапевтом, подписал какую – то бумажку, что согласен. Так говорили на комиссии, а  ему ничего не оставалось делать. Подписывал распределение на краешке пустой бумажки. Никто с его желанием не считался.
- Этот год високосный или нет? – Нарушил воспоминания хирург Евгений Алексеевич Чурсин. Он прооперировал больного и собирался в район, домой. Черноусый красавец приподнялся. Быть бы этому симпатяге философом, так нет – врач. Микромайором подавлял путч в Чехословакии, служил в Смерше. Теперь он расхаживал по кабинету, засунув руки в карманы халата, и напоминал раненую птицу. Тень от его фигуры почему – то выглядевшей на стене сутулой, раскачивалась, как маятник в огромных напольных часах. Он говорил, как казалось умные вещи, но, как сказанное подходило к больнице? – В високосный год усиливается влияние солнечной активности на организм человека и его поведение. Феномен можно наблюдать по больным. Убегают.
- Как это так? – Переспросил Асланов. – Уточни.
- Чего не понятного? Это давно всем известно, - раздраженно буркнула Ирина Викторовна.- Вспыхнет на каком – нибудь тёмном пятне светила поярче, пожалуйста, инфаркт миокарда или автокатастрофа.
- А причём здесь побеги? Лечим неплохо, кормим тоже. – Вставил Виктор Петрович.
- Что медицине противопоставить? – Немного помолчав, сказал Евгений Алексеевич. На знания Ирины и замечание Асланова, он никак не отреагировал или сделал вид, что необратил на них внимание.
- Мрачно всё как – то, - Ирина Викторовна качнула головой. Серьги блеснув, вернулись на место, к щекам. - Опять споры - разговоры. Почему врачи между собой никогда не говорят о болезнях? Не забывайте, сегодня праздник. За окнами снегопад, на столах стряпня. Одним словом, новогодняя ночь. Давайте дружно поднимемся и разойдёмся, договорим в следующем году, ответим на все вопросы.
- Всё науки, прогнозы, открытия «там», а у  нас деревня. Свиньи, куры, утки, пчёлы там. Лечим методами столетней давности. Порошки, таблетки, банки на спину. Обманываем народ и себя. Что поражает, так это то, что наши методы помогают.
Асланову стало, тогда обидно за говорившую Соловьёву, за свою беспомощность. Ему казалось, что и учился он напрасно и нечего противопоставить болезням. Чего – то недочитал, чего – то недоучил, чего – то не увидел.
- Не о том говорите, коллеги, - Евгений Алексеевич облокотился  на спинку стула. – В деревне трудно не то, что лечить, но и жить. Нет аппаратуры, открытий, так давайте всё это делать сами.
- Вот придумал! Сам завтра уедет, а ты тут выгляди дураком. Даёшь.
- В противном случае вспомните о земских докторах. Чем они заставили помнить о себе? Лазера, конечно же, нет. Чем бывшие доктора помогли нам проложить дорогу к сердцу крестьянина? Правильно, добротой, милосердием.
- Тебя послушать, так мы об этом не знали. Начал с современности, а закончил вниманием. Ты, что, на занятии по истории медицины? Молчал бы, а то тоска берёт.
- Если умирающий видит белый халат, слышит голос врача, вселяющий надежду на жизнь, и при этом чувствует душевное облегчение.
- Кто?
- Конечно больной. Значит, ты выполнил свой долг. Помог человеку, и никакая аппаратура не заменит доктора. Конечно, было бы лучше, если бы она была, были бы и открытия, а пока. Утверждайте себя ежечасно, творите добро и чувствуйте, что живёте не напрасно. С новым годом! – Чурсин повесил халат в шкаф и с победным видом вышел из ординаторской.
- До свидания, коллеги. – Асланов поднялся из – за стола. – Всё работа, работа.
- Не умеем отдыхать, да и где? – в голосе Верочки звучала досада.
Женщины ушли, а следом и Виктор Петрович.

   Асланов понимал, что пишет о себе, но остановиться не мог. Как и решил, так и делал. Описывал свою жизнь честно и не предвзято, иначе, - думал он, не имеет смысла весь роман - Стоит ли рассказывать о себе всякое, кому это интересно? – думал он, а рука тянулась к бумаге. Его жена гинеколог той же больницы, жалуясь на здоровье, говорила, что непотянет эту специальность, а он всячески разубеждал её в этом. Дежурил без остановки и за себя и за неё, ведь у них был, не нормированный рабочий день. Платили, только, мало. Виктор Петрович не понимал тогда, как и сейчас, что был нелюбим и с трудом обеспечивает семью. Иногда, что было довольно часто, её поступки приводили его в недоумение. В её поступках, он, чувствовал, только, унижение и отсутствие логики, с её стороны. То подпишет за него документы, то сделает глупое замечание с наилучшим пожеланием так не делать, то упрашивала не любить её, отворачиваться в постели и казаться безразличным, то у неё болела голова, а Асланову, в это время, так хотелось близости, от которой начинал зависеть. «Стерпится – слюбится» - решал он и прощал супруге все её, не понятные ему, выходки. У кого – то страсть к водке, наркотикам, а у Виктора Петровича, наблюдались, приступы любви к супруге. Смешно, ему, было подумать, что любил жену без памяти. Чувства, особенно после удачной постели, не всегда правы. Он поддерживал родного человека, а она при малейшей возможности была готова от него отказаться. Доказательств тому, он, находил множество. Влюблённый слеп и это правда. Вот и подумай, теперь, стоит ли поддерживать не уверенного в себе человека или пусть барахтается в своих проблемах и будет при тебе? Кто знает, станет на ноги, оперится и улетит, а, что ещё ей делать? Пока, супруга говорила, что любит и рожала ему детей. Что, ещё надо? Она же, тоже, видимо, была права. К примеру, ему никогда не приходило в голову, что и у неё есть душа, что она хочет быть научным работником, что у неё есть заветная мечта. Он был эгоист и считал, что прав, только он. Всё их фантазии заканчивались  плачевно. Беда, только, заносила над ними свои крылья. Нарушение межличностных отношений – заболевание. Неизвестно, кто из них болел больше, только Асланов стал сторониться любимой. Человеку не хватает своей жизненной энергии на себя, и он разрывает отношения с другими. Выздоровление приходит с накоплением энергии, но происходит и осознание разрыва, а это навсегда, хотя постороннему глазу, это не видно.

   От тёмного провала коридора ведущего в кухню Асланова, до крыльца больницы, дорога занимала несколько минут ходу. Виктору Петровичу, на вызов, санитарки стучали в первое окно. Тревога. Надо срочно идти в старое здание, кого – то привезли. Стекло дребезжало, и готово было разбиться, чем раздражало доктора. Чтобы, облегчить вызова, Асланов провёл в дом телефон, но медсестры словно забывали об этом и посылали младший медперсонал вызывать врача стуком. Виктор Петрович всегда боялся аврала. Под окнами терапевта Сазонова  сирень, густо разросшаяся и перекинувшаяся расти через тропинку в больницу, давно отцвела и вырублена мамой Асланова, гостившей недавно. Проход стал свободным. Теперь ему не надо было пригибаться, пробираясь сквозь заросли давно отцветших веток. Наступала осень. Дожди были, ему, в радость. По – утрам замерзали маленькие лужи. Под ногами лёд ломался и скрипел, вызывая у доктора желание, собраться и куда – нибудь убежать или упасть на ту же Землю, и, затаившись лежать. Солнце скрывалось чаще, за сине – темными тучами, моросил нудный дождь, одним словом и на душе у доктора, от всего виденного, было паршиво.
Виктор Петрович, лежа на диване с книгой в руках, придавался воспоминаниям, а то и лежал ни о чём не думая. Сельский эскулап слышал, как гуси бродили по селу, но не обращал на шум, создаваемый ими, внимания. Га – га – га. Накричавшись и достигнув предела возбуждения, птицы, хлопая крыльями, где – то приземлялись. Шлёпали вначале красными ногами по земле, а затем затихали, приводя этим, в возбуждение доктора и, порождали, у него, желание, улететь следом. Асланов представлял, как стая заходит на посадку над селом, переставал о птицах думать и переключался на спонтанно возникающие, перед глазами, образы. Приходили в голову и другие мысли. Косые струи воды, из продолжающегося дождя, азбуки осеннего неба, стукаясь о стекла окон, создавали шум, поднимающий доктора из уюта. Ему казалось, что кто – то стучится в двери, и он постоянно подбегал их открывать, но никого не было. Жизнь на селе специфическая, к ней надо привыкнуть. Асланова всегда удивляли сплетни и он, теперь знал, что бьет жену ногами, ворует в палисадниках цветы и, что в любовницах, у него, были санитарка, и акушерка Тоня, и жена директора школы. Земля под ногами доктора отекала, пахла прелой соломой и ждала снега. Виктор Петрович тоже надеялся на смену погоды. Чего он хотел, не знал. Укрывшись пледом, зная, что с приходом зимы труднее будет добираться до места вызова, он захотел, чтобы осень была дольше. Пятница. Сумерки. Упавшая на пол книга заставила Асланова вздрогнуть и дала толчок к новым воспоминаниям. Когда же это произошло? – задавал он себе вопрос, не зная еще, о чём будет думать. - Ну да, когда был интерном. Седьмой курс института. Жили мы, тогда, не в этом огромном сарае, а в селе Михайловка, у матери Вариводы – председателя колхоза «Светлый путь». Старуха, с виду, тихая, всячески травила им жизнь. Часто и бесцеремонно вторгалась в сдаваемую комнату. Ничего не понимая, спрашивала: «Что это у вас телевизер блымзгае?». Выгнать её было нельзя, а терпеть невыносимо. Что – бы не видёть старуху, Виктор Петрович брал ночные дежурства у всех, кто захочет, тем более, что платили по двадцать рублей, за ночь, и сразу. Правда, главный врач запретил это делать, имея свои взгляды, на сей счёт, и финансовый поток и так слабый, быстро прекратился. Остались, только, законные дежурства. Одно из них, предновогоднее, он помнил долго. Тогда у него чуть не умерла девочка. События того дня, скорее, вечера, доктор помнил долго. Посёлок, за речкой, погруженный в ночь, перемигивался огоньками, издали напоминавших собой летающих светлячков, Асланову был безразличен и он спешил на дежурство, зная, что в больнице, уже, никого нет. Возле ледяной горки – утехи ребятишек, это, уже, на этом берегу речки, стояла украшенная ватой ёлка, светящаяся разноцветными лампочками. Скоро Новый год! Почему, всё запоминающееся происходит на новый? Виктор Петрович спешил на дежурство. Вспугивая тишину, окружавшую доктора, с горки, весёлыми голосами съезжали пацаны. За оврагом, что отделал жилой квартал посёлка от деревни, в которую вступал Асланов, слышалась гармоника, которая рыпела буднично и пьяно. Её вздохи Асланову казались рядом, от чего ему самому хотелось взять инструмент в руки и, всколыхнув волны мехов, пуститься в пляс, но он шел спасать людей, выполнять возложенную на него миссию. Не торопясь, быстро идти он не умел из – за дефекта в ногах, Виктор Петрович старался идти в такт музыки. Асланов, уже, поднимался  в горку, проходил мимо столовой, когда его, обдавая запахом конского пота и поднимая за собой снежную пыль, обогнали сани – розвальни. У приемного покоя больницы, (отметил мысленно доктор), - экипаж остановился. Это маленькое происшествие, осталось бы не замеченным, но касалось дежурного врача. Виктор Петрович шел вершить большие дела и не обратил внимание на громко дышавшую лошадь, стоявшую у порога больницы. Тётя Даша, неулыбчивая санитарка, встретила в коридоре приёмного со шваброй в руках. Не успел Асланов появиться в отделении, как она произнесла: - Девочку из Безводовки притащили. Кажись отравление, - предотвратила она вопросы доктора и кивнула на закрытую дверь.
- Значит всё – таки ко мне примчались?
 В комнатке, в которую он зашел, стояла кушетка засланная клеёнкой.  Между столом и лежаком, стояла запыхавшаяся женщина. Полушубок толстухи был в  снегу,  и расстёгнут. Концы её шали касались пола и если бы не растерянный вид, то её можно было бы принять за хозяйку дома встречающую гостей. На руках девочка лет четырёх. Рядом, красным комом одеяло. Головка ребенка, розовая, с редкими светлыми волосиками была запрокинута, как отломленная от туловища, и казалась посторонней. Личико напоминало белую глину. Тоненькая ручка, у больной, свисала до пола плетью. От увиденной картины молодому врачу стало не по – себе, а бежать некуда. В критический момент он проклинал свою судьбу последними словами.  Превознемогая страх, Асланов спешно подбежал к больной. Терять время было уже преступлением. Девочка дышала совсем незаметно, а сердечко билось в теле, как раненная птичка в клетке.
- Чем отравилась? – спросил он у бабки с вытаращенными от страха глазами.
- Моими таблетками от давления, - поспешила она с ответом. – Дед напился и заснул.
Чтоб ему пусто было, - она заплакала, уже не стесняясь своих слёз, сердито посмотрела в сторону извозчика, стоявшего в проёме двери.
- Ты, что Матвеевна. Я с ним ни того. Сам он, сам. У самого малые внуки. Бывает, конечно, но не делай поспешных выводов. Тётя Даша взяла под руки несчастную женщину и повела в коридор, держа в руках концы шали. Виктор Петрович понял, всё ждут от него решительных действий.

   На короткое время к больной вернулось сознание. Виктор Петрович задержал взгляд на девочке. В глазах ребёнка бился испуг. Вырываясь из рук врача, девочка хрипела и искала кого – то взглядом. Тельце, напрягаясь, вытягивалось, обмякши, уменьшалось. Крупные капли пота покрывали личико.
- Пригласите медсестру на помощь, - успел прокричать доктор вглубь приёмной. – Надо промыть и немедленно лечить.
Несколько минут напряжения сделали ребёнка  совершенно слабым, и девочка затихла. Промытая до чистой воды, лежала на кровати и тихо стонала. Обложенная теплыми грелками и со вставленной в нос резиновым катетером, по замыслу врача, должна была придти в сознание. Через трубочку девочка дышала увлажненным кислородом. В вену войти не удавалось долго.
- Скальпель хоть острый? – Обращался доктор не известно к кому. - Сделаю надрез. – Объяснил свои поступки Виктор Петрович, окружившим его немногочисленным медработникам. – Кровь струйкой пролилась на халат дежурного врача.
- Иглу в ранке закрепите лейкопластырем.- Сказал он, направляясь к себе, в ординаторскую.
Помогавшая медсестра, подключила девочке капельницу, и устало опустилась на край стула.
- Евгения Викторовна вы случаем, не беременны? – Спросил он, посмотрев на женщину. - Мне вторую больную не надо.
- Конечно, нет. Ничего особенного. Просто столько времени прошло после промывания, а всё бестолку. Страшно. Вся наша работа срочная и не благодарная, мало оплачиваемая, опасная, остаётся надежда. Необходимо делать всё, что можешь. Теперь, будем  ждать.
- Чего? Вижу и вам нехорошо.
От перенапряжения, у Виктора Петровича пересохло во рту, и он на мгновение забылся. Новогодняя ночь началась не так, как он думал. - Поспать бы сейчас, – мечтал он - Лежишь на диване, и не о ком не тревожишься. А, что же дальше? Ах, да. Не надо ездить на сломанных машинах с пьяными шоферами по вызовам, не участвовать в тряске.
Кто – то тронул Асланова за плечо. Спросонья доктор не понял сразу, где находится, но подсознательно думая о больной, спросил: ей хуже?
- Совсем не дышит, - ответила прежняя медсестра и снова обвалилась на стул.
- Заснул? Бывает. Посмотрим, что у нас.
Доктор в приёмном отделении подошел к ребёнку. Девочка казалась безжизненной. Кушетка синей. Поднесённая, Аслановым к носу отравленной  распушенная ватка, едва шевелилась концами. Время, казалось, остановилось. Надо было ждать. Система капает. По его распоряжению сделали ещё сердечный укол. Поменяли грелки. Спустя некоторое время у ребёнка порозовели щеки. Дыхание, хоть и шумное, становилось глубже и ровнее. Сердце билось ещё тихо и слабо, но ритмично. Тук, тук, тук. Доктор слышал звук, возвращавший ребёнка в детство, а его к самоуважению. – Сердце подчинилось моим знаниям! – Ликуя, Асланов отошел в соседний кабинет.

   У выхода из приёмного, подмяв полушубок под себя, устроилась бабушка Оксаны. Полная, но приятная женщина. Перемогая сон, она, вскидывая голову, ударялась о подоконник грязного окна. Увидев, застывшего от неожиданной картины, врача, поднялась.
- Доктор, одна она у меня. Дочка - шаболда, уехала в город на заработки. Если что, не переживу.
- Мать давно сбежала?
- Года два будет, завтра. Мужа, её, посадили. Пил, да дрался. Дочь уехала жить в город.  Оставила маленькую на наше попечение  и надо же, в радость нам - старикам.
- Поспите. Будет внучка жить. Вы уж смотрите за ней опосля.
Старушка, после слов Асланова, заулыбалась, и как бы боясь, что он передумает, скажет другие слова, пошла к девочке, часто поворачивая голову, в сторону дежурного. Никто её не окликнул, когда она направилась к больной, и она решила, что правильно делает. Только ускорила шаг.
   Уже, совсем в другом корпусе, терапевтическом, в котором лежали вещи, Виктора Петровича и в котором для него была приготовлена кровать, на столе, стоял остывший ужин. Стакан с чаем прикрывала открытка. Асланов взял карточку в руку и прочитал: - Уважаемый доктор, с Новым годом! Здоровья и счастья. Внизу дописано: - Разрешите, смотреть концерт по телевизору всю ночь, а когда Асланов заглядывал в палаты, все спали. Не всё, так плохо, как он думал.

     Работа в деревне хлопотливая. В кухонное окно громко стучали. Стекло противно дребезжало и звало звуком из постели.
- Маша дежурит, - протирал Асланов слегка закисшие глаза и, вглядываясь в окно на кухне, но ничего не видел.  - Говорил же, что в квартире звонок. – Бормотал мысленно, вскочивший из тепла Виктор Петрович. Слабый свет от торшера, будто не пускал вперёд и задерживал у кровати. В кухне встретила иллюзия аквариума. Всё перед глазами плыло. Вглядываясь в ночь через стекло, раздосадованный доктор различил фигуру в демисезонном пальто, с вязаным платком на голове.
- Что случилось? - недовольно прокричал Асланов, решив, что ругаться бесполезно.
- Скорее, зараненого привезли. Тяжёлый чертяка, кажись.
Санитарка скрылась из виду. Кто знаком с жизнью сельского врача, тому подробности сборов не интересны. Не устроенный и никому не нужный, в быту, врач, в любое время суток торопится. На ошибку  у постели, или возле кушетки стоящей в приёмном покое, маленькой, метр на метр комнатке, он права не имеет. Забирай чужую боль и уходи, вот всё, что ему дозволенно. Какое противное слово – обязан. Он выбрал благородную, со слов невежд, профессию и получает за работу деньги. Маленькие, а за что большие, если на всё про всё, на больного, выделяется три копейки. Оставалось, только, терпеть.

   От квартиры в шагах пятидесяти, соседствовало, с ней, сигарообразное здание, со слов старожил, бывшая конюшня каких - то графов, кажется Шереметьевых. Теперь  земская больничка. В ней часто отключался свет. Телефон, в необходимый момент молчал, перебои с водой были нормой  и не мешали в работе. Мылись из вёдер. Дорога у приёмного покоя обрывалась ямой, которую засыпали уже третий год, и в которой мог заехать трактор «Кировец» по- крышу, и стать невидимым. Визитная карточка больницы стояла на повестке каждого собрания колхозников, но толку не было. Ещё, жизнь сотрудников, затруднялась отсутствием своей машины. Грузовик с едко – зелёными бортами редко выезжал за пределы хозяйственного двора больницы, по причине отсутствия запасных частей, бензина и трезвого водителя. Преемственность поколений, иронизировал председатель сельсовета, надо и не надо. Вычитал где – то, что – ли? – слушая пылкого оратора, думал Асланов. Совсем недавно к незамысловатому строению прилепился белый кирпич. Достроили хирургический блок и на этом реконструкция завершилась. Дуэт из кирпича в два ряда принял вид жилого строения. К десяти койкам добавились: операционная, родильный зал, четыре палаты на шесть больных каждая. Хирурга не было. Роды принимать запрещалось, а больничка расширялась по указанию сверху. Молодая гинеколог, вынужденная томиться бездельем из - за мужа – терапевта, изредка, с разрешения главного - алкоголика, использовала родильный зал под аборты. Асланова это  пугало. Честно сказать, он боялся всего. За него не заступался никто. Особенно досаждала санэпидем станция со своими предписаниями и пьяница - главный врач района, который мочился на улице. Виктор Петрович взяток с больных  не брал, за него это делала старшая медсестра, и всегда югославским хрусталём. Доктор, от безысходности, что - ли, иногда выпивал крепко, но всегда был на месте.
   Пробежав по тропинке, освещенной, мотавшейся под ветром лампочкой на столбе, Виктор Петрович по ветхим от времени ступенькам поднялся на веранду. Остеклённая с двух сторон и такая старая, она, почему – то никого не интересовала, хотя существовала, как неотъемлемая часть больницы. Была, как бы пустой достопримечательностью, постепенно приходя в негодность. Такое положение дел объяснялось просто. Врачи были временщики. В кино, всё по – другому. Докторам было безразлично разрушение раритета. В углу  веранды угадывалась дверь, обитая чёрным дерматином. Дернув на себя ручку, Асланов оказался в знакомом  коридоре. Справа дверь в физ. кабинет, налево ординаторская, за ней  узорное стекло в «блатную» палату на две койки, в которой должен был умереть печник с огромным животом, а чуть дальше, прорезь в узком коридоре, маленькая приёмная. В комнатке, вместе со стоявшей кушеткой, вмещалось не более двух человек. Грелка, с лампой «молния», висевших на стене, ждали врача. Медсестра Тулина Роза и санитарка Маша, стучавшая в окно, стояли тут же. Асланов вошел в приемное отделение, и при виде больного, лежавшего под простынею, у него всё внутри похолодело. Забурлило в животе и одеревенело лицо. Виктор Петрович в растерянности застыл над больным. Особенно тяжелых, ему, ещё не приходи лось принимать. Посылая мысленные проклятия в свой адрес,  он, однако ж, не терял драгоценное время.  Приподнял простынь и увидел, что дыхание у лежащего на спине парня едва угадывается. Задранная на лицо рубаха, оголяла гладкую грудь и живот, обросший волосами. Правая нога, засунута в сапог, и цела, а вот левая ступня, торчавшая из штанины, представляла собой кровавую массу. Чуть выше колена, из разорванной ткани брюк, торчали кости левого бедра. Одежда в резаной кукурузе и противно воняет кислятиной. Первым желанием молодого врача, было бросить страшную картину смерти и убежать.
- Роза, как произошло несчастье? – Спросил Виктор Петрович, думая, с чего начать помощь.
- Как обычно. Утрамбовывали в силосной яме смесь. Трактор ехал задом. У выезда из бетонной ямы проходил парень, - она кивнула в сторону больного. – Как не услышал, поди, сейчас, разберись, тракторист то пьяный был. Вытаскивали паренька из – под трактора мужики, которые его и привезли. Одним словом – беда.
- Наркотики ввела?
- Да.
- Жгут выше раны завяжи. Попытаемся остановить кровотечение.
- Температура у паренька тридцать шесть и девять. Пульс сто тридцать. Артериальное давление шестьдесят на сорок. Почти труп.
- Вижу. Если б сюда реанимацию! В капельницу с физраствором добавь сердечных. Надо поднимать давление. Заряжай систему с гормонами. Не жалей противошоковую жидкость. Реакции организма на быстрое введение лекарства, нечего опасаться. Зажгите «молнию», вдруг отключат свет. Медсестра и санитарка выполнили распоряжения. Виктор Петрович наклонился над телом цвета белого мрамора, будто проверял свои предположения. Неприятные ощущения, в грудной клетке, до этого мучавшие его, куда – то ушли, но им на смену пришло, нестерпимое желание, убежать в туалет по – маленькому, начала неметь левая половина туловища. Не обращая внимания на нездоровье, он ещё раз внимательно осмотрел раненного, опасаясь пропустить нечто важное. Смутная догадка превратившись в уверенность, поддала туловище доктора невольно вперёд. Виктор Петрович застыл в немом ожидании чуда, которого не произошло, и неожиданно вздрогнул.
- Не может быть! – вскричал он так громко, что обслуживающий персонал застыл на месте. – Наиль? Наиль? – Асланов не верил своим глазам. До его сознания, доходил смысл ужаса потери мимолётного знакомого. Доктору, от всего увиденного, в этот момент, стало непростительно страшно.
- Наиль! – простонал он от бессилия. «Смогу я чем – либо помочь больному? – Спрашивал он себя, и не находил ответа. Медицина, чёртова медицина. Все думают, что он может всё.
А, на самом деле?» Врач Асланов  был настроен на конечный результат. Он, хотел, видеть татарина бодрым и здоровым.  К стыду своему, в момент оказания первой медицинской помощи, почему – то думал о весне, серой тюбетейке и пыли на дороге, а не состоянии больного. Зачем - то представил женщину Альфию, которую никогда не видел, не достроенный дом, каких – то пацанов, поросёнка, уже свиньей бегавшего по кардам. – Не может быть, чтобы Наиль. – Не соглашался с увиденным Асланов - Что же предпринять? – думал сельский доктор, проклиная тот день, в который, стал студентом ОГМИ.

   Умирающий, услышав своё имя, произнесенное  доктором, открыл глаза. На миг приподнял ресницы. На бледной маске, вместо лица, врач наблюдал, как глазные яблоки не держались на месте, находились в плавающем состоянии, чем приводили доктора в панику. Тяжелое состояние больного, плюс больные фантазии Асланова, делало картину поражения ещё страшнее. Не отрывая взгляда, Виктор Петрович наблюдал за затуханием жизни. Вот глаза медленно поплыли вниз, в сторону носа, затем закатились вверх. Зрачок, показавшись из – под века глаза уставился в потолок. Замер на секунду в одном положении, а затем сдвинулся вниз и зафиксировался на враче. Взгляд больного, будто загипнотизировал доктора. Виктор Петрович не отрываясь смотрел, теперь, на Наиля. Раны, доктор, уже видел. Шумно вздохнув,  и будто сбросив с себя тяжелую ношу, раздавленный трактором мужчина,  отчетливо произнёс: - Виктор Петрович, хоть я и мусульманин, а жить хочется. Неужели умру? Помоги. – В темноте комнатки слова больного прозвучали зловеще, отчего застывшего на месте  доктора передернуло, и он начал действовать. Неожиданно Наиль стал задыхаться. Глаза его сомкнулись и Асланову показалось, что Наиль умер. Только сейчас, вот здесь, вдруг, Виктор Петрович осознал, что перед ним лежит не тот весельчак в тюбетейке, крутившим лихо баранку машины, а человек, которому он вряд ли сможет помочь.  «Шофёру надо сейчас надёжного человека, а не размазню врача. – Узнал. Надо же! – пробормотал Асланов пораженный фактом опознания». В душе, оскорбляя себя не хорошими словами, доктор лихорадочно думал, что делать, каков план его действий, такой ясный ещё секунду назад, как помочь бедолаге? От не уверенности в своих действиях, Виктор Петрович не мог сдвинуться с места – оцепенел от неуверенности. Жизнь этого человека зависит от его действий? Вот, если бы можно было бы умереть за другого, то, наверное, в этот момент закончилась бы жизнь молодого врача. Кто и когда учил его быть смелым?
- Наиль, потерпи, - Асланов потрогал белой рукой осунувшееся лицо и слегка, пальцами, надавил на щёки, вживаясь в состояние больного. Повторно осматривая раненного, как для протокола, доктор решил, что раны не так уж ужасны.
- Голова, туловище, не повреждены. Живот под руками спокоен. Правда, левая рука до плеча в ссадинах. У безымянного пальца левой кисти сорвана ногтевая пластинка. Правая нога цела. Левая ступня вывернута. Под жгутом слабо кровит. На ней, второй и большой пальцы сломаны. Косточки различные по форме и размерам висели на кожных полосках. Коленный сустав раздулся и посинел. Из рваной раны, на ноге, торчат две кости. В лёгких чисто. Сердце колотится, но ритмично. – Отмечал для себя Асланов. Закончив осмотр, доктор разогнулся и, увидел Марью Петровну, старшую медсестру. Фронтовичку и хорошего человека. Маша успела за ней сбегать. Надо было, что – то говорить: - Тяжелый, но справимся. Найдите гинеколога, пусть придёт на помощь. Капельницы перевести в подключичную вену. Гинеколог, хоть и не хирург, но всё – же не один. Разверните операционную, может, приедут из района травматологи. Разбудите Татьяну Социаловну, пусть готовит растворы. Много и всяких. Потрудится и аптека.
   Прошло много лет с того момента, а доктор с особой теплотой вспоминал хитрый прищур бывалого во всяких передрягах, медработника.
- Успеем? – Засомневалась старшая, оценивая ситуацию.
- Должны. Буду на телефоне. – Виктор Петрович посмотрел на Наиля. - Губы синюшные, нос заострился, кожа на лице по – детски сморщилась, и собиралась в глубоко запавших глазницах, это – то и даёт надежду на спасение. – Успокоил окружающих Виктор Петрович.

    Ординаторская, в которую вошел Асланов, была сельской. Два стола буквой Т., диван, покрыт белой простынёй, десяток стульев. Виктор Петрович любил это нехитрое убранство за такую простоту. Особенно нравились доктору запахи, исходящие от интерьера. Кто садился на диван, был начальником. Об этом знали, кажется все, и поэтому избегали нехитрое сооружение. Асланов повернул голову налево и увидел знакомое фото, висевшее на стене, на столе. Под ней стопка историй болезней. Он пишет в одной из них. Рядом, в рамке, висит плакат «Уголок врача. Новые препараты». Кажется, Татьяна Салициловна притащила. Хороший аптекарь. Да, еще перекидной календарь за 1982год. В ординаторской Виктор Петрович успокоился. Сидя за столом, доктор начал действовать. Возвращающийся диск телефона застыл в исходном положении. В трубке металлически щелкнуло. Неудача. Голоса радио, слышно, как уверенные голоса обсуждали положение негров в Алабаме. Мёртво, в трубке, ни звука. – Доктор с нетерпением принялся стучать рукой по рычажку тяжелого аппарата. Такой способ вызвать дежурную на разговор, иногда, давал желаемый результат, но не когда надо. Доктор настойчиво крутил диск. Тишина. Неожиданно в трубке, что – то затрещало, и он отчётливо услышал:
- Коммутатор.
- Галя, здравствуй! – Обрадовано закричал Асланов, узнав по – голосу знакомую. – Соедини с городом. – Опередил вопросы Виктор Петрович, вспомнив, что муж телефонистки пролечился у него по поводу язвенной болезни желудка и, теперь, от вопросов не отобьёшься. – Постарайся, чтобы не было отключений. Больной тяжелый. Знаешь? Хорошо. Подробности утром.
- Соединяю.
С минуту в трубке пикало, щелкало, икало. Наконец произошло чудо. Незнакомый доктору голос, на другом конце провода, произнёс ожидаемую фразу.
- Город на проводе. Говорите.
- Пожалуйста, пять, семь, двадцать восемь. – Чётко выговорил доктор номер телефона и для пущей важности добавил, - главного врача района. Наудачу врач не рассчитывал. Но, надо было попробовать, достучаться до начальства.
- Кириченко.
- Виктор  Иванович, здравствуйте! Вас беспокоит терапевт из села Пилюгино. Извините, что звоню на работу. Знаете, так, наудачу. Думал Вы дома. Уже темнеет.
- Ну?
- В нашу больницу пришла беда. Поступил парень раздавленный трактором. Авария. Шок. Левое бедро в куски, кости торчат. Одним словом, очень тяжелый больной. Артериальное давление низкое.
- Не повезло парню. В чём проблема? Лечите, капайте жидкости, не паникуйте. В чём ваша вина?
-  Делаем всё необходимое. Разворачиваем операционную. Аптека готовит растворы. Нам бы бригаду из травматолога, реаниматора, на себя вызвать, помогите.
- Капельницы ставьте. – Посоветовал старший товарищ и трубка замолчала.
- Что же он так? – Виктор Петрович растерялся. Радужные перспективы излечения, прокручиваемые в голове доктора, в которых Наиль уже здоровый, рухнули. В городе прервали? Такое часто бывало. – Гадал Асланов, прислушиваясь. Он понимал, что у Кириченко забот много. Ночь, а он на работе. Хирург всегда на посту. – Мысли прервал голос с другого конца провода:
- Соединить ещё раз?
Виктору Петровичу показалось, что телефонистка каким – то образом почувствовала его состояние, и он сказал:
- Побыстрее город. Главного врача.
- Кириченко слушает. – Ответил Асланову знакомый голос.
- Виктор Иванович, нас разъединили. – Схитрил врач. – Вызываю на себя травматолога и анестезиолога. Дайте распоряжение. Машины у меня нет.
- Без паники. Бригаду выслать не могу. Ребята только что от стола. Тяжелый случай. Так, что же делать? К нам тоже беда прикасается. Капайте и не волнуйтесь.
- А Шибаев? Поговорите с ним. Не имеете права оставлять больного без  квалифи-цированной помощи. Хирург обязан…
Короткие гудки, в трубке телефона, заставили доктора замолчать. – Неужели он так уверен в моих силах? Мальчишка то умирает. Надо торопиться. – Подумал Виктор Петрович, решив, доставить операционную бригаду любой ценой.

   - Виктор Петрович, а теперь кому звонить? – Спросила сельская телефонистка. Она всё слышала и сочувствовала доктору. Теперь, она главное действующее лицо трагедии. Утром, о разговоре узнает деревня.
- Давай город.- Потребовал Асланов. - Город? Травматологию района.
- Травматология слушает, - каким – то светом, для врача, ответил девичий голос.
- Девушка, милая, пригласите травматолога. Звонит терапевт из села Пилюгино. Знаю, что он в отделении. Срочно.
- Доктор, как вы себе это представляете? Владимир Дмитриевич только, что вышел. Рабочий день давно закончился, доктор отстоял у операционного стола часов шесть. Надеюсь вам теперь понятно, что он  не двужильный.
- Сестричка, золотая, - кричал в трубку Виктор Петрович, - догони, пригласи, умоляю. От его визита зависит жизнь молодого парня. Очень надо.
Травматология в районе на высоте. Шибаев врачом давно. Коренастый крепыш с хохолком волос на голове. Асланов разговаривал с ним несколько раз, вот и всё их знакомство. Поговаривали, что уникум специализировался в клинике Елизарова на травматолога, в  городе Кургане. Виктор Петрович слышал, что звали травматолога в город, обещали квартиру, пророчили карьеру, но по неизвестным причинам хирург оставался на месте. Ещё, поговаривали, что характером невыносим, с женой не дружит. Сплетен было много, а реальность одна. Всем нужен был. Как хирург, травматолог и терапевт. С начальством не сходился характером.
В трубку дунули. Мягкий баритон тихо произнёс:
- Шибаев слушает.
- Володя, - Закричал доктор из села. - Привезли парня в больницу, угодил под трактор в силосной яме. Перелом бедра, стопа расплющена. Едва дышит. Капаем. Операционная готова. – Срывался голос у Виктора Петровича, - одна надежда на тебя. Машины тоже нет. Хотел выйти на дорогу голосовать, но яма возле приёмного, никто мимо не ездит. Да и зачем мне ехать? Сам не знаю, что делать, не понимаю.
- Гинеколог на месте? Главному звонил? Сколько времени у тебя больной? Кровь в запасе есть?
- Доктора – гинеколога вызвал. От Кириченко отказ, звонил ему. Кровь вроде есть. Пожарим картошки с мясом, солёные огурцы, спирт имеется. Больной изредка приходит в сознание. Ждём тебя с анестезиологом.
- Капайте. Через час, два будем. Жди.


   - Всё капайте, да капайте. – Облегчённо вздохнул Асланов и позволил себе улыбнуться. Тишину ординаторской нарушал не понятный стук. Виктор Петрович прислушался. Теперь, он слышал, что беспокойство идёт с улицы. Голые ветви сирени, раскачиваемые порывами ветра, плетями хлыстали по стенам из досок. Деревянное строение отвечало на удары короткими, резкими хлопками, будто сопротивлялось натиску кустарника, что мешало врачу сосредоточиться на предстоящей операции.
- Когда уже вырубим сорняк, – в который раз с раздражением спросил себя Виктор Петрович, против желания продолжая прислушиваться к резким звукам. Он забыл, что весной, во время субботника, сам запретил пустить под топор сирень.
- Такую красоту губить? Не дам!- Грудью встал он на защиту растения.
Телефон на столе противно задребезжал и на секунду отвлёк Асланова от тревожных мыслей. Голос жены заботливо позвал домой: - Вить, а Вить, думаешь возвращаться? Ужин разогрела. Доченька спит.
- Ты тоже пригодишься здесь.- Вместо ответа сурово проговорил доктор. - Собирайся. Травматолог приезжает, надо встретить.
Обстановка вокруг, внезапно, объяла врача теплом. - Донюшка, упрямое существо дрыхнет. Стоит сделать ей замечание, по любому поводу, как девочка поднимет на него свою ручку и проговорит: - «Как дям, как дям». Асланов любил ребёнка, всё ей прощал и об этом все знали, и, кажется, завидовали счастливому отцу. Он мысленно представил девочку. Теперь терапевт знал, что после звонка супруги у него всё будет хорошо. Уверенность в себе, придала уверенности. Кто даст ответ, почему?
- Ужинай сама, - сказал он в трубку и преклонил голову на стол. Захотелось спать, но он отогнал от себя сон. – Глупый талисман - жена. – Подумал он, на миг отключаясь. - Случай тяжелый, жду бригаду врачей из района. – Продолжал он говорить.- Не поверишь, кого будем оперировать. Придёшь, расскажу и покажу. Картошку Мария Петровна жарит на больничной кухне, она любит Шибаева. Спирт у неё в сейфе.
   Заботы супруги, сейчас, Виктор Петрович улавливал каждой клеткой толстого тела и, которые, вводили его в непонимание. Если бы не глупые её поступки, то всё было бы в порядке. «Женщин вокруг много, а жен, наверно нет. Вот и у меня, со стороны посмотреть, вроде бы всё нормально, а на самом деле? – Сказал себе Асланов и на миг мысленно остановился. Не верилось ему, что он ей часто не доверял? Почему у меня такая судьба? – Спрашивал он у себя, и не находил ответа. - Может быть из – за  характера? Может быть, это расплата за то, что  влез в чужую жизнь, и будущая жена не дождалась из армии солдата? Лучше местные меня избили б за это. Ванька, говорят, серьёзный. Супруга любит имя Саша, оно напоминает ей первый поцелуй, ну и пусть, чего не тянется из детства? За какие прегрешения со мной такие превращения? Может за то, что не нашел общего языка с её отцом? Он любит оперетту « Мистер Х». Ну и .что из этого?  Из – за выпивок с её братьями? Это моё дело. Что хочу, то и делаю. Как бы там ни было, сейчас, она моя. На свадьбе обещала любить до гроба. – Оправдывал он свои поступки и думал, о свалившемся на него несчастье. В далёкое и не далёкое будущее доктор заглядывать, не смел, потому, что боялся, но знал наверняка, что она принадлежит не ему, а так хотелось наоборот. Не заметные приметы краха где – то там, в подсознании, делали его рабом обстоятельств, а он не сопротивлялся. – Стерпится, слюбится, - рассуждал он и на этом успокаивался.
- Горжусь тобой и безмерно люблю, а ты?
- Правда? – переспрашивала худенькая жена, всякий раз, перед тем, как  положить трубку.

   Больница не спала. Гудели во всех палатах, обсуждали сложившуюся ситуацию, но тихо. В окнах светло. Больные переживали за Наиля и не спали. В ординаторскую вошла Мария Петровна. Своим приходом, она, заставила Виктора Петровича, оторвать  голову от стола. Седина, карие глаза, низкого роста, щуплая – все это не мешало ей быть руководителем. Давно на пенсии, но работала, не могла сидеть без дела. Асланов надеясь на её уверенность, обрадовался, когда увидел старшую. Мария Петрова знала Шибаева и любила травматолога района, поэтому Асланов надеялся на благополучный исход операции.
- Как Наль? – спросила она тихо и присела на краешек дивана. – Картошка и котлеты будут готовы к приезду докторов.
- Тяжелеет водитель. Приходится ждать «манны небесной».
- Приедут?
- Обещали, а там кто знает. Растворы готовятся?
- Первую партию принесли. Операционная кварцуется. Гинеколога вызвали. Дальше то, что?
- Капать. – По лицу Виктора Петровича пробежала гримаса отчаяния. – Делаем всё, как советуют старшие коллеги. Что мы можем? Сходим к больному? – Асланов быстро поднялся и вышел из – за стола. – Гинеколога вызвали?- спросил он на ходу.
- Ждёт в операционной. – Асланов, довольный ответом, успокоено посмотрел на седую голову и вышел в коридор.
   В полутёмной комнатке, именуемой приёмное отделение, кушетку с больным, для удобства врача, выдвинули к середине. В нос бил запах клеёнки и воняло резким раствором хлорки, от чего дышалось глубоко и часто. Свет лампы «молнии» придавал лицу Наиля мертвецкий цвет. Виктор Петрович достал из кармана халата ватку. Подносимые, им, к носу больного ворсинки едва заметно, для глаз доктора, колыхались.
- Дышит. – Утвердительно тихо, констатировал, довольный, Асланов - Давление поднялось? – спросил он в темноту.
- Не значительно, - ответил кто – то  неуверенно.
Жидкость из капельницы вливалась в организм больного через вены на руках и подключичную. Гинеколог постаралась. Поставила на теле постоянный катетер.
- Долго ещё протянет? –  Медсестра Роза Тулина, стоявшая рядом с Аслановым, как всегда задала вопрос не вовремя, который прозвучал, словно приговор.
- Это ко мне относится или к трещине в стене? – Рассердился врач.- Лучше скажи, куда скрылась Мария Петровна? – Виктору Петровичу хотелось рвать и метать, но он сдержался.
- Прогнозов боялся, а тут с глупыми предположениями. Откуда он знает.
Время, для Наиля, по его мнению, остановилось, а будет он жить или нет, решать опаздывающим докторам из района, оправдывал он свою вспыльчивость.

   Каких только больных не поступало. Асланов еще недолго работал, а успел  повидать всякое. Кого то привозили на лошадях, машинах, некоторые приходили сами. Зимой было легче заполнять больницу. Выручали бабушки, желающие отдохнуть, и поесть бесплатно. Летом и весною труднее. Все заняты на поле. Колхозника если привозят, значит, он, тяжелый. То картошку копают, то помидоры сажают. Некогда за собой смотреть.  Избитые, простывшие, задыхавшиеся, обожженные, пьяные, искусанные. Э! Да, что там говорить. Виктор Петрович осматривая раздавленного трактором парня, думал о предстоящей процедуре. Вспомнил, как впервые зашивал рану на голове футболиста. Стыдно, но факт. Треснули, тогда, водилу металлической трубой по голове, кровище из раны. Вот и привезли ударенного спортсмена. Что делать вызванному терапевту? Надо быть хирургом. В район с такой чепухой не повезёшь, засмеют, да и машины нет. Всё шло по  порядку. Роза выбрила операционное поле на голове, смазала йодом раневую поверхность. Неожиданно, стоило доктору проколоть иглой края раны, как здоровенный, с виду парень, рухнул на пол, и  закатил глаза, словно мёртвый. Глаза под лоб. Быстрее под нос нашатырь.
- Что с ним? – оторвался от уплывшей от него головы, Асланов, и посмотрел в сторону медсестры Розы, растирающей виски оперируемому.
- Виктор Петрович, так вы же не обезболили рану. Не моё дело подсказывать, врач вы, а не я, но в деревне  надо уметь делать всё. Тридцать километров до района, шутка ли.
Во время скоротечного разговора, Колька – шофёр, очнулся на полу и недоумённо озирался. Боясь, неизвестно чего, он пополз к выходу, прижимая к носу ватку. Пахло нашатырём. Удивлению Асланова, от поступка молодого больного, тогда, не было предела.
- Разве надо укол? На голове? Где новокаин? – спросил у медсестры, как приказал Асланов. Затем ему показалось, что забыл помыть руки. О, горе! Руки то грязные. – Подумал он. К его удивлению, всё закончилось хорошо. Больной, даже, поблагодарил за неудачный дебют. Рана зажила первичным натяжением, и Асланов попросил Марию Петровну, чтобы она не тянула с выпиской.
– Пришел бы Наиль в сознание, - надеялся он на чудо, в который раз осматривая больного. Навалилась хандра. В это время Виктор Петрович хотел пойти домой, лечь на диван. На веранде хлопнула дверь, и все желания испарились.  В ординаторскую ввалился Шибаев, прижимая к груди огромный бикс.
- Куда положить?- вместо приветствия пророкотал крепыш.
- Я сам. – Подскочил к травматологу Асланов, бережно опуская на диван ношу.  Дождались! Теперь, дело пойдёт.
   Шибаеву за тридцать. Виктору Петровичу впервые удалось его рассмотреть. Сказать, что красавиц – нельзя. – Думал он, вглядываясь в хирурга - Не высок, широкоплеч. Короткие руки в густой шерсти. Пальцы, видать, цепкие. Подслеповатые глаза за стёклами дымчатых очков. Тогда, Виктор Петрович не знал, что Шибаев ими гордился, а как же, приобрёл в Москве на симпозиуме травматологов.
Отвлекаясь от не приятных мыслей, Асланов задал вопрос: - Крови привезли достаточно? 
- Всякой есть достаточно. – Надевая халат, подтвердил Владимир Дмитриевич вопрос Асланова.
– Показывай больного. С этого момента Шибаев взял на себя ответственность за состояние пациента.
- В пропускнике. Не переводили в палату. Думаю сразу в операционную.
- И то правильно. Идём. Оперировать буду я, гинеколог ассистент, анестезиолог даёт наркоз.  Марья Петровна с нами. Жива старушка? Помоги ребятам занести оборудование.
- Как решишь, так и будет. – Сказал Асланов, когда Шибаев вышел из ординаторской смотреть больного.

      Маленький караван из района заходил в ординаторскую по – одному. Вначале хлопнула входная дверь. Водитель внёс бикс чуть меньше Шибаевского.
- Сгружайтесь на стулья. – Командовал  терапевт. Когда от груза освободился анестезиолог, Виктор Петрович застыл. В специалисте он узнал  институтского друга. Не веря своим глазам Асланов вскрикнул:
- Лёха, ты?
- Конечно! Думаешь, не знал к кому едем? 
Виктор Петрович бросился в объятия. Друзья тискались, как игравшие лоскутками котята.
- Пусти. Задушишь. Шибаев куда пошел? – Взмолился, спрашивая, Лёха.
- Туда. – Виктор Петрович указал вглубь коридора. – Изменился то как! – рассматривал Асланов друга. – Что сказать? Доктор.

   В операционной распоряжался район. Асланов во все глаза следил за Шибаевым и за другом, через открытую дверь.
- Осторожней. – Командовал Шибаев. - За ноги берите, под ягодицы, под спину, под голову, так легче. Укладываем осторожно, но удобно.
   Наиль застонал, и дверь в операционной закрылась. Оставшись стоять в коридоре, Виктор Петрович распоряжался. Шибаев просил его проследить, чтобы не отключали свет.
- О счастье, - подумал терапевт, пробегая по коридору, - что его дали и всё видно. Не стоит подсказывать Татьяне Социаловне,  чтобы по – больше готовили противошоковых растворов. Аптека и так работает, как часы. – Успокаивал доктор себя, не понимая, что его волнует.
   Здоровье - драгоценность, ради которой стоит не только не жалеть времени, сил, трудов и всяческих благ, но и пожертвовать ради неё частицей самого существования. Жизнь без здоровья нестерпима и унизительна. Асланов надеялся, что после выздоровления физического, Наиль выздоровеет и духовно. Перестанет выпивать химическое вещество из разряда алкоголя, для того, чтобы изменять своё психическое состояние. В то же время, о своей семье он не думал, наверное, боялся развода. Всё! Надо быть собранным, операция, видимо, началась. – Приказал себе доктор.
   Не находя себе места от беспокойства, Асланов решил, выйти на улицу. Свет в палатах потухал и делал здание больницы безжизненным. Ему казалось, что не спал он один. Вдыхая свежий воздух через открытую дверь, доктор остановился на веранде. Чтобы как - то отвлечься от грустных мыслей и от увиденной картины поражения Наиля, Виктор Петрович стал вглядываться в темноту. Доктор представлял ощущения больного, будто бы был на его месте и поморщился. Уличная темнота, на какое - то время его успокоила. Створки халата трепетали и бились под ветром о колени, но он не замечал этого. Асланов наслаждался прохладой ночи, отсутствием запахов больницы. Под рубаху проникали струи воздуха и леденили тело. Стоило ему вспомнить Наиля, как бросало в жар. Умрёт или нет? - мучил доктора вопрос застрявший в голове, от которого, он, собственно говоря, и вышел на воздух. Направившись, в задумчивости, куда – то вперёд, доктор шагнул из под качавшейся лампочки на столбе стоявшем у больницы в сторону своей квартиры. Окунувшись в черноту суток, врач, неожиданно для себя, снова, передумал идти домой, в котором ждал приготовленный женой ужин. Разворачиваясь в сторону больницы, он чуть было не упал в невидимую лужу. Чертыхнувшись, почувствовал себя, словно стоит на палубе. – Как на  корабле попавшего в бортовую качку. - Удивился своей не стойкости на ногах,  доктор. – Ну, зачем попёрся отдыхать, когда не всё сделано? – Упрекнул он себя за минутное желание. По – быстрому хотел войти в больницу, но его внимание привлёк луч фонарика, бледным шаром отыскивающим дорожку в грязи вдоль больничной ограды, натоптанную больными днём и остановился. Санитарка Маша, вынырнувшая из темноты, узнала стоящего у дверей больницы, доктора. – Очищая галоши о вкопанную  у входа железяку, затараторила:
- Аптекарша не знает, сколько ещё надо готовить жидкости. Шок – это понятно. Позвоните ей.
Следом, из темноты, вынырнул её муж. В фуфайке и не бритый, он с трудом волок на плече брезентовую сумку. Типичный колхозник. Сутулый и весь в работе. Виктор Петрович посторонился, освобождая проход на веранду.
- Заходите в здание. – Пригласил он носильщиков раздраженно. - Позвоню Тане и всё скажу. – Говорил врач, забирая из рук женщины пелёнку, концы которой были связаны крест - накрест. – Тяжелая. – Крякнул Асланов, и продолжал оставаться на улице, пока супруги не захлопнули за собой входную дверь. - Доктора! – Услышал Виктор Петрович чей - то громкий голос, и бросился бежать по коридору к операционной. В голове зароились самые мрачные прогнозы. – Кто звал? – спросил он идущего в туалет больного. Ответа он ждать не стал, а быстро побежал по коридору. Асланов не задерживаясь у закрытых дверей, заглянул в операционную. Первое, что он увидел, был живой Наиль  укрытый простынями, освещённый бестеневой лампой. Таинство бессонных суток дополнял аппарат, шумно засасывающий воздух. Раненый дышал через торчащие изо – рта резиновые трубки, которые внутри организма встречались с трубкой, протянутой через нос, и были укреплены на щеке лейкопластырем. Голова запрокинута, волосы под белой косынкой. Губы, издалека, напоминали собой высохшую рану. Йодом вымазана левая коленка, правая закрыта пелёнками, с виду грязными. Ранки на кисти забинтованы. Поломанные косточки левой ступни собраны под кожу и аккуратно зашиты. Прибежавший Виктор Петрович, причин для тревоги, не заметил и успокоился. Раиса Ивановна, его жена и гинеколог больницы, помогала травматологу ранорасширителем. Марья Петровна держала в руках фаянсовую тарелочку. На ней, как знал Виктор Викторович, старшая, должна была определяться группы привезённой из района крови. Лихорадочно осматривая операционную, Асланов сначала увидел, а затем услышал хирурга:
- Алексей, пульс? – не разгибаясь, спросил, Шибаев и вдруг отвлёкшись от анестезиолога, закричал на Раису Ивановну – Куда смотришь? Корова. Рану пошире делай, не бойся сделать больно. Следи за давлением. Наркоз дополнительный нужен? – уже спокойным голосом закончил он с вопросами.
 - Должны успеть. Пульс нормальный. – Отозвался анестезиолог.
- Звали? – напомнил о себе терапевт, гадая над вопросом, зачем понадобился в такой момент.
- Срочно необходима кровь. - Не отрывая взгляда от стола, произнёс Владимир Дмитриевич. – Потяни в эту сторону, - это гинекологу. – Да не тебе будет сказано. Промашка. Понимаешь, только сейчас обнаружили, что привезли просроченную. Впопыхах взяли не то.
- Припёрлись паразиты, а говорили всё - есть.- Забурчал терапевт в душе.- Глухая ночь. Грязь. Бездорожье. Деревня. Откуда доноры? Спокойно. – Асланов с ненавистью смотрел на приехавших. Благодетели! Чтоб всем сдохнуть.
- Мария Петровна, - обратился он к старшей сестре, возившейся с тарелкой. - Какую группу нужно?
- Вторую, резус положительную.
- Доноров собрать сможем? У нас и списки где – то лежат.
- Какие списки? Вы хоть знаете который сейчас час? – Подняла голову от кочающейся в её руках тарелки  медсестра и посмотрела на него. – Вы хоть в своём уме? – Переспросила она.- Откуда мы их так поздно найдём и отыщем?
- Кто вопросом доноров занимался? – Не успокаивался Асланов, понимая, что действительно, говорит не то.- Люди спят. Будить? А кого пошлём по селу, видно, будет?
Из лежачих больных кто сдаст?
- Хватит чудить. – Старушка - медсестра уставилась на доктора. – Скажите тоже. В отделениях одни старики.
- Откуда они взялись?
- Решайте скорее. – Торопил Шибаев.

Страдания больного формируют характер у лечащего врача. Так ли думал тогда Виктор Петрович, переживая за Наиля? Никто и никогда не узнает, что он претерпел в то время. Душевные муки, страх, надежду. Ему хотелось бы полнее и разностороннее описать порывы души сельского врача в минуты напряжения, но для этого надо было бы потратить много времени, а его – то и не было. Ни, как у писателя, ни, как у Асланова. Надо, всегда, действовать. Любая боль срочная, не терпит отлагательства. Это он знал. Заболевание, для человека, самоё главное, о чём он думает. Шибаев торопил. Доноров не было, операция под угрозой срыва. У меня же вторая группа крови, - мелькнула обрадовшая егомысль.

   Анестезиолог уложил товарища в соседней с ординаторской, комнате. Больничной аптеке. Под голову, лежащему на кушетке товарищу, подсунул свернутую вдвое пелёнку и ушел на время в операционную. Кабинет старшей недавно был отремонтирован.  Асланов, жертвуя собой, нашел доноров. Решил сдать кровь. Его ужасала мысль, что проколют иглой вену. Стоит только подумать и ничего хорошего.
- Скоро начнется экзекуция? – прокричал кому – то,  ходившему в коридоре, доктор, отвечая на донесшийся вопрос, повернувшись на правый бок. Левый успел онеметь. Кушетка, на которой лежал Асланов была жесткой. Виктор Петрович ждал, а чего, не знал и сам.
- Чего мечешься? Забыл чего? – наблюдая за вернувшимся  другом, не выдержал с вопросом Виктор Петрович. – Неприятно когда игла толстая. – Говорил он, чтобы не показать, как боится манипуляции. - Тоньше не мог принести? – Бурчал Асланов. - Друг называется. Засунет в вену палку, а ты терпи.
- Всё нормально. Для чего выходил? – рассматривая на свет лампочки под потолком, иглу, сказал Гусев.- Нашел, всё- таки, систему для забора крови. Думал, забыл.
- Убил бы, тогда, точно.
- Лежи и не дрыгайся, раз вызвался. Герой! Кто просил тебя говорить, что у тебя такая же группа крови, как и у Наиля?
- Совесть. Думаешь, она не существует?
- Работай кулаком. Вен не видно.
- Так? – Спрашивал доктор товарища.
- Так! Всё правильно.- Говорил Гусев, постукивая кулаком по сгибу. Ваткой, вымоченной в спирте, анестезиолог протёр локтевую ямку правой руки. Левой кистью протёртую кожу сгиба натянул, а правой, зажав, в пальцах толстую, короткую иглу, с силой проколол у лежащего на кушетке врача. – С Аслановым, анестезиолог не церемонился. Что - то треснуло под иглой, Виктор Петрович почувствовал щелчок в набухшей под ударами рукой анестезиолога вене, и кровь из неё, каплями, как дождь по крыше, застучала о пол. – - Поработай немного ещё ладошкой, и разожмись. – Скомандовал Лёха, рывком распустил жгут, стягивающий кожу на руке. С видом опытного врача, он принялся давать указания. – Разжал.- Командовал он. – Теперь, спокойно.
   Виктор Петрович успел посмотреть на работу гостя. Опускаясь по стенке флакона, в который Лёха, позже, засунул конец системы, из которой капала его  кровь, появился красного цвета червь, и начал наполнять принесенную Гусевым посуду.
- Рассказывай. Мне всё про тебя интересно. – Не выдержал  молчания Асланов. Товарищ рядом, а говорить не о чём.- Удивлялся в душе  Виктор Петрович.
- Про Галку ты всё знаешь, а, что ещё? – устало, спросил Гусев, садясь подле. – Поругался с любимой и ушел от неё. Девчонку, эту, помнишь?
- Ещё бы. С виду тихая невеста. Сволочь оказалась на самом деле?  Замуж вышла?
- Не один же я дурак. Выскочила за первого попавшегося. Мне назло. С тех пор, как разругались, не виделись. Люблю я её до сих пор.
- Сходись.
- Она не хочет. – Лёха поправил сбившийся чепчик. – Боюсь предложить совместную жизнь. Зачем о грустном? Всё - таки мы пожили в общаге весело! Помнишь Боба? Каждое утро высовывался из окна на пятом этаже и орал: «Золотой. Золотой рассвет встаёт!» Вот хохма.
- Ты, это, за забором крови следи, а то увлёкся воспоминаниями. – Напомнил, застывший на кушетке, доктор.
- Мало ещё. Знаю без твоих подсказок. Умрёшь не сразу. У тебя то, как с супругой?
- Лучше не спрашивай. Ты её видел в операционной. Утром познакомлю. Себя не обманешь. Не смотайся после операции. Лады? Как думаешь, у Наиля шансы на спасение есть?
- Посмотрим.
- Что - то ты юлишь с ответом.
- Так тебе сразу и скажи. Откуда я знаю?
- Я же о прогнозе спросил, а не о результате.

   Виктор Петрович посмотрел в сторону, как ему показалось, вошедшего снова товарища, но никого рядом не было. Перед глазами  миражи? Три часа ночи. Чтобы подняться , доктор присел на край. Его шатало, а ноги отказывались держать. Ну почему? – где – то далеко внутри, беспокоил его этот вопрос. – Наверное, много крови отдал? – предположил он, продолжая барахтаться с подъемом. - На пол  пролили много. – Виктору Петровичу стало ясно, что он бредит и говорит только то, что видит. Почему – то вспомнилось происшествие с хулиганом Бычковым. Зачем напряженно приходила мысль, что из больницы можно выскочить на противоположную сторону улицы через приёмное, и, минуя яму, перед входом, попасть на противоположную сторону дороги. – Думал доктор. - Тогда почему больные, в случае опасности, вместо того чтобы выскочить наружу, орали, ползали под окнами в палатах и следили за шатающимся бандитом, изнутри? – Задавал он себе вопросы, не находя ответов. – Опять доктора вызывает, – шептались старухи. – Приревновал мужик «суку истекающую соком». – Говорили больные, и испуганно озирались в палатах. Асланову казалось, что он и сейчас мечется по больнице и ждёт, что бывшая когда – то деревянной, конюшня, теперь ставшая больницей, запылает. Всё спуталось в голове. Морда пьяного Васи Бычкова неотступно следовала за ним. То, Асланов видел, как еле стоявший на ногах, тракторист, бродит под окнами больницы с канистрой керосина в руках. Грозится всех сжечь. Что делать? Бандит чуть не зарезал его косой. Широкое лезвие у живота. Роза Тулина спасает. Успела спрятать в коридоре больницы и закрыть за собой дверь. Что делать? – Виктор Петрович застонал. – Как, ломит. – Он ухватился за бинт раненой руки и вышел из аптеки.- В какую сторону, вроде зовут?- Подумал доктор и пошел на голос.

   Кровь христианина спасла жизнь мусульманину. Так думал доктор и недоумевал, что по – другому думают некоторые люди. Человек, попавший в беду, вначале борется за жизнь. Вера, в такие моменты, на втором плане. Так было всегда.

   Аппарат, помогавший больному выжить, отключили. Изо рта и носа больного извлекли трубки.
- Меня, зачем снова позвали? – Хотел задать вопрос терапевт, не крепко стоявший у двери операционной, но случилось не предвиденное обстоятельство. Больной, который, казалось, безжизненно лежал на операционном столе  громко замычал и заставил своим криком всех, находящихся в операционной, обратить на себя внимание. Так же неожиданно, как замычал, Наиль дёрнулся всем телом, голову повернул вправо влево, снова вправо влево. Опираясь на плечи и здоровую ногу, водитель выгнулся дугой и застыл в таком положении. В таком, не естественном положении, Наиль побыл недолго. Через секунду обрушился на стол. Шум от падения разнесся по больнице. Маска какого – то мучения, а может боли, застывшая на лице больного, выражала агрессию. Асланов, всё видевший, не мог оторвать взгляда от накрытого простынёй человека. Видимо  боль Наиля трансформировалась то в боль, скорбь, то отрешенность, то в ненависть. Но, к кому?
- Что это с ним? Губы почернели, дышит шумно, мотает головой, скрежещет зубами. оскалился и сделался страшным. – задал нелепый вопрос Виктор Петрович.
- Смотрите куда? Роторасширитель срочно, кислород. – Прикрикнул Шибаев на притихших от неожиданности медработников. Мария Петровна хлопала Наиля по щекам и давила ладошкой на подбородок, стараясь разжать сомкнутые зубы. Все её манипуляции не приносили эффекта. Состояние больного оставалось критическим. У Виктора Петровича от увиденной катастрофы отказали ноги, и он чуть не рухнул на месте. Хорошо, что его ноги пристыли к полу, и ныла, только левая половина туловища. Доктор чувствовал, как пот под рубашкой и брюками, колышущимися волосками, щекотал спину и от бёдер под коленки. – Господи, придётся такое кому пережить, не теряйте самообладание. Но, что это? – Задал себе вопрос Асланов и от удивления перестал дышать. У него на глазах лицо Наиля стало раздуваться. Казалось, ещё секунда и оно разорвётся. Терапевт снова обмер. Тем временем Наиль забился в конвульсиях, раздутое лицо, за короткое время пришло в норму. Больной шумно выдохнул, зарычал и обвалился на кушетку, на которой лежал. Доктору Асланову послышался чей – то вопрос. Подыскивая ответ, он, будто вновь осматривал комнату. – Какая вокруг пустота. – Думал он зачем – то. – Хотя нет…
   
   Тем временем, не потеряв самообладания, Мария Петровна разжала челюсти Наиля плотно сжатые, как тиски. Раиса Ивановна,  врач - гинеколог, тут же, между зубами вставила металлический инструмент и вытащила салфеткой изо – рта больного язык Сухой, будто обсыпанный мукой. После таких, не хитрых манипуляций, больной задышал спокойней.
- Чем объяснить столь неожиданное поведение? – Шибаев осмотрел операционную и остановил взгляд на Лёхе.
- Ну, да. Ввёл в спинной мозг кубик морфия. Для продления наркоза, что, разве нельзя? Нерасчитал маленько, признаю. Для вас старался. – Оправдывался анестезиолог.
- Идиот, - зарычал травматолог. – Так и думал, что это ты нашкодничал. Экспериментируешь? Дать бы за это по лицу. Салага.
Не слушая оправдания, травматолог вышел, из операционного блока. Виктор Петрович загипнотизировано смотрел на накрытого простыней Наиля, будто решил познать больного изнутри. Механически пропустил в коридор Шибаева и покачал головой в сторону Гусева. Потом он увидел, как санитарка вытаскивала из – под операционного стола большой эмалированный таз с окровавленными тряпками, чтобы унести их на свалку. Доктора качнуло и чтобы нарастающая слабость в мышцах не была замеченной приезжими, он направился в ординаторскую. Пока шел, всё думал, а будет ли жить Наиль? Умирают как – то быстро и незаметно.- Думал Виктор Петрович. Какой я повелитель жизни? - рассуждал доктор.
После операции её участники разошлись. Гинеколог в сопровождении Машинного мужа ушла домой. Асланов представил, как она отмыкает входную дверь, поднимается на веранду, входит на кухню, подходит к доченьке и ломота в его руке на короткое время прекращается. Может, вся беда во мне? – думал Асланов. Лёха носился по больнице, собирая, привезённый инструментарий. Слабея, но стараясь делать вид здорового , Виктор Петрович прошел в ординаторскую, нагнулся на и сел на стул. Шибаев, при его появлении, зашевелился, и диван заскрипел.
 - Где обещанная жратва? – спросил травматолог, сердито поглядывая на пустой стол.
- Всё будет. Не спеши.
По коридору засеменили шаги. В тот же момент дверь в ординаторскую раскрылась. Через неё, в комнату, влетел взъерошенный анестезиолог и возмущённо спросил:
- Есть, когда будем?
- Скоро. Тебя не стоит кормить, за плохое сопровождение операции.
Только и успел сказать терапевт, сидевший у дверей. В ординаторскую вошли, сначала тётя Маша – ставшая на ночное время поваром, а следом - Мария Петровна.  Все замолчали в предвкушении угощения. В руках поварихи скворчала сковородка. Запах жареной на сале картошки, подействовал на присутствующих, успокаивающе. Мужчины, с возбуждёнными в головах центрами отвечающих за приём пищи окружили стол, на который обвалилась еда. 
«Петровна, коптила сама?» - заурчал вопросом травматолог, поддевая на вилку очередной кусочек гуся.
- Кто же ещё, раз я принесла? – Старшая была довольна, что угодила гостю из района.
- Огурчики чьи? Кто солил? Мария Петровна?
На  вопрос  ответила, вынырнувшая из ночи в кабинет, гинеколог. – Конечно мои.
-  Раиса Ивановна. Куда ушла тетя Маша? – не унимался, хрустя огурцом Шибаев. - Она всегда начеку. Я заметил. Хоть Мария Петровна с нами.
- Домой, пока есть провожатый. Я отпустила, а то докторов стесняется санитарка. Кушайте.
- А, под закуску  кто нальёт чего или как? – распорядился Шибаев.
Мария Петровна, словно о чём – то вспомнив, пошла в свою комнату напротив ординаторской и сразу же вернулась с бутылкой в руке.
- Черти, в кабинете линолеум уделали кровью. Как кабана резали. Поберегли бы нашего доктора. – Буркнула Мария Петровна после того, как все выпили по - первой.
- Ничего с ним не случится. Выдержит. – Вскочив со стула, заверил Лёха.
- Чистый спирт? – Шибаев забрал из рук старшей медсестры принесённую бутылку, разглядывая на свет содержимое.- Хорошая гадость! Садись Петровна рядом. – Он подвинулся. Диван заскрипел, но не развалился. Мария Петровна села рядом с ним. - Скотину кормить скоро? Эх, Лёха, снова за эксперименты.  Другого доктора нет, иначе бы заменил. Ну, почему ты людей не любишь, гадёныш? Помрёт сельский врач, а их беречь надо. Знаешь, какая у них  жизнь? Сплошные стрессы и жалобы со стороны паскудников под именем народ. Спасибо за выпивку. Чтоб вы издохли. – Говорил и спрашивал, в пол, захмелевший травматолог. Мария Петровна, испытывая неудобство, при таком содержании разглагольствования врача, помяла старческие руки, но промолчала. Виктор Петрович заёрзал на стуле, будто ему стало неудобно. Лёха прикрыв глаза, нюхал огурец на вилке.
- Кушайте, чего там. – Размахивала руками Мария Петровна пытаясь скрасить грубые слова. - Пост в операционной проверю и домой. Скоро на работу. – Поднялась медсестра. Виктора Петровича от выпивки шатало. Чтобы никто не заметил, как он ослаб, доктор встал из – за стола, поднял стакан, наполненный наполовину чистой жидкостью, и взволновано заговорил, обращая лицо в сторону сидящих за столом: - Володя, Лёха, всем присутствующим здесь, спасибо за операцию от всей души…
- Заканчивай, - не дал договорить Шибаев. – Закуска, всё для пьянства на столе, а ты, как главный врач района с выборной речью.
- Хорошо. Умолкаю. Пью за  присутствующих. – Согласился Асланов и сел на свое место.
- Не забудь про жену в тосте. – Подсказал Шибаев -  Она у тебя умница.
- Я знаю. – Сказал Асланов и осёкся. – Не даёте договорить, не надо. – Пробормотал он.- Поблагодарю позже.
   Пир продолжался. Выпивали все мужики, а их сидело трое. Виктор Петрович, ещё за столом почувствовал, будто по языку протянули сухую мочалку. Это был явный признак того, что ему надо уходить. Доктор об этом знал, но оставался на месте.  Стоило ему выпить спиртное, как какой – то ком с чем - то, застревал у него в горле, заполнял рот и становился в пищеводе. На горло обрушивался огненный вал, который перехватывал дыхание. Кто – то маленький пробирался в череп и давил ножками на глаза, это его  не смущало, непонятные ощущения состояния организма, перестали его останавливать.
- Не дыши. Запивай спирт рассолом или водой, а то сгоришь. – Учил Лёха премудрости пития, Асланова. – Надо было разбавить водой. Пол стаканяки чистого шарахнул. Ну, не обалдуй ли?
   Обильная слеза скатилась Виктору Петровичу на подбородок. Он поставил стакан на стол, поднялся из – за стола и громко произнёс: - Всё. Ухожу домой, а вы сидите.- Асланов попытался поддеть на вилку холодную закуску, так ему хотелось кушать, но вместо этого, опираясь о край стола, присел на левую ногу и, вывалился в коридор. Был пьян и ничего не соображал.
- Куда? – спросил, кажется Лёха, в след.

  - Ви – и ть, Ви – и ть. К телефону. Надо ехать в область. Вызывают к главному в район. В городе увидишь тетю Аню с тетей Агатой, передавай привет. Баптисты, наверное, заждались?
   Виктор Петрович, ещё хорошо пьяный, метался по дивану. Всё, что говорила жена, доносилось до него, как из колодца. Перебрал вчера со спиртом, да и крови потерял прилично. – Вспоминал жуткую ночь просыпающийся доктор. Как Наиль? - Асланов силился, но не мог открыть глаза. Стремился к голосу, наверх, но мешала свинцовая плита, давящая на грудь. Как жук на спине, он мотал руками и оставался на месте. Трещала голова. Волосы, уши, туловище пылали. Ноги были ледяными до колен. Правая рука, почему – то в костре. Вода, пролитая ему в рот, залила пылающие в нём угли. Докторский взгляд встретился с глазами склонившейся над ним супруги. Он любил её в этот момент.
- Не бережешь себя. – Спешила она сообщить ему новости.- Звонили из района, тебя вызывают в область. Как поедешь в таком состоянии?
При попытке подняться, Асланов увидел её родинку. На верхней губе, у правого уголка рта. Чёрная точечка зашевелилась, по щеке двинула вверх, а у виска остановилась. Упала на лицо Асланову, и какая – то, неведомая сила вдавила его обратно в диван.
- Воды. – Успел он простонать и снова рука попала в печь.
Жидкость, поливавшая  руками супруги, его пьянила. Жутко захотелось спать. С груди падали тяжести. – Ви –и – ть. – Услышал он знакомый голос.- Так и есть – жена. Он открыл глаза. – Что? Наиль жив?
- Увезли, будь спокоен.


                19 Августа 2007г. – сентябрь 2013г. Армавир, Осипенко