В лесной глуши
С первыми лучами солнца просыпался дремучий лес. Предрассветный туман еще стелился по опавшей листве, прячась в густых зарослях кустарника и непроходимого бурелома. Утренняя сырость растеклась по всему лесу. Ковер из отяжелевших, мокрых листьев укрыл всю землю, местами чуть приподнимаясь под напором упрямых грибов. Запах прелой древесины и пожухлой листвы смешивался с терпким ароматом поздних трав, создавая неповторимый аромат осени. Первые лучи пока что теплого солнышка скользят по багряной листве, пытаясь пробиться вглубь сумрачного, непролазного леса, что бы хоть немного согреть озябшую за ночь природу.
С протяжным скрипом отворилась перекошенная дверь ветхой избушки и на рассохшееся старое крыльцо, покряхтывая и чертыхаясь, вышла сгорбленная, древняя старушка. Придерживаясь за кованое, потемневшее от времени кольцо, служившее ручкой двери, чуть потоптавшись на месте, присела на пороге в проеме распахнутой двери. Примостившись поудобнее, подставила морщинистое лицо лучам утреннего солнца, словно желая впитать последнее его тепло. Сколько лет жила она в этом лесу, она уже и не вспомнит. Да и счет своим веснам она уже давно потеряла. Живет и живет себе, уж лет сто, как старая стала, может и еще столько же протянет. Распрямив сгорбленную спину, поправила на плечах потертую пуховую шаль, завязанную крест-накрест, чтоб поясницу на сквозняке не протянуло. А из под платка, некогда яркого, выбились седые, всклокоченные пряди, ниспадая на морщинистые щеки и чуть прикрывая глубоко посаженые глаза под кустистыми бровями. Тонкий, с горбинкой, крючковатый нос «украшала» большая бородавка. Глянув на нее, каждый про себя подумает: «Ну вылитая Баба Яга»! И будет прав! Баба Яга и есть.
Жила Яга в старой избушке, которая, как и положено, была на курьих ножках, в глубине дремучего леса. Крыша поросла мягким мхом, а под стрехой поселилась старая летучая мышь. Весь день она спала, свесившись вниз головой и лишь с наступлением сумерек срывалась с насиженного места в поисках разных комашек себе на ужин. Ее бесшумный полет и тихое попискивание в темноте угрюмого леса любого смельчака могли повергнуть в панический ужас. За распахнутой дверью – старая, видавшая виды, ступа с истрепанным помелом. Ручка метлы была выстругана собственноручно самою Ягою из корявой ветки дуба еще давным-давно. Уж и дуба того нет и в помине, а ручка на метле жива-здорова. Рассохлась только, но отполирована чуть ли не до блеска за многие годы службы. Яга меняла только само помело. Вот и сейчас, разнежившись на утреннем солнышке, думала о том, что надо бы нарезать свежих ивовых прутьев для своей метлы да замочить их в горячей соленой воде, чтоб мягче были и прослужили дольше. А еще грибов подсобирать да развесить сушиться, пока дожди не зачастили. Уже не одна вязка сушеных опят, подберезовиков, подосиновиков и лисичек висела в углу за печью, но запас – он никогда не лишний. Да и хвороста на растопку подобрать еще нужно, чтоб сухой лежал и не пришлось бы старой бабушке зимой по непролазным сугробам бродить. И сегодня нужно чем-то печь растопить, не брать же с зимних припасов. Грибных щей наварить, хлебца испечь… И ночами уже зябковато… А как приятно погреть старые косточки на теплой лежанке…
Надо подниматься и приниматься за дела, но так же хорошо сейчас на просохшем крылечке… Теплый ветерок колышет пожухлые листья чертополоха, осыпая засохшие цветы с вызревшими семенами. Куст за лето вырос чуть ли не под самую крышу избушки, раскидав по хозяйски свои колючие лапы в разные стороны. Хоть и сорняк, а какие у него, все же, красивые розовато-сиреневые цветы. Все лето на них копошатся полосатые шмели, басисто жужжа и слегка подрагивая прозрачными крылышками. Их мохнатые лапки бережно перебирают нежные лепестки, не боясь зацепиться за крючковатые колючки. Старая Яга всегда любовалась этими цветочками, удивляясь, почему чертополох считают сорняком, иногда даже разговаривала со шмелями, как с домашними питомцами. А с кем ей еще и поговорить в глухом лесу? Только с ее любимым котом Васькой, единственным живым существом в этой глухомани, который понимал ее с полуслова. Появился он Бабы Яги поздней осенью, когда та решила разжиться курочкой в соседней деревне. Была глубокая ночь, шел мелкий, промозглый дождь. Яга подлетела на своей ступе к зарослям черемухи, что у крайней избы и, крадучись, направилась к сараю. Что-то пошептав в щель двери, отодвинула засов. Куры, как зачарованные, глядели на нее, не в силах пошевелиться, а петух и вовсе онемел. Взяла с насеста крайнюю курочку, положила в мешок, закрыла за собою двери и отправилась восвояси. Пробираясь сквозь заросли, вдруг услышала слабое, жалобное мяуканье. Пригляделась и сердце ее сжалось. Под деревом, дрожа мелкой дрожью, промокший насквозь, сидел живой комочек. «Откуда ж ты взялся такой? - нежно прошептала она. – Заблудился, что ли, глупенький?» Осторожно взяла в руки и спрятала за пазуху. Чем же кормить такую кроху? «Сиди тихо, пойдем, коровку сдоим». Ваську уговаривать не пришлось. Согревшись , он сначала довольно замурчал, а после и вовсе уснул. Сняв с плетня кувшин, Яга направилась в хлев. Так же что-то пошептав у двери, тихонько вошла, пошептала на ухо корове. Та, спокойно поднявшись, дала себя подоить. Хоть и не много прибыло молока в ее вымени после вечерней дойки, но Ваське и этого хватит. Поблагодарив корову, вернулась к ступе. Котенок за пазухой спокойно спал, курица в мешке тоже молчала. Вернувшись в свою лесную избушку, налила котенку в мисочку молока. «Дай хоть гляну на тебя» - ласково прошептала Яга. Обмочив усы в молоко, жадно лакал и отфыркивался пушистый черный котенок с изумрудно-зелеными глазами. Лапки – в белых носочках и такая же белая манишка на груди. Прелесть, а не кот! Но на этом спокойная жизнь Бабы Яги закончилась. Охотиться на птиц Васька еще не мог и не умел – слишком мал был, а мышей-полевок коты не едят. Так что каждую ночь, невзирая на погоду, летала старая Яга в деревню за молоком. Воровство – это не хорошо. Но откуда в лесу деньги? А даже если бы и были, кто ж Яге что продаст? Разбегутся в страхе кто куда, не дозовешься. Вот и приходится иногда «заимствовать». Вырос Васька настоящим красавцем. Лазал по деревьям, ловил птичек, гонял ящериц и полевок. А по вечерам, умостившись на коленях Яги, на своем кошачьем языке рассказывал ей свои сказки. Вот и сейчас, вернувшись с ночной охоты, Васька, стряхнув с промокших лапок приставший прелый лист, трется о колени Яги. «Где ж ты был, проказник?» – ласково потрепав его за ухо, спросила она. Васька, хитро прищурив зеленые глаза, что-то муркнул в ответ.
На старый, с треснувшей шляпкой мухомор присела передохнуть яркая бабочка. Расправив крылышки, подставила их солнышку, наслаждаясь последним осенним теплом. Подсыхают пожухлые листья, отсыревшие от ночной росы и вот уже некоторые, поднявшиеся от легкого дуновения ветерка, зашуршали в полете. По шершавой доске рассохшегося крыльца торопится муравей. Яга, подперев щеку костлявой рукой, рассеянно наблюдает за ним, думая о том, что скоро наступит зима. Сначала небо затянут серые, свинцовые тучи, что разверзнутся холодными дождливыми каплями вперемешку с мокрым снегом, а после и вовсе заметут злые метели ее избушку по самую стреху.
Любила Яга зиму, только вот одиноко ей иногда бывает. Летом и забот побольше, и в лесу как-то веселее, не досуг об одиночестве думать. А вот зимой… Ну выйдет из избы, облетит в ступе окрестности, зимней красотой полюбуется - и домой, в тепло. Опустит свою ступу на заснеженное крылечко, отряхнет изморозь с платка и, прищурившись от искорок играющего на солнце инея, тихо улыбнется: красота-то какая!
Долгими зимними вечерами при слабом свете тлеющей лучины, любит Яга прясть. Мерный шорох веретена, тонкая нить неторопливо тянется из шерстяной кудели, скручиваясь, наматывается на веретено. В печи догорают последние угольки, отбрасывая на стену слабые блики. Васька, чуть шевеля во сне усами, растянется на теплом припечке. А за печью поет свою песенку сверчок. Тепло ему и он так и не понял, что давным-давно наступила зима. Пучки высушенных трав под потолком разливают свой аромат в теплом воздухе протопленной избы. А за стеной воет метель, неистово бросая в окно охапки снега, словно желая разрушить и заморозить этот крохотный островок тепла и защищенности. А вокруг на несколько верст – ни души. Только голодные волки разрывают своим тоскливым воем студеную, звенящую тишину лунных ночей.
Зима придет не завтра, а пока нужно заняться делом. Хорошо сидеть на теплом крылечке, но осенние деньки коротки. Не успеешь оглянуться, как уже и вечер. Придерживаясь за косяк двери и покряхтывая, поднялась Яга с крылечка. Распрямила, насколько возможно, сгорбленную под грузом прожитых лет спину, размялась, охая и покряхтывая. Расправила подол с латкой на колене, стряхнула с него невидимые пылинки. Сняв с двери бечевку, забросила ее на плечо. Напоследок глянула через порог в избу. Все в порядке, пойдем за хворостом.
- Ну-ка, опустись пониже,- скомандовала Яга своей избушке, - дай спуститься бабушке…
Избушка послушно подогнула свои куриные ножки, бережно опустив бабу Ягу на землю. Держась одной рукой за поясницу, другой опираясь на крючковатую клюку, направилась в глубь леса за сухим хворостом. Васька, разнежившись на утреннем солнышке, не хотел покидать теплое крылечко. Но, раздумавшись, нехотя встал, потянулся, вонзив острые коготки в древесину и спрыгнул вниз. Уже далеченько, в обрывках поредевшего тумана, еле различимы размытые силуэты деревьев и сгорбленная спина старой Яги. Кот неторопливо засеменил вслед за нею и, спустя какое-то время где-то из чащи послышалось ласковое: «Что, скучно самому, без бабушки-то? Ах ты ж, проказник…»
В повседневных хлопотах короткий осенний день прошел незаметно. Вот уже в вечерних сумерках из чащи леса вновь наползает сырой туман, скрывая собою и сгущающейся темнотою все вокруг. И только тоненький серпик молодого месяца тужится осветить собою хоть малую часть неба. Баба Яга, закончив уже в сумерках свои дела, не торопилась ко сну. Поужинав, она, как всегда, присела на пороге, в проеме распахнутой двери. Вслушивалась в голоса засыпающего леса, вдыхала его запахи и думала о чем-то своем. У ног, свернувшись калачиком, дремлет верный друг Васька, чуть шевеля во сне усами. Сентябрьское небо густо усыпано звездной россыпью и только одиночные крики ночных птиц изредка нарушают сонную тишину леса. Прямо над головой, тихонечко ухнув, пролетел филин, всколыхнув крыльями сырой воздух. Яга зябко поежилась. Пора на бочок… Уже манит мягкая, пушистая перина с веселым лоскутным одеялом на теплой лежанке протопленной печи. А аромат свежеиспеченного хлеба, струящийся из открытой двери избушки, перебивает запах прелых листьев, навевая ощущение домашнего уюта. Ухватившись одной рукой за дверь, а другой подпирая спину, приподнялась с порога, поохивая. Переступив порог, вошла в избу. И, запирая за собою дверь, напоследок оглянулась на свои лесные владения. «Может быть завтра кто на огонек заглянет..?» - и грустно вздохнула.