— Вы впервые на станции отслеживания языков? — профессор Лотос оказалась не мужчиной в годах, а миловидной и довольно молодой женщиной. Волшебница из восточных сказок вместо чародея с седой бородой.
— Я ходил сюда на школьной экскурсии. — Напряжение от дальнего перелета наконец-то стало отпускать Тиса. — Но, сами понимаете, с тех пор было две Волны, я плохо помню подробности из-за лингвистической амнезии.
— Тогда я повторю вам основы, пока мы будем идти к нашему куполу. Его номер — семнадцать. Это островной регион, за которым я наблюдаю. Если повезет, мы даже сможем сделать вылет.
Профессор поглядела на наручные часы — круг циферблата остается понятным даже после Волны.
— Времени у нас не очень много. Когда приходит Волна и язык людей и машин перестает совпадать, мы восстанавливаем мировую систему уникальными программами Защитника-Кузнеца.
— Недавно я прочитал транскрипцию его старого имени: Алексей Кузнецов. Так странно звучит, жестко и шипяще.
— Да, язык прародителей сейчас кажется таким. В прошлой Волне, я помню, он был наоборот слишком мягким.
— Вы учите все позабытые языки каждый раз?
— Все? Это было бы невозможно даже для меня! Пытаюсь понять хотя бы три-четыре ближайших к нам по времени, если успеваю. А времени между волнами не так много, да и мозг отказывается запоминать то, что когда-то в нем было или даже осталось, но заблокировано.
Они подошли к серому полю, из которого как пасхальные куличи росли зеркальные полусферы куполов.
— На станции вы не увидите ни одной буквы, все ориентировано на утрату языка из-за Волны, поэтому система очень проста, — профессор приложила ладонь к алой панели, и сканер подтвердил личность Лотоса.
Внутри купол оказался прозрачным. Два часа ночи, а небо так и не обрело черноты. Его темная синева и звезды казались особенно таинственными потому, что в воздухе повисло предчувствие неизвестности — никто не знает, что будет после очередной Волны.
В комнате наблюдателей стояло два кресла. Едва ученые переступили порог, огромный экран зажегся очертаниями всех материков.
— На этом экране вы видите карту мира и красные точки. Так обозначаются билингвы, помнящие старый язык и знающие новый. Когда проходит Волна, все люди испытывают шок и пытаются говорить сначала на своем старом языке. Если у них это получается, то Личный Лингвист, имплант, отмечает существование билингва. Это карта 2183 года, билингвов более сотни. Это спустя тридцать лет — всего лишь двадцать шесть. А это картина прошлой Волны — всего лишь семеро. Пугает, не так ли? Понятно, что мир катится к новому Вавилону, когда мы совершенно перестанем контактировать с машинами, и вся наша цивилизация разрушится вмиг, развалится на отдельные островки, вернется к первоначальному хаосу. Если бы не Защитник-Кузнец, программист и билингв первой Волны, где бы мы были сейчас? Он сумел подключить свой мозг к компьютеру и ценой своей жизни синхронизировал два языка, перевел электронную систему всего мира, вновь соединив людей и машины в одно целое.
— У вас горят глаза, когда вы говорите о нем. Вы верите, что он Спаситель?
— Нет, я знаю, что он был простым, но одаренным человеком, а я продолжаю его дело, пытаясь сохранить наше общество цивилизованным. Я боюсь вернуться в варварские времена.
— Некоторые считают, что мы должны подчиниться божественной воле и не сопротивляться Волнам, ведь смена языка — наказание за наше любопытство и дерзость. Первая Волна произошла ровно в тот момент, когда корабль Союзных Сил Земли вышел за пределы Солнечной системы, впервые везя живых пассажиров… Достаточно серьезное свидетельство, не думаете?
— Я считаю, что науке еще предстоит открыть истинные причины этого явления. Хотя некоторые теории увлекательны сами по себе. Например, о соединении человеческих разумов: как будто в момент первой Волны произошла ошибка соединения в мировой сети. Люди же так сильно не хотели отключаться, что одной только мыслью поддержали существование Интернета. Так возникло общее лингвистическое поле.
— Тогда почему сменился язык?
— Может быть, из-за того, что люди мыслят родным языком, вся их жизнь проходит через описание языком, и, когда внезапно умы всего человечества стали едиными, ни один язык не смог стать общим для всех. Потому наши разумы перешли на совершенно новую речь.
— Мы сами придумали новый язык в долю секунды?
— Да. Меня эта идея привлекает тем, что она показывает, какими огромными способностями может обладать человек. Но я не особо в нее верю и жду научных доказательств. Впрочем, если говорить о религии… Человек — это и есть моя религия.
— Вы интересны.
Профессор Лотос лишь рассмеялась.
— Пока не пройдет новая Волна — да, интересна. Как человек творческий, я сильно страдаю, когда начинается языковая амнезия. Мне хочется поскорее восстановить свои знания, стать неуязвимой, умной и сильной, но, как и все люди, я следую в Центр Восстановления. Потому я и захотела работать на станции: я доказываю себе, что даже после Волны, после того, как я утрачу язык, я могу что-то сделать сама по себе.
Лотос вновь поглядела на часы.
— Осталось мало времени. Хотите послушать какого-нибудь певца, пока его песня имеет значение?
— Осеннюю Луну, пожалуй. Он единственный певец, переживший четыре Волны и сумевший петь снова. Это и есть талант.
— Я тоже восхищаюсь его живучестью.
Лотос поколдовала над экраном, и статичная пока еще карта билингвов стала подобна светомузыке. Завороженно глядя на нее, люди с трепетом ожидали забвения слов. Низкий голос Осенней Луны заполнил пространство под прозрачным куполом, но казалось, что звук взлетает дальше преграды из стекла — к надменным звездам. Песня, летящая к Небу, — это очень правильно, это вызов, знакомый каждому: стремиться стать выше, лучше, сильнее, преодолеть свою дикую природу и закрепить новую, сотворенную собственными трудами. Таким и должен быть удел человека, что бы ни встало у него на пути — необузданная природная среда или рожденные в тот или иной момент истории запреты.
Тис всегда верил в лучшее. Но каждый раз, когда надвигалась Волна, ему становилось страшно. Что, если люди утратят язык вообще? Что, если они позабудут все? Тиса начала бить мелкая дрожь, и он увидел, что с Лотос происходит то же самое. Тис ободряюще улыбнулся. Тогда-то сквозь него и прошла Волна.
Язык забился меж зубами, а в глазах потемнело. Тис протяжно завыл, и вслед за ним волчицей потянула Лотос. Челюсти свело, а кожа зазудела, будто пытаясь отстать от тела, и вдруг все прекратилось. Тис поднял взгляд на Лотос и произнес первую фразу нового языка — именно с нее начиналась сейчас речь миллионов людей Земли:
— Вы понимаете меня?
Короткий ответ звучал чарующе ново:
— Да, понимаю.
Счастливые от понимания, они глядели друг на друга, не зная, что и сказать, ведь в голове каждого только что возник новый язык, и слова плясали во рту, кружились лингвистической бурей, взрывались клочьями звуков, еще ни разу не побывавших на слуху.
Но они вспомнили о долге и одновременно повернули головы к мерцающему экран. Профессор растерянно ахнула и вытянула палец в сторону маленького островка, где мерцала единственная точка.
— Только один билингв!
Когда подушечка пальца прикоснулась к плазме, картинка стала увеличиваться. Появился серый пейзаж: остров с грядой крутых скал, коротким ершиком зеленой травы и домом, построенным из ржавых обломков корабля — больше похожим на свалку, чем на жилище. От фотографии пробивал озноб, таким неприветливым было место, где жил билингв, новое имя которого звучала как «Белая Яма».
— О нет... — профессор обхватила голову руками. — Как нам не повезло!
— Что такое? — спросил Тис, и, хотя тревога сквозила в голосе, она мешалась с восторгом от новой речи. «Я говорю!» — опьянение от власти, данной умением говорить. «Я говорю!» — эйфория, пытающаяся похитить понимание происходящего.
— Это наш... ах, какое бы слово выбрать... какое лучше будет звучать... вечный! Да, вечный билингв.
— Вечный?
— Он пережил все волны. Точнее, он не забыл ни одного своего языка и всегда в совершенстве знал новый. Но Белая Яма ненавидит ученых. Он родился в те времена, когда люди умирали после синхронизации с машинами, и хоть сейчас все по-другому, это безболезненная и безопасная процедура, Белая Яма близко к себе никого не подпускает. Мы не трогали его, потому что завет Защитника-Кузнеца — Добровольность.
— Что будет, если не соблюсти его завет?
— Он считал, что синхронизации не произойдет, а человек сойдет с ума или умрет. Но сейчас... Мы должны любыми способами привезти Белую Яму на станцию.
Лотос приложила ладонь к зеленой панели, и прозрачные двери разъехались в стороны.
— Вертолет в любом случае отвез бы нас к ближайшей точке с билингвом, то есть к нему. Так странно, что сейчас вылетим только мы, а другие группы останутся на местах. Между победой и поражением, не считаете ли?..
— Все это очень волнует. Я... опьянен Волной. Но я должен сопротивляться радости и сделать свою работу.
Автоматический вертолет сотрясался металлическим телом и отбрасывал на волны океана стрекозиную тень. Тис пытался вспомнить слово, обозначавшее транспорт, спасший предка людей от всемирного наводнения. Вкусное такое слово, но чужое, как карамельная конфета, которую нельзя рассосать из-за острых краев.
Пыль разлетелась от посадочной площадки, съела обзор, как древнее чудище, похищавшее зрение. Но даже для серой мглы Тис находил много удивительных слов. Он ощущал себя пионером, пересекающим невероятные ландшафты, и пусть глаза Тиса знали формы всего, что он видел, язык просто чесался назвать каждую мелочь заново и этим дать ей рождение для человека. Что не названо — не существует.
Однако когда пыль на земле развеялась, ученые увидели человека с лицом столь мрачным, что даже радость от Волны улетучилась, как пугливая устрица прячется за створку раковины.
— Дайна, — обратилась Лотос к Белой Яме никогда ранее не звучавшим уважительным словом. — Мы хотим попросить вас передать нам ваше Знание.
Старик смотрел на нее, и кустистые брови опускались все ниже. Он смачно сплюнул в сторону сквозь прореху в гнилых зубах.
— Bredki!
— Что? — переспросил Тис, но не у Белой Ямы, а у профессора.
— Кажется, он ругает нас на одном из старых языков, — тихо ответила Лотос. — Не шепчитесь! Он же понимает наш язык!
— Vyzihvostka da viporotok! Cherti veryovochnie! Uh! — старик замахнулся кулаком — мощным, корявым, что корень ели.— Ходят тут, что ни год, I brehnyoi kormyat! Pshli!
— Вы бы не могли говорить на новом языке? — Лотос вежливо улыбнулась, пытаясь сменить гнев старика на милость. Тот разразился еще более нечленораздельными ругательствами, и, как показалось ученым, на разных языках. Затем Белая Яма в сердцах пнул камень в их сторону, и тот едва не угодил Тису в плечо. Старик резко развернулся и заковылял к своему уродливому жилищу.
— Эй! Дайна, эй! — пробовала его остановить Лотос, но старик хлопнул дверью и еще погрозил ученым сквозь окно.
— Так дело не пойдет... — Тис понял, что все зависит от него. Он решительно прошел мимо раскачивающегося с насмешкой-скрипом фонаря и раскрыл дверь. И замер, потому что в шею ему уперся допотопный дробовик.
— Kysh!
— Дайна, мы не можем уйти! — закричал Тис.
—Убью!— проревел сумасшедший Яма.
— Убей, но не уйду! — заорал в ответ Тис, упираясь руками в бока.
— Kysh!
— Не уйду!
— Kysh!!!
— Вы единственный билингв! С места не сдвинусь!
Тут старик сдался. Лицо его покраснело, и он тяжело опустился на ступени у порога.
— Что же вы упертые такие, pronyry?
— Выхода нет, дайна.
— Да какой я тебе дайна! Старик всегда старик. Что же, я один такой остался?
Ученые склонили головы.
— Да, дайна.
— Эх, гребаный мир! Эх... — Белая Яма пошарил в карманах и достал шуршащий пакет с какой-то травой. Скрутил из желтой бумаги сигарету, чиркнул ржавой зажигалкой, заставив Тиса закашляться от дыма.
— Я не помогу вам.
— Но как же? — вступилась опять Лотос, пытаясь убедить старика в важности миссии. — Мы без вас не сможем. Вы ответственны за судьбу всего мира.
— Да я бы помог, но не смогу. Я это... staroobryadec.
— Пожалуйста, не мешайте новый язык со старым, — Лотос зло глянула на "последнюю надежду". — Кто вы?
— Staroobryadec! — невесело рассмеялся старик и ткнул Тиса в бок. — Старые обряды почитаю, а не машины.
— Вера не помеха для считывателя языка, дайна, — хотела было начать лекцию профессор Лотос, но увидела, что у Тиса лицо побледнело.
— Он не о том, профессор. Он не сможет нам помочь, потому что, — Тис обвел рукой вокруг себя, — он не использует новых технологий. Он не знает языка машин.
— Неужели? — ахнула Лотос.
— Так, так, teleuhi мои глупые. Так, так... — продолжал посмеиваться, глубоко затягиваясь, старик, и по его старым щекам текли слезы.
Над морем поднимался немигающий глаз солнца. Рассветные лучи осветили золотом дом-корабль — новую вавилонскую башню.