– А знаешь, жизнь столь прекрасная штука. Вот если подумать. Ты только представь себе сколько загадок она таит. Как много чудес на всём земном шаре.
Плюшкин махал руками и не мог успокоиться.
– Страшные африканские львы! Не те что у нас — за решеткой, а настоящие. Дикие! Это так необычно. А ты? Мрак! Серость! Разве это жизнь? А небо на высоте тысяч километров? Далекие звезды... Другие народы! Диковинные минералы! Чудеса! Нет, Вась, ты подумай только! Протрешь задницу на своей табуретке да не познаешь красоты!. А хочешь увидеть северное сияние? А может.. А давай в Африку махнем! Там, грят, девицы — кожа, что твой уголь. А может... Васька! Ты представь — идем по джунглям. Вась, ну Вася! Не будь деревней. Зачахнешь дома! Помрешь не видев красоты. И скажут — эка невидаль, он помер не познав красы. А может в Индию, представь! Дворцы повыше ведь хрущевок будут. А там — купить висюлек классных! Костюм моднячий. Эх Вася-Вася. Ты не поймешь...
Тепло на кухне. Рассвет сквозь шторку видно. Чертовка-сойка греется на ветке. И где то там чирикают... Приёмник старенький. Шипит но звук даёт. Кажися Макаревич. И кружка кофе, сигареты...
— Дурак ты, Плюшкин!