В степях заснеженных, на просторах нехоженых, меж снежных барханов да сугробов-великанов, в пору синих голубичных сумерек блуждал бесцельно неведомый дух, давным-давно позабывший себя здесь. Имя его унесла белая вьюга, образ его размыл снегопад - теперь и самому ему было не вспомнить, кем он был раньше. "Ау-ууу!" - из вечера в вечер звал дух с тоской, да только понапрасну - никто на всем белом свете ему не отзывался. Один лишь равнодушный снег во все стороны, куда ни глянь, простирал свои белоснежные ладони. Ох, и горевал он, от одиночества слагая протяжные печальные песни; поднимаясь в морозный воздух, они тут же осыпались ворохом разноцветных снежинок.
Однажды в злую волчью вьюгу шел тем полем путник, клонясь под ярыми порывами и утопая в сугробах по самый пояс. Словно сорвавшись с цепи, ветрище терзал его одежду, слепил глаза и докрасна царапал щеки мелким снегом. Отчаяние накрывало человека с головой, да уж не было пути назад, как не было и просвета впереди.
- Ау! - сорвался с его губ крик отчаянья, хоть и знал он, что в пустом поле никогошеньки нет в эту злейшую из зимних ночей, коей и зверь побоится.
- Ау-ууу... - отозвалось из непроглядной снежной замяти. Замер человек, вглядываясь во мятущуюся снегом мглу, и позвал еще раз: "Эге-гей!!"
- Сюда, сюда! - показалось ему, звал живой человеческий голос, и, поднявшись, он устремился вперед с новыми силами.
Сколько уж прошёл он? Следы тут же заносило свежим снегом, и порой путнику казалось, что он ходит кругами. Уж не метель ли играет с ним в злую игру? Аи да не всё ль одно, как пропадать? Охнул человек и упал лицом в снег, плача ледяными слезами, горюя по себе и по родным, которых от него отделяет эта колдовская степная круговерть... Подняв замерзающее лицо, он в последний раз вгляделся в ночь, но уже ничего, ничего не мог увидеть... Внезапно напряженный до предела взгляд его уловил нежно-голубоватое свечение вдалеке. Оно яснело и ширилось, и, наконец, подступило к человеку, стоящему по пояс в снегу. В несметном, детском удивлении он воззрился в небо - то луна, полная и ослепительно сияющая, протиснулась меж туч и завладела небом и землей. Беснующийся снег понемногу улёгся, пляска метели унялась, и вскоре взору открылась безбрежность снежной степи в мягком голубоватом сиянии. Человек дышал ровно, он успокоился, но не мог даже пошевелиться, чтобы преодолеть расстояние, обозначенное лунным светом.
- Ау-ууу! - вновь зазвенел голос, разнесясь по утихомирившимся просторам. Не касаясь снега, по степи на могучих лапах бежало неведомое существо с орлиными крылами да оленьими рогами, и лунный свет просвечивал сквозь него, серебрил и ласкал его длинный мех. - Ау! - воскликнул он вновь и встал перед человеком. - Я вспомнил себя! - молвил он человечьим голосом, сверкая добрыми синими глазами, - Ты помог мне! Теперь я помогу тебе! - и склонившись перед человеком, он усадил его себе на спину и быстрее стрелы взметнулся над землей!
- Айдос... - прошептал человек, обнимая длинную шею существа, и лишился чувств. Очнулся человек неподалёку от своей юрты. Аи не привиделось ли ему в снежной замяти всё это путешествие? Только с тех пор в степях уж не слышались ни печальные песни, ни безответный зов. Но, поговаривали в аулах, ясными лунными ночами по-над степью можно на мгновение увидеть силуэт Айдоса - друга луны и заблудившихся путников...