Отпуск я ждал целый год. Дни считал до отпуска, ведь когда он начнется, мне останется служить в звании лейтенанта после института всего один год, а, вернее, одиннадцать месяцев. В отпуск я, конечно, поеду домой. Буду гулять в гражданке по улицам родного города с любимой женой…Обниму своих родителей…Встречусь с друзьями…
…И вот он уже заканчивается. Отпуск не пролетел, а просвистел. Через неделю самолетом - в Бендеры, и опять разводы, караулы, учения. Но случилось непредвиденное. Вдруг внезапно разболелся живот, да так, что терпеть не было сил. Теща повела к знакомому хирургу Новочеркасского госпиталя, и он поставил диагноз: аппендицит. Нужно срочно удалять. Помните фразу из «Покровских ворот»: «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита».
И вот, я лежу в госпитале, до окончания отпуска два дня и, по всей видимости, в часть я смогу попасть не ранее, чем через две недели. Поэтому даю инструкцию жене, чтобы она сходила в комендатуру и попросила дежурного офицера отправить в часть телеграмму о моей задержке в отпуске с указанием ее причины. Что она и сделала. Далее операция и радостное чувство, что всё обошлось. После выписки неделя дома и - в путь. Но перед отъездом я пришел в комендатуру поставить отметку об убытии и, словно чувствуя тревогу, спросил об отправке телеграммы в часть. И получил ответ, что никто никакой телеграммы не посылал, так как дежуривший тогда офицер сменялся и в спешке забыл занести информацию в журнал, а также сказать об этом по смене.
И далее началось. Прибыв в часть, я первым делом нашел комбата и доложил о своем возвращении в строй, сказал о причине своей задержки и объяснил отсутствие телеграммы. Но комбат выслушал меня хмуро и приказал топать к командиру полка с докладом о своем прибытии. И еще он добавил, что командир полка уже снарядил конвой для моей принудительной доставки в расположение части. Так что к командиру полка в штаб я шел на деревянных ногах со смутным беспокойством. Доложил, как положено по уставу, но он меня не дослушал и рявкнул:
- Справку!
Я достал справку, которую мне выдали в госпитале, и положил на стол. Полковник, кстати, прибывший к нам в полк накануне моего отпуска и не скрывавший, что назначили его с понижением, отчего его лицо всегда было в недовольной маске, взяв в руки справку, вдруг оживился и без всяких нотаций произнес: «Свободен». Из штаба я шел в полном недоумении. Я не мог понять, почему командир полка не устроил мне разнос, ведь я заметил молнии у него в глазах после своего доклада. И вдруг меня как током припечатало. На справке не было печати. Подписи соответствующие были, а печать надо было поставить в канцелярии в другом корпусе госпиталя. Меня при выписке об этом предупредили, но я от радости, что живой, отложил это мероприятие на следующий день, а потом благополучно забыл. Что же теперь будет?!
На следующий день, как обычно, развод, который закончился не совсем обычно. В конце последовала команда: «Офицерам остаться, остальным разойтись!». Офицеры построились в две шеренги, и командир полка, встав перед строем, приказал мне выйти вперед на три шага. Что я и сделал. Далее он достал из кармана мою справку, поднял её вверх над головой и задал вопрос риторический, ни к кому не обращаясь:
- Что это такое?! Никогда не догадаетесь. Я тоже не знаю, что это. Но вот этот лейтенант уверяет меня, что это справка. Справка из госпиталя, где ему якобы делали операцию. И поэтому он на службу прибыл из отпуска, опоздав на две недели. Если бы это случилось во время войны, он бы здесь не стоял, его бы уже расстреляли. За дезертирство. И вот он принес мне эту бумажку, назвав ее справкой. Но на справке должна стоять печать. Кто видит здесь печать? Никто. И я не вижу. Ты бы лейтенант попросил свою Машку хотя бы пяткой печать поставить.
Речь обильно сдабривалась матом, который, естественно, придавал ей особый колорит. Строй гудел одобрительно, особенно после фразы про Машку. Я стоял по стойке «смирно» и ждал самого худшего. Дождался. Полковник решил провести следственный эксперимент, для чего ему потребовался начальник медсанчасти майор Пожлюк. Он обычно на разводах не присутствовал, хотя всегда находился в своем кабинете в расположении части. Майор Пожлюк был замкнутым человеком, друзей в полку у него не было. Он редко выходил из расположения медсанчасти и был дружен с «зеленым змием». Мне он казался старичком, видимо, тогда ему было под пятьдесят. Позвали Пожлюка. Полковник приказал ему осмотреть послеоперационный шрам и доложить, когда была сделана операция. Я, отвернувшись от строя, расстегнул портупею, затем китель, вытащил рубашку из брюк и оголил низ живота. Майор присел, внимательно осмотрел шрам, помял пальцами рубец, выпрямился и доложил:
- Этому шраму, товарищ полковник, лет двенадцать не меньше.
Я, не заправившись, остолбенел.
- Что??? Две недели, вы хотели сказать, товарищ майор.
- Не учите меня, лейтенант. У вас старый рубец.
И уже к полковнику:
- Разрешите идти, товарищ полковник?
- Да, майор, вы свободны.
Строй затих, ожидая решения командира. И оно после сравнения меня с сопливым мальчишкой, решившим всех перехитрить, последовало.
- Если в течение двух суток не будет надлежащего подтверждения проведенной операции, то причину опоздания лейтенанта из отпуска на столь длительный срок будет рассматривать трибунал.
Так и сказал – трибунал. Строй одобрительно загудел. Всё-таки не любили строевики нас двухгодичников. Конечно, было отчего мне испугаться. А вдруг, правда, трибунал, если я не успею получить подтверждения. Да и как его получить? Домой меня не отпустят. Это сейчас факсы, электронные документы, скайпы. А раньше телеграф и телефон.
Строй разошелся, бурно обсуждая неудавшуюся мою попытку обмануть весь полк. Лишь комбат (батяня-комбат) стоял и смотрел на меня. Я заправился и он жестом, молча, подозвал меня.
- Значит так, лейтенант, ноги в руки и дуй на переговорный пункт. Скажи домашним, чтобы срочно выслали заверенную госпиталем телеграмму об операции. Телеграмма на первых порах заменит справку, но и обычную справку пусть возьмут и срочно вышлют ценным письмом.
И, прищурившись, с искорками в глазах добавил:
- Только пусть не забудут печать поставить, хоть пяткой.
И засмеялся, глядя на меня. Видимо, вид у меня был совсем не бравый.
Жена, услышав по телефону о последствиях моей легкомысленности, в тот же день отправила на имя командира полка заверенную начальником госпиталя телеграмму. И в тот же день выслала справку. Естественно, с печатью.
Телеграмму и справку командир полка, конечно, получил, так как через два дня к нему меня не вызвали. Братья по оружию вопросов с подколками не задавали. Начальник медсанчасти и не подумал извиниться передо мной за свою профессиональную ошибку. Так что, этот случай на короткий момент просто оживил однообразную военную жизнь части в мирное время, и о нем также быстро забыли. Ну и, слава Богу! Но в моей памяти он остался на всю жизнь.