2.
Как сказал Достоевский, «человек, подлец, ко всему привыкает». И как всегда, был пророчески прав.
К концу первой недели мы слегка пообвыклись - во всяком случае, перестали ахать, взирая на фруктово-овощное изобилие на лотках и тряпочные «эдемы». Уже привыкли к валяющимся группкам на ранней траве под бессмертным творением Эйфеля, включая цыган и прочих многодетных "шведов" из Африки и Ближнего Востока. А также уже вполне спокойно относились к тому, что каждый день проходим мимо Башни Инвалидов и скверика с подлинными работами Родена. Если удивлялись, то только тому факту, что никто их, эти скульптуры, не трогает. Не пытается украсть. И не пишет на любой мало-мальски подходящей и даже совсем не подходящей плоскости «Здесь были Вася и Петя».
К тому же к этому времени мы спустили львиную долю стипендии, чем сняли проблему мучительного выбора. Хотя нет, кое-что припасли – для «Блошиного рынка». Это заветное место с "кожей" нами намечалось – с подачи всё той же злополучной Розы - давно, а наряду с ним еще две обязательные культурные точки: Мулен-Руж (а как же!) и святое место Сакре Кёр. Такие вот взаимодополняющие варианты. Ну, еще Лувр. В среду, когда вход бесплатный.
Надо сказать, в знаменитый квартал красных фонарей вожделенно стремилась только сильная часть нашего коллектива. Но наши французские менеджеры категорически запретили идти туда без женщин. Более того, согласно их рекомендациям, мы должны были идти парами «мальчик с девочкой» и под ручку. В противном случае мужчину могли затянуть за рукав коварные кокотки. Идя в паре с дамой, наш мужчина в целях вящей безопасности должен был громко говорить - в ответ на зазывания из таинственных ниш – «Дежа серви». То есть, уже обслужено.
А то, мол, потом не расплатитесь! – угрожали наши буржуазные учителя рынка.
Хихиканий по поводу «дежа серви», конечно, было много. Но это реально помогло. Жертв французской любви среди наших не оказалось.
Помню, как я шла в ранних сумерках мимо ряда дешевых женщин, ожидавших клиентов на улице, еще ДО самогО заведения с более дорогим телесным «товаром», и боковым зрением пыталась разглядеть, что же в них особенного, в этих профи? Кто они, как выглядят, как им живется-можется… Но мало что просканировала: лица-маски непроницаемы, у некоторых вуальки…
Успела «сфотографировать» образ мулатки лет под сорок-пятьдесят (так мне показалось), с налетом какой-то вековой усталости, в алом платье, резко контрастировавшем с иссиня-черными, свалявшимися волосами. Однако глазами с ней встретиться я малодушно устрашилась. И стыд коробил - за нее или за всех женщин-сестер сразу?… Иначе говоря, на улице красных фонарей у меня всё время краснели щёки - особенность по жизни вашей покорной слуги, сильно её раздражающая. Однако почти прошедшая с годами…
Да, в Париже я много чего повидала и испытала впервые. Например, впервые увидела живого гея – это был кокетливый гид Пьер на одной из наших экскурсий – в Дефанс, то есть, «новый» Париж. Или Париж будущего. Кто-то из нашей толпы ветерком прошептал это короткое слово-идентификацию. Шелест "это ж ну... этот... гомик! да ты што!" содержал в себе долю восторга или ужаса, трудно определить.
Смешанные чувства вообще доминировали у нас «всю дорогу» - по самым разным поводам. Противоречивые ощущения возникали там и тут… Как это получается: весь Париж сидит безвылазно по кафешкам, глушит алкоголь, а ВВП у них как-то растет! Не сильно растет, не как в США, но всё же... Это никак не укладывалось в наших ученых головах.
Или вот, скажем, французские женщины. Хваленые, эталонные - как считается. Но красавиц мы не увидели, пожалуй, ни одной. Ножки кривоваты обычно, фигурки так себе, но зато прическа ухоженная, волосы всегда чистые. Ну, плюс раскованность, добавляющая обаяния и стиля. Плюс бижу…
Как-то поспорили с нашими мужчинами, что они найдут настоящую, каноническую красавицу на улицах Парижа. На бутылку ликёра. Долго присматривались, пока дефилировали Елисейскими полями. Потом они всё же нашли таковую – «Эврика!". Оно и правда, хороша была барышня – статная, пышные волосы, глазищи бирюзовые. Но незадача - оказалась полькой Наташей (специально уточнили). Так что пришлось мальчикам стащить для нас едва початый черносмородиновый ликёрчик!
Наши запасы водки же стремительно улетучивалась. Кстати, у меня тоже было два бутыля. Гарик предложил их толкнуть заодно с самоварами. Но... кинул. То есть, не совсем - отдал мне деньги, кажется, восемь франков, уже в Шереметьево. Сохранила как сувенир... Вот не знаю, удалось ли этому "наполеончику" позднее эмигрировать во Францию, как он мечтал? У меня нет об этом сведений.
Впервые в Париже я попробовала лягушек. Оказалось, нормальное блюдо, как мелкие цыплячьи ножки, под острым китайским соусом. Вкусно и нисколько не опасно – подумала тогда я. Разве что опять жалко квакуш – как тех женщин с пикантной улицы. Но лягушки эти всё же вышли мне боком - по другой причине. Пригласил их меня отведать некто мсье Хованский, проживающий в Париже с 70-го года двадцатого столетия, однако на вид - аристократ из 19-го - замашками, прикидом, изысканной речью с легким акцентом. Чем-то напомнил мне Александра Вертинского…
Нет, не подумайте, ничего личного, тем паче интимного. Мы просто пару часов почирикали о том, о сем. Его очень интересовали события на бывшей родине, взгляды и настроения в СССР… Вспоминаю как сейчас шикарные его штиблеты под идеально отутюженными серыми брюками на закинутой на ногу длинной ноге – изящно-вальяжно, красиво! Таких экземпляров и манер я еще не встречала. Наши женщины позавидовали мне тогда, даже не пытаясь скрыть этого. И напрасно. Позавидовали, говорю, зря. Именно в связи с этим господином меня потом и «доставали» наши чекисты…
Но да ладно, дело прошлое. К тому же «всё, что нас не убивает, делает нас сильней». Проверено.
Гораздо больше я злилась тогда, как и все мы, на свою зажатость. Она не преодолевалась даже тренингами. Отдельная мука испытывалась нами в связи с отсутствием нормального иностранного языка, а значит, и коммуникаций. Это усиливало смущение и недовольство собой в разы. До степени ущербности.
Я, в частности, знала чуть-чуть по-немецки, столько же по английски, и довольно много слов из Чехова, моего литературного фаворита с детства. Как вы помните, в его рассказы щедро вкраплены все эти кесь кесе, матАнты и машЕры, амикошоны, монамИ и, само собой, пуркуа па. Однако эти салонные словечки мало помогали в тех же торговых точках. Нас научили спрашивать цену «Комбьен сакут?». Но, задав этот гамлетовский вопрос, мы, увы, не могли понять ответ. Разве что с
калькулятором.
И комплексы наши стремительно развивались. В основном общение с местными сводилось к «Са ва?» – Са ва бьен». И нам казалось, что они издеваются втихомолку над нашей младенческой или совковой дикостью, вставив нам в комп флешку с примитивнейшей игрой «Авенир» - на весь день занятий. Не скрывая при этом своего превосходства… Игра же сводилась к иллюстрации принципа: "выше спрос - выше цена, ниже спрос - ниже цена". Иллюзия такая, как и многие другие постулаты рынка, включая чистую и честную конкуренцию. Но это мы знаем теперь. А тогда, мы, освоив эту игру за 10 минут, шли пить кофе с печеньками. Благо их никто нам не считал...
П.С. Вот! Наконец-то в последнем абзаце сего опуса произнесено это словцо - «совок». Имело место быть... Слава Богу, оно, это обидное словцо основательно подзабылось уже теперь. Утонуло в бурном море других новых слов и неологизмов, в большей степени адекватных моменту. И всплыло оно всего лишь на миг - при взгляде туда – в наше прошлое, в эпоху первоначального накопления нами капитала – капитала «знаний о рыночной экономике». Всплыло и утонуло снова - в забавное забытьё...
Окончание следует