… Утро. С высоты одиннадцатого этажа гостиницы, из окна, я обозреваю бухту. Если прижаться щекой к стеклу, то можно увидеть крайние причалы, те, что слева. Конечно, если попытаться открыть окно, то как следует рассмотришь все, но человек я абсолютно незакаленный, а уже осень. Натягиваю на себя шерстяной джемпер, прямо на тонкий свитер, сверху еще и куртку. Застегиваюсь наглухо. Но открыть окно не решаюсь. Скверное утро…
* * *
Утро всегда скверное. Человек счастлив и спокоен только вечером. Утром он несчастен. Он перебирает в памяти события вчерашнего дня, в этом ему помогают пустой бумажник или синяк под глазом, он вспоминает, что ему необходимо сделать сегодня, проклинает вчерашнюю нерасторопность или лень, и все это ложится тяжким грузом на его плечи, отравляя радость от рождения нового дня.
* * *
Я беру со стола пепельницу, сажусь по-турецки на незаправленную постель, прямо в брюках, и закуриваю сигарету, уже не первую с утра. Решив, что джемпера и куртки мало, набрасываю на плечи еще и покрывало. Номер в гостинице, где я остановился, мое временное пристанище, не отапливается, и я совершенно продрог ночью под одним одеялом. Я выпускаю дым колечками. Слежу за тем, что бы колечки были ровненькие и быстро не рвались – занятие для человека, которому некуда спешить. Что же принесет мне этот день? И что принесет мне вечер? Уже давно я живу только вечерами. Вечером на меня что-то находит, и моя жизнь кажется мне тогда гораздо более значительной, чем она есть на самом деле. Именно вечером я придумываю сам для себя невероятные вещи, фантастические приключения и все, чего не достает мне в этой жизни. Сам для себя. Жизнь скучна, если не сдобрить ее изрядной порцией выдуманного.
* * *
Поеживаясь от утренней прохлады, я не торопясь раздумываю о том, что я потерял и что найду здесь, в этом городе, пахнущем рыбой и йодом, о тех, кого оставил и кого еще встречу. Гоню от себя печальные мысли, с надеждой смотрю на телефон, позабыв о том, что он отключен и звонить некому, и корю себя за опрометчивые поступки, уже совершенные и совершаемые мною…
* * *
А город хорош! Еще как следует не рассмотренный и не понятый мною, он уже понравился мне. Ведь это город моей мечты, ни много, ни мало. Может быть, впечатление обманчивое, но так хочется надеяться на лучшее и не обмануться. И так хочется, чтобы поскорее наступил вечер. Он заставит забыть о вопросах, на которые утром никогда не сможешь ответить, и не даст тебе изнывать от мучительных раздумий хотя бы несколько часов.
* * *
И пусть моя жизнь не устроена, пусть планы мои все рухнули, а мечта так же далека, как и прежде, пусть ночью холодно под одним одеялом, а надежда все равно живет во мне, живет, несмотря ни на что, надежда, что я когда-нибудь да увижу мир таким, какой он есть, не очерненным моим всегдашним пессимизмом, и я смогу улыбаться солнцу и быть счастливым. Я подхожу к окну вновь и теперь смотрю уже на город…
* * *
Все это я и выложил совершенно незнакомой мне женщине в ресторане. Я спустился поужинать в восемь. Она одна сидела за столиком, я спросил разрешения, сделал заказ и сел напротив нее.
- Вы когда-нибудь видели стопроцентного неудачника?, - спросил я ее сразу же, как только пригубил бокал с вином.
- Если нет, то посмотрите на меня – стопроцентный неудачник перед Вами. Любое мое начинание неизменно кончалось крахом. Девушки, которых я любил, убежали от меня, а от тех, которые любили меня, убежал я. Все делал не так, как надо, а повинуясь сильнейшему чувству противоречия. Посудите сами, если мне вдруг покажется, что все здесь накачались, я отставлю бокал, расплачусь и уйду. Но если здесь будет скучно, я напьюсь до умопомрачения. Незнакомых, кто заговаривает со мной, я обрываю, а сам лезу с разговорами к незнакомым мне людям. Вот если бы Вы заговорили первой, весь вечер я бы молчал как рыба. Но Вы не обронили ни слова, даже не сказали ничего, когда я спросил разрешения присесть за Ваш столик, лишь кивнули Вашей белокурой головкой, и поэтому я буду говорить, не умолкая, весь вечер. И даже если Вы не захотите послушать монолог неудачника и попросту пересядете или вообще уйдете отсюда, я поднимусь к себе в номер и буду разговаривать сам с собой, пока меня не сморит сон. Я вижу, Вы не собираетесь уходить? Верно? И мой рассказ как будто заинтересовал Вас? Не отвечайте!
Это здорово – вот так рассказывать о себе, вывернуть себя наизнанку и при этом смотреть в глаза совершенно незнакомой мне женщины, нет, нет, не надо, я не желаю знать Ваше имя, оно мне ни к чему. Стоит только нам познакомиться и сообщить друг другу хотя бы минимум сведений о себе, я тотчас уткнусь в свою тарелку и клещами из меня слова не вытянешь, - мне приходится делать перерывы в разговоре (правда, говорю я один, но меня это устраивает), чтобы отпить из бокала и съесть кусочек мяса. Но стоит отвлечься едой, как сразу теряешь нить беседы…
* * *
- А Вы знаете, отчего все так необычно сегодня, отчего мы, два незнакомых человека, сидим вместе, и один слушает довольно туманные и разноречивые рассуждения другого, отчего так грустна эта песня и отчего я так разговорился? Держу пари, не знаете. Вы не замечали, как непохожи утро и вечер? А сейчас как раз вечер, и он так меняет людей. Свет луны, неоновой рекламы и этих светильников “под старину” меняет облик людей до неузнаваемости. Но кроме этого вечер влияет на душу и ум. Человек в плену у вечера и не тяготится этим. А какие разные бывают вечера! Вечер и спасает и губит. Один коварный вечерок чуть не довел меня до сумасшествия, зато другой подарил мне необыкновенное счастье…
* * *
- Я люблю вечера, вечером все по-другому. Поступки людей, их мысли и чувства непременно содержат в себе какую-нибудь тайну, предметы теряют свои привычные очертания и начинают обладать свойствами, совершенно им не присущими, при свете ламп и фонарей реальное легко приобретает черты фантастического, явь граничит с неправдоподобным, и все это вызывает удивительное ощущение раздвоенности, когда будущее кажется чудесным, а завтрашний день особенным, но при этом понимаешь, что тебе никуда не уйти от сегодняшних дум и тревог. Каждый вечер для меня – как сказка. В этой сказке есть свои герои – и добрые и злые, как и положено любой сказке. Герои живут, умирают, воскрешают, влюбляются по прихоти автора, и никому из этих героев не придет в голову роптать на него, ведь они и не подозревают, что их муки, сомнения, минуты любви, ревности, словом все, является плодом фантазии писателя, что конец сказки уже предопределен, и они ничего не смогут изменить в ней, не смогут переиграть свою жизнь или добавить в нее что-нибудь свое. Вечер – великий сказочник. Его сюжеты невероятно сложны, как и жизнь. Впрочем, эти сюжеты и составляют часть жизни, и участники вечерних представлений, как и герои сказок, не знают, что невидимая рука направляет их действия и мысли, не знают, чем кончится каждый вечер, и какой будет конец – счастливым или печальным. Как бы то ни было, я благодарен вечеру за то необычайное настроение, которое он дарит мне, за интересные встречи, за то, что он дарит мне пищу мыслям и отдых душе.
Моя роль в вечернем представлении – роль статиста, но я не ропщу за это на вечер, - я заставляю себя замолчать, чтобы дать женщине перевести дух. Она задумчиво смотрит перед собой. Ее пальцы теребят салфетку. Позволяю себе оглянуться вокруг, перехватить официантку и попросить еще вина. Наверное, не стоит мне так много говорить сегодня. Но я уже взял себе роль и мне хочется хотя бы еще чуть-чуть приковывать к себе внимание моей незнакомки. В конце концов, мне есть, что сказать, и все, что я говорю – не выдумка. Я так думаю и я так чувствую, - после минутной паузы я умудряюсь продолжить мысль…
* * *
- Может, вечер – моя навязчивая идея, может, я просто смотрю на вещи не так, как другие? Может я сам с собою валяю дурака? Или виной тому мое воображение, слишком богатое? Кто знает… Какая эта удивительная вещь – воображение! Воображение дает мне потрясающее ощущение свободы, свободы бесконечной. Образы, навеянные реальным миром, соединяются с хитросплетениями мыслей, и тогда ночью мне снится какая-то чертовщина. Воображение действует даже на память, и я начинаю помнить то, чего со мной никогда не было, да и никогда не могло быть, воображение вторгается и в будущее, и мне тогда легче дышится, ведь впереди необъятная даль планов и надежд. Но когда воображение отказывает мне, когда приходит отрезвление, думаешь – как мерзок мир! Нет, далеко не каждый вечер приносит мне радость. Я гораздо чаще грущу, и причину грусти найти удается не всегда. Мне грустно и ничего нельзя с собой поделать…
* * *
- Моя мнительность и чувствительность не знают границ. Грустная мелодия или печальное воспоминание приводят меня в состояние такой бездонной грусти, что я не владею собой, - женщина смотрит мне прямо в глаза. Я машинально отпиваю глоток вина и вдруг…улыбаюсь. Пытаюсь представить, за кого за кого принимает меня соседка по столику – за шута, пытающегося сыграть драму, или за идиота, затерроризировавшего свою психику. Но я не спрашиваю ее разрешить мои догадки. Я почти боюсь, что она сейчас скажет что-нибудь, и этот вечер, чудесный вечер, и эта музыка, что так гармонирует с ним – все это исчезнет, исчезнет навсегда. В лице женщины почудилось едва уловимое движение, и тут я по-настоящему испугался , что одно единственное слово испортит все, и …
* * *
- Вы не представляете себе, как мне грустно порой. Грусть всегда застает меня врасплох, когда душу терзают сомнения, когда любая связь людей и их поступков мне не ясна, и когда я начинаю понимать все тайные нити, связывающие знакомых мне людей и незнакомых. Я борюсь с грустью, но инстинктивно чувствую, что мне не справиться с ней. Она побеждает меня, и я грущу уже от того, что понимаю – она всегда останется непобежденной. Пытаюсь уйти от мрачных раздумий, пытаюсь радоваться мелочам, что бы в душе не оставалось места для грусти, но она подкрадывается осторожно и неслышно, как вор. Хроническая болезнь, и радость – далеко не радикальное средство против этой хвори. Я боюсь грусти. Это маленький зверек, которого я выкормил, и теперь он – источник опасности, может быть, смертельной. Умереть от грусти, сдохнуть, погибнуть, быть убитым ею. Я устал от грусти. Мои ошибки и промахи, которые встают передо мной как каменные истуканы, встают поперек пути; любовь – ты слишком любишь, чтобы быть любимым, чтобы удержать любовь; дружба, которую боишься испытать, зная, что потеряешь друга – все это неизменно приводит меня к грусти. Грусти бездонной, грусти вселенческой, грусти абсолютной. Я не ищу помощи, мне некому помочь. Я учусь анализировать мою грусть - она универсальна. Грусть по ушедшему счастью более светла, чем грусть по надеждам, которым так и не суждено было сбыться, но и она становится моим врагом. Было бы ужасно, если бы временами грусть не отпускала бы меня, если бы дружеское похлопывание по плечу, или тепло, излучаемое женскими глазами (я почти физически его чувствую), не приносили бы мне облегчение. Вот Вы сейчас на меня хорошо смотрите, мне приятно Ваше внимание, с каким Вы слушаете меня, и уже не так грустно, - у меня всегда есть минута-другая, чтобы просто подумать обо всем. Моя характерная черта – живу как бы в двух мирах. В первом я – живой человек, поступаю и мыслю, во втором – оцениваю все вокруг, анализирую любую ситуация, вот как эту, например…
* * *
- Я говорил о себе. Так вот, поразительная вещь – стоит только поступать не как все, и ты сразу же оказываешься в пустоте, вакууме. Этой пустоте есть другое название – одиночество. Понимаете, живешь как прежде, живешь с теми же людьми, работаешь с прежними коллегами, проводишь время с прежними друзьями, но ощущаешь, что каждый из тех, с кем ты общаешься ежедневно, начинает относиться к тебе совсем по-другому. Девушка соглашается на встречу, но я чувствую, что ей этого совершенно не хочется. Мои приятели радостно трясут мою руку, но я чувствую, что на душе у них совсем не то. Всех их объединяет одинаковое отношение к людям не от мира сего. Если человек видит, что я поступаю совсем не так, как мне подсказывает обыденное сознание, и что я делаю это намеренно, то для него я – инопланетянин. Нет, конечно, интересен ему, но глубоко враждебен. Сталкиваясь с непонятным, непривычным, люди объединяются, и когда я ощущаю эту сплоченность и единение в душах знакомых мне людей, я ожесточаюсь и могу натворить глупостей. Но всегда что-то отвлекает, часто интерес к чему-либо, необычайное приключение или удача настраивают меня благожелательно относиться к людям, но эта проблема не исчезает сама собой, и время от времени напоминает о себе, как сегодня. И тогда лучший выход – выпить бутылку хорошего вина с совершенно незнакомым тебе человеком.
* * *
- Ясно, что не всегда удается поведать случайному слушателю о своих мыслях. Тогда мой единственный собеседник – бумага. Когда удается вложить в слова душу, испытываешь облегчение. Я написал кое-что. Не знаю, может, мне не стоило этого делать, есть в этом что-то такое, что налагает определенную ответственность за судьбу всего, что легло на бумагу, или мысль о том, что я когда-нибудь да сяду за письменный стол, мысль скорее подспудная, чем понятая мною во всех деталях, каким-то образом все равно проявит себя, выразится в каком-нибудь действии, и это изменит мою жизнь и мое восприятие жизни, в конечном счете отразится на моей судьбе, но моя уверенность в том, что любой поворот судьбы влечет за собой и хорошее и плохое, вселяет в меня надежду в благополучный исход столь рискованного шага…
* * *
- Что? Нет-нет, я ничего не опубликовывал, собственно говоря, я даже не знаю, возможна ли публикация этих записей. Но не в этом дело. Когда груз на душе слишком тяжел, я переношу часть его на бумагу. Знаете, как колдуны заклинаниями переманивают хворь в какие-нибудь коренья, пучки трав, потом сжигают их и приносят облегчения больному? А я врачую себя сам. Как тяжела моя болезнь, можно судить по количеству написанного. Все свои рукописи я постоянно вожу с собой, нигде не оставляю. Вот и сейчас, в номере, в ящике письменного стола, лежат мои бумаги. Они не дают мне спокойно спать. Приснится дурной сон, я вскакиваю с постели, одолеваемый самыми черными предчувствиями, и выдвигаю ящик стола, боясь увидеть его пустым. Тогда я долго перебираю свои рукописи, любуюсь ими, складываю в аккуратные стопки…
Единственно ценные вещи, которые есть у меня, - я замолчал, взял в руки бокал и стал рассматривать вино на свет. Оно было золотистым, с чуть коричневым оттенком - красиво. Предлагаю сигарету светловолосой женщине, что сидит, задумавшись, напротив меня. Мы закуриваем. Женщина выдыхает сигаретный дым, запрокинув голову. Я рассматриваю ее, не таясь. И вдруг до того защемило мне сердце – я здесь один, незнакомый город и незнакомые люди вокруг. И такая тоска вдруг взяла меня, такая печаль по несбывшемуся и покинутым, что я извинился перед своей случайной знакомой, поблагодарил за приятную компанию, расплатился, и, попрощавшись, ушел. По дороге к лифту я переговорил с администратором, утрясая сроки моего пребывания в гостинице и обсудив еще несколько мелких вопросов, поднялся к себе, на одиннадцатый этаж...
* * *
Бог мой! Моя белокурая незнакомка стояла возле моего номера, прислонившись к стене, и курила.
- Я хотела бы взглянуть на Ваши рукописи, поэтому я и пришла, - мы встретились глазами. Как она узнала мой номер? Я с минуту провозился с замком…
- Ну, так показывай же свои рукописи. Я хочу взглянуть на них сейчас же, - с этими словами она подошла к письменному столу, заваленному остатками завтрака, бумагами и окурками, и встала рядом со мной. Глядя прямо в глаза этой сумасбродке, я медленно потянул ручку ящичка на себя. Затем мы оба перевели взгляд на него – он был абсолютно пуст…
* * *
…Я проснулся с привкусом любви на губах. Моя очаровательная незнакомка лежала у меня на груди, обхватив руками, словно боялась, что я ускользну от нее среди ночи. Она проснулась тотчас же.
- А правда, вчера было все замечательно?, - женщина сладко потянулась и прижалась ко мне.
- Правда.
- Как в сказке?
- Да, как в сказке.
- Спасибо тебе за чудесный вечер, - она заглядывает мне в глаза.
- Ты просто волшебница. Эта была лучшая ночь в моей жизни, - я невесело улыбаюсь. Мы быстро оделись. Я угощаю ее тем, что у меня осталось в холодильнике – ей нужно к восьми на работу, а за полчаса позавтракать в буфете она не успеет. Насытившись, она позволяет мне коснуться ее груди. Наскоро причесывается, красит губы, поправляет юбку и убегает, махнув мне на прощание рукой…
* * *
Из окна моего номера я могу некоторое время наблюдать, как высокая белокурая женщина в темном плаще спешит на автобусную остановку…
* * *
…Привкус любви на губах. Восхитительная ночь с женщиной, имени которой я так и не узнал. Сказка длилась ровно вечер. Утренний свет погубил сказку. И что мне теперь остается от этой сказки? Мрачные мысли и тоска, несбыточные мечты и привкус любви на губах…
1982 г.