«Из всех излюбленных работ
Любил Никита обмолот...»
А.Т.Твардовский.
«Страна Муравия.» 1934-1936.
Обмолот.
Когда я прочитал эти строчки известной поэмы классического поэта, то моё воображение окрасилось ярчайшими красками прекрасной осени,тех лет, с ласковым и приветливым Солнцем на чистейшем от голубизны небосводе. Далеко не каждого так глубоко тронут эти волшебные строки, а только тех, кто сам был там, в этой красивой и впечатляющей сказке.
Я тогда прочитал всю поэму и,видимо, это было лучшее произведение о деревне тех времен и становлении колхозов ,со всеми их минусами и пользой.Конечно,давно забылась сама поэма.А эти,захватывающие все мое существо стихотворные строчки, я помню всегда. Они ,невиданной красоты птицами, летят в пространстве и времени,рисуют красками ту далекую акварель и дарят мне что то невероятно дорогое и прекрасное.Будто это было и есть именно для меня и я снова там.
А там была достаточно серьёзная работа,требующая многих сил,сноровки,умения,быстроты и слаженности,как и любая работа вообще.Но эта работа была наполнена многими волнами радости и счастья,потому что это был финал выработки зерна или,проще сказать,хлеба.В те времена ценность хлеба была много выше,чем сейчас.Мы только что пережили военные годы и сразу послевоенные,когда кусочек хлеба был мечтой или самым большим желанием,но его не было или почти не было.
И вот сейчас эта мечта бросила нас в самый разгар работы за манящий и душистый хлеб.Мальчишки работали просто неистово и без оплаты, и не думали об оплате.Хлеб будет в пекарне и магазине для всех. Это подтверждал роскошный ручей золотистого зерна из лотка молотилки.Всё ясно без слов.
Главная молотилка была расположена в конце села,под просторным навесом на лугу у самого леса, за домом Дульцевых. Я ходил на молотилку, в возрасте с 3- 5 лет, вместе с другими мальчишками играть. Нас приглашали уминать солому, которую, как мощный и неистощимый вал, большими охапками, выкидывала грохочущая молотилка. Взрослые, в основном колхозницы- женщины, оттаскивали и убирали эту солому в сараи или метали в стога. Вот там и нужно было нам беситься и прыгать,трамбовать и уминать солому, чтобы больше поместилось.
В хорошую погоду молотилку ставили на лугу, под открытым небом, вблизи железнодорожной станции. Рядом с молотилкой ставили колёсный трактор, который имел широкий навесной шкив для установки ремённой передачи. Это всё центровалось, регулировалось и тракторист запускал тракторный мотор, у которого был ужасающий ревущий гул.
Широкий и длинный ремень передачи,огромным удавом, бежал на шкив молотилки сверху и снизу возвращался на трактор.Эта молотилка приходила в движение многочисленными колёсиками, шкивами, рычагами, как живая и издавала грохот в дополнение к тракторному мотору.
Это всё вместе походило, как на землетрясение. Такой шум был слышен в каждом углу деревни. Две опытные и ловкие женщины ритмично подавали снопы в спаренный приёмный барабан.
Сбоку молотилки оживал лоток и по нему, неистовым потоком, бежал щедрый ручей золотистого зерна хлеба. Здесь быстро подставлялись и наполнялись мешки ,подъезжали и отъезжали на склад специально подготовленные подводы с высокими бортами. Автомобили-полуторки и пятитонки.
Это место было также близко от большого, очень урожайного, зернового поля, на котором работали жнейки, запряжённые парой лошадей. Там же вязали снопы и на подводах подвозили к молотилке.Комбайн был один и он работал на дальних полях.
Работать нужно было быстро, чтобы успеть до дождей и не потерять хорошо удавшийся урожай. Здесь работал весь колхоз. Работы много, всё вручную. Цена а в те времена была другая, ибо мы уже испытали, что такое сидеть без а месяцами, а то и дольше.
Когда германец на нас напал и принёс такие беды,то мы вдоволь насиделись без хлеба. А вот теперь журчащим ручьём льётся в мешки, ящики и подводы, зерно дорогого и душистого хлеба. Это наша жизнь и наше счастье, наш завтрашний день и наше будущее. Будет хлеб, значит будет всё: игры, учёба, кино.Закончим школы, пойдём дальше и всё у нас будет впереди.
Все работали с каким- то особым настроением, с душой и желанием. Этот хлеб в основном шёл в государство. Колхозники получали очень мало, но об этом тогда не думали. Работаем, идёт хлеб в закрома колхоза и государства. Чем больше, тем лучше. Главное успеть до дождей, а то всё вымокнет и пропадёт.
«Дрожит под пятками земля,
Стук,ветер,вой и свист,…
Легка солома,колос чист,
Зерно шумит,как град…
Солома валом.Спасу нет…»
А.Т.Твардовский.
«Страна Муравия.»
Это было раньше,во времена поэта,что то десять лет назад.Но и сейчас,1947-й год,и у нас все это очень похоже.
Впереди себя, прямо на траву луга, молотилка изрыгала охапки золотистой соломы,которая вырастала на глазах высокой пирамидой.
Эту солому нужно было сразу же отвозить, а иначе молотилка завалит соломой всё вокруг и вся работа встанет. На эту операцию такой работы ставили в очередь 5 — 7 лошадей, каждая была запряжена длинной жердью на двух длинных верёвках, волоком.
Нужно было дождаться, пару минут,когда молотилка накидает достаточной высоты копну, правильно подвести лошадь,запряженную длинной жердью на двух длинных веревках,захватить солому и отвезти её ,метров на 50 в свободное место.Там стоговали огромные пирамиды этой соломы на зиму опытные колхозницы.Солома очень нужна в деревне,это лучшая подстилка для домашних животных,на конюшни,скотный двор,утепление домов на зиму и на корм лошадям,как добавка.
При подходе к копне,нужно было поднять двумя руками жердь и точно бросить ее, чтобы захватить копну. Сразу встать ногами на жердь и, управляя лошадью, волоком отвезти солому в сторону на 30- 50 метров.
На эту работу обычно ставили мальчишек, уже школьников, младших и средних классов или подростков. Для нас это было, как игра. Стоишь ногами на длинной жерди с наклоном назад, в руках вожжи лошади, перед глазами почти до неба, копна соломы и ты ничего не видишь, и всё это ползёт по зелёной траве луга.
Со стороны это всё выглядело очень просто. Но, когда я впервые поехал так со своей копной соломы, то это было совсем не просто. Удержать все это и не развалить копну и не завалить всю работу.
Но также ,моему восторгу и полному счастью не было предела, я готов был петь любую песню,если бы у меня был нормальный голос и я бы вообще умел петь.
Но не всё так просто. Мы смотрели обмолот с 3- 5-ти лет и видели все операции работ и действий. Теоретически я знал всё как делать, но, когда я впервые встал со своей лошадью в общей веренице ребят и лошадей, то ощутил тревогу и волнение. Нужно было справиться с работой во что бы то ни стало.
Моя мама- сельская учительница,у нее авторитет.Все другие мои сверстники-дети колхозников,они более сильные и опытные.А мне подводить свою маму каким то своим прохлопом- совсем не улыбалось.
Но вот мой черёд, копна уже выросла до нормальной высоты, и я тронул свою лошадь и пошёл на свой заход.Это почти,как заходит корабль на швартовку.Держать курс точно или очень точно,ни вправо,ни влево.Ошибки здесь не должно быть.Напряжение момента,всех сил,нервы,глаза и руки.
Я поднял тяжёлую жердь двумя руками не без труда, почти всеми силами, какие у меня были и бросил, стараясь захватить копну.
Сильная лошадь привычно пошла вперёд и потащила меня на этой жерди на вершину копны и затем вниз, как с горы. Я был очень легкий по весу ,как одуванчик и надо было ставить жердь ниже.Было смешно,но никто не смеялся.Была работа.Здесь в основном женщины и дети.Почти все мужчины села ушли на фронт и не вернулись.
Копна у молотилки осталась на месте и нарастала на глазах к небу. Я сделал что- то не так и промахнулся.
- Нооо! Крикнул мальчик из колхозной семьи и мастерски управляя вожжами,как бывалый и опытный,пошел на заход! Если он промахнётся, то придётся останавливать молотилку.
Я , очень лёгкий по весу, слишком высоко бросил жердь, надо было ниже захватывать. Но вот сноровистый мальчик из колхозной семьи ловко подсёк увеличенную копну и, как толковый мужик, повёз её волоком к гуртам и стогам, которые метали колхозницы.
Я пошёл на разворот и встал в вереницу очереди последним, но очередь двигалась быстро. Настроение было, хуже быть не может. Я боялся поднять глаза и смотрел вниз. Скажут ещё, что сын учительницы, ничего не может, зря поставили и так дальше.
Но вот впереди меня промахнулся пятиклассник, он поставил жердь слишком низко и она прошла под копной. Копна осталась на месте. Я учился в третьем классе, мне было 10 лет, и я был уже пионером.
«Ночка! Пошлааа», - крикнул я и тряхнул длинными вожжами.
Лошадь пошла привычным рабочим шагом и делала всё правильно. Она сама даже чуть подправила курс,как в атаку на корабле.Мне на ходу нужно поднять жердь и бросить за копну точно и вовремя. Останавливаться здесь нельзя, потому что лошадь должна сдёрнуть копну рывком, на инерции.
Я вскочил на жердь и уперся коленями в солому,стараясь удержаться самому и удержать ногами жердь.Когда мне в лицо полезли вороха мятой соломы, а молотилка, которую видел сбоку, поползла назад в сторону, я понял, что получилось. Хотя и не чисто.Я ничего не видел впереди,только чувство.Рост- менее, чем метр пятьдесят с кепкой. Часть соломы осталась, но это уже были мелочи. Получилось главное и основное.
Под моими ногами вибрировала и пыталась что- то подпортить эта самая озорная жердь, но я менял наклон и держал равновесие, а направление почти только чутьём, потому что перед глазами копна, а вверху только небо.
Все так работают. Когда я отвёз первую копну к стогу, то уловил на себе одобрительный взгляд одной знакомой колхозницы. Словами это объяснить невозможно, а можно только отдалённо почувствовать.Справился.
Я был принят в этот общий порыв труда. На каждой линии и точке этой общей работы надо было работать быстро и без ошибок.
Она профессионально увидела, что я выполнил довольно сложную операцию в цикле обмолота зерна и был таким же, как все.Мы с Ночкой сделали полукруг степенным уверенным шагом и заняли свое место последним из пяти- семи лошадей.Я стоял и ждал своего захода уже спокойно,я был колхозник.
Утром я был дома, как мальчик 10 лет и сын учительницы. А сейчас я был колхозник здесь в этой работе, как все, в одном деле и могу, и умею делать вот это.
Мы тогда совсем не думали, что нам ничего не платят за эту работу. Нам было достаточно, что нам доверили лошадь и вот это дело, которое считали интересной игрой. А может это и было таковым, ибо интереса и восторга там было просто бездна.
А какой был воздух и запах хлебного поля, снопы, солома, зерно , грохот техники и такое создание природы, как эта красивая лошадь с такими умными глазами. Я дружил с этой лошадью, без слов, ибо лошадь не умеет говорить, но она всё понимает.
Я сошел с жерди,где было надо,освободился от копны и деловито, как колхозник, развернул лошадь обратно к молотилке. Когда я снова встал в общей веренице последним в цепочке лошадей, я знал уже всё и был готов к очередному штурму копны соломы и был как все.Я был колхозник и работал ,как все.
В этот момент я знал всё своё прошлое и перевернул эту страницу своей жизни, я отлично видел прекрасно работающее настоящее и уверенно видел своё будущее. Я был частью всего этого созидания, всего этого народа села и частью всей вселенной. Одолевала и усталость, боль в мышцах от перегрузки, но всё равно, как все, быстрее, точнее, лучше, ибо результатом этой работы был хлеб. Вот в этом был главный момент всего какого- то главного смысла, который сейчас утерян и его не могут найти.
Вечером, когда остановили трактор и молотилку, я получил эту красивую и умную лошадь отогнать верхом в ночной табун. Это было примерно 3 километра. Когда я отъезжал подальше от людей, то пел своей лошади песню, своим диким и ужасным голосом.
«Ты гуляй, гуляй мой кооонььь.
Ты гуляй на вооолеее.
И в знакооомом табунеее конь летел стрелоююю...»
Лошадь, в отличие от людей, была понимающей и слушала песню с большим вниманием. Когда я задумался как- то и долго не начинал петь, то она даже фыркать начала, что пора уже петь песню.
Мы не гоняли уставших за день лошадей вскачь, но моя Ночка прошлась сотню метров превосходным галопом, когда я отпустил поводья. Галопом ноги лошади работают в паре, сначала передние, потом задние, поэтому самая большая скорость и лучше равновесие на спине, особенно, когда мы без седла. Это была умная молодая лошадь, у ней уже были жеребята и она, как мать родная, хотела порадовать ребёнка в галопе. На поляне она перешла на рысь и затем на крупный шаг. Когда я спрыгнул с неё, то она понимающе нагнула голову и помогла мне сдёрнуть с неё уздечку. Уздечку надо было, по пути домой, занести на конюшню и повесить на свой гвоздик.Пастуха на поляне не было видно, костерок дымил и там лениво лежали две собаки, табун отдыхал и щипал траву, а черный верховой жеребец председателя,вожак Графчик ,носился и беспокоился, чтобы какой зверь не вышел сюда.
Вслед за мной на рыжем жеребце Орлик,прискакал соседский мальчик Вовка.Он легко спрыгнул с лошади и сорвал с нее уздечку.
"Вот здорово!" Воскликнул он с восторгом.
А этот Вовка вообще был совсем не деревенский.Он приехал отдохнуть на лето из Ленинграда к родственникам.У соседей была хорошая дойная корова,более двух ведер молока за день,творог,сметана и все остальное.Огород и сад с полным набором сочных помидор,огурцов и всех овощей.А также куры и хорошее стадо гусей.После военных лет Ленинграда здесь в деревне все было то,что надо.
А ещё он был здесь свой в нашей деревенской ватаге.А сегодня мы вместе были колхозниками в этом бесподобном обмолоте и вечером получили в подарок- лошадь верхом.
Такое творение природы, лошадь, с запахом пота, ласковой гривой, с фырканием и цоканием подковами , живое, мощное в движении и встречный ветер обдувает и принимает вас обоих в свои объятья. Верхом на лошади, это равноценно хорошему подарку и полный ковшик настоящего безмятежного счастья.
Так вот А.Т.Твардовский написал в своё время:
«Из всех излюбленных работ
Любил Никита обмолот!»
Я с упоением повторяю эти стихи и сейчас,потому что они дарят мне видения счастья тех лет детства.Конечно,поэт сам любил это время года и этот обмолот,так же как и я.
Нужно отметить,что все мои сверстники были дети войны и дети тяжелейших послевоенных лет.В 1941-м году мне было 4 года,а в 1945-м - 8 лет.Мы сознательно,что было сил,помогали взрослым в трудах и работах.Этого не понять сейчас.У нас не было фабричных игрушек и часто времени для игр,но все таки находили что-то интересное в работах,помогая взрослым в том лихолетье.Зачастую,отработав целый день,деревенский мальчик выполнял почти или больше,но работу взрослого человека.
Мы любили тогда деревню и этот чарующий обмолот.Он был для нас,как праздник.
Ширков никогда не любил праздники,не любит их и сейчас,как-то не хватало времени и чего-то ещё.А вот побывать в том обмолоте,ещё раз,он бы не отказался.Но так не бывает.
Только память рисует картину того роскошного солнечного дня,когда ,в упоении и восторге,вдыхая полные легкие счастья, гремел в душе и вокруг- ликующий обмолот.
Благодарю за внимание.
Фото автора.
На фото.Сельская учительница села Великий Двор- Шарова Анна Николаевна со своим классом.Это моя мама и дети той войны.