Я устало осматриваю пустую площадь, откуда она только что убежала. Гордо и невозмутимо провожаю взглядом, но уже начинаю сомневаться в своей правоте. Голуби резко мотают своими головами наотмашь, словно что-то отрицают. Глупые птицы. Ничего не понимают. Это не может больше так продолжаться. И сколько она еще сможет убегать? А ведь убегает не от меня, а от правды. Горькой правды, что нас полили водой. Сегодня что не слово еще пожар. Слова пекут, а остальное уже угасло.
В самом начале всё было слишком просто. Никто никому ничего не был должен. И не было тревоги о потерях. В этом и была страсть. Меня к ней влекло с чертовской силой. А она была словно белый лебедь. Верочка не ходила, а плыла. Если увидел ее, невозможно было заметить весь остальной мир. Разговор ее был взвешенный, а голос как ведущая партия в симфонии. Такой мягкий и успокаивающий. Да, я помню её еще такой. Мне кажется, что буду её помнить такой всегда. День за днем её спокойный голос все чаще переходит на крик. И вот уже второй день подряд я стою на одной и той же площади и глупо рассматриваю голубей. А ее силуэт скрывается среди домов. Боюсь, если пройдет еще немного времени я не смогу больше думать о ней с той же вдохновенной интонацией. Чувствую, что это когда-то закончится. А запомнить её хочу той, которая подарила мне лучшее, что я на данный момент чувствовал. После этой мысли я и пришел в первый раз на площадь, вчера. Она не хочет мириться с тем, что все идет по наклонной. Мы уже опустились далеко вниз. Мне тоже не хочется рвать ту прекрасную быль. Но то, во что всё превратилось должно быть разорвано. Лучше сейчас, чем в самом низу.
Виктор уже давно заметил упадок. Кому мне верить, если не ему. Это единственный человек в моей жизни, который способен видеть. И он сам никогда не скажет подобное мнение, которое может быть причиной разрыва пары. Он молчал, пока я сам его не спросил:
- Мой глаз уже замылился и все, что я вижу в наших отношениях: так это мутные отголоски прошлого. И надежды на перемены в будущем. В сущности, я верно держу путь к прошлому. Я потерялся, Виктор. Ты это видишь?
Виктор всегда хорошо отзывался о Вере. Но уже несколько месяцев он видит, что я сам не свой в ее присутствии. Отношения стали тяжелым заводским ремеслом. А после очередной ссоры хочется просто спать. Руки опускаются. Идеи перестали прорастать в голове. Просто хочется спать.
- Да, Олег. Но в свою очередь, хочу заметить, что Верочка всё та же, что и была. Я разговаривал с ней. Да и ты не сильно изменился. Вы потускнели рядом как старый металл.
Совсем недавно, наверное, неделю назад, Виктор был в компании наших ребят. Я задержался на несколько часов, а Вера пришла пораньше. В нашей компании к ней всегда относились с уважением, и она себя чувствовала комфортно даже без меня. Так вот, Виктор заметил, что эти несколько часов пока меня не было, Вера была другим человеком. Слова ее были взвешенными. А голос мягок, как той осенью, когда мы случайно познакомились. Как только я приехал, Веру подменили. Она часто перебивала и поддергивала меня. Без причины злилась и раздражалась. Я не мог заметить подмены, потому что привык к такому ее поведению. Со мной она уже ведет себя так постоянно. На это обратил внимание только Виктор, потому что только он из всех умел видеть.
И вот закралась чертовская мысль, что уже не вернуть ту осень. Ведь, выходит, что Вера все тот же лебедь. Вот только не со мной. И возвращать нечего. Просто не со мной. После этой мысли изо дня в день мне становилось всё хуже и хуже. Я думал об этом несколько недель.
По легкой ниточки я насобирал огромный ком, который уже не в силах сдвинуть с места. И только когда уперся к нему спиной, начал понимать: чтобы хоть как-нибудь сдвинуться - этот ком нужно бросить. Но лучше той осенней Веры, того пленительного белого лебедя, я не встречу. Так мне казалось. И если бы я рисовал картинку женщины, которую хотел бы видеть рядом - вышла бы та Вера, с ее женственными манерами и ослепительной улыбкой. В дни, пока об этом думал, я просто рассматривал ее. Смотрел в ее глаза, на движения и манеру разговора. И мне не верилось, что с другими она всё такая же грациозная. Но не со мной.
Верочка всегда ходила на работу через площадь в одно и то же время. В первый день после своего окончательного решения я подкараулил ее в семь пятьдесят. Посадил её на лавочку возле фонтана. И сразу рассказал всё, как есть. Рассказал все, как заметил Виктор и как это сложилось у меня в голове. Тревожно было от того, что я так и не решил, чего я хочу в итоге. Для начала, наверное, просто хотелось рассказать. Чтобы всё всплыло на поверхность. Чтобы всё это дерьмо поплыло по течению. Ведь меня всегда тешила мысль, что еще можно что-то вернуть. Она вцепилась в меня. Расплакалась мне в плечо. И стала шептать мне на ухо любовные слова. А после сказала, что это такой период, который затянулся. Но он пройдет, и все вернется, как в ту осень. Выдохнула, подобрала слезы и с обидой подытожила: «Очень обидно, что ты все это мог так расценить». Развернулась и быстрым шагом скрылась меж домами, оставив меня с глупыми голубями.
В эту теплую осеннюю ночь, как и предыдущие три, я просидел на балконе, а в голове не складывалось то, что с другими она всё та же ослепительная принцесса с королевскими манерами. На душе было мерзко и грязно. Особенно оттого, что я не поверил в те любовные слова, которые она шептала мне через слезы на ухо. А так хотелось бы верить ей. Вера. Верочка.
Около шести утра солнце приоткрыло мне веки. Я сидел на балконе со свешенными ногами через тонкие железные прутья. В руке тлела сигарета с мокрым от слюны фильтром. На плечах свисал плед. Я быстро перекусил и забрался в душ, чтобы хоть немного привести себя в тонус. С прохладной водой начали наплывать ночные мысли. От них стало еще холоднее, чем от воды. Ведь всё должно закончиться. Я окончательно решил этой ночью, что все должно закончиться. Без сожалений порвать тонкую истёртую нить, которая уже ничего не сможет поднять. И это единственное мужество, которое я прошу сам у себя. Все просто. Все разумно. Но с порванной нитью порвется надежда, к которой я привык за долгое время. Вера приучила меня надеяться, что когда-нибудь всё будет как раньше. Так же легко и страстно. А без надежды я уже разучился жить. Попросту не помню, каково это.
Быстро собрался. Напоследок посмотрел в зеркало. В отражении стоял молодой уставший парень похожий на человека, который идет на встречу с гильотиной. Глаза были опухшие красные. Волосы жирные взъерошенные. Пальто помятое выстиранное. Губы сухие и слипшиеся.
Ровно в семь пятьдесят Вера показалась на площади. Она заметила меня издалека и шла целенаправленно.
- Ты каждый день меня будешь тут встречать?
- Возможно, что это в последний раз. – В груди заболело.- Мы уже…
- В смысле?- Перебила она с круглыми как две монетки глазами.- Ты уже решил и за меня и за себя? Об этом нужно очень рассудительно поговорить, ты и я…. Пойми же наконец, скоро всё вернется. Я тебе обещаю.
- Верочка, в этом всё и дело, что мы уже - ты и я. Но не мы.
Глаза ее заблестели. «Не могу поверить, что с кем-то она еще та, в которую невозможно не влюбиться. Передо мной уже совсем другой человек. Просто человек смазливой внешности. Но этого так мало. Это как дешевая жвачка, от которой ждешь хорошей переводки. А по итогу и переводка не клеится и жвачка как комок сахара, которая теряет вкус через минуту. Не могу поверить».
- Вера, нужен решительный шаг. Наши отношения превратились в гниль. И чем мы больше ждем, тем больше кусок прогнивает. Я знаю, страшно рубить с плеча, но дальше будет страшнее, когда прогниёт всё.
Вера ничего не ответила. Сожмурилась, будто сейчас расплачется. Мне стало немного спокойнее, что она дослушала все до конца. А после она резко повернулась и побежала.
- Вера, это конец! – крикнул вдогонку. Как-то несмело. Как-то неуклюже, что сам начал сомневаться в своем решении.
Нужно ли её останавливать? Ведь если я за ней побегу – всё закончится в моей постели. И завтра мне уже не хватит сил, чтобы перерубить нить. Я просто провожал ее взглядом. На душе было пусто. А это еще хуже, чем боль. Когда так пусто, кажется, что-то умерло в тебе. Ведь если болит, значит, еще живет.
Я сел на лавочку. Стало тихо. Все вмиг замерло кроме неугомонных голубей. Они всё также ходили туда-обратно и резко мотали головами. Прошло полчаса, и голуби стали уже не так отвратительны. Всё кончено. Это конец. И завтра я уже не приду на площадь. И не подниму трубку, если она все же позвонит. Всё кончено. Это конец. Не возможно от этого так просто развернуться и убежать.
Вот интересно, как начнется следующее утро? Или же, как начнется утро через месяц. Будет ли скрип в сердце, что исчезла моя надежда на идеальную женщину? Думаю, я еще не раз пожалею о своем решении. Но пока я горд собой, что я смог это сказать вслух. Сказать то, что варил несколько недель как в котле.
А сейчас, что сейчас? Еще и выходной сегодня, ни к черту. Обычно в свой выходной, я спал до обеда. А там уже оставался тот крохотный промежуток времени, чтобы собраться и встретить Веру с работы. А сегодня спать уже не хочется да и встречать мне некого. Глупо как-то, пришел с серьезным твердым видом, а после чувствую себя брошенным котенком. «Лишь бы не натворить глупостей». А какие глупости я могу натворить? Позвонить ей и сказать, что я передумал? А еще хуже помчаться к ней на работу и вцепиться в нее прямо там со стеклянными глазами.
Как-то бездумно достал свой телефон и начал мотать по списку контактов. За время, которое мы были вместе с Верой, я поменял несколько телефонов. И с каждым новым аппаратом, как через более мелкое сито, номеров становилось все меньше и меньше. В этой старенькой раскладушке только и остались номера нашей общей компании, Виктора и всяких там слесарей. И еще один интересный номер. «Интересно как же он прошел все эти сита моих телефонов и все же остался?». Кристина С.О.. Почему С.О. я и сам не помню, но прекрасно помню ее хриплый голос и руку, кажется, постоянно тянущуюся за сигаретой. В ней есть что-то. Какая-то успокаивающая харизма. Вечно туманные глаза и этот хриплый женственный голос. Мы очень тесно общались, пока я не утонул в Вере. Но всё это время пальцы не поднимались удалить этот номер. Было ощущение, что он еще пригодится. И вот, наверное, тот самый момент.
Достал сигарету, подкурил, выдохнул вверх. Пару секунд посмотрел в небо и нажал на зеленую трубку.
- Алло.- Ответил сонный голос.
- Как же я давно не слышал этот хриплый голос,- энергично, но как-то вымученно сказал я. Потом подумал, кого я обманываю, и добавил на выдохе уже естественным уставшим голосом. – Здравствуй. Как дела?
- Привет. – С зевком сказала она.
Несколько секунд молчания. Затяжка. Выдох.
- Эй, ты, что там сдохла?
- Да-да… Ой, то есть нет-нет.- И рассмеялась с хрипотцой.
И вот я услышал ту самую Кристину, которую помнил.
- Ты еще спишь? Нужна твоя помощь, но для этого нужно будет в скором времени проснуться.
- Да-да, уже просыпаюсь. Только нужно немного позевать, потянуться, сделать кофе и покурить – тогда уже я и смогу начать спешить.
На несколько секунд в теле стало как-то скверно и неправильно. Оттого, наверное, что давно не разговаривал с другой девушкой, вот так вот просто, не по делу, сидя на лавочке.
- Ты забыла сказать: оденусь и почищу зубы. Я считаю, зубы должны быть чистыми. А насчет одежды, так это необязательно. – Затянулся, выдохнул и продолжил,- Сколько тебе нужно на сборы?
- Ну, минут сорок. Но я могу нечаянно преуменьшить,- рассмеялась и сразу подхватила,- а ты где сейчас?
- Сижу на площади.
- И тебе больше никуда не нужно? Ты уже освободился?
- Да, освободился,- и посмотрел на то место, где мы только, что стояли. И она, Вера, будто снова миражом побежала и скрылась среди домов. Уже освободился, подумал я. Затянулся, затушил окурок о лавочку и принялся вертеть его меж пальцев.
- Давай тогда ты лучше ко мне подойдешь, я же тут совсем рядом живу от площади. Посидишь, чай попьешь, введешь в курс дела, а я пока соберусь.
И снова показалось, будто Верочка начала бежать с того же места.
- Да, скоро буду. – Положил трубку и бездумно кинул окурок на асфальт. Голуби слетелись и принялись его клевать. Глупые птицы, подумал я и пошел.
Ужасный писк домофонной двери впускает меня в подъезд. В утреннем подъезде пахнет немного едой и парфюмом, бегущих на работу людей.
Лифт сломан, словно дает последний шанс уйти. Семь пеших этажей. Одышка. Появилось бесконтрольное ощущение, что это вовсе не я, а актер, который играет меня по сценарию. А я сижу еще там, на площади, и очень переживаю за этого персонажа.
Звоню в дверь. Жду. Звоню. Жду. Стучу. Слышу глухой крик издалека: «Открыто!». Нажимаю на ручку, и, правда, открыто. Где-то внутри шумел фен. Повесил на крюк выстиранное пальто. Посмотрел в зеркало и заключил: « Это точно не я». Я снял обувь и прошел в коридор.
До отношений с Верой я нередко бывал в этой квартире. Рассматривал стены, обои, мебель как выставку. Искал, что изменилось. Запах тут всё тот же: прокуренный. Пепельница с горкой набита окурками, так что они торчат как иголки. А после засмотрелся на фотоснимок, прикрепленный к холодильнику магнитом. На нем была изображена обнаженная девушка. Волосы её были как тонкие прутья, взгляд пустой, а тело худое с маленькими правильными грудями.
- Нравится?- спросил хриплый женский голос.
- Взгляд пустой. Мне такие не нравятся больше не нравятся.- Я повернулся на голос. Голос оправдал себя – в коридоре стояла Кристина. Она была в коротеньких домашних шортиках, большой не по размеру свисшей футболке и милых вязаных носочках. Сложно ее описать. Невысокая, скорее средняя. С небольшой грудью, скорее средней. С лицом не красивым скорее необычным, каким-то даже «терпким». А хриплый голос прямо подтверждал «терпкость» её лица.
- Это я фотографировала. Одно из последних.
Да-да, Кристина была фотограф.
- Я догадался. Этот тоже неплохой, но у тебя бывали и более удачные снимки… Намного удачнее, – выдержал короткую паузу,- Привет, Крис.
Она мягко улыбнулась, подошла и обняла в знак приветствия. От нее пахло приятными ванными ароматами.
- Ух, давно мои руки не обнимали этого худого жеребца,- и она еще сильнее обхватила меня.- Привет. Я ставлю чайник?
- Да-да, давай.
Она начала шуршать, суетится, а я присел к столу.
- Зеленый, черный?
- Который ближе к руке.
- Значит, зеленый.
- Значит, зеленый.
Кристина кинула пакетики в чашки. Достала крутящееся зеркало на металлической подставке и маленькую сумочку. Поставила его на стол и уселась напротив меня. Рука ее потянулась по знакомой траектории, за сигаретой. Я достал свою пачку.
Мы закурили. Кристина, держа двумя пальцами сигарету, открыла маленькую сумочку и начала доставать всякие косметические приборы. Она ловко управлялась с ними, если учесть, что в одной руке была сигарета. Я курил и заворожено наблюдал за всем этим. Стало спокойно и непринужденно на душе.
- Ну, выкладывай, - оборвала она моё спокойствие, не отрывая глаза от зеркала.
Я стряхнул пепел и немного напрягся.
- Что-то мне совсем уже не хочется рассказывать.
- И ради такой интриги я встала в полдевятого утра?- она застыла и подняла только глаза.
- Мне сейчас так спокойно, что не хочется нагонять те чувства вновь.
- Мне кажется, я понимаю, о чем речь,- она продолжила бить себя маленькой бежевой подушечкой по лицу.- Хорошо. Только сразу расскажи, когда снова почувствуешь, что наступил момент грусти. Интересно же.
Вот за что она мне всегда нравилась. С Кристиной всегда было легко.
- Пренепременно.
Начало сентября. На улице было серо. Свистел свирепый ветер. Деревья прогибались по его велению. А мы в теплой квартире пили чай и вспоминали о прошлом. О каких-то моментах, которые случались за то время, пока мы не виделись. Но все же аккуратно обходили тему сегодняшнего утра.
«Вот чего мне и не хватало. Именно поэтому я, наверное, не удалил ее номер».
Чай и воспоминания прогрели душу и тело. Кристина несколько раз убегала в комнату, то за телефоном, то еще за чем-то. В это время я попивал чай и думал о том, что она сейчас как бутылочка спасительного эликсира. Интересно насколько хватает его действия.
- Может, ну ее, эту прогулку?- посмотрел я в окно на гнущиеся деревья.
- Честно говоря, я хотела предложить, но всё как-то не решалась. Ты же знаешь, я люблю тепло.
Мы направились в огромный полупустой зал. Из мебели там были только шкаф, маленький диван, словно два соединенных кресла, и низенький столик напротив. Она завела свой виниловый проигрыватель, и с треском и шипением потекла музыка. Это был бархатный баритон бесподобного Фрэнка, Фрэнка Синатры.
- То, что нужно.- Сказал я.
С кружкой недопитого чая я опустился на пол и облокотился на старый шкаф. Всё это было похоже на магию. Звуки голоса Синатры, этот теплый чай, который разлил что-то теплое по душе, и милая Крис, молчаливо смотрящая на меня и пошатывающаяся в такт музыки. То, что она делала бедрами, было неподражаемо. Она безмолвно медленно качалась надо мной, а я смотрел на неё снизу вверх. Я так приятно почувствовал свою усталость и расплылся в ней. Глаза были очень тяжелые. В горле стоял мягкий ком. А воздух заходил в меня с каждым новым вступлением скрипки. Я сам не заметил, как я начал качаться вместе с ней. Рот сам собой немного приоткрылся. Губы высохли внутри, слиплись в уголках. Лицо стало очень взволнованное. Ее веки прикрывали глаза так, что оставалась только небольшая щелочка, через которую она смотрела и приятно тревожила меня. Крис все больше добавляла движений. Плечи попеременно начали подниматься и опускаться. Тело извивалось, как пламя огня, которое горело в этой музыке.
Когда потекла совсем медленная композиция, Кристина протянула мне руку и пригласила на танцпол. Попытался глотнуть, но во рту всё высохло. Не хотелось ничего останавливать, и поэтому приподнялся. Голова немного закружилась. Тело стало непослушным. Она слегка улыбнулась и прильнула ко мне. Мы плавно тронулись с места как одно целое. От нее всё также приятно пахло ванными ароматами. Это мне напоминало о моей сегодняшней небрежности. Что последние деньки я совсем позабыл о чистой одежде. На мгновение напрягся, но Кристина так вцепилась в мое плечо, что вариантов кроме как забыть и вовсе не было. Ее мягкие волосы едва касались мою небритую щеку. А огромная горловина футболки полностью открыло плечо с невинной бледно-белой кожей.
Когда песня подошла к концу пластинка затрещала и что-то щелкнуло. Кристина быстро подбежала и поменяла пластинку. И тот час заиграла быстрая композиция Битлов. Одна за другой песни заводили нас. Мы смотрели друг другу в глаза и исполняли что-то похожее на твист. Кружили вокруг друг друга, но не отводили глаз ни на секунду. Старались танцевать с серьезными лицами. Порой, не удержавшись, мы давились смехом от наших гримас, но не выходили из танца.
Веселье постепенно переходило на второй план. В ее газах появилось что-то такое, что заставляло дышать по-иному. Она часто нарочно щурилась, и почему-то этим сильно завлекала меня. Я начал сдаваться и часто отводить глаза на её оголенные ноги. Мне кажется, Крис ощущала свою власть. Она была дрессировщиком, а я маленьким послушным львенком, который то и дело прыгал в огненные кольца.
Я отвел глаза и сосредоточенно посмотрел на дверь. Кристина повела взгляд туда же, только она повернула голову обратно, мои губы обхватили ее губы. Она задрожала на секунду, после ее пальцы судорожно побежали по моей спине. Я услышал совсем другое дыхание, которое вмиг поменяло и моё. Тело стало намного пластичнее. Поцелуи шли волнами и сопровождались пробежками рук по нашим горячим телам. Мы медленно опустились на пол. Она села на меня. От этого громкого дыхания стала исчезать одежда. Она сидела надо мной такая белая, легкая и нежная как перышко. Моя кожа казалась очень грубой по сравнению с её. Когда я целовал ее шею, она поднимала подбородок вверх, прикрывала глаза и начинала дышать еще громче. Каждый поцелуй был похож на мед, который мягко льется струйкой вниз с ложки.
Где-то на кухне зазвонил ее телефон. Мы продолжали, стараясь не отвлекаться. Но ухо как-то нечаянно стало прислушиваться к звону. Всё становилось как-то не так чувственно. Телефон успокоился, а после вновь затрезвонил.
- Это может быть важно.- Она поцеловала меня в лоб, взяла в одну руку одежду и побежала на кухню.
Я медленно приподнялся. И начал возвращаться в реальный мир. Пластинка уже давно закончилась. Воцарилась неприятная шипящая тишина. Внутри стало как-то неуютно и неправильно. Я оделся, немного посидел и пошел на кухню.
- Ну что там?
- Ничего серьезного. Видимо, просто знак, что нужно было остановиться.
- Видимо, да.
- Но нужно признать, было неплохо.
- Чертовски неплохо.
Я уселся напротив, мы прикурили. Кристина закинула обе ноги на стул, придерживая их рукой. Она смотрела, как рассеивается дым, потом резко повернулась и спросила:
- Ну, так что за дело-то было?
И я рассказал всё, что произошло утром и что предшествовало этому. Наполнился всей этой грязью вновь. Она, молча, выслушала. И ничего не сказала. А мне ничего и не нужно было слышать. Мы еще немного посидели, и я будто что-то вспомнил, встал и сказал:
- Мне пора. Мне точно пора,- хотя кому мне врать, так только себе. Мне уже никуда не пора.
Я обувался, а Кристина стояла, опершись плечом о стену, и наблюдала. Пока я одевался, мы не проронили ни слова. Когда я застегнул пальто, поднял глаза, она уставшими взглядом смотрела на меня.
- Как-то это неправильно,- я выдержал паузу.- Но было хорошо.
- Очень хорошо,- она подошла и обняла меня.
Я поцеловал ее в лоб, улыбнулся как-то совсем не весело и устало, она кивнула мне в знак прощания, и я пошел.
Вышел на улицу. А в голове не умолкало «Неправильно как-то это всё». И я почувствовал такую непреодолимую тоску по Вере. Наверное, я должен был это почувствовать, чтобы оценить то, что было. С Кристиной всё было легко и замечательно. Но это совсем по-другому. Привычка ли? Может под срубленным деревом, остались живые корни?
Невольно начались вспоминаться моменты из той осени, когда всё было хорошо с Верой. Когда мы считали минуты, чтобы скорее увидится. Приятные короткие сообщения. Ее мягкий голос, который ласкал мое ухо. Отточенная речь, манеры и улыбка. Меня всегда разбирала гордость появляться с ней в компании. Верочки никогда не было много. Сердце замирало, когда она обвивала мою руку и клала голову мне на плечо. Я просто переставал слушать собеседника. Или когда мы гуляли, она совала свою руку вместе с моей ко мне в карман. И от этого становилось так тепло. Но не в руке, а на душе. Бежали мурашки по спине, и любая погода становилась прекрасной.
Мы часто сидели в парке, желтые листья летали, а я постоянно что-то рассказывал. Она слушала, улыбалась и никогда не перебивала. Когда я договаривал, осознавал, что за чушь я говорил.
Я обожал ее запах, кажется, он раньше был немного другим. Обожал цвета её одежды и походку. Всегда доверял ее вкусу и учитывал ее мнение в выборе. Она приучила меня к этикету, хорошей одежде и манере разговора.
И вообще интересно, где она сейчас. Так хочется ее увидеть. После того, что совсем недавно произошло, это так глупо и неуместно. Я её недостоин. Но я хочу её видеть. И по-другому я бы к этому не пришел. Как бы хорошо мне не было с кем-либо, только с ней может быть лучше. Хочу быть честным и прозрачным. Хочу, чтобы она знала все мои чувства. Не знаю, правда, нужна ли ей эта честность, которая то и дело добавляет лишь слезы. Если она всё же сможет простить и дать шанс, я готов ждать этот период. Сколько бы он ни длился. Лишь бы вернуть ту осень. Ту Веру, которая плывет, как белый лебедь.
Я посмотрел на часы, было шесть часов. Время пролетело как ветер. Вера должна уже быть дома. Пока добирался к ее дому, собирал слова в предложения. Писал, какие-то слова на клочке бумаге, которые считал очень важными, чтобы не забыть. Сердце колотилось словно бешеное. Я не знал, что я скажу, но теперь я точно знал, чего я хочу.
Когда зашел в её двор, остановился возле одного из подъездов. Присел, чтобы убрать эту дрожь в руках и быстрый стук сердца. Опустил голову вниз. Глаза становились всё тяжелее. В мыслях проворачивались картины того, как я позвоню в дверь. Если откроет её мама или её отец? Человеку, который еще утром обрубил всё. Человеку, который и часа не подождал: побежал забываться в другой женщине. А она, наверное, плачет где-то в своей комнате. Они просто хлопнут передо мною дверью. Да плевать. Да, я подлец. И будь, что будет. Главное, что теперь я знаю, чего я хочу. И готов отвечать в любой мере за свои поступки. Собрался, выдохнул. Поднял голову.
С другого конца дома во двор вошла Вера. Верочка плавной походкой шла с каким-то парнем. Она обвила его руку, а всё это сплетение было спрятано в его карман. Смазливый бородатый парнишка постоянно что-то рассказывал, а она смотрела на него и улыбалась. Когда они подошли к её подъезду, он ей что-то шепнул на ухо, а после поцеловал. Она улыбнулась и зашла в подъезд. Я даже не заметил, как я очень сильно сжал себя руками и нервно качался взад-вперед. Парень еще некоторое время постоял возле подъезда развернулся и пошел той дорогой, где сидел я. Шел он быстро, чуть ли не подпрыгивая. А глаза были как у самого настоящего влюбленного человека.
Злость отступала. Наполняло чем-то новым. Я подумал, хорошо, что я не зашел к ней после него. Я уже не верну ту осень. Эта осень для него. А она всё тот же белый лебедь.
https://vk.com/igorrubtsow