Антисемитизм... Сионизм... Жидомассоны... Агент Израиля...
Сколько вылито грязных и скверных слов, умных и очень заумных, философских и беспочвенных фраз и изречений на эту пикантную, но модную тему. Но очень часто жизнь совсем непохожа на «черносотенские» присказки и жалобы березовских, штепельманов и минкиных. В жизни я встречал немало евреев: вместе работали, а это главное, что было в нашей жизни, вместе ели, пили учились, растили детей, делились радостями и горем. Словом, жили...
* * *
Однажды я и мой товарищ Юра Сидоров, курсанты военного училища, сдавали курсовую работу по дозиметрии и индикации. Но старший преподаватель-полковник что-то «дободался» до нас. Раз — не отчитались, два — не сдали, три - «незачёт». И вот очередная попытка: второй час томимся под взглядом ухмыляющегося экзаменатора. Спасение наше пришло из динамика селекторной связи.
- Иван Васильевич, чем Вы заняты, извиняюсь за беспокойство?
- Принимаю зачёт, Семён Абрамович.
- У кого, уважаемый, если не секрет?
- У Сидорова и …
- Бросьте вы. Ставьте им «отлично» и зайдите срочно ко мне, будьте добры.
Немолодой полковник засуетился, как юнец, опаздывающий на свидание, расписался в наших зачётках и убежал из аудитории, бросив нам на прощание:
- Семён Абрамович, полковник Меркин, не любит ждать. Его указания, даже шутки, должны выполняться точно и в положенный срок.
Мы восприняли эти слова с иронией, но, открыв зачётки, изумились: там стояли, как указал Семён Абрамович, оценки «отлично».
На день Победы и день Советской Армии, только в эти два дня в году, полковник Меркин надевал парадный китель: шесть орденов Красной Звезды, орден Красного Знамени и ряд других орденов и медалей! За долгие пять лет учёбы в военном училище я узнал только несколько штрихов из его биографии, Семён Абрамович не очень любил рассказывать о своих подвигах.
Закончил войну Меркин майором-связистом. Учился. Служил. Переучивался ввиду того, что создавался ядерный щит страны. Присутствовал на одном из первых испытании нового оружия. При страшном взрыве с НП все бросились бежать, вплоть до старых генералов.
- А Вы? - спрашивали у Меркина курсанты-шутники.
- Я в ту пору был ещё молодой, бежал впереди всех.
Я не знаю, так ли было это на самом деле, но точно знаю, что полковник Меркин даже шутит правдиво, приказывает шутя, а спрашивает с подчинённых так, что становится не до шуток.
В те годы, в начале семидесятых, видеомагнитофон не все ещё видели, а многие вовсе и не слышали об этом техническом новшестве. У Семёна Абрамовича на кафедре их было несколько. Имелось и его эффектное изобретение, используемое в процессе обучения: гибрид видеомагнитофона и кинопроектора, который проектировал изображение на экран, выполненный из цветного матового стекла, с обратной стороны. Эффект для обучаемых был впечатляющий: лектор стирает мел с классной доски, берёт электронную указку, и появляется изображение на этой же доске, где были только что записаны формулы и расчёты. При этом в аудитории нет никакой аппаратуры. В те годы для нас это было почти фантастика! В перерыве мы пытались заглянуть за дверь лаборантской: что там за аппаратура? Но, даже вычистив обувь и неоднократно вытерев подошву перед входом на кафедру, - без этого никто не смел ступить на лаковый паркет коридора кафедры Меркина, - всё же в это святое место нас не пускали. Там обитали только лаборанты в стерильно белых халатах и мягких тапочках.
Предлагали полковнику Меркину и генеральскую должность в московской академии.
- Нет, стар я уже. Да и там я буду рядовым генералом, а здесь, на кафедре, я и хозяин и творец.
Да, и творец! Редкий дипломник, заканчивая работу над проектом, не оформлял хотя бы одну заявку на изобретение или открытие. А считать рационализаторские предложения здесь и не модно было...
Прошли годы, но до сих пор вспоминается мягкий говор Семёна Абрамовича:
- Алё. Добрый день. Извините, Вы не могли бы пригласить к телефону Михаила Адамовича? Большое вам спасибо. Здравствуй, дорогой! Как семья? Как Соня? Детки как учатся? Ой, дай тебе Бог! Слушай, давно не видел Фиму, как он? Передавай, пожалуйста, привет. Виноват, вот зайду. Обязательно. Извини, Бога ради... Да, кстати, у тебя не будет случайно микросхемы?.. Ах да, не срочно... Будь добр, посмотри.
Через несколько часов нарочный доставлял в училище, на кафедру, в лабораторию Меркина нужную деталь.
* * *
В санчасти военного училища работал дежурным врачом бывший хирург-фронтовик Исаак Львович. У него было три любимых фразы, которые он произносил с большим чувством, обращаясь больше к молоденькой медсестре, чем к пациенту, после произведённого осмотра.
Первая. «Будем резать!» - Вскрывалось и зашивалось всё, что только можно.
Вторая. Если не требовалось оперативное вмешательство, произносилось карающее назначение: «Хлористый кальций!» - Хлористым он лечил практически всё.
Третья. Это уже приговор: «Де-зен-те-ри-я!» -Впрочем, этот диагноз почти никогда не подтверждался.
Мы часто ругали выжившего из ума старика, припоминали, как он с молоденькой сестрой Галей резал пятку из-за пустяковой царапины, как кровожадно впивался в руку железными скобами, как заставлял пить треклятый хлористый.
И вот настал момент, когда уволили на заслуженный отдых нашего мучителя и «палача». Несколько дней Исаак Львович, прихрамывая на раненую в годы войны ногу, ходил по кабинетам, оформляя документы. Потом его не стало видно. Отдыхает, видимо, ветеран...
Через несколько месяцев мы вдруг увидели Исаака Львовича в курилке, в тени акаций у санчасти. Видели его на том же месте и на другой день. Сидит на лавке в тени и на следующий день, и через неделю тоскует у крыльца санчасти. Наверное, опять вышел на работу, решили курсанты. Но в амбулатории его никто не видел. Моё любопытство взяло верх.
- Мой милый дружок. Не нежен больше никому старый Исаак. Никому не нужен... Ни в одной больнице, ни в одном медпункте не берут на работу восьмидесятипятилетнего фронтовика-хирурга. Даже связи и знакомства не помогают. Даже мои дети и внуки не хотят, а может быть, не могут устроить меня на работу. Вот и сижу здесь, вроде, как на работу пришёл. Здесь около вас побыл, и легче на душе... Видишь ли, мой милый сынок, загнанных коней пристреливают. Из жалости. Не позволяют животным мучиться. Эх, и я старый загнанный конь...
И через десятилетия мне жаль до слёз милого старика-еврея...
* * *
Перед утренним разводом офицеры штаба, собравшись в кружок, травят байки, дожидаясь из столовой подразделения. Начальник автослужбы капитан Ковалёв рассказывает анекдот с «бородой».
- Взяли еврея в армию, определили в десант. Первый прыжок, а он за лавку уцепился и прыгать не хочет. Пришлось замполиту уговаривать: «Прыгай!» - «А вдруг парашют не раскроется?» - «Запасной откроешь» - «А, если ветром далеко унесёт?» - «Машину пришлём». Прыгнул еврей, а парашют не раскрывается, дёрнул — запасной тоже не сработал. «Ну вот, если и машину не пришлют, то замполит совсем болтун».
Посмеялись, а тут команда «Становись!» Прошёл развод, поставлены задачи, подразделения торжественным маршем с песней выдвинулись к местам занятий. Начальник автослужбы, озабоченный выполнением наряда по использованию машин, движется в автопарк. Майор Кловин Михаил Абрамович, догоняя, кричит на весь плац:
- Слушай, Ковалёв, а зачем ему машина?
Несколько секунд длилась немая заминка, и, оторвав мысли от предстоящих задач, офицеры штаба разом грохнули, намного более дружным смехом, чем над анекдотом.
Вот такой был у нас в полку начальник инженерной службы Михаил Абрамович. Душа человек, добрый, работящий, грамотный, настоящий товарищ. Только анекдотично не имел чувства юмора. Ни капли...
* * *
Как-то, ожидая общественный транспорт, мы с супругой обсуждали планы на следующий день. Подошёл к остановке сгорбленный старичок и поздоровался. Мы машинально ответили, не отвлекаясь от своих проблем.
- Я прошу очень большого извинения, - обратился к нам старик, - вы были у меня клиентами лет пять-шесть назад. А Вашу мать зовут Анна Петровна, не так ли?
Я стал припоминать. Да, действительно, я шил брюки: утром сдал отрез старику-мастеру, он снял мерки, а на следующий день я ушёл в новой подогнанной одёжке. Вспоминалось, что портной, подгоняя брюки, что-то говорил о внучке, кружась с булавками и метром вокруг клиентов.
Жена в это время уже включилась в разговор со старым мастером, называя его Фёдором Соломоновичем.
- Милочка моя, я не на столько богат, что бы покупать дешёвые вещи. Только дети и внуки не всегда это понимают. Да нет, я уже не работаю. Надо дома с ребятишками кому-то быть. Болеют-озоруют, мой хороший, ты же знаешь. Лёвку в школу отвести и встретить надо. Софочку накормить, гулять сводить: садик на карантине. Моисей с Ларой работают до зари. О чём разговор, мои дорогие? Иногда бывает свободное время, сделаю лучшим образом. Кстати, есть наисовременнейшая модель для вас, мои красивые-молодые. Только прошу: не покупайте дешёвые вещи, Вы же не настолько богаты. Приходите в гости на чай. Познакомлю с сыном, внуками. За одно что-нибудь придумаем. До свидания. Привет маме и папе. И деткам...
* * *
Исай Вельветович в годы войны воспитывался в детдоме, затем окончил горный институт. Всю жизнь проработал на Крайнем Севере горным мастером в шахте. И до сих пор проживает в заснеженном северном городе. Уважаемый ветеран!
На заводе вместе с нами работал Михаил Иванович — балагур, душа смены. А когда его не стало, мы прочли на могильном камне: «Михаэль Эзраэльевич»...
Соломон Абрамович Силин, командир разведбата в войну, в своё девяностолетие получил знак «Ветеран партии» и так лихо отпраздновал юбилей, что попал в милицию за то, что громко распевал «День Победы», нарушая тишину ночного города. Надо отдать должное сотрудникам правопорядка: они с почестями доставили ветерана домой.
В последние годы сантехником работал талантливый инженер Стельмах, а инструментальщиком бывший начальник отдела Волдемар Изральевич. До чего державу довели, что инженеры-жиды вынуждены в слесаря идти!
Вспоминается мне и мой лечащий врач-хирург Борис Олегович, сварщик-виртуоз Лёва Ходоровский и ещё многие, многие другие.
Всего Вам самого наилучшего, мои милые жиды! Как впрочем и грузинам, зырянам, башкирам, татарам, хохлам и бульбашам, москалям и удмуртам, чувашам и лезгинам, ненцам и бурятам... И всем-всем народам Великой России, без которых Русь — не Русь, и русский народ — сирота...