Тайна Старого Эльфа

Рина Осинкина
      
          История первая
         
   


                В далекой таежной глуши, где-то между Уральским хребтом и речкой Белой, надежно укрытое гущей хвойного леса сверху, а с юга, севера, запада и востока отрезанное от мира полным отсутствием дорог, дорожек и троп, расположилось селение гоблинов, не обнаруженное до сих пор ни пытливым оком журналиста, ни учеными-географами, ни старателями, ни охотниками. Никем.
                Трудно сказать, как попали гоблины в наши сибирские края. Видно, отбились от своих, когда с армадой наемников торопились на зов Белого волшебника, засевшего в своей осажденной цитадели, а может, и  умышленно решили увильнуть от выполнения своего гоблинского  долга, однако селение ими было основано и жило своей размеренной деревенской жизнью, не нуждаясь ни в чем.
                Да и вправду сказать, в чем им было нуждаться, если и зверя в лесу разного много, и рыба в чистом озере резвится, играя на солнце серебристо-графитовой чешуей, и грибы-ягоды в изобилии. Мужчины гоблинские на промысел в тайгу ходили, женщины гоблинские за хозяйством да за детишками присматривали.
                Дворы, в основном, у всех были справные, зажиточные, если ты, конечно, не пьянь или не безрукий дурень. Была у них в селении и мельничка своя, и кузня, и трактирчик – «Елы-Палы» назывался. А вокруг хаток – палисаднички, заборчики, дорожки, камешками выложенные. Вошли во вкус гоблины, понравилось им такое житье. И то сказать: всю добычу теперь не атаману в шатер, а себе в дом тащишь. Тащишь и тащишь, тащишь и тащишь. Приятно.
                Одна беда была у них – дорога. Весной-осенью, да и зимой-летом тоже бывало. Не то что в повозочке, а и верхом на лошадке с трудом иногда пробирались гоблины вдоль опрятных хаток по улочке своего села. Подумали мужики гоблинские, почесали в лохматых затылках, носами посопели-пошмыгали и решили: надо, однако, сообща  дорогу прокладывать.
                Вот один братишка и говорит:
               – Бабы болтают, в соседнем районе бригада троллей объявилась. Тролли хорошие, невредные, если их нарочно не дразнить, да и работу свою добротно исполняют. Дадим им монет, вот пусть они нам широкий тракт и проложат, с фонарями чтобы. Заодно уж и штакетник вокруг села подправим, а то орки что-то уж сильно досаждать стали.
       Орки, надо сказать, в таежных условиях помельчали  и стали совсем уж дурные. По огородам за курями гонялись, грядки уродовали. Как-то даже один с петухом драться затеялся, так все заново и вскапывать, и засевать пришлось, хотя петух, конечно, вломил ему, как следует, и за изгородь снова выгнал.
               Посовещались селяне и решили: надо, однако, сбрасываться, и жизнь свою благоустраивать. Одного паренька уломали, чтобы он,значит, монеты со всех дворов собрал. Паренек одинокий, делать по вечерам ему нечего, вот пусть на обчество и потрудится.
       Ну, вот, пошел тот паренек монетки собирать, в мешочек складывать, мошной называется. Потому его и Мошельником прозвали, что с мошной не расставался. А дворов у них не десять, поболе было. На один двор заходит, а хозяин, как увидел паренька, сходу грудь выпятил, плечи расправил, на цыпочки аж встал, аж навис над ним и как вломит: «А я пла-ти-л! Ты, что же это? Не сосчитал меня, Мошельник!?» И глаза свои, честные до жути, на бедолагу вытаращил. А как докажешь? Платил – значит платил…
       И ведь не один такой «уплатчик» оказался, несколько их было. Погоревал наш Мошельник, что недобор по его халатности получился, но ничего не поделаешь. Повинился сходу.
       Побазарили гоблины чуток и решили к кузнецу обратиться, чтобы тот тоже малость на обчество поработал. Состряпал бы такие бляшечки специальные оловянные, которые на шею можно вешать. Кто с бляшечкой идет, тот, значит, монеты сполна отдал, а кто без бляшки, тот, стало быть, утайщик и обчественный вор, и, если встретит кто такого на улице, может на него плюнуть, и ничего ему за это не будет.
       Только что-то быстро плевать стало не на кого, куда ни посмотришь, все спецзнаки имеют. А потом вообще модно стало эти висюльки носить, даже женщины гоблинские такими украсились. Что же тут непонятного? От обчества кузнец не получил ничего, кроме мороки, а частный заказ отчего не выполнить? Так опять мимо Мошельника часть монет ушло, это уже на фонари не досчитались.
       А последний конфуз вышел после того, как решили на сходе гоблины  взносы брать не одинаковые, а по числу лошадок, которые в хозяйстве имеются, чтобы все по справедливости было.
       Думали, как оно будет? Приходит, к примеру, Мошельник на чей-то двор и говорит: «Значит, лошадок у тебя четыре, стало быть, с тебя четыре монеты полагается».  Получает свои монеты и идет дальше.
       Но не тут-то было. Начал народец гоблинский своих лошадок на дальние пастбища отгонять, от завистливых глаз прятать. А в одном дворе с нашим сборщиком вообще стыдоба случилась. Принялся он пальцем тыкать, хвосты пересчитывать, а ему и говорят: «Ты чего, парень! Лошадка-то у меня одна, а эти все, ну, табун  вон тот, это все не лошадки. Ослики это. А ослики – это тебе не лошадки, ослики, они махонькие, с них и спрос меньше, ровно вполовину». «Как же ж не лошадки, когда я вижу, что лошадки?». «Да ты, парень, я посмотрю, совсем темный! Вон, глянь, у меня и справочка имеется. Знающие гоблины писали, не чета тебе». Вот и ушел Мошельник оконфуженный.
                Так и получилось, что мало собрали монеток гоблины, хоть и старались изо всех сил, хоть и помогали всем миром, как могли. Но кое-что, однако, собрали. Вызвали из соседнего района тех невредных троллей, чтобы подрядить на работу, высыпали кучкой перед их главным монетки из мошны. Конечно, предполагали, что мало, но не думали, что настолько.
       Получилось по смете, что вместо четырехполоски, как задумывалось, на две только-только хватает, да и фонаря всего два выходит, в начале и в конце улицы, а штакетничек и вовсе полметра высотой, червяк перепрыгнет.
       Зато у нашего паренька-Мошельника – ты только глянь! – забор из белого камня – где он только его взял в тайге? – на лужайке внутри забора невиданные животные с рогами пасутся, мычат, хвостом мух отгоняют, а с высокого крыльца красавица-жена степенно схаживает.
       Ох, и осерчали тут мужики-гоблины! Поймали Мошельника и давай свою обиду вымещать! Потом с горя и досады в трактир закатились, чтоб обсудить все спокойно и обдумать. Заказали, как водится, по большой кружке эля, потом пообзывали Мошельника лживым опенком и хитрым прожорливым бурундуком, потом друг на друга пошумели, потом искали, кто виноват, и кто не уследил, а под конец задались вопросом, что делать? 
       – Да ничего вам не надо делать, мальчики, – встряла толстая носастая трактирщица, когда они, устав орать, угомонились, – Вы ко мне обратитесь, я вам живо тот  долгострой завершу, и не жалкие четыре, а все восемь полос у вас будет! А фонарей поставлю, сколько пакли на факелы хватит, хоть на каждый вершок по паре.
       – Ты-ы?  – удивились гоблины, – Зачем это тебе нам помогать, красивая?
       – А только лишь из сочувствия к вашей беде. Вошла вот в ваше положение и сострадаю.
       – Мужчины, мужчины, не слушайте ее! – вырвался из чулана на свободу пьяный голос трактиркиного мужа, – Она только и мечтает шлагбаумы здесь через каждый метр поставить, будете ей потом дань платить! Закабалит так, что мало не покажется!
       Засобирались тогда гоблины поспешно, поблагодарили добрых хозяев и выкатились гурьбой, теснясь в дверях и толкаясь, пока супружница со своим малахольным в кладовке разбиралась. Выскочили, отдышались, думают, что им, однако, еще предпринять, и тут один вспомнил:
       – Нужно, – говорит, – к старцу идти. Старец поможет.
               А надо заметить, что на окраине села, почти что в лесной чаще, избегая гоблинских сборищ и компаний, обитал старый эльф, длинный и тощий, как и все из этого рода. Никто не знал, сколько ему лет и откуда пришел. Сам о себе эльф рассказывал мало, но как-то так дал понять, что он не просто, не какой-то там никчемный бездельник и бродяга, а бывший спецназовец-десантник, и в составе элитных эльфийских войск не раз бывал в «горячих точках» Средиземья. А неблагодарное эльфийское правительство о нем позабыло, и вот теперь он, без пенсии и с подорванным здоровьем,  вынужден прозябать в бывшей штольне, кое-как приспособленной под жилье, пристрастившись, увы, к «огненной воде» и мухоморам. В селении его очень уважали.
               Робея, стиснув в кулаках содранные с бритых голов банданы, а с лохматых — бейсболки, стараясь не топать и почти не дышать, вошли послы в жилище пророка. Пророк был бос, старые джинсы продрались на коленях, длинный пегие волосы стянуты в хвост аптекарской резинкой. Ветхий клетчатый плед укрывал, наподобие пончо, голый эльфийский живот. Из-за уха торчало полосатое кукушиное перо.
       Совсем оробели мужики, но, коли пришли, говорить надо, нельзя раздражать мудреца.
       – Дедушка! – начал старший из них, – Ты много видел и много знаешь. Подскажи, как нам теперь быть, убогим?
       Старик сделал глоток из фляжки и изрек с расстановкой:
       – Не понял, поясни.
       И принялись гоблины наперебой объяснять старцу свою беду, живописать, как все обидно получилось, и как обидчика наказали, а что дальше делать – не знают…
       Умолкли. В наступившей почтительной тишине старый эльф неторопливо простер руку, аккуратно снял с полки берестяной туесок с сушеными грибками, поддел один, задумчиво втянул носом пряный аромат и произнес:
       – Я так думаю, что нет у вас никакой беды, гоблины. Вам всего-то надо выбрать нового мошельника, коли старый сильно обчество обидел. Подыщите такого, кто ни разу вашего сборщика не морочил – и пусть себе работает.
       – То есть, как же это? Чтобы совсем не морочил? Это что ж, дурака что ли найти нужно? – озадачился Старший. – Где ж его взять, дурака-то? У нас на селе таких отродясь нет и не было!
       Ну и задачку задал старец! А ведь предупреждали бывалые, что иносказаниями говорит, сразу и не разберешь, о чем поведать-то хочет.
       Старец молчит. И гоблины молчат, возле выхода топчутся. Лишь Старший что-то про себя бормочет, разгадать премудрость старается.
       «Ну, дураков-то нет, стало быть, новым мошельником придется умного назначать, а умный с чего начнет?  А он с того начнет, что…»
       – Так, – резко нарушил он тишину, – кланяйтесь, парни, старцу в пояс, благодарите, что спас он село от большой беды.
       Гоблины послушно поклонились  и бестолково толкаясь полезли по шаткой лесенке наверх.
       – Так чего старец-то сказал, не поняли мы? – пристали они с вопросом к Старшему.
       – Чего, чего… – передразнил их Старший. – Прежнего оставляем, вот чего. Давайте, парни, быстренько, разбиваемся на группы, и вперед – его еще поймать надо где-то, извиниться, а то обидели хорошего гоблина сгоряча. Неладно получилось. Кстати, напомним ему, что денег в мошне – ни гроша, а бабы изнылись, баню им, вишь, подавай.
       И помотав головами в знак согласия и полного понимания, гомонящей ватагой гоблины заспешили в лесную чащу.

КОНЕЦ