В голове пустота. Мысли спрятались за пеленой усталости, каша какая-то вертится, но собрать это в кучу не удаётся. В ушах ещё стоит звон – серая зона и белый шум. День проходит в лучах малинового заката на фоне догорающей «коробочки». Рядом тела и то что от них осталось. Сижу на отбойнике, курю, и отрешённо разглядываю трупы, хоть насмотрелся их всяких.
Из бокового люка обгоревший, со скрюченными руками, лет сорока. Вывалился спиной, да так и остался – наполовину здесь, наполовину там… наполовину обгорел, наполовину цел. На удивление чистое лицо перекошенное от боли. Может это несоответствие – не тронутая, стриженная под ноль, голова и обгоревшее от пояса тело, и привлекло внимание. Как такое может быть?
Второй упокоился метрах в десяти, из последних сил, со вспоротым животом отползая от горящей брони, и разматывая по пути кишки… Дикая жажда жизни! И чего тебя сюда занесло? Впрочем, ты пришёл сюда убивать, а оно вон как получилось.
Слева от него метрах в трёх чья-то рука до локтя. Кости, мясо, сухожилие и кисть в перчатке… Да уж, не много осталось.
Внутрь коробочки лучше не заглядывать, там обугленный торс с обгоревшей головой, где часть черепа снесена напрочь и… белые зубы. Белое на чёрном…
Больше взору не доступно, да и разглядывать особо нечего – местами выгоревшее поле, за полем посадка, а выше лишь синее небо с редкими белыми облаками. Пацаны проверяют окрестность на предмет выживших, хоть это вряд ли. О чём-то базарят между собой, порой переругиваются и ржут что кони. Это от нервов и затаённого страха.
Смерти боятся все. Те, что нормальные. Но, на войне как на войне, и об этом не думаешь, ибо ежели думать - не убьют ли тебя сегодня, завтра, через месяц… то боец ты хреновый, и обязательно убьют. Мысль концентрирует страх, и рано или поздно где-то накосячишь.
Вот как эти. Сейчас почему-то их жаль. Вписались пацаны в блудняк, позарились на чужой хабар, а теперь вот кишками в пыли… И за что? За чужой интерес, где при любых раскладах на руках туфта, а в прикупе смерть. Это не ваша игра… Как, впрочем, и не наша… Но, мы играем на свои, и коли проиграем так, так тому и быть, только этот вариант не рассматривается.
- Дед, собирайся! Смотреть будешь?
Это ко мне, «Дед» это я. Хоть не сильно-то и дед, но борода старит лет на двадцать, что даёт основание косить под пенсионэра… Смотреть? Ах, да… Я всегда, по возможности, проверяю трупы, раненых и пленных на случай встречи старых знакомых из прошлой жизни… с тайной надеждой не увидеть никого… И жду этих встреч, ибо точно знаю, что там – на той стороне, они есть. Зачем? Да, я и сам не знаю. У каждого на войне свои тараканы. Совесть здесь ни при чём – я никому ничего не должен. Тогда за чем всё же? Этот вопрос для меня остался неразрешённым до сих пор, но именно этих встреч на этой войне я боюсь больше всего, и ищу их с настойчивостью маньяка.
Никого, и слава Богу. Грузимся в бус и двигаем на базу. Последние лучи заката окрашивают одинокое облако в кроваво-красный цвет, и всё погружается в сумерки. Мы в серой зоне бытия пылим по просёлку, а впереди всё та же война, у которой нет ни правил, ни срока.