ИРИНА
Февраль 2003 год
Когда она не могла подолгу заснуть, я пела ей колыбельные. Напевала тихо-тихо ещё с детства знакомые мне слова песен, а она улыбалась. Слёзы на её лице сразу же высыхали, и она закрывала глаза. Она засыпала не сразу: перед тем как погрузиться в волшебный мир снов, она повторяла за мной песни. Тихонько мурлыкала их себе под нос. От неё исходило тепло и сияние. Я боялась спугнуть её сон, боялась разрушить то волшебство, которое она вокруг себя создавала. Она окутывалась им, словно облаком, тем самым обеспечивала себе иммунитет от всех несчастий, которые так и норовили подчинить её себе.
Я придумала ей имя ещё до её рождения и не стала отходить от уже имеющегося плана. Я часто представляла, как она будет гордиться своим именем. Но я немного ошиблась. Марианна – это благородное, вполне подходящее имя для взрослой дамы, но для маленькой принцессы оно было слишком сложным. И я стала называть её Машей. Просто Машей…
А однажды я заметила, как пронзительно она пищит во время смеха. Её лицо заливалось краской, ручки тряслись, словно она плачет, но нет…
Глаза её сияли, и её звонкий смех заставлял меня улыбаться. Когда она смеялась, попискивая, я чувствовала себя невероятно счастливой, словно всё на свете создано лишь для того, чтобы радовать её, чтобы дарить ей счастье.
Она стала моим Мышонком. Со временем она перестала попискивать во время смеха, но когда я называла её так, то всегда вспоминала её маленькой, вспоминала каждую складочку на её пухленьком теле, щёчки, которые так и просились, чтобы их целовали, те редкие волосики и первые зубки, которыми она больно кусала меня, когда ела. Я вспоминала, что она была моей всегда и всегда будет. Она нуждалась во мне, но кто знает, возможно, я нуждалась в ней намного сильнее.
Она была только моей. Больше ни у кого не было на неё прав. С одной стороны, как бы эгоистично это ни звучало, это меня радовало, но с другой, я понимала, что Маше рано или поздно нужен будет отец. Одной меня ей станет мало.
Мы познакомились с Дмитрием и влюбились. Не было никакой красивой истории, тысячи эпитетов и сравнений со сказкой. Всё уместилось в одно предложение. Возможно, слишком рано было начинать жить с ним вместе, но приводить его в дом просто так я бы не посмела. Маше нужен был отец, и я ей его нашла. С другой стороны, конечно, было огромным риском представлять ей в роли отца человека, в котором я не была полностью уверена. Но я пообещала себе, что помогу нам всем сблизиться и стать одной семьёй. Хотя не могу сказать, что у меня это полностью получилось.
Они так и не стали друг другу родными. Хотя Дима и заботился о Маше как о родной дочери, временами потакал всем её мелким прихотям, обеспечивал её, и Маша изредка прислушивалась к его мнению, но настоящей близости, которая должна быть между отцом и дочерью, у них не было.
Моя Мышка росла. И я радовалась, что она делится со мной всеми своими проблемами, никогда ничего не скрывала, всё рассказывала мне и просила совета. Я была счастлива, что смогла стать лучшей подругой для своей дочери. Разве не к этому стремится каждая мать, не об этом мечтает?
Но всё рухнуло в один день, когда врач сообщил мне, что моя дочь беременна. И мне стало страшно. Что ещё она могла скрывать от меня, если не рассказала мне об отношениях со своим парнем, если она не поделилась со мной впечатлениями, да ладно, что там впечатления, просто не сообщила мне о таком важном событии в своей жизни.
Я не знала, как себя вести, чтобы не обидеть её, не испугать, ведь Маша и так была до смерти напугана. Мне хотелось успокоить её, но я не знала, что нужно говорить в такой ситуации. Как я ненавидела себя! Я была ужасной матерью. Мой ребёнок лежал в палате в полной неизвестности, ей было больно, а я не могла найти нужных слов. Не придумав ничего лучшего, я просто сжала её руку.
- Ничего,- прошептала я ей. Хотя мне казалось, что в первую очередь я успокаиваю себя. – Всё наладится. Мы справимся.
Я увидела, как Машины глаза наполняются слезами. Моя девочка, прости свою мать за то, что она совсем не умеет быть матерью, что за восемнадцать лет она так и не научилась этому! От меня требовалась лишь поддержка, а я судорожно искала того, кто сможет поддержать меня. Ведь, несмотря на всё, я тоже была слабой, и мне нужен был кто-то рядом.
Дима должен был приехать с минуты на минуту, но видимо что-то снова задержало его на работе. Ведь уже полчаса прошли без него. Я привыкла к его опозданиям. Могла простить, если он не приезжает вовремя к ужину или не успевает встретить с работы, когда я об этом прошу. Но простить ему отсутствие в то время, пока наша дочь была в больнице, мне было сложно.
Машу забрали на обследование, и каждая минута в неизвестности тянулась бесконечно. Я тихо сходила с ума от волнения, и мне хотелось кричать, но нужно было держаться. Ради Маши. В конце концов, ей ещё сложнее, чем мне сейчас.
Я увидела Диму, быстро шагающего по коридору.
- Что случилось?- встревоженно произнёс он.- Что с ней?
- Я не знаю,- всхлипнула я и положила голову на плечо мужу, который сел рядом на скамейку.- Я так боюсь за неё.
- Ничего,- повторил он мои слова, которые я произнесла, пытаясь успокоить дочь.- Мы справимся.
Я увидела, как по коридору в палату, где находилась Маша, побежали две медсестры со шприцами. Я крепко сжала Димину руку и изо всех сил пыталась не расплакаться. Держаться, только держаться…
Через пару минут нам навстречу вышел врач. Его серьёзное выражение лица пугало. В фильмах обычно при таком раскладе сообщают очень плохие новости. Хорошо, что мы не в фильме. Так у меня есть маленькая надежда.
Я встала и вопросительно посмотрела на врача. Дима держал меня за плечи, и я была благодарна ему, ведь мне казалось, что в ином случае я просто не смогла бы держаться на ногах.
- Что? Всё так плохо?- услышала я слова мужа за спиной.
- Успокойтесь,- произнёс врач.- Мы поможем ей, и я верю, что всё получится. У Вашей дочери внематочная беременность. Плод находится не в матке, он смещён и прикреплён к маточной трубе. Начался самопроизвольный аборт. Нужна срочная операция, чтобы не допустить разрыва трубы.
- Господи,- выдохнула я. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание от боли, которая разрывала моё сердце.
- Всё будет хорошо. Мы прооперируем Вашу дочь, удалим плод, всё подправим. Её ждёт пару месяцев лечения, а в остальном – всё будет хорошо.
- Может ли на операции пойти что-то не так?- спросил Дима. Он всегда перестраховывался. Мне казалось, что он боялся не возможных последствий, а того, что просто не может контролировать ситуацию.
- Да,- признался врач. Скорее всего, он не собирался этого говорить, но мы его вынудили.- К сожалению, всё может пойти совсем нет так, как мы запланировали. Возможен любой исход.
- Мы можем надеяться?- прошептала я, с трудом шевеля губами.
- Надежда всегда есть,- ответил врач.- Мы постараемся. Не отчаивайтесь раньше времени.
Он развернулся и быстрым шагом пошёл по коридору, и через десять секунд мы его потеряли из вида. Врач был молодой, но почему-то он внушал доверие. Я верила ему, верила в его слова. А может, я просто хотела верить в то, что всё будет хорошо.
Дима посмотрел на меня с удивлением.
- Я правильно понял – она беременна?- проговорил он. Я понимала его состояние. Я тоже до последнего отказывалась в это верить.
- Ты всё правильно понял,- сказала я и снова села на лавочку. Мне было страшно, было больно. Я не знала, что делать и как себя вести, чтобы всё было правильно.
- Ты знала?- строго спросил он меня снова. Зачем он мучает меня? Зачем заставляет меня вспоминать о том, что я плохая мать? Хотя я и так не забываю об этом. Это не даёт мне покоя и, наверное, никогда не даст.
- Я не знала… Маша не рассказывала мне ничего,- ответила я и тут же осознала, насколько виновато звучал мой голос.
- Ты же мать!- крикнул он.- Ты обязана знать, что с ней происходит! Разве нет?
Его слова эхом отдавались в моей голове и заставляли вздрагивать. Это всё было так странно, словно во сне, словно вовсе не я главный герой этого происшествия, который очень плохо справляется со своей ролью.
В принципе, его претензии были обычны и понятны. На личные темы он никогда не разговаривал с Марианной. Это была моя привилегия. И его злость показалась мне вполне логичной, хоть и неуместной.
- Что я могу сделать? От того, что ты покричишь на меня, ничего уже не изменится,- выпалила я и поняла, что немного сожалею об этом. Я готова была вытерпеть всё, что угодно, если бы это помогло Маше, но от меня уже ничего не требовалось. Нужно было думать раньше.
Я села на лавочку у стены и обхватила голову руками. Я массировала виски пальцами и пыталась сосредоточиться. Ещё в детстве я представляла, что могу отдавать часть своих сил кому-то, и сейчас я вспомнила об этой детской шутке. Я хотела отдать все силы своей дочери, помочь ей хоть как-то, но я знала, что это лишь плод моего воображения, моего больного воображения.
Дима выглядел растерянно и взволнованно. Что бы там ни было, он всё же переживал за Марианну, любил её. Он то и дело потирал пальцами лоб, словно пытался придумать какое-нибудь решение. Решение, которое всех спасёт. Но это было не в его силах. И ни в чьих.
Время тянулось медленно. Мы ждали и ждали. И больше ничего. Ждать…Кто-нибудь знает, как это ужасно – ждать? Девушки ждут парней из армии. Мать ждёт ребёнка девять месяцев. Школьники ждут экзамена, студенты – сессию. Взрослые люди ждут конца рабочего дня, чтобы, наконец-то, уйти с ненавистной работы и вернуться домой, а потом ждут, как бы побыстрее уйти из дома потому, что там им тоже плохо.
Ждут. Миллионы людей чего-то ждут. Но даже если сложить всё то, что они чувствуют в этот момент, мои чувства перевесят. Ничто не сравнится с тем, что испытывает мать, ожидая окончания операции, которая должна решить судьбу её ребёнка. Ничто не сравнится со страхом потерять свою единственную дочь. Ничто не сравнится… Ничто и никогда!
Я вспомнила, как однажды Маша заболела. У неё была высокая температура под сорок. Помню, я так испугалась. Она лежала в своей кроватке – такая маленькая, такая беззащитная, а я ничем не могла ей помочь. Я дала ей всевозможные лекарства, но они не помогали, поэтому моя роль была такова: я смачивала платочек и клала ей на лоб. Это всё, что я могла.
Она немного задремала, а я присела на диван, который стоял рядом. Смотрела на неё и думала: «Не дай Бог! Что я буду делать одна, без неё? Как я теперь одна?»
И я заплакала. Так долго держалась – и заплакала! Только очень-очень тихо, чтобы не разбудить малышку. Несмотря на возраст, я всегда верила, что сон – это самое лучшее лекарство. Я опустила голову и затаила дыхание. Не знаю, сколько времени так просидела. Но помню, что пришла в себя от прикосновения маленькой ручки. Маша гладила меня по голове и приговаривала:
- Мамочка, ты только не плачь. Я обещаю, что больше не буду болеть. Я все-все лекарства выпью и обязательно выздоровею. Ты только не плачь.
Я улыбнулась и обняла её. Что я могла ещё сделать? Она успокаивала меня! Хотя больной тогда была не я.
Я вдруг подумала, что сейчас мне было бы намного легче, если бы она снова сказала мне:
- Мама, ты только не волнуйся! Я обязательно поправлюсь! Ты только не плачь!
Я всё на свете отдала бы сейчас за эти слова. Они были для меня, наверное, важнее даже самого конечного результата. Только бы знать, что она старается, что она хочет выкарабкаться, что она сможет!
Я не помню, сколько прошло времени, прежде чем я увидела врача, идущего нам навстречу. В этот миг весь мир замер. Я поняла, что это страх сковал всё вокруг, заставил все предметы, чувства и мысли стоять на месте неподвижно.
Дима помог мне встать. Я всё ещё опиралась на его руку. Мне казалось, что если он меня отпустит – я непременно упаду. Слишком уж много сил выкачало из меня ожидание.
Врач выглядел уставшим. Должно быть, прошло действительно много времени. Как я могла так потеряться?!
- Ради Бога, скажите мне, что всё хорошо!- взмолила я и сжала руку в кулак. Мне хотелось выкрикнуть эти слова, чтобы напугать его (словно это поможет!), но я смогла лишь отчаянно прошептать их, что, похоже, напугало его ещё больше, чем хотелось бы.
- Успокойтесь,- выдохнул он и попытался улыбнуться. Это подобие улыбки меня не успокоило, но я оценила его попытку сделать моё ожидание менее болезненным.- Операция прошла успешно. Проблема устранена. Думаю, всё будет в порядке.
- Она будет жить?- выпалила я, всхлипывая неожиданно для себя.
- Да! Она будет жить,- теперь врач улыбнулся уже более искренне, хоть и устало.- Её ждёт реабилитация. Но она будет жива и здорова. Единственная проблема, которая может возникнуть, – трудности при попытке забеременеть. Но об этом говорить ещё рано.
Я благодарно вздохнула. Я столько всего хотела ему сказать. Хотела рассказать, как я волновалась, как долго ждала, как хотела помочь. Я хотела отдать ему всё на свете за спасение жизни своей дочери.
- Спасибо,- только и смогла вымолвить я и заплакала ещё сильнее.- Спасибо Вам.
Врач ещё раз улыбнулся и потрогал меня за плечо.
- Всё будет хорошо. Я позову Вас, когда она придёт в себя. Пока к ней нельзя. Простите, но таков порядок.
- Я понимаю,- сказала я. Это всё уже было неважно. Главное, чтобы всё было хорошо с Машей, а не видеть её - я смогу потерпеть.
Врач ушёл, а я с облегченным вздохом села снова на скамейку. Теперь ожидание будет не таким уж и болезненным.
- Отлично,- произнёс Дима.- Как только она проснётся, мы потребуем у неё объяснений.
Я зло посмотрела на мужа. Маша столько раз с ним ругалась. Она всегда говорила, что он не родной ей, поэтому он не может любить её.
- Ты не виноват. Просто у тебя нет этого в генах. И это прекрасно, что я не твоя родная дочь. Потому что когда тебя не любит родной отец – это намного больнее,- сказала она ему как-то, а он лишь накричал. Думаю, он так и не понял, что она имела в виду.
Нельзя обижать её. Как я раньше этого не понимала? Он не может её обижать!
- Лично я никаких объяснений требовать не буду,- решительно заявила я мужу.- А если ты хотя бы попытаешься что-то сделать – я подам на развод.