Планета Гутенберга

«Замечательное  искусство  книгопечатания было изобретено в  Майнце. Это искусство  искусств,  наука  наук. Его  чрезвычайная  продуктивность   позволила  вызволить  из мрака  сокровища  знаний  и мудрости,  чтобы обогатить и  просветить  мир»
Вернер Ролевинк. (Из  хроники 1474 года).



ГЛАВА 1.

Полутемное,  непроснувшееся  еще  декабрьское   утро медленно,   шаг  за  шагом, с  некоторой    ленцой  забирало  силу   над  отходящей сумрачностью  ночи, по-своему позевывало,  потягивалось,  протирало  глаза. Эта    затянувшаяся   непробуженность передавалось  за рулем и ему,  Денису  Гукову,  тридцативосьмилетнему   директору  типографии   «Вариант». Он вел   свою «Шевроле –Лачетти»,  а  сам  все  еще  был   словно в  забытьи. Мимо   тенями  мелькали  машины,   будто  из-под  земли выныривали  и,  шарахаясь в стороны,  пропадали  испуганные прохожие. А  он ехал   и  ехал словно на  «автомате»,   машинально   поворачивая  руль,  то  и  дело  и нажимая на тормоза.
Накануне  Денис    допоздна  пробыл  на  работе -   запускали  новое  оборудование. Как  всегда,  что-то не  ладилось, что-то  шло  не так,  и  ему пришлось   изрядно  понервничать, пока  все  стало  на  свои  места. Домой он пришел   уже  во  втором  часу  ночи.  Наспех    поужинал  и  сразу  же  завалился спать,  чтобы  с утра  снова  быть   в типографии.
 Поступил  новый  заказ: надо печатать  книгу «Патриоты  малой родины,  патриоты  России». Название  само  за себя  говорит:  дело   серьезное. Тираж  приличный,  работы    всем  хватит. Хороший   заказ! Но  и ответственный.
Денис припарковал   машину   возле типографии. Встряхнулся,  настраивая  себя  на  деловой лад. Возле проходной   затянулся  напоследок поглубже  сигаретой, последнюю  минутку  подышал   табачным   дымом. Отбросил  трассирующийся  окурок  в  сугроб,   потопал ногами на месте,  обивая  снег,  и    шагнул  внутрь.
В   цехе   уже царил     искусственный холодновато- синий   день. Видимо, кто-то  пришел  раньше  его  и  включил  свет. Блики от  многочисленных ламп отражались  на  блестящем,  как   каток,  полу, падали  на  широкие  бока   стоящих  словно в  дреме  печатных  машин. Совсем  недавно,  буквально  на  днях,  они  переехали  сюда и стали на  свои  места. До  этого  все  оборудование   было  стиснуто в маленьком  душном  помещении,  где  и  повернуться – то  негде. А  здесь -  хоть в  футбол  играй.  Две  с  половиной  тысячи  квадратных  метров в  собственности -  это не  шутка. Да  еще широкий   заасфальтированный двор, об этом  многие   могут  только мечтать.
Сколько  раз  он,  Денис,  именно такой  и  представлял  свою  типографию -  просторную,  светлую,  с  подвесными  потолками  и  зеркальными наливными   полами,  «напичканной»  современным  оборудованием. Не  хуже,  чем  «за  бугром». Сейчас  у  него стоит  шестикрасочный «Хейдельберг»   последней  модели -  с  лаком,   сушкой. В  их  областном  городе   больше  ни у  кого  такого  нет. А   вчера новое   оборудование  по изготовлению   печатных  форм   установили. Таких  вообще  в  стране  раз,  два,  и  обчелся. Кнопку  нажал – и  за  считанные  минуты    комплект  пластин  готов. Завешивай  их  на  печатную  машину, и  вперед. Экономится  уйма времени, брак  почти сводится к  нулю.
« А  с чего  я  начинал? Даже  не верится…» -  покачал  головой  Денис.


Тот день,  когда  он  вернул  уже  «раскрутившемуся» бизнесмену Мишке  Павлову, своему  институтскому  другу , выделенные им  на  создание  филиала   деньги, стал  для  него  решающим.
«Надо  рисковать:  доставать  деньги,  создавать  собственное  дело!»-  засела  у него  в  голове  мысль. Она  сверлила  его мозг,  не давала  покоя. «Но  вот  что  выбрать?  За  что  взяться?»-  думал  он  днем  и ночью. Одно  знал точно: это  будет  не  торговля. Ну  ее,  хватит  с него  протухшей  селедки. Тогда   у него из зарплаты  прилично  вывернули. Только производство! Надо   «держаться  за   трубу»,  как  говорил  его  отец. Тут  уж если  провернет,  так  провернет!
В  книге «Думай  и богатей»,  которая  ему как раз  попалась под руку, было написано:   «предпочтительнее организовать  то  производство,  которое  не  является  сезонным. Продукция  должна  быть постоянно  потребляемой,  а, значит,  нужной людям  и  сегодня,  и  завтра ,  каждый  день».
«Что бы  это  такое  могло  быть?-   прикидывал  и  так,  и  эдак  Денис.- Картофельные  чипсы? Туалетная  бумага? Нет,  все  не  то. К  тому  же   автор  книги  советует : «Это  дело  должно  быть  вам  по душе, тогда  вы  добьетесь   весомых  результатов»
«Да  это  же  типография!»-  хлопнул  однажды себя  по  лбу  Денис.  - Тут  и думать  нечего. Бумажки  туда-  сюда -  потратили, выбросили,  подавай  новые. И  чисто,  благородно. Да  и я  всю  жизнь  только  бумажками  и занимаюсь».
Он   сразу  вспомнил располагавшуюся   рядом  с  редакцией  зачуханную     районную типографию,  «огнедышащего    дракона» -   линотипную  машину.
«Прямо  как  у  Гутенберга   в пятнадцатом  веке»,-  усмехнулся  он.
«Нет! Древних « драконов»  мне  не надо.  У  меня   будет  самое  современное оборудование. Только  тогда  можно  прорваться »,-  сразу   решил Денис.
 И  пришлось же ему  тогда   побегать! Обратился   за  кредитом в банк  - не  дали. Потребовали  поручителей,  а кто  за  него,  «бесштанного»,  поручится? И заложить - то нечего. Ну,  а продать,  как  Мишка,  всю  обстановку   и оставить   в  квартире  голые  стены он  не решился.
Попробовал  было Денис  « на  ушко» с  управляющим   банком пошептаться, взять его в  долю  «пятьдесят на пятьдесят»  – тоже  ничего  не  вышло.  Совсем  уж  было сник,  да    случай помог.
В  то время  на  полиграфическую  арену  выходила  только что  созданная  московская  фирма «Интерра». Начинала  она с  продажи   печатных  машин  офисного  типа  -  ризографов.  Чтобы   завоевать рынок и  заслужить  расположение   японских  поставщиков, москвичам  нужны   были   обороты. Вот  они  и  раздавали эти машины   в  рассрочку налево  и направо. Не  побоялись в  те  лихие    девяностые  годы,  что  их  «кинут». А  ведь  тогда  были   постоянные  невозвраты   денег,  все наживались   на  чем  могли. Но все для  москвичей обошлось.  Позже,  когда  Денис был  на    полиграфической  выставке в  столице,  «Интерра»   уже  представляла столько современного  оборудования,   что  оно  занимало  несколько  залов.
И  Денис  не  прогадал. Как он был  рад,   когда его сверкающий  свежей  краской ризограф  начал  выдавать   «на  гора»  первую  продукцию!

…Это  был  обычный рабочий  день. Денис  зашел  в  комнату,    которую  он  только  что арендовал. Выцветшие от времени,  отваливавшиеся   в  некоторых  местах  обои, старенький  стол,  шатающийся на ножках  стул -  вот  и вся  «обстановка».  «Ну,  да  ладно, это не страшно,  - рассудил   Денис.- Главное -  вот  эта  печатная  машина»
  Похожий  на  большой  принтер,   ризограф  скромно  стоял   в  углу  и  ждал  своего  часа.  Денис   в  очередной раз  подивился компактности  японской  множительной техники.  «Занимает  всего   метр  на полметра,-  прикинул  он.-  Малыш,  можно сказать. Ну,  а платить-то  аренду   мне  все  равно надо за всю  комнату. Потяну  ли? Заработаю  ли?...»
Он вспомнил  про  тысячи  долларов, что  долговым  хомутом  висели на нем  за    машину, и  у  него  засосало под  ложечкой. «А  вдруг ничего не получится? Чем  отдавать?  Что делать? »-  выбрался откуда-то  изнутри  холодный страх. Уж Денис,  казалось бы,  подавил  его, загнал  внутрь  своими  расчетами и  доводами. А тот все равно  как черт из табакерки  так и просится  наружу.
«Ничего, этот  «малыш»   еще   даст вам жару!» -  отогнав   страх, предостерегающе  подумал в  чей-то  адрес  Денис. В  чей?  Он  и  сам  толком  не  знал. Подспудно,  наверное,  имел  в виду  и  ту торгашескую  возню  на  опротивевшем рынке,  через  которую  ему  пришлось  пройти.  И  тухлую селедку, и  незаслуженные окрики  своего  начальника, и разжиревшие  рыночные  хари,  в которые  ему  когда-то  хотелось  плюнуть. Вспомнился и умиленный,  с улыбочкой,   отказ  управляющего банком:
-  Рад бы  помочь! Да не  могу… - с  прицокиванием   развел руки в  стороны   банкир. А в  его  взгляде  явно читалось : «Кто  ты такой, пацан,  чтобы тебе помогать? Что у  тебя  за  душой?  Ничего… Что с  тебя  возьмешь? ...»
«Ну, погодите  же!»- беззлобно   пригрозил Денис   всем своим  невидимым  противникам.
Он  щелкнул  переключателем. Загорелась зеленая  лампочка:   машина подтвердила,  что  готова  к работе. Денис  взял   бланк,  положил его  на  сканирующее устройство. Нажал  кнопку. Внутри машины  что-то  прокрутилось,  зажужжало, и через  несколько  секунд на  выходном  лотке лег  первый   отпечатанный  лист.
Денис  взял его   в  руку.  Бланк   еще  сверкал  невысохшей  краской. От   него  шел  тот  неповторимый  запах,  которым  пропитаны типографии   всего мира. Денис  смотрел свой первый  оттиск  и  ему  не  верилось. Неужели  у него есть  собственная типография? Неужели  он будет сам,  никого  не спрашиваясь, никому  не  подчиняясь,  печатать  то,  что захочет? Не может быть!
Он  набрал  на  дисплее  тираж,  снова  нажал  кнопку. Машина послушно  зашумела,  зарокотала. Отпечатанные бланки лежали аккуратной ровной  стопкой -  машина  сама  их  сбила,  подровняла. Надо  -  еще   быстренько  наштампует.
Денис знал,  что  ризограф может  печатать  до  ста  двадцати  оттисков  в минуту. Но все равно   поразился  скорострельности. Ведь одно  дело-  знать, а  совсем  другое  -  видеть,  как  прямо на  твоих глазах   растет  гора  бумажной  продукции.  А  если  целый  день работать?   Неделю? Месяц?
" Это ж  сколько  народу я  со  своим  ризографом  смогу  заменить?»-   прикинул  Денис. Он  стал подсчитывать,  сколько  людей  занято в районной  типографии,  и чуть  ни  сбился  со счету ."Линотиписты,  наборщики,  метранпажи,  что верстают   - загибал  он пальцы.-  А  еще     печатники,  директор, бухгалтер… Да  уборщица,  сторож… Тьма!
А  качество  никудышнее,  одна грязь. А  сроки? Да  что тут  говорить  …  Как   изобрел   Гутенберг   еще  в пятнадцатом  веке сплав   для отливки букв,  наборную кассу,  «словолитню»,  так,  кажется,  с  тех  пор  почти  ничего не  изменилось. Но  теперь  этому конец. Я   смогу   печатать  намного  быстрее,  качественнее,  дешевле. Наверняка   многие заказчики ко  мне перейдут. А  что  будет с районной  типографией? Разорится, наверное…»
Денис  представил,  что именно он станет    причиной  безработицы  типографских рабочих,  и ему  стало не  по себе.
"Хотя разве дело  во  мне? - рассудил  он.- От прогресса  никуда не  уйдешь. Я,  что  ли, виноват,  что  они  все  деньги на зарплату пускали? Кто  мешал  им  приобрести такое  же  оборудование? Нет,  братцы. Как  там  в  детской  считалочке?  "Кто  не  спрятался,  я не виноват…»


ГЛАВА 2.


…Яркие, сверкающие  необыкновенными красками,  бумажные   листы  один   за  другим    отлетали  от  печатной   формы,  кружились  в  воздухе и затем  соединялись   в  блестящие  золоченым  тиснением  книги.  Словно   вышедшие  из кареты,  знающие  себе  цену  красавицы,  поправляющие  на ходу свои  роскошные   платья,  они  с  достоинством  и  грациозностью  переходили  из типографии в  большой  светлый  зал. От  ярких и  красивых  нарядов  здесь становилось  еще  светлее. Книги  плавно  кружились, демонстрируя  свои  красочные  наряды. Потом постепенно  перемещались   к  середине зала,  где    раскланивались  перед ним  в  изящном  реверансе.  А  он, их Создатель, принимая  заслуженную  благодарность,   стоял   в  нарядном   камзоле  со  сверкающими  пуговицами  ровно  и  прямо, лишь изредка  и с  достоинством   одобрительным  кивком  удостаивая     внимания   очередной   распрекрасной особы. После  этого  неведомая   сила  поднимала  книги  вверх и они испарялись как  сказочные  приведения.
Вдруг   одна  из  книг в  светло - коричневом  переплете  с   тиснеными  золотыми  буквами подлетела  прямо  к  нему и тронула      за плечо:
-  Господин  Гутенберг! Господин  Гутенберг!
Спокойное  созерцание    приятной  церемония   рождения   книг  было   нарушено. Кто  это,  что  за  особа  посмела  изменить установленный  порядок? Он   напряженно  посмотрел  на  книгу. Но  та вдруг   лукаво  усмехнулась ,  махнула  маленькой изящной ручкой  и  испарилась. Вместо  нее  перед  глазами  вдруг  нависло  испуганное  морщинистое ,  с  отвисшими  дряблыми  щеками,   лицо  его  старой  служанки  Эльзы.  Ее  кружевной  чепец   съехал  набок,    седые  волосы  выбились  из-под  него.
-У-ф-ф! Ну, слава  богу,  жив!-  сдунула  она  с  лица  нависшую  прядь. А  я  стучала, стучала,  стучала,  стучала – ни  слуху,  ни  духу. Уж думаю : не случилось  ли,  чего? Ну,  слава  богу,- мелко перекрестилась  она.
-Да  разве  ж  можно  столько  работать! Вы  посмотрите,  до  чего  уже  себя  довели. Отдохнуть  бы  вам  надо!
Гутенберг  встал  с  приземистого  топчана. Сначала несколько  расстроенный  испарившимся  прекрасным  видением,    постепенно  стал  приходить в  себя. Он  огляделся. Приводивший его  ранее  в   творческий  трепет  вид  мастерской  с  многочисленными  колбами,  пробирками, развешанными  на  стенах  инструментами,    остовом  стоящего  в  дальнем   углу  деревянного   полуразобраного печатного станка – все  это сейчас  отталкивало   от  себя,   навевало  тоску.
 Вот  уже  почти две  недели он  не выходил  из  своего  добровольного  заточения,  пытаясь  добиться  нужного  результата. Здесь  он  работал,  ел,  спал,  не  желая  тратить  драгоценное время  на излишние  хождения  в   дом. Утро,  вечер,  день и ночь-  все перемешалось  для  него
Не  один год  бьется он над   усовершенствованием  книгопечатания. Его  товарищи  ставят  ему  в  заслугу  изобретение   печатного  станка. Что  ж, он,  Гутенберг,  немало  поломал  над этим  голову. Но  все заблуждаются,  считая,  что  это  главное. Нет,  нет  и еще  раз нет! Что  станок  сам  по  себе?- Да  ничто!
В  конце  концов, и  идея    тут  не  совсем  его. Похожее  приспособление   давно  используют  виноделы  при  отжиме  винограда. Он только  переделал  пресс,  приспособил  его для   переноса  изображения   на  бумагу. Но ведь этого   мало для  книгопечатания. В  основном   технология   книгопечатания    оставалась примитивной. Бумажный  лист   пристукивали к  печатной  форме гладким камнем, обтянутым  кожей, или  приглаживали  щеткой,  а  нередко просто  ладонью. Каменный  век!
-Ускорить  процесс  печатания,  сделать  его  доступным - вот  главное - 
размышлял  про  себя  Гутенберг.
Сделано   уже  очень  много. Он разработал  шрифты, технологию  их  изготовления, придумал  словолитную  форму -  приспособление, с  помощью которого  отливаются литеры. Теперь книги   можно  делать гораздо быстрее,  а, значит,  и гораздо  больше - десятки,  сотни.
Но вот  каков должен  быть  металл  для  отливки этих букв? Он  должен  легко  плавиться  при    невысоких  температурах, не   быть слишком  вязким в  расплавленном  виде  и   мгновенно  застывать  при   затвердевании.
Вот  над   этой  задачей  и бился  последнее   время  Гутенберг. В  результате  долгих опытов  он  включил в  состав  сплава свинец,  олово и  сурьму. Все  вроде   бы  подходит,  вот – вот должен  быть  результат. Но  все  никак   не удавалось  выдержать  нужные  пропорции: то  чего-  то  не  хватает,  то  в  чем-то перебор. Уже  и  сил  никаких  нет.
- Да, надо  и  в  самом  деле   немного проветриться,-  мысленно согласился  с  доводами  служанки  Гутенберг,   печально  разглядывая   в  темном   зеркале  изнуренного  мужчину   с  ввалившимися  щеками,   заросшей щетиной  и потухшим   взглядом.
…Распахнув   дверь, он  вышел  на  залитую  солнцем весеннюю улицу. Здесь  все   цвело  и благоухало. Невидимые  птицы  пели  звонкие  песни, пробудившиеся ото сна  деревья  тянули  вверх  свои зеленые  руки. Казалось,   даже стоявшие каменными изваяниями   серые дома тоже принарядились и  заулыбались в  лучах  нежного  солнца.
На  разогретом тротуаре,  прямо  перед ним,  с  достоинством  выпятив  вперед  свои  крутые  грудки,   как  маленькие  птичьи  начальнички, расхаживали   голуби. Распушив  веером  хвосты, они ворковали,  разговаривали  по-  своему,   по - голубиному,    то  и  дело тюкали маленькими  клювами ,  подбирая  что-то  видимое только  им  самим    на  земле,  совсем  не боясь прохожих.
Гутенберг   на  миг  зажмурился. Затем  вдохнул  полной  грудью и двинулся  вперед, просто  так, лишь бы  куда  идти -  без  цели,  без  мысли,  наслаждаясь  этим    весенним  солнцем,    свежим  ветром,   нежным  голубиным воркованием.
По пути  он нагнал   молодую  пару. Перекинув  через   левую руку тонкую  тросточку,  он  подхватил   правой  под  локоток   спутницу и, склонив  голову  в  модном  цилиндре,    что- то на  ходу  нашептывал  своей подруге. Она  же – тонкая, легкая,  как  воздух -   то и   дело заливалась  сдержанным веселым  смехом,  отчего    также   весело и беззаботно  сотрясались    закручивавшиеся  снизу светлые  завитушки  ее  волос. Солнце просвечивало  их насквозь, и  они,  подзолоченные,  так  и  прыгали  в  пронзительных  желтых лучах  вверх-вниз,  вверх-вниз. При  очередном  же  взрыве  хохота  хозяйки эти  колечки волос вообще начинали  завораживающе  мелко-мелко  ходить  ходуном.
Гутенберг  не  мог  оторвать  взгляд от этих  прыгающих  завитушек. Он шел  и  шел  автоматически  сзади, пока  смеющаяся  пара  ни   свернула  в  какой-то   модный  магазин.
Гутенберг от души  порадовался их  молодому  счастью. Когда-то  и  он   нашептывал  что-то такое беззаботное  своей   юной  подруге. И они, обнявшись, тоже подолгу бродили  по  улицам. Смеялись,  дурачились, не обращая никакого  внимания  на  прохожих. Когда  она стала  его  женой, это  безоблачное счастье  долго  еще   окутывало их. Как и раньше, они замирали  при  встрече друг  с  другом и  не  могли  наворковаться.…
Откуда,  с  какой  стороны  подул  холодный  ветер? -  он  уже и  не  помнит. Помнит только, что  она  почему-то стала  отводить в  сторону  глаза,  а  он, наоборот,  пронзать ее насквозь колючим  взглядом. Упреки  с  ее  стороны,  невыдержанность  с  его…  Облако юношеского счастья  улетело  от них  навсегда…
 « Да  что уж  теперь вспоминать? Прошлого не вернешь», - с  грустью  подумал  Гутенберг.
После были у него  в  жизни  другие  женщины, даже   весьма  привлекательные. С  одной  из  них,  белокурой и  стройной,  как  балерина, он вместе прожил добрый десяток  лет. Но  недаром  говорят: «Первая  жена  -  от  Бога»… 
 Потом  он все  больше  и  больше  стал  пропадать в  своей  мастерской.
Кому  как,  а  ему  вот  так  суждено…
Эти  мысли  невольно  лезли в  голову Гутенбергу, и  он  не  мог  от  них отделаться. Так  и  шагал  дальше,  погруженный  в себя,  в  ту  далекую  и  так   быстро  промелькнувшую  молодую  жизнь….
На  небе  набежали  тучи, стал  накрапывать мелкий  дождик. И  тут   взор Гутенберга привлекла  картина -  та,  на  которую   в  другой   раз он и  не обратил бы никакого  внимания. Обычная  кошка – одна из тех,  десятки  которых шмыгают  в  подворотнях, -  по- матерински   с  достоинством,  не  спеша,  шествовала  по  траве  куда-то  по  своим  делам. Позади  нее,  смешно  переваливаясь с  боку  на   бок,  ныряя  розовым   носом  в   зеленые  ухабы,  поспешал  крохотный котенок. Прячась от  дождя,   этот   живой  комочек   все  норовил  спрятаться  под  мамину   защиту. Улучив   момент,  тогда  шаг  кошки  становился  пошире,  он приспосабливался и быстро  нырял к  ней   под  живот. Там, под  живой  крышей,  он  был словно  в домике,  и  дождик  уже был ему  не  страшен. Какое-то  время  они  так  и  шествовали  единым  пушистым   целым : мать и дитя. Все же  шажки котенка  были  мелковаты. Он   сбивался с  ритма и невольно  выскальзывал  наружу. А   кошка - мать,  хотя иногда и  замедляла   свой  ход, все же  не давала котенку   никакой  поблажки. И он все  переваливался и  переваливался  с  боку  на  бок,  нырял,  спотыкался,  догонял, шел  какое-то  время   под  маминой  крышей.
Гутенберг  все  смотрел  и  смотрел,  покуда они  совсем  не  скрылись из виду. Когда-то,  он  был  тогда  совсем  еще маленьким,  они  с  мамой  тоже  попали  под летний  дождь. Было  тепло, и  солнце  светило, и  лило  с  неба,  и  они, мокрые, брели по  лужам,  уже  не  прячась  от дождя. Мама -  молодая,  красивая,  с  блестящими  мокрыми  волосами,  смеялась,  подставляя   к  небу  ладони,  брызгала  ему  в  лицо  и   зачерпывала  ногами в  лужах  воду. И  он,  прижимаясь  к  ней  всем  телом и чувствуя  ее  мягкость  и  тепло,  тоже  заразительно  смеялся,  не  отворачиваясь  от  брызг,  а  наоборот,  ловя их  лицом. И  тоже  поддавал  и  поддавал  ногами  воду,  и  лужи  разлетались  в стороны  мелкими  прозрачными  бусинками. И хотелось   так вместе с мамой  брести  и брести через  все  лужи,  через  весь  дождь…
Какое-то далекое-далекое,  теплое  и нежное  чувство пушистым  котенком  вползало в    душу  Гутенберга,  пробиралось в дальние  строгие уголки  его  взрослой  души и  уютно  укладывалось  мягким  комочком,  вытесняя  излишнюю суровость.
…Домой Гутенберг   возвратился  уже  к  вечеру, когда дома  отбрасывали  косые  длинные тени,  и стала  надвигаться  прохлада  ночи. За  время   многочасового  бесцельного  брожения   по  городу  он порядком   устал. Ужасно  хотелось есть.
Проглотив оставленный   служанкой   на столе   под  накрытой    полотняной  салфеткой  ужин  и запив  его  бокалом  кисловатого  красного  вина,  Гутенберг      без  сил свалился на  кровать.

Утром  он  почувствовал  себя    снова  бодрым,  словно сама весна  влила  в  него    молодые   целительные силы. Снова непреодолимо потянуло  работать. Гутенберг   заторопился  в  свою  мастерскую.
Утренние  лучи пробивались  через  небольшое  окошко в полутемное  помещение,  наполняя  его  светом,  веселыми бликами  на  предметах. На столе на  высоком  подсвечнике стояла  оплывшая  свеча,  кругом сверкали  блестки   металлического  порошка. Пузатые колбы,   вытянутые   стеклянные пробирки,   весы большие  и маленькие,  с  разной  степенью   точности – все,  что постороннему  глазу  казалось беспорядочным  нагромождением и сплошным хаосом,  для  него  представляло особенную  ценность  и  упорядоченность. Вот  в  этой   банке  у  него  сурьма,   в  других-  свинец,  олово. Опять  все надо смешивать,  ставить  на  огонь,  пробовать.
« В который   уже  раз ?- подумал   Гутенберг.- Сотый,  тысячный? Я   и  сам уже  сбился  со  счету».
Он  взял   небольшой металлический  слиток - тот,  что выплавил в последний  раз. Задумчиво  покачал  его в  руке,  мысленно  прикидывая  вес.
«Легкий... Пожалуй, свинца  маловато. Надо бы добавить, тогда  металл   будет    плавиться  быстрее. То,  что  нужно для изготовления   литер.»
Гутенберг процарапал  гвоздем  поверхность  слитка. Подошел   поближе  к  окну, стал пристально  рассматривать на  свету  свежий   след.
 «Металл   должен  быть мягче,  податливее»,-  пробуя царапину   ногтем,   рассудил Гутенберг. Для  пущей   убедительности  он   попробовал  слиток  на  зуб. Слегка прикусил  его  с  краешку. Металл  был   явно не  по  зубам,  на нем    не  осталось  ни  малейшего  следа.
«Да, свинца не  хватает,-  сплевывая   на  пол,   утвердился  в  своем  мнении  Гутенберг.- Возьму-ка  я   семьдесят  частей! А  вот  сурьмы  убавлю. Сейчас… Сейчас…»
Он  заторопился,  заспешил,  будто кто его подгонял. Порывисто потянулся к  полке   за  свинцом.  Гутенберг  взял  банку, сыпанул  свинец на  весы. Не  рассчитал:   изрядная   доля  порошка   серебристой  пылью густо  просыпалась  на пол.
«А-а,  черт»…-  закряхтел   Гутенберг.- Надо  же…»
Он  заметался  возле  стола. Попробовал   было  собрать   свинец. Но тут  же понял, что  смешавшийся  с   пылью  металл  уже  непригоден  для    опытов.
«Что  ж  я  так …-  закачал  головой   Гутенберг. Свинец    надо экономить…  Кстати, сколько   там  у  меня  его  осталось?…»
Спохватившись, он    стал   заглядывать в  пустые  банки. 
«Батюшки! И  когда  только  я  успел  все  потратить? А  ведь достать свинец непросто… Да  и за  что  брать-то? Деньги  все давно кончились…  А  за  свинец   продавцы дерут  что  за  золото. Прознали, что ему, Гутенбергу,   он  крайне необходим,  вот  и  ломят  цену  втридорога».
Он   покачал  головой:
«А тут   еще долю  свинца в  сплаве собираюсь  увеличивать. Правильно  ли  поступаю? Последний  раз я  брал  пятьдесят  частей,  а  сейчас  хочу сразу   семьдесят! Вдруг опять  будет  не то, что надо? Буквы  из   мягкого  металла потом быстро  выйдут  из строя, оттиски  будут   плохие. Как  быть? Может,  не  стоит    столько много  свинца  тратить? Заодно  и  сэкономлю…»
В  то  же  время  внутренний  голос говорил  ему:
«Не  бойся! Ты  прав! Смелей!»
Минуту   поколебавшись,  Гутенберг    высыпал  в  небольшую  емкость  весь оставшийся  свинец. Немного подумав,  добавил  туда  двадцать пять  частей   олова  и  пять  частей  сурьмы.
И    попал в  точку!



ГЛАВА 3.

 Не  спеша  прошагав по просторному чистому   цеху и  придирчиво  поглядывая по  сторонам,  Денис  подошел   к главной  печатной машине  типографии  -  вытянутому   шестисекционому  «Спидмастеру». Возле  машины  уже   возился  Сергей –  чернявый  узколицый  парень, худющий  до  такой  степени,  что  рабочая  роба висела  на  нем  как  на  подростке. Он что-то  настраивал,  подкручивал,  подлаживал. И  все  это - не  спеша, замедленными  движениями.  Казалось, того  и  гляди,  заснет  на  ходу.
Денис  остановился,  наблюдая  за  действиями  печатника. Хотел  было   спросить , как  машина,  да  только  махнул рукой: «Что у  него   спрашивать? Сергей ведь   словно  немтырь,  у  него живого  слова  клещами не  вытянешь. Так  только, промурлычет с  тихой  улыбкой  что-то  под   нос,  склонив голову,  и  все. И  не  поймешь, что  он  сказал,  и  чему  он  тихо  радуется»
 Казалось  бы, куда  его,  медлительного  и нерасторопного,  допускать  до «Хейдельберга»,  он и  половины  нормы  не  выполнит. Другие   печатники с утра  уже   давно тираж   гонят,  а Сергей  все ходит  возле  своей  машины. Что-то  мурлычет себе  под нос,  словно  договаривается   о чем-то с  техникой,  подмасливает  ее. И,  видимо,  как  надо подмасливает. В  конце смены  у  него всегда выходит  намного  больше,  чем  у  других. И  по  качеству   куда   лучше.
Не  скоро   Денис  раскусил  изюминку  этого парня. Долго  терпел   его  мурлыканье, сердился  и  хотел  уже  плюнуть  на  него,  на  его  странности.  Но  что-то все  удерживало  его. Как  оказалось,  внутренне чутье  не  подвело директора. Сейчас  Сергей  -  лучший  печатник  типографии. Ему Денис доверяет самые  ответственные заказы. Вот и в  эту  смену  он  вывел  именно  Сергея.
«Ну,  пора», -  тронул  Денис за руку по -  приятельски  печатника. Тот  кивнул,   тихо улыбнулся и  нажал   кнопку  пуска  своего  железного  друга.  Печатная  машина  по-солдатски быстро  стряхнула  с  себя  остатки  сна, тронула  притаившиеся  шестеренки. Те  пробудили других,  растолкали  третьих. И   вот  уже  машина  стала  постепенно  разогреваться,  расходиться,  потирать  свои  сильные  руки.  Словно  хотела   сказать,  что  она  готова  принять  сотни,  тысячи  листов  снежно-  чистой бумаги и  преобразить  их в яркие  краски  со  своими    неповторимыми  лицами.
- Ты  посматривай,  чтобы  никакая  краска   не   ушла. Заказ  сам  понимаешь  какой!
Денис  в  душе  понимал,  что Сергею это можно  было  и  не  говорить. Но строгость  напустить   нелишне. Чтоб  карась  не  дремал!

День  разгорался. В цехе   давно уже расплескался  тот  мерный  деловой   шум, которым   пропитана  любая   рабочая  среда. Методично стукала  ножом  резальная  машина,  рядом   весело крутился  навешенный  рулон бумаги и распускался  на    листы. На  переплетном  участке  девчата  мазали-клеили  удостоверения,  наносили   на  них  «золотое»  тиснение. Типография   жила  размеренной  рабочей  жизнью.
Денис удовлетворенно  отметил:  все  отлажено,  каждый  на  своем месте,  без  понуканий  выполняет  обязанности. Он похлопал  по  карманам,  достал  сигарету. Не   торопясь  направился  в  курилку. С  удовольствием  затянулся, пыхнул дымом.
«Классная типография   получилась,-  пуская  кольцами  вверх дым, в который  уже  раз  подумал  Денис. – С раздевалками,  душевыми,  собственной столовой, все как положено.  И зарплата у  рабочих  намного  выше,  чем в  других  типографиях.  Не  случайно  специалисты  так  и просятся  к  нему  на работу. Можно лучших  выбирать, что  он и  делает. Коллектив   теперь у нас  что надо. С  такими  людьми   горы  можно свернуть!
Конкуренты завидуют:  хорошо  вам. А  чего  все   это стоило? Что  было  на  месте  этой  типографии? – Одни стены. А  внутри -  разруха, горы  мусора. Даже  копыта чьи-то  обглоданные   валялись. В  самом   прямом  смысле:  рожки  да  ножки. Все  пришлось  вычищать,  убирать,  заново  делать.  И сделали: после  евроремонта все  засверкало,  заблестело. Как  в лучших  домах  Лондона », -  улыбнулся про себя  Денис,  делая  очередную  затяжку.
  «Ни  за  что  бы  я  не потянул один, не  закрутил  бы  такую  махину никогда  в жизни. Компаньоны подобрались что надо…»

Дверь курилки  отворилась,   внутрь  зашел  среднего  роста  крепкий  мужчина  с  незажженной сигаретой  в  руке.
- Алексеич,  а  я  только что про тебя   с Сергеичем подумал! Как  это там? На ловца и  зверь  бежит? Богатым  будешь… - обрадовался  ему  Денис.
-Да уж,  будешь … С  кредитами  бы  рассчитаться, а ты  о богатстве. Прав  Кикабидзе: мои  года - мое  богатство. До  богатство  нам  еще  далеко.
- Нам  бы  еще  листоподборку  хорошую  приобрести…
- Надо,-  согласился, чиркая  зажигалкой, Василий Алексеевич. – Если  жена меня из дома  не выгонит. А  то и  так  ухожу  рано,  прихожу  поздно. Дом, машина, - все  за  кредиты заложено. Я  прямо  как  бомж  какой-то. А  ты  про  богатство  толкуешь…
- Моя  тоже  в  последнее  время  ворчит. За ремонт квартиры   никак   не  возьмусь. Кое-как  делать  не хочется, а на хороший   деньги нужны. А  они  все  сюда    на отделку  ушли.
-Ничего, Дмитрич,  прорвемся! - хлопнул Дениса по  плечу Алексеевич.-  Где  наша  ни пропадала?
-Прорвемся!- подтвердил  Денис.
У  него  затеплело на душе. Как хорошо,  когда  тебя   понимают  вот  так,  с полуслова, когда  ни спорить,  ни  доказывать  до хрипоты  не  надо. Когда  каждый  добросовестно делает  свое дело,  вносит  свой  вклад  в общую  копилку.
« Алексеич  у нас  не просто  коммерческий  директор. Настоящий  дипломат,- в который  уже  раз  отметил,  искоса  посматривая  на  дымящего сигаретой друга  Денис.
Василий Алексеевич говорит всегда   не  спеша, мягко, как бы  не  хочет  никого  обидеть. От него  исходят    спокойствие,  твердость и  уверенность  даже в  самых  трудных,  напряженных  минутах,  а  это  передается и коллегам. А  уж  как  он с  клиентами   разговор  ведет  - лучше  и  не  придумаешь
Бывает: срывается  заказ,  сроки  горят, заказчик  врывается  в  типографию, чуть  ли не  убить  всех  готов, а  Алексеич  ему :
- Иван  Иванович,  как  я  вам  рад! Пойдемте  чайку   попьем!- И  под руку  его,  под  руку:
- Как  у  вас   дела? Как жена, как   дети?
-Да  ничего,  нормально, - делится  заказчик, и  первая    волна   гнева   его  сходит  на  нет.
-А как  ваше  драгоценное  здоровье?
- Спасибо,  тоже  вроде бы  ничего…- все  больше   проникается  проявленной  о  нем  заботе клиент
Вот  так  Алексеич  подводит  заказчика  к  тому,  что  тот  ему  уже  и  спасибо  говорит,  и  чуть  ли ни  обниматься  готов. И чаек   согрел  его,  а  больше - добрые  слова директора  типографии,  который  заботится  о нем   как  о  лучшем друге. И все,  оказывается,  не  так   уж  и трагично,  и  убивать  никого  не надо. А  что до  срыва  срока  заказа -  то,  оказывается, и  тут  есть  выход. Алексеич предложил   заказчику  получить  первую  партию  продукцию  ну…через  пару - тройку часов.
-Сами  вам  и доставим,  я  лично  привезу. А  остальное завтра  получите,  все  будет  честь  по  чести. Устроит? культурно  так  интересуется  Алексеич.
-Вполне,- отвечает  удовлетворенный  заказчик.
И  все  он получает, и  ничего  у  него  не  срывается. А  потом  он  приходит с  новым  заказом,  другим,  третьим  уже  как к с  себе   домой…
«Кстати, именно  Алексеич  и добыл  такой  важный  заказ,  как «Патриоты  малой  родины,  патриоты России» Не  раз  и не  два мотался  в Москву,  договаривался,  ублажал  там,  кого надо. И  получил- таки   у  крупного  издательства  заказ. Если  все  хорошо  выйдет,  они будут  у  нас постоянно   заказывать. Хорошо!»-  подумал Денис,  туша  остаток  сигареты.
«Да,  все  идет  по  плану,  как  они  и  задумывали. Надо  еще  Сергеича  увидеть,  третьего   компаньона,  кое  о  чем  перетолковать. Тоже  голова!»
 Технический  директор  Александр Сергеевич Адрушко -  зубр  полиграфии,  каких только поискать. В «Планете»  его,  как  и Дениса, зовут  тоже  просто по  отчеству- «Сергеич». Какая  кровь течет  в  его жилах – он и  сам, наверное,  точно  не  знает. По фамилии -  украинец,  с  виду -  типично  русский  сибиряк. Сын репрессированных родителей, он  родился  и      вырос  в  Сибири.Там  же  и  выучился  на  полиграфиста. Что  касается   крови, то  не  течет  она  у  него в  жилах,  а  бурлит -  это  точно! Широкоплечий,   крепко  сложенный, зимой  с  рыжей мощной  бородой ,  которую  он   по  весне каждый  раз сбривает ,  Сергеич  -  это  буря,  неукротимая  энергия и натиск.
Когда  он  заходит  в  цех  типографии - будто ветер  врывается,   солнце  вспыхивает  от  его  рыжевизны. А там,  кажется,  и  гром  может  грянуть,  и молнии  засверкать. Все зависит от того, с  какой  информацией  и настроением  Сергеич. Если что делается  неправильно, -  сразу,  как  быка   за  рога,  берет все  в  свои  руки.
Недавно   затаскивали в  цех  оборудование. Он  увидел: не  идет  дело.
- Так!-  произнес  Сергеич  решительным  голосом. И  споры сразу  смолкли,  все стали слушать  только  его.
- Дудкин!- Заходи  с  того   края.
- Сергей! Чего  стоишь? Бери  вот  здесь.
-Палыч!-  Помогай  ему.
Все безоговорочно подчинились  его  командам.
-Р-раз, два,  взяли! Р-раз, два,  взяли!
И  поехала,  стронулась  с  места  стоявшая    до сих пор  на  месте  машина. Будто  только и  ждала  той  минуты,  пока  придет  настоящий  командир.

…Все  налаживалось. Типография  набирала  обороты,  заказы  росли. Одно  не  устраивало компаньонов:  никак не  могли  они подобрать толкового  финансового  директора. Такого,  чтобы   не  только  отчеты  составлял,  но  и  за  законами следил,  был бы  специалистом    современного  уровня.
 Когда  Хлыстов   Юрий  Иванович  -  молодцеватый  молодой   человек -  впервые   переступил   порог директорского  кабинета,  Денису  показалось,  будто сам  министр   к  нему  на  прием  заявился. На  это  наводил мысль и  дорогой,  добротно  сшитый костюм,  и строгий    галстук,  и дорогая кожаная  папка,  которую Хлыстов  держал  под мышкой.
Денису стало   прямо  как-то  не  по себе. Они с товарищами  нередко  в  джинсах  да  в  свитерах ходят. Вроде бы  ни к чему  наряжаться, «крутиться» надо, – то  цвет возле печатной  машины  вместе  с  печатником  «ловить»,  то в неисправности вникать.
«Хотя надо,  надо на  «цивильную»  одежду  переходить»… -   искоса  посматривая
на безупречный   костюм Юрия  Ивановича,  сделал  себе  замечание  Денис.
Просмотрев резюме,  претендента   и задав  ему  несколько  вопросов,  он    остался доволен.
- Надеюсь, мы  с  вами  сработаемся, - принимая  нового  специалиста на  работу, заглянул  ему  в  глаза Денис.
-Непременно,  непременно,  -  почтительно склонившись и подавая   директору узенькую вялую  ладошку, произнес  Юрий Иванович. А  глаза  смотрели куда-то в сторону…
Новый финансист  взялся  за  работу  споро. Подобно  тому, как  у  него  был безупречен   костюм,  так и бумаги вскоре  оказались   «выутюжеными» -  все  подшиты,   подписаны, разложены  по  полочкам . Хлыстов  подал  ряд  ценных   предложений  по  снижению налогов  на  вполне  законных  основаниях, обратил внимание Дениса   на   ряд других лишних  трат.
Глядя,  как  новый  специалист   заделывает   финансовые  бреши в  их  набирающем  ход  корабле,  Денис  только радовался  и подмигивал своим  друзьям :  «Какого  я  «министра» -  финансиста я отыскал,  а?»
Только все   никак не  мог  Денис  привыкнуть   к тому,  что  Юрий  Иванович  не  кладет ему  бумаги на  стол,  а, склонившись,   словно  подсовывает,  пришептывая  чуть  ли на  ухо:
- Подпишите, пожалуйста,  Денис Дмитриевич,-  указывал  он    пальцем   с крупным  сверкающем  перстнем.- … Замечательно. И  вот  здесь еще   черкните. Хорошо…
Однажды  Юрий  Иванович с  таким  же  заговорщеским  видом   и неизменной  улыбкой  подложил  ему  заявление.
- Не  понял, Юрий Иванович?-  приподнялся в  кресле  Денис.
- Да, да,  Денис Дмитриевич.  Именно так.
Финансовый  директор   стоял  возле директора,  не  разгибаясь и ожидая ответа.
- Как? Вы  хотите  стать соучредителем  типографии?
- Вот именно,  вот именно…
- Позвольте!  Как вы … Да вы  понимаете?
-  Ну,  а  что тут такого,  Денис Дмитриевич? Я  в финансах  хорошо разбираясь,  вы же  сами говорили .
-  Н у  и  что?
- Как что? Финансовый  директор  должен быть  свой  человек. Кхе-кхе… Думаю, я  вам  вполне подойду…
-Это  вы   серьезно?
Денис  до  последней  минуты  все  это  представлял  как  нечто  несерьезное,  как некую шутку,  розыгрыш.
Они  с  компаньонами,  понимаешь  ли, пашут,  пашут,  жилы  рвут,  деньги  от  семьи  отрывают. А  тут  приходит   на все  готовенькое  какой-то  Хлыст,  и на   тебе -  «хочу  быть соучредителем».  Ни  больше,  ни  меньше.  Прямо как  в сказке : «По  щучьему велению,  по моему  хотению…» Так  то сказка, а  тут -  жизнь…» 
Денис  пристально  посмотрел   на  финансового  директора.
«Вот  чего жди  и  бойся…»
Он  попробовал  отогнать  от себя  мысли,  словно дурной  сон:
«Нет, нет,  ерунда  какая-то…»
Однако  лицо  Юрия  Ивановича  было серьезным  и не  допускало  никаких возражений. Видимо,  он  все   продумал, предусмотрел,  и был  уверен в успехе.
- Серьезней не  бывает,-  кивнул  он головой  так, что его  приглаженный чубчик развалился  на части. Юрий  Иванович  аккуратно  пригладил  его  ладонью,  словно  прилизал.
Денис резко  отодвинул  от себя  заявление. Все в  нем клокотало, бушевало   огнем. Лицо   сделалось  непроницаемым,  а  взгляд – каменным.
-Нет!
- Денис Дмитриевич,  а вы  не  спешите. Подумайте  хорошенько,  посоветуйтесь  со  своими  товарищами. Чтоб  все  было по-хорошему …  Понимаете?
-Не понимаю!
Денис  и в  самом  деле сразу  не  сообразил,  к  чему это Юрий Иванович  клонит.
-  Ну,  что  ж тут непонятного,  Денис  Дмитриевич? Финансы  ведь  могут, как  это говорится… Кхе-  кхе…,  и спеть романсы…
-Что-о?  Вы  нас   шантажируете?
-  Ну, что вы, Денис Дмитриевич,  ни в  коем  случае. Я  просто так… Но я ведь  эту  кухню  хорошо знаю… Всякое   может  быть…
Денис  рывком  встал  со своего места. Желваки  у него  играли.  Еще немного  -  и      он выкинет  этого  Хлыста из  кабинета.
Чтобы  сдержать  себя, Денис  со всей  силы  впился пальцами    в  подлокотники  кресла  так,  что  стало  больно.
- Или сейчас же,  сию  минуту,  вы пишете  заявление   по собственному  желанию… Или…
-Понял,  понял, Денис Дмитриевич.
В  глазах Юрия  Ивановича мелькнул страх. Он  отступил назад мелкими  шажками. Присел на  краешек  стула. Взял  ручку,  быстро написал   заявление  на  увольнение.
Денис  пробежал его глазами. Черкнул  бумагу  так,  что  она под  ручкой  прямо затрещала.
-  С завтрашнего дня вы  у нас  не работаете!
Юрий  Иванович уже  успел  взять себя  в руки.  На его  лице  вновь  заиграла  улыбка.Но  уже  холодная  и жесткая. Глаза  засверкали    злыми  льдинками.
Денис невидящими  глазами  в  упор смотрел на человека, на  которого    недавно  возлагал  большие  надежды,  доверял  ему. А тот…
Юрий  Иванович не  выдержал. Взгляд   его  уткнулся под стол,  глаза  забегали  по  сторонам. Он криво  усмехнулся,  театрально поднял вверх обе руки.
-Все,  все. Ухожу,  ухожу…
Стал  потихоньку пятиться  назад,  словно  боясь,  что Денис чем-то запустит ему  в  спину. Возле  двери  на минуту  остановился,  поднял  вверх отманикюренный  палец:
-  Вы  об  этом сильно пожалеете…
Когда  за  ним захлопнулась  дверь,  Денис  схватил со  стола   увесистую  кожаную   папку, швырнул ее  вслед.
- Сволочь!

Этот  эпизод почему-то  вспомнился    Денису   в  курилке и  стало так  нехорошо,  словно ему  кто-то в  душу  нагадил.  Еще сильнее   захотелось  увидеть своих  товарищей, просто   поговорить … Интересно, как  учится  в  институте   Сергеича  Вовка? Не собирается  ли он  наконец   жениться на  своей  Светке? Хотя  они   ругаются  без  конца…  А  кто не ругается? Молодые – они сегодня бранятся, завтра  милуются,  обнимаются. Сами  же такие  когда-то были … Вот и  их   Аня  - недели не проходит, чтобы ни рассорилась  со своим парнем. А  как  только они с женой  начнут  утешать  да  критиковать ее  жениха -  сразу на дыбы  в  защиту встает. Ну  их, пускай  сами  разбираются…
«Да,  надо бы  встретиться  как-нибудь нам  всем  вместе в  нерабочей  обстановке.  Вот  на  эти  выходные  как  раз   неплохо бы  шашлычок  устроить.И  жен позвать,  а  то   давно  вместе не собирались. Посидим,  поговорим»,- окончательно  утвердился в  своем решении Денис.
И  то нехорошее,  что  только что всплыло у него в памяти,  уступило  место  надежному и  доброму.
. …Ты  Сергеича не видал? -  повернулся он  к Алексеичу.
-Не    видал.
- Пойдем,  найдем   его. Надо  вместе   обсудить  кое  что.
-  Пойдем.
Они   не  спеша направились   к  выходу.  Не  успели  подойти к  двери,  как    навстречу им, подкашивалась  на    тоненьких  шпильках ,  буквально  влетела , ворвалась  секретарша Валечка. От  бега лицо  у  нее раскраснелось,  безупречная  прическа  сбилась,   в   распахнутых  глазах  застыли  слезы. Увидев руководителей,  она  вскинула  руки:
- Вот  вы  где! Наконец-то!
-  Что  такое? – подался  вперед  Денис.
-  Там …  Там… - задыхалась  от быстрого  бега  и  от непомерного волнения всегда  спокойная    и  улыбающаяся  Валечка. Она   показывала куда – то рукой,  не  в силах  выговорить ни  слова.
- Да  говори же  наконец! Что случилось? -  тряхнул  ее  за  плечи  Денис.
-  Ой,  Денис  Дмитриевич,  беда, - наконец  выдавила  из себя  секретарша.
-  Какая беда? Где?
- Типографию  у нас отбирают…



ГЛАВА 4.


…Все  было  готово. Набор  литер    заключен  в специальную  печатную  форму,   крепко  связан  суровой  ниткой  и  смазан   тонким слоем  типографской  краски. Маца -  специальная  волосяная   широкая  кисть  для  нанесения   краски – вымочена    в  течении  восьми  часов  в  воде  и  тщательно  очищена . Бумага  была  увлажнена    и возвышалась на полке  ровной  высокой  стопой.
Вот-вот  придет  в  движение  печатный  станок -  детище   Гутенберга -  громоздкая  деревянная  конструкция  с  отдельными металлическими  деталями. Чтобы   при  работе  станок  стоял  неподвижно,  его  надежно  прикрерили   не  только  к  полу,  но  и  к  потолку.
- Петер,  давай!- скомандовал Гутенберг .
Петер Шефер- молодой  подвижный  мужчина  с    острыми  выразительными  глазами - взял   лист  бумаги,  подошел к  станку и  наколол его   на  две  иглы  посреди  обтянутого мягкой   кожей  рамы. Сверху   наложил другую,  деревянную раму  с  натянутым на нее  картоном. Все  продумано: и  чтобы листы  не смещались  при печатании,  и  чтобы  текст  попадал  все  время  в  одно  и то же  место.
Все  собравшиеся  с  замиранием следили за  движениями Петера. Вот  он  взялся  за рычаг  и   с  силой   нажал  его. Деревянный  винт  вместе с тигелем  -  четырехугольной  плитой - тут же  послушно  пошел  вниз, прижимая   бумагу  к  печатной  форме. Петер  поднял рычаг верх  и  отвел  в сторону. Осторожно   вынул из рамы  лист  с  полученным  оттиском    и подал  его  Гутенбергу. Тот   бережно взял   пальцами  за  края,  подул на  него,  отошел  к  окну  и на  свету  стал  пристально рассматривать отпечатанное. Все  вроде так,  как  и  должно быть:  буквы  пропечатаны четко,  нигде  ничего не  перетиснуто,  краска  легла   равномерно  и  нужным  слоем.
Гутенберг,   с  трудом  сдерживая сильное  волнение, одобрительно  кивнул  головой:
-  Ну,  с  Богом!
Воздев кверху  глаза,  он  торжественно  и  размашисто  перекрестился.
Сколько  лет  он ждал  этой  минуты,  мечтал о  ней. Наконец-то будет осуществлена  его давняя  мечта: он  напечатает  главную  книгу  своей  жизни – Библию.
Как  долго  шел  он  к  этой  цели! Сколько дней   и  бессонных ночей   было  потрачено на   
то, чтобы  приспособить  для  книгопечатания  пресс, найти практичный способ  отливки   подвижных  литер,  подобрать  нужный  сплав  для   их  изготовления.
Первые  заказы,  в  основном  церковные,  позволили  Гутенбергу  покрыть начальные  расходы  на  оборудование  типографии  и в  дальнейшем  совершенствовать
процесс книгопечатания. Им   был  выпущен     астрономический  календарь  на  1448  год,  две  индульгенции,  другие  мелкие  издания. Это  позволило  ему  вплотную  приблизиться  к  печатанию   Библии. Спрос на  нее  повсеместно  был  огромный,  и Гутенберг  не  сомневался  в  успехе.
…Работа  в  типографии  кипела. Рабочие   то  и  дело  замешивали  краску, увлажняли   бумагу  перед  печатанием,  раскладывали  оттиски   для  просушки,  складывали  их  в  кипы,  вновь  подавали   на   печать. И  то  тут, то там   можно  было  видеть  вездесущего  Петера  Шефера. Одним   он  просто  давал  указание, третьих  подгонял,  с  четвертыми  беседовал как  с  равными.
Гутенберг  невольно  залюбовался  своим  помощником. Как  долго он  искал  вот  такого  делового  товарища,  который проникся   бы  его  идеями,   загорелся    совершенствованием   книгопечатания. Долго  ему  пришлось   биться  в  одиночку,  испытывать   горесть разочарований  и радость  побед. И  вот  появился  он,  Петер. Гутенберг  сразу  отметил  его  острый  ум  и  творческий  порыв. Не зря,  видно,   этот парень   учился  и  практиковался  в  Париже, там  есть у  кого  поучиться. Сейчас  он  его  правая  рука. Петер   уже  немало подал  ценных предложений и  наверняка   еще  подаст. Теперь-то  ему,  Гутенбергу,   куда   легче. Можно такие  планы  строить…
Хлопнула  входная дверь и  в типографию  не  вошел -  вкатился -  плотный   низкорослый человек  с туго  обтянутым рубашкой  брюшком.
-У-фф, - жарко тут у  вас,- вытер  он  испарину  со  лба.
-Ну,  как   идут дела?
-Неплохо,  господин  Фуст,- ответил   Гутенберг.
-А  когда  будет  готова  первая  Библия?
-Скоро,  уже  приступили к  переплету.
Фуст   шаром  прокатился  по  типографии,  остановился   возле Петера.  Улыбаясь, перекинулся с  ним   несколькими  фразами,  похлопал  его  по  плечу и  вскоре  скрылся за  дверью.
Гутенберг почему-то тут же почувствовал  некоторое  облегчение. То  ли  оттого,  что  не   надо больше отчитываться,  то  ли  просто  ему  хотелось  побыть  одному  со  своими  мыслями. А  что,  собственно,  он  имеет  против  господина  Фуста? Что тот постоянно  спрашивает  его  о том, как  идут  дела, какие   расходы? Так он  имеет  на то  полное  право. Кто,  как  ни  Фуст,  помог  ему  деньгами  для  печатания   Библии? Уж  к  кому  только Гутенберг   ни  обращался, кого  только   ни  убеждал  в  выгоде  своего  предприятия -  никто   не  пошел  ему  навстречу. Все  давали  деньги  только с  тем,  чтобы быстро  вернуть  их  с  процентами. Но  напечатать  Библию  - это не  индульгенцию  тиснуть. Надо   шрифт,  да  не  один  подобрать, расположить текст красиво  и  удобно,  воссоздать всю красоту  рукописной   книги. На  это  требуется  время, и немало. Зато  какая  выйдет печатная  Библия -  красивая, стройная,  с  замысловатыми  инициалами,  рубриками, разнообразием  шрифтов -  не  хуже,  а то  и  лучше  рукописной.
Да, размышлял Гутенберг, все  вроде складывается  так,  как  он и задумывал. Его  типографию   надо   было дооборудовать,  и Фуст  занял  ему  800 гульденов. Это  позволило, как Гутенберг  и задумывал, тщательно  подготовиться  к  изданию  Библии.
Одних  только  литер было изготовлено  ни  много,  ни мало,  290  самых  разных  видов, включая  характерные  для манускриптов  лигатуры  и  сокращения. Кстати,  надо  бы проверить,  как  идет набор. А то  что-то не  всегда   наборщики  понимают  его.
Гутенберг подошел  к  наборной  кассе. Поставленный   наклонно открытый плоский  ящик был  разделен  на  множество  ячеек,  заполненных  металлическими  буквами. В  верхней  части  литеры  располагались в  алфавитном  порядке, в  нижней -  с  таким  расчетом,  чтобы наиболее  часто  встречающиеся  буквы были всегда   под рукой. Над  ними то и  дело  склонялись рабочие, брали  нужные буквы и
набирали  текст.
- Ну вот! Так  и есть! Опять  не то,  что надо,- с  первого  взгляда понял Гутенберг.
-Ганс! Ты зачем    эти  литеры сюда  поставил. Разве я   так  говорил делать?
- А  ты  куда  смотришь?- ткнул  носом  другого  рабочего.
- Все  разбирайте и делайте  заново,-  сердито отдал он   указание, резко  повернулся  и пошел  прочь,  раздосадованный  результатом. За целый   день   шесть наборщиков  успели  подготовить  всего одну страницу!

…Все же  настал день, когда Гутенбергу,  первому     по  праву,    подали   пахнущую свежей типографской   краской,  в  красивом кожаном  переплете  с оттиснутыми  на обложке золотыми буквами,  первый экземпляр  Библии. Он  держал
увесистую книгу в руках,  смотрел  на  нее  и  не верил  своим  глазам. Сбылось! Сколько лет он стремился  к  этому! И вот он, плод  его многолетней  кропотливой работы,  перед  ним. А   на  выходе  уже  другие  книги. Вскоре  десятки,  сотни Библий  выйдут  из  типографии,  чтобы  обрести  своих   читателей, донести  до  них накопленную  веками сокровенную  мудрость всего  человечества…

 «…О том виденном во  Франкфурте  удивительном  человеке (Гутенберге) мне  ничего отрицательного  не  писали. Полную  Библию  я  не видел,  а только некоторые  ее тетради  с  разными  книгами, выполненными чистым  и  точным  шрифтом…Ваша  милость  могла  бы  без труда  и  без  очков их  прочитать. От  многих  свидетелей я  узнал, что  сделано  158  экземпляров, некоторые  даже  утверждают,  что 180. В  количестве не  совсем   уверен,  но  в  качестве  я  не  сомневаюсь,  если  можно  верить  этим  людям. Если  бы  я  узнал  ваше  желание,  я  бы  купил  Вам один  экземпляр. Некоторые  тетради  поступили здесь  к  императору. Я  попытаюсь, если это  возможно, достать  имеющуюся  в  продаже  Библию и за  нее  заплачу. Но  я опасаюсь, что  это  не  удастся…так  как еще до завершения  печатания на  нее  объявились  покупатели»
(Из  письма ,  отправленном 12  марта 1455  года  из Вены историка и дипломата    Энеа Сильвио  Пикколимини кардиналу Хуану де  Карвахальо в  Рим)



ГЛАВА 5.


Денис с Василием  опрометью  бросились  к  проходной. У  Дениса   от  накопившейся   усталости  не  осталось  и  следа. Гулко  стучало  сердце,  било в  груди  словно набат.
  «Как  это  отбирают? Кто?   - метались  в  голове мысли. «Конкуренты?   Ну… Они  хоть  и  сражаются  друг с другом на  тендерах,  порой  за  полкопейки    за  заказы бьются,  но  не  до  такой   же  степени … Нет,  это маловероятно…  Тогда  кто?  Бандиты?  Вряд  ли. Прошли  те  времена,  когда  они   действовали  грубо  и  неотесанно. Они бы  пришли  прямо  в  офис  и  культурно попросили  бы  блюдечко  с  голубой  каемочкой.  Тогда  кто? На  каком  основании?»
От    гулких  ударов    хлипкая   металлическая  дверь  проходной  ходила  ходуном,  дрожала и,  казалось,  вот-  вот  сорвется  с  петель.  Но  стойко  держалась.
-  И- и, раз! -  услышал Денис. -  И - и,  два!...
Зычный    голос   на улице   звучал   уверенно,  как  у  себя   дома. Как  призыв:   «Дубинушка,  ухнем!»
Каждый  раз  после  такой  команды «Дубинушка»  ухала  так,  что  обессиленная  дверь  уже  готова  была  сдаться  и пасть  ниц.  Слишком  уж тучные,  видимо,  бойцы  ломились. Они  напирали так,  что  у  самих,  наверное,  кости  трещали. Но  с  этой  стороны   у двери  была  своя   живая  подпорка.  Стиснув   зубы  и  изрыгая в  адрес  противников  проклятия, из  последних сил  упирался   плечом    невысокий  жилистый  сторож  Степаныч. Ему  подсобляла   вахтерша  Надя  -  пожилая  полная  женщина ,  которая  работала  тут   с   самого  начала  создания  типографии. Тяжело  дыша, она налегла на  дверь  всей  своей объемной   грудью, прямо  навалилась на нее И  хотя от  страха  у  нее  глаза  чуть  ли  ни  вылазили  из  орбит,   она,  раскрасневшаяся   до  пунцовости,  с растрепанными волосами,  всем  своим  видом  словно  говорила : «Умру,  а  не пущу!».
Главной  сдерживающей  силой был  Сергеич.  Он успевал и   бьющуюся  словно в  лихорадке  дверь   держать   своей  крепкой  массой,  и   типографских ополченцев  подбадривать,  и  что- то  такое  грозное  выкрикивать  нападавшим.
-  Каково  хрена  вы  там  спите?-  набросился  он  на подбежавших товарищей. Еще  немного, и…
Остальные  слова  его  потонули  в    мощном ударе,  основательно  потрясшем   не   только  двери, но  и  всю  проходную. Будто осаждавшие   пустили в  ход стенобитную  машину. Тотчас  раздался  звон   разбитого  стекла. Осколки  мелкими  брызгами  полетели  на  пол,  осыпая   защищающихся.
-Эй,  вы!-  стараясь перекричать  шум  боя,  закричал  Денис. Постойте! Я  директор    типографии.  Кто  вы,  что вам надо?
С той  стороны  притихли.
-Директор,  говоришь?  Ну,  выходи,  потолкуем!-  раздался чей-то голос.
- Если ты  такой  смелый,-  подхихикнул  ему  другой,  потоньше.
- Денис Дмитриевич,  может,  не надо?-  поправляя  платок  и вытирая    мокрое  от слез  лицо, испуганно  проговорила вахтерша.
-  Отойдите,-  без  колебаний  сделал жест рукой  Денис  и  шагнул  к   толпе  нападавших.
Дюжие  молодцы  в кожаных  куртках  и черных вязаных   шапочках  стояли набычившись,  тяжело  дыша,  глядя    исподлобья    на  директора. Будто  замерла  свора бойцовских собак -  крепких,  цепких,  с  квадратными  челюстями,  с жадным  оскалом и  взбившейся  пеной  у  рта. Они  были  явно недовольны. Только что  им  скомандовали  «ату» ,  они   были готовы    рвать  и метать,    разорвать в  клочья  каждого,  кто встанет  на  их пути.  Уже  предвкушали  близкую победу, явственно  ощущали на  зубах  вкус крови  и  плоти  желанной добычи. Но  вот   прозвучала команда «стоять»,  и  они недовольно  замерли,  не  понимая:   в чем  дело? Почему с  этим  противником  надо цацкаться?
Но хозяин есть хозяин. Он  кормит -  его надо  слушаться.
Денис   всматривался  в   их  лица,  пытаясь   найти  того самого   хозяина,  который кормит  свору  и «крутит» ею. Но,  взору  не    за  что   было зацепиться. Кругом  крутые  «качки», сплошные  мордовороты,  а  по  натуре  все -  обычные  шавки. Таким  брось  кость послаще,  побольше -  они  тут  же  бросят  своего  хозяина  и на  задних  лапках  за  новым   побегут.
- Кто  у вас  старший? - обвел  взором толпу  Денис.
Черные  шапочки  расступились. 
-  Я директор  типографии, -    прозвучало в  застывшей  тишине.
Высокий  молодой  мужчина в  длинном до  пят расстегнутом   модном  пальто   с аристократическим   белым шарфиком на  шее  стоял,   широко  расставив ноги. Под мышкой   он  держал   изящную кожаную  папку. Прищурив  глаза, новоявленный  директор смерил  Дениса   высокомерным  взглядом.  Выжидающе сделал  паузу. Демонстративно  поднес ко  рту   тонкую,  с золоченым  ободком сигарету. Неспешно затянулся.  Выпустил  дым   в   сторону тоненькой струйкой. Медленно,  как  артист  на  сцене, пригладил  гладко  лежащие на голове,  блестящие  от какой-то  смазки  черные волосы.  Крупный   перстень на  пальце  блеснул на  солнце  огнем.
 »Юрий  Иванович!-    не поверил  своим  глазам  Денис.  - Не  может  быть!»
Бывший  финансовый  директор,  слегка  раскачиваясь,  стоял  с  высоко  поднятой  головой. Делая  короткие  затяжки,  упивался   произведенным  впечатлением.
« Сука!-  стиснул   зубы   Денис.
Он  остановился. «Больше не  сделаю  ни  шагу  навстречу.  Пусть  хоть стреляют» - дал себе  зарок.
Юрий  Иванович сам  сделал  несколько  шагов  навстречу  Денису. Раскрыл  папку,  достал  лист  бумаги.
-  Что  это?
- Это,  Денис Дмитриевич,  решение собрания  акционеров о   выборе  нового  директора  типографии. С сегодняшнего  дня – я  директор.  Так что попрошу  сдать свои  полномочия.
«Идиот!  Баран! -  клял  себя  Денис.- Как  это я  просмотрел? Ай,  яй,  яй,  »,-  рвал он  на  себе  волосы.
Только  теперь    до него   дошел полный смысл  той  подковерной борьбы, что в  последнее  время развернулась  вокруг их типографии. Какие-то  типы  начали  скупать   акции  предприятия, предлагая   немалые  деньги.  Поначалу  Денис с  товарищами не  обращали  на  это  особого внимания. Дело вроде  бы  хозяйское:  хочешь – владей   акциями  своего предприятия  в  надежде  на   причитающиеся дивиденты. Хочешь - продавай,  получай  большие -  небольшие,  но  все-таки  «живые»  деньги.
Первое  время   на  дивиденты   никому  рассчитывать  не  приходилось. Надо было завершить ремонт  здания. Потом  новое  оборудование   приобрели.  Так решили Денис с компаньонами.
«Давайте вложим   полученную прибыль в производство. Еще  немного  потерпим,  зато  потом  будем работать  устойчиво. И дивиденды  приличные станем  начислять. Все  у нас  будет», - убедили они   остальных. Такое  решение  и было принято  на  очередном собрании акционеров. 
За  ремонтом, наладкой  и пуском  оборудования  компаньонам  некогда было  особо  отслеживать  движение акций.
«А  надо  было,  надо…»-  кусал теперь  локти  Денис, глядя  на  ухмыляющееся  гладкое  лицо Хлыстова.
 «Я  эту  кухню  хорошо  знаю…Вы  об  этом сильно пожалеете…»-  сразу   вспомнились  ему слова  бывшего  финансового  директора. Не  получилось  у  него  через  парадный  вход  войти,  так  он решил с  черного  хода залезть.  Какая же  все-таки сволочь! Какая  наглость: подделать решение  собрания  акционеров! Да  это  же…»,-  пробежав  глазами  бумагу,    не  находил  слов  Денис.
Он  протянул листок  Хлыстову.
-Это  же   самая  настоящая  «липа»!  На  что вы рассчитываете? Это  незаконно!
- Это  вы  незаконный  директор! Попрошу  пропустить  нас  в свой  кабинет.  Мне надо  исполнять свои  обязанности,- громко,  чтобы все  слышали,  произнес  Хлыстов.
Толпа  одобрительно  загудела. У псов явно разгорелся аппетит. Они  рвались  закончить  дело  и  получить    обещанную  кость.
«Тут сходу  не решишь,-  сообразил  Денис,  окидывая  взглядом  черношапочных  «качков».-  Надо потянуть  время».
- Мне  надо посоветоваться  с  компаньонами,- повернулся  он и пошел  к проходной.
- Даем  вам  пятнадцать минут,  не  больше,-   выкрикнул  ему  вслед рвушийся  занять кресло новоявленный  директор.
На  своей  территории  Денис  почувствовал себя  как-то  свободнее. Он  бросил  взгляд на недавно отделанные  пластиковыми панелями стены  типографии,  украшенное  коваными  узорами   крыльцо из  красного  облицовочного кирпича, установленную недавно  новую,  под мощности расширяющегося  производства, электрическую  подстанцию. Сколько  сил, средств  вложено! Все выходные-  проходные  они с товарищами пропадали  здесь. Думали -  решали,   сами за  все  брались,  чтобы  было  не  только практично,  но и красиво,  как  у  себя  дома. Для  себя  же  делают,  для  своих детей,  а,  может  быть,  и  внуков. И  все  это – взять  и  отдать  просто  так  дяде? Шиш!
Когда  он  рассказал  друзьям  требования  Хлыстова,  Алексеич  не  выдержал:
- Я  тогда  сразу  почуял,  что  у него  поганая  душонка. А  ты: министр-  финансис т… Зачем  брал?- набросился  он на Дениса.
-Да  на вид вроде  бы   порядочный. И   за дело взялся   неплохо…
-   Ага, взялся. Вцепился   теперь как   клещ,   попробуй оторви! Это  ты  виноват!
- А ты  куда  смотрел? Чуял  он…Толку-то с того. Сам  хорош гусь!
-Так!  Мужики! Хорош! -  вмешался в  разгорающийся спор  Сергеич.- Не хватало,  чтобы  мы  еще между собой  переругались. Что  будем  делать?
-  Пошел   он  на…,-  выматерился  обычно  культурный  в  выражениях  Алексеич.
- Это понятно,-  поддержал  его Сергеич.  Только   так  он  тебя   и  послушает. Может,  бандитов  позвать? Горилле только  свистни -  быстро  банду  свою  соберет.
- Да  они  друг  с другом связаны. Потом  от этих  не  отделаешься. Хрен   редьки  не слаще… -  рассудил Денис.
-Точно,  Дмитрич,- поддержал  его  Алексеевич. – Давайте  милицию  вызовем. У  нас  же  все  законно,  а  у них  на руках -  подделка.  За  подлог  можно  и в  тюрьму  угодить.
- Да  уж,  конечно…  Таким,  как  Хлыст,  тюрьма не страшна,-  засомневался Денис.
- Я  тоже  не  верю,-  сосредоточенно  затянулся  сигаретой  Сергеич.
- Да  бросьте  вы! Это  же  не  девяностые  годы,  когда  бандиты  по  улицам    как  на  параде расхаживали. Сейчас  другое время!-   горячо убеждал  своих  компаньонов Алексеич.  - Да  у  нас-то  и выбора  нет.
- Выбор  всегда  есть,- убежденно сказал  Денис. -  Только  вот  времени  у  нас нет . Мужики!  Надо  решать,-   посмотрел на часы Денис. Цигель,  цигель,  ай  лю-лю,-  постучал  он  по  циферблату. – Ну,  что? Вызываем милицию?  Звони,  Алексеич.

Милиция  приехала на удивление быстро,  как  будто   там  только и  ждали  звонка  из  типографии. «Уазик»  с  синей  мигалкой  на крыше  подкатил к  самой  проходной. Из него, поправляя     фуражку  с высокой  тульей  и  придавая себе представительный  вид,  вышел майор с  несколькими  милиционерами. Не  спеша,  прогулочным  шагом,  они  направились  воротам.
-Ну,  что тут  у вас,  Денис  Дмитриевич,    шум  да  гам?- будто не замечая возбужденной  толпы,  обратился  он  к  вышедшему  навстречу Денису.
- Да вот,  товарищ  майор,   самозванец  на  мое  место  объявился. Самый   настоящий  самозахват  типографии. Прямо как  в кино…
-Увидев  знакомого майора,  Денис    сразу повеселел.
«Он же  хорошо  знает  меня,  даже  водку вместе  когда-то  пили.  На  день  милиции,  кажется,  это было. Точно,  я  тогда в  отделение   приходил, поздравлял   стражей  порядка».
-  Как в  кино  говоришь?
Майор  поправил фуражку.
- Ну, и кто  тут  претендент  на  твое  место?
- Да  вот, господин  Хлыстов…
Майор  повернулся к директору  номер  два.
-  Вячеслав  Павлович,- учтиво склонился  в  сторону майора Хлыстов. - Я не  претендент,  как  Денис Дмитриевич   изволил выразиться,  а  законный  директор  типографии. На этот  счет  есть   решение  собрания  акционеров. Вот,  пожалуйста,-  достал он из папки  все  тот же  листок.
Денис заметил,  как  встретились  глаза  его  и  Хлыстова. В какие-то  доли  секунды что-то, незаметное  для  других   неуловимо  промелькнуло между ними. Никто  другой,  наверное,  ничего и  не заметил. А Денис,  взведенный  до  отказа,  словно  пружина, на  это  сразу  внимание  обратил. Еще  он  увидел,  как   чуть дрогнули в  улыбке уголки   губ  Хлыстова,  и в  ответ  разгладились  складки  на  лице  майора.
Повертев   в руках и  особо  не вчитываясь,  майор  вернул бумагу  Хлыстову.
- Решение   есть  решение. Нам  тут   делать  нечего. Честь имею!
Козырнув  Хлыстову, он  сделал  боевой разворот. Денис  не  успел  опомниться,  как  милицейский  «уазик»   фыркнул,  а вскоре представителей  правоохранительных  органов  и след  простыл.
Толпа  одобрительно   загудела .Некоторые   боевики для  острастки замахали   массивными  битами,  а  кто-то  даже шапку  подбросил  в  воздух. Хлыстов  как  великий полководец  сделал   рукой   жест  вперед. Застоявшиеся  «качки»  с   бравурными  возгласами двинулись  на  бастион.
Денису   ничего  не  оставалось  делать,  как  спешно  ретироваться. Он быстро захлопнул  за  собой   дверь. Как  чумной   стал возле  товарищей. Будто  его  по  голове  чем-то  увесистым  стукнули. Все  плыло  у  него  перед  глазами.
- Ничего  не  понимаю…  -   прислоняясь  к стене спиной  и  удрученно закатывая  глаза вверх,  бессильно  произнес он.
- Чего  уж  тут  понимать? ... -    хмыкнул  Сергеич,  сосредоточенно грызя ногти. Стоящий рядом  Алексеич   с виду   был  спокоен. И только  по беспрестанным  затяжкам    сигареты   было видно,  что  и  он изрядно нервничает. Морща лоб, все  молчал и молчал.
Потом  кашлянул и   негромко  произнес:
- У  нас   есть только  один  выход… 
 - Какой? – набросились  на  него  друзья.
-Денис! -  сделал  глубокую  затяжку  Алексеич. – Звони  генералу!
Он   шумно  выдохнул синий    дым:
-Только  он сможет  нам  помочь.  Звони!


ГЛАВА 7.


-Встать! Суд  идет.
В  зале   раздался  шелест  платьев  и  скрип стульев. Гутенберг несколько помедлил,  затем,  прихватывая   рукой   поясницу,  тяжело поднялся  со  своего  места. Появившаяся  в  последние  дни  тупая ноющая  боль  в боку  все  больше   давала  о  себе  знать.
- Вот  еще  болячка  прицепилась  некстати,- горько  усмехнулся  про  себя  Гутенберг.
- Хотя,  собственно говоря,  разве  бывают  болячки  кстати?- тут же иронически поправил  он себя и  посмотрел вперед.
Облаченный  в      черную  мантию,  отчего  фигура  казалась  непомерно   объемной  и  широкой,  пожилой  усталый  судья монотонно   зачитывал текст. Он  перебирал  толстыми  губами, доводя  до  слушателей  сухое  содержание  тяжбы. Для   него  это   было  дело  как   дело,    десятки,    сотни которых проходят   одни  за  другими. К  тому   же  никакой  сложности  не  представляло,  поскольку  все   было   оговорено  в  договоре  и  осталось  только  придать  этим  условиям  законную  силу. Никакой  закрученной  интриги,   леденящих  душу загадочных  убийств,  клубок  которых   приходится  кропотливо  распутывать -  ничего  этого  нет  и в  помине. Какой-  то  станок   там  не  могут   поделить…
- И  чего,  спрашивается,  суд  заваливать   делами, сами   бы   и  разобрались,  черным   ведь по -  белому    в  договоре написано,  что  и в   каких  случаях  кому  причитается. Нет,  надо   нашего  брата  загрузить,  вот  люди,- недовольно  рассуждал   про  себя  судья . Ему   хотелось  как  можно  быстрее  огласить  приговор  и    спокойно   заняться  другими,  более   сложными  делами .Что- то  уж  слишком  много их  навалилось в  последнее время…
Гутенбергу   тоже  все это  было неинтересно. Он уже  давно  понял,  что  проиграл,  и  теперь  только  томительно ждал  окончания  этой судебной   церемонии.
От  нечего  делать  переключился  с   надоевшего ему   почему-то судьи на  собравшихся  в  зале.
Вот  напряженные  лица рабочих типографии. По  ним  сразу можно  прочесть: что-то  теперь будет  с  нами? Как    поступит  новый  хозяин? Будем  ли мы  работать,  или  придется  подаваться  в  другое  место? Подавшись вперед, они вслушиваются в каждое слово судьи, словно пытаются выловить для себя,  да и для него, Гутенберга, что-то   полезное, что может  обратить дело в их  пользу.
- Наивные!- усмехнулся про себя Гутенберг.- Все  тут  уже  предопределено … Впрочем, откуда  рабочим  знать  про хитросплетения судебной   тяжбы  своих  хозяев? Их дело  маленькое: работай  себе   да   работай,  неси  в  свою  семью  честно заработанный  кусок  хлеба. И они  работали,  старались.
Каждый  из них  до  этого   никогда  не занимался  книгопечатанием. Это  ведь
не простое  ремесло   вроде   пошива  обуви или ткацкого  дела. Такие профессии  широко  распространены  в  каждом  городе,  в  том  числе  и  в  их  родном Майнце. А  вот  книги  печатать  по  новой, изобретенной  им,  Гутенбергом,   технологии, – это  уже,  без  преувеличения, - дело  избранных. И   не  любого  встречного - поперечного  брал он в  свою   типографию. Внимательно присматривался  к  каждому  новому  рабочему,  его   привычкам  и  наклонностям: чтобы    тот  и аккуратен   был, и не  суетился, не  спешил.  И  чтобы проникался затем в  процессе   работы  если  не  любовью  к  своему  новому   делу,  то  все  же  особым  уважением. Ведь   книга – это  не  просто  материальный  предмет,  товар  для   повседневных  нужд. Это -  средоточие   мысли,  науки,   культуры,  наконец,  выражение духовности    целых  народов. И  как к  этому  допустить равнодушного, пустого  и никчемного   человека?
Гутенберг,  вспомнил,  как  всем  и  каждому из  рабочих доводил  он  эту  мысль, пытался  достучаться   до  их   сердец. Не  все  понимали  его, не  все  принимали  его   требования. Привыкшие к  производству   простых вещей, иные откровенно  посмеивались  над  ним и  даже  крутили  пальцем  у  виска. Как  это, зачем   это надо  вдохнуть  свою  душу в какие-  то  книги? Не тронулся  ли  часом   Гутенберг ,  и вообще: нет  ли тут  происков  самого  дьявола?
С   такими  рабочими  Гутенберг  расставался  быстро  и  без  всякого  сожаления. Зато  те,  кто  оставался, принимал его  воззрения, становились  ему  затем  дороги, и  он  не жалел  сил  и  времени,  чтобы  научить их  всему тому, что  он  открыл  сам в этом удивительном мире, имя которому -  книгопечатание…
Взять  вон  того,  сложившего  словно в  молении  руки и  напрягшегося  в    ожидании   на  своем   стуле добросовестного наборщика  Ганса. Когда   он  пришел  в  типографию -  что  умел? Да  ничего,  разве  что  грамоте  был  обучен. Сколько  пришлось  ему   объяснять  как  пользоваться  верстаткой,  как  лучше   работать  с  литерами,   научить  разбираться   со  шрифтами. Бывало, что  и  покрикивал  на  него  Гутенберг   за  медлительность,  а  чаще  всего - за  неправильно  набранный   текст. А  что  же,  а  как  иначе? А  то  вдруг  просмотрит  потом  и  мастер,  и  печатник тоже  не  обратит  внимания,  да  и  напечатает,  и  что  выйдет? Бери  потом  книгу  да  выбрасывай,  это  ж  сколько  загубленного  труда всех  рабочих!
Не  сразу,  не   вдруг,  все   же   овладел всеми   премудростями   наборного  дела    добрый  покладистый   Ганс. И его  некоторая медлительность стала  даже   его  плюсом,  поскольку  все  у  него  взвешено,  продумано,  разложено  по  полочкам. И наберет  сейчас  Ганс   любой  текст  хоть с  закрытыми  глазами. Он  сейчас    самый   лучший  наборщик  в  типографии.
«Впрочем,-  подумал  с   удивлением   Гутенберг,  словно  сделал  какое-то  открытие,- получается,  что  Ганс-то    как   наборщик  первый  и  во  всей  Германии. Других-то типографий  больше   нет. Пока  нет»,  -   уточнил  он свою   мысль.
  « Да и  вот  тот ,  сидящий   рядом  с Гансом,  крепко  сколоченный,   с  густой щеткой шевелюры, в  которую  он то  и  дело   в   беспокойстве запускает  свою  пятерню  Дитрих – тоже,  получается,  первый  печатник  Германии»,- с грустной  радостью подумал Гутенберг.
С  этим парнем ему  не  пришлось  долго  возиться,  все   он  быстро  схватил,  все  понял. Умница! Хотя      кто  бы   подумал? Дитрих работал   раньше простым   столяром,  хорошим,  правда,  столяром. Мебель  самую  разную -  столы,  стулья,  кровати  делал  на  загляденье. Заказов  у  него   было  -  хоть  отбавляй, хорошо зарабатывал. А вот  надо же –   вызвался  стать  печатником, начать все  с  нуля. Интересный человек!
Гутенберг  отчетливо   помнил  тот день,  когда Дитрих  впервые  перешагнул  порог   его  типографии.
Тогда   шли  последние  приготовления к  запуску  печатного  станка. Стоял  жаркий  и душный летний  день. Было  тяжело   дышать  и  неутомимо  клонило   присесть  где-нибудь  обмахнуться  и  выпить  стакан  другой  холодного   темного  пива или  хотя  бы  простой  воды. Все  вопросы   были  решены,  кроме  главного:  кто  будет  печатать  на  станке? Никто не устраивал  Гутенберга. В  процессе   пробной  работы,  присматриваясь  к    будущим  печатникам,  он по  только  ему  уловимым  признакам  сразу определял  пригодность  кандидата. Многие   вроде  делали  все  правильно,  как  и  положено,  как  он  требует. Однако душой,  сердцем   Гутенберг  чувствовал: нет,  не  то…   Не  мог  он  абы  кому  доверить  печатать  книгу. Тем более - Библию! Тут   нужно  не  только   мастерство,  но  и   особый   внутренний  настрой. Должен  быть   блеск   в  глазах  печатника,  сопереживание,  соучастие. Тогда все  пойдет  как   надо, и  он  сможет полностью  довериться  этому  человеку. Пока  же ему  самому приходится не отрываться   от печатного  станка,  глядеть в  оба. Разве  это  работа?
И  вот  появился  он,  Дитрих.
- Это  здесь   книги  собираются печатать?- Высокого  роста,  с  длинными жилистыми  руками  парень сразу  шагнул  широким,  уверенным   шагом  к  Гутенбергу,  вычислив  его   как  старшего.
- Возьмите   меня  печатником,-  не  пожалеете,- без  всяких  обиняков   заявил он.
- А  ты    представляешь  себе, что  это  за  работа? Сможешь  ли?- попробовал  «прощупать»  его  Гутенберг.
- Пока   не  знаю. Но мне  это  интересно,  я  научусь. Вот  это у  вас печатный  станок?-  указал  он  рукой  в  сторону  деревянной  конструкции.
Не  дожидаясь   ответа, Дитрих   подошел  к    станку. Бережно,  словно  дорогое  живое   создание, погладил его. Затем,  наклонив   голову, стал  пристально    рассматривать  конструкцию, пытаясь  с ходу  понять  принцип   действия. Взялся  рукой   за  мощный   рычаг,  энергично  нажал  его  вниз,  потом  проверил  обратный  ход. И  все это - деловито спокойно,  не обращая   ни  на  кого внимания,  как  у  себя  дома.
Несколько пораженный сначала  доходящей  до бесцеремонности  самоуверенности  молодого   человека и порывавшийся  несколько  раз   остановить его,  Гутенберг потом   постепенно успокоился ю. Он  с  интересом  стал наблюдать  за дальнейшими  действиями  Дитриха. По   малейшим,  только  ему  понятным  признакам,  Гутенберг все  больше  и  больше убеждался в  том, что  они  -  этот   парень  с  густой   шевелюрой  и выстроенный  им,  Гутенбергом ,  станок –подходят  и  принимают  друг  друга. Так любое  живое  умное  существо -  собака  ли, лошадь, интуитивно  почувствовав в  новом  хозяине властную понимающую силу, охотно  покоряется   ему, и этот  безмолвный  союз  потом  длится   долго  и прочно ,  принося   благоприятствие  обеим   сторонам.
И  они  работали  потом  вместе  долго и полезно. Бывало, станок ломался,  и  тогда  Дитрих  с  Гутенбергом  засучивали  рукава  и чинили  его ночью,  порой до самого утра,  не   допуская   простоя типографии. А как-то  тяжело   заболел напарник Дитриха,  да  еще   рассчитался  подсобный  рабочий, и  печатнику  пришлось   нести  на  себе   двойную,  тройную  нагрузку. И  никаких  жалоб с  его  стороны,  давления   насчет    заработной  платы. А  качество   печати  как  было  на  высоте,  так  и  осталось,  иначе  Дитрих  просто  не  был бы  Дитрихом…
И  вот  с  такими людьми,  настоящими  специалистами  печатного дела, которых  он,  Гутенберг,  взрастил,  научил всему  тому, что  знал и придумал сам, неутомимыми  тружениками,  ему  приходится теперь  расставаться. Да, с  ними  он готов   
был работать и работать. Не  то что   с  некоторыми…
Гутенберг с  наваливавшейся  тяжестью перевел взгляд  в другую  сторону.
Вот  не  может  скрыть  своего удовлетворения  сытый   колобок  Фуст. Уж  он-то  действительно может  быть  доволен. Все  получилось  так,  как  и  задумывал. Увлеченный идеей издания  первой  печатной Библии,  Гутенберг попался   на денежную  наживку этого дельца. На  недостающее  оборудование  денег-то  Фуст  дал,  а  вот  на  бумагу,  краску  явно  не  спешил  раскошеливаться. Дело  и  так  шло  медленно,  а  тут  из-за  этого вообще  затормозилось. Чтобы пополнить  средства,  пришлось  остановить  выпуск   Библии и  переключиться  на  печатании  выгодных индульгенций. Но и это  не  спасало. Пришлось Гутенбергу идти  на кабальные  условия  Фуста.
Семь  лет  напряженной  работы  по    выпуску  Библии не принесли Гутенбергу  никаких  доходов. Наоборот. Не выплатив  долги  Фусту  в срок, он вынужден   рассчитаться    теперь  с ним  своей  типографией. Могли  быть в  большом  выигрыше  оба. Ведь  известие  о  выпуске печатной  Библии  разошлось уже  по  всей  Европе,  все   затраты   бы  окупились  с  лихвой. Но  зачем  Фусту  делиться с  Гуттенбергом? Он  хочет -  и это  у него   получилось – все себе  заграбастать.
Рядом с Фустом, немного  наклонившись   вперед  в  ожидании  приговора,  напряженно сидит  Петер  Шеффер. Уловив  на  себе  пристальный  взгляд  Гутенберга,  он невольно ерзнул  на  скамье и отвернул  голову.
-Эх,  Петер, Петер! А  ведь  я так верил  в  тебя! -  в который   уже  раз  мысленно произнес  Гутенберг.
Это  была  самая  большая  потеря  для  Гутенберга. К требованиям   расчетливых кредиторов   он уже  привык. В   конце  концов, это  все-таки  бизнес. Понимаешь,  что  рискуешь, ставишь  на  карту  все, что  у  тебя  есть. Он,  Гутенберг,  не раз  закладывал  свое  оборудование,  и не  раз  типографию  отбирали у  него за несвоевременную уплату  долгов. Как бы  там  ни  было,  а  его  идеи,  тонкости книгопечатания,  автор  которых  он,  Гутенберг, ростовщики   отобрать у  него  не могли. А  ведь  это -  самое  главное.
…Это  было давно,  тогда он  делал   только  первые   шаги  в  своем  деле. В  Страсбурге Иоганн  вместе  с  судьей Хансом  Риффе  и  двумя   другими  жителями   основали  кампанию  по  печатанию  «Зерцал». Дело   обещало  быть  прибыльным,  посколько  дидактические  книжки с  лубочными  картинками,  которые  они  собирались  печатать,  пользовались  широкой   популярностью  во  всей  Европе. Но  их  планам
не  суждено  было   сбыться. Внезапно    умер  один  из  компаньонов - Андреас  Дритцен,  и  его  наследники  потребовали  незамедлительно   вернуть их долю. Напрасно Гутенберг   убеждал   их   подождать   выпуска   «Зерцал» и  получить позже гораздо  большую  сумму -  те  были  непреклонны.
И  вот  состоялся  суд. Наследники  Дритцена    решили   пойти  дальше и  присвоить  авторство  его,  Гутенберга, изобретения. Хотя     вклад   их  родственника   ограничивался   только  взносом  в  размере   80  гульденов. Пришлось  Иоганну  убеждать  судей,  доказывать,  что  именно  он, а  никто  другой,  является  автором  всех изобретений.
«Спасибо ювелиру  Хансу  Дюнне,  который  под  присягой  показал,  что  именно  Гутенберг  еще   до  основания   компании  дал  ему  100  гульденов   на  изготовление   того,  «что  относится  к  книгопечатанию». Именно так,  слово  в  слово    было  записано  и  сыграло  решающую роль на процессе» ,-  со вздохом  подумал  Иоханн.
Как  ему хотелось, чтобы  нашелся  человек,  которому  бы  он  доверился  всей  душой,  который  бы  понимал  его с  полуслова! Они  бы  вместе,  соединив  свою  энергию  и знания, продвигались  бы  дальше в  деле  книгопечатания. Многого  можно  было бы  достичь!
Когда   появился  Петер  Шеффер,  Гутенберг  не  поверил  своему  счастью. Они  вместе   проводили  эксперименты,  пробовали,  находили  нужные решения. Порой Гутенберг  диву  давался, как быстро  его  помощник,  работавший   ранее в   Парижском  университете  простым каллиграфистом ,  овладел  всеми  тонкостями печатного  дела. Ту  красивость, выразительность, аккуратность, творческий  подход, которыми  он  отличался   на  своей  прежней  работе,  Шеффер  перенес  и  на  книгопечатание. Гутенберг уже  считал  его не только преемником,  но  и  в   душе -   своим  сыном
Расчетливый Фуст    отнял у  него  и  это. Когда,  в  какой  момент  он  приблизил  его  к себе,  Гутенберг  и  заметил. То  ли это началось  с  симпатии  Петера  к  дочери  Фуста,  то  ли это  было  уже  позже…Собственно  говоря,  какая разница? Теперь Петер -  зять  Фуста,  у  него  скоро  будет  ребенок. Типография  у  них  в руках. Есть  деньги, есть человек,  который  знает,    умеет вести  дело. А у него,  Гутенберга,  остается  лишь набор  старых, его  собственных,  изготовленных  еще  давным - давно литер…

Он,  конечно,  не мог  знать, что судьба   ему  все  же  улыбнется . Не  скоро, не  сразу,  все  же найдет  он нового кредитора-компаньона  и напечатает  еще  немало  книг. Типография  же  Фуста-Шеффера вследствии  политической  борьбы  в  Майнце разорится. Гутенберг    же,  наоборот, за  поддержку при помощи печатного  станка  получит  неплохую  должность у  нового  архиепископа  и  небольшой  паек : каждый  год – новое  платье,  двенадцать  мер  зерна и два  воза  вина. А еще впридачу -  доступ  к  столу  архиепископа в Эльтвилле,  недалеко  от  Майнца. Правда,  для  этого  нужно каждый  раз  преодолевать расстояние   в  два  часа  езды. Хочешь-  езжай,  хочешь -  нет… Туда  же  он    потом  переведет  из Майнца  свою  типографию  и  сдаст ее  в  аренду. Правда,  почти  все  арендные  деньги   будут    идти на  покрытие  старого  долга   новому,  последнему своему  компаньону  Конраду  Гюмери…
Не  мог он  знать и  то,  что     права  на    изобретение печатного  станка  и  всей  технологии   будут    потом  долго  и упорно  отстаивать в  свою  пользу как отдельные   выдаюшиеся   специалисты печатного  дела  разных  стран,  так  и официальные представители  государств  -  Италии,  Франции,  Голландии. Ведь всегда  и  везде престижно быть  первым. Все  же сухие  официальные    записи разного  рода  судов, на  которых  он,  Гутенберг,  был   тогда ответчиком,  документально  подтвердят  его   первое авторство.
Особенно те   самые  свидетельства  о выпуске «Зерцал».
Не мог, естественно,  Гутенберг знать и  том, что,  несмотря  об  известности  места захоронения,  могила  его не  сохранится   для     потомков. Нет даже настоящего  портрета великого изобретателя. А  известная  всему миру  гравюра,  на  которой  он,  старый  и  морщинистый, смертельно  уставший  от груза бесконечных  забот,  изображен  в  высокой   меховой шапке –  это сделано  уже  после  его  жизни    и  является  плодом   фантазии  художника…
Все  же  жизнь все  расставит  по  своим  местам. Благодарные  потомки поставят  Гутенбергу     памятники в Майнце, Страсбурге  и Франкфурте  на  Майне. И   будет открыт знаменитый  на  весь  мир музей  Гутенберга….
…Судья   монотонно стал читать  приговор. Гутенбергу уже  наскучило  разглядывать и  судей, и лица собравшихся  в  зале. Он посмотрел   в  окно. Там, на толстой  ветке  раскидистой березы,  в ярких лучах солнца сцепились  между  собой  воробьи. Взъерошенные,  очумелые  от  борьбы,  они  наскакивали друг на  друга, топорща  крыльями  и  отчаянно  пытаясь  достать   клювами   обидчика. Никто  не  хотел  уступать, каждый  хотел  стать  победителем.
«Вот  дурашки… Вам-то  чего  вам  не  хватает? ... -  усмехнулся  Гутенберг. - Нет,  чтобы беспечно прыгать  с ветки на  ветку , чирикать свои  воробьиные  песни…»
Словно  услышав добрый   совет человека,  драчливые  воробьи  как-то  сразу  успокоились,  расселись поодаль  друг  от  друга   и  стали  чистить  перышки,  приводить  себя  в  порядок.
Солнце  подкрутило    обороты,  подбавило  жару. Его лучи желтым  потоком  пробивали  зеленую  листву   деревьев,  просвечивали  их  насквозь,  отчего  вниз  падал   уже   рассеянный    нежный   зеленый  свет. Эта   желто-зеленая   атмосфера  заполняла  все  пространство  под  кроной,  создавала уютную  прохладу  покоя. Изредка набегавший     легкий  ветер  перебирал  листву , мерно  качал  ветки и  успокоившихся  воробьев  вместе  с  ними. А  вверху  пронзительно  ярко   синело  безбрежное  небо, тонуло в  своем  пространстве,  тянулось  куда-то  вдаль и  навсегда…



ГЛАВА 8.


С  генералом  ФСБ   Константином  Григорьевичем  Ивановым  Денис  познакомился  полгода  назад.
Это  было  в  самом  конце  рабочего  дня. Денис  уже  собирался  уходить домой, как дверь  в  кабинете со стуком  распахнулась,  и на  пороге    выросла самая    что  ни  на  есть настоящая  гора, только  в  военной  шинели,  фуражке  с   блестящей кокардой  и  крупными звездами  на  погонах. Денис  подумал  было,  что  такие  генералы -  исполинского роста,  с кирпично -  красным   лицом - то  ли  от    нестерпимой жары,  то  ли  от   жгучего  мороза  (а,  может,  от    лошадиных  доз  спиртного?),  с  настоящим рваным  шрамом на  щеке  - давно   уже  перевелись. Ан,  нет. Вот он,  живой  и  здоровый,  ни  дать  ни  взять -  «слуга  царю,  отец  солдатам»  прямо  перед  ним. Красавец! Словно  с  картины  сошел. Правое  веко   генерала слегка  подергивалось,  но  это  ничуть  не  портило  лицо,  а, наоборот,  придавало  ему боевое  выражение.
«Контуженый!»  -  пронеслось в  голове  Дениса.
Он   уже приготовился   к тому,  что  генерал  сейчас  зарычит словно  зверь,    закомандует,  как  у  себя  на  плацу. Начнет  что-нибудь требовать, слова- камни  метать, только успевай  уворачиваться.
Однако   генерал  оказался  вполне  нормальной  личностью. Пройдя  к  столу, он   выложил    пухлую  папку и   простым  человеческим  голосом,  даже  с  некоторым  смущением  произнес:
-  Я  тут   что-то  вроде  книги  написал. Напечатаете?
- Напечатаем.
Поняв,  что с  генералом   можно   толковать,  Денис  притянул    папку  к  себе.
-  А  о  чем  эта  книга?
Он   нисколько  не  поверил, что    генерал  сам   насочинял   целую  книгу. Такого просто не может  быть! Что  ему,  делать  больше   нечего?  Наверняка   штабные    борзописцы   под  его  диктовку какую- нибудь галиматью  настрочили.
-  Об  Афгане. О  боевом  братстве,  о   моих  товарищах. И  еще – некоторые  рассуждения  о нашем   времени. О  стране…Я  книгу так  и  назвал:  «Боевое  братство»,-  с  некоторой  стеснительностью,  которая  никак   не  гармонировала  с  его внушительным видом, произнес  генерал. Будто опасался,  что  директор типографии  сейчас забракует  его  книгу, 
-  Э-э-э,  извините,  как  вас по  имени-  отчеству?
-Константин  Григорьевич.
- Константин  Григорьевич,  я  думаю,     это название  не  совсем  подходящее. Надо  какое-нибудь  другое…
-  А какое?
- Ну, например,  «Друг  мой Колька»,  или  еще  что-нибудь в  этом  роде.
- Слушайте, а у  меня  действительно  был друг  Колька. Погиб  он… Точно! Я  так книгу  и  назову. Спасибо  вам  большое!
Денис  перелистнул  страницу,  стал просматривать текст. 
«Да, судя  по всему,   писал действительно  сам  автор. Язык  топорноватый,    мысли  скачут  вразброс,-  отметил  он. А  факты  интересные. Хорошая  книга могла  бы  получиться».
-  Григорий  Константинович,   тут  бы  подправить  немного.  Вот  смотрите, вы  пишете:  « Он схватил  автомат. Раздалась  автоматная  очередь». Надо не  так.
-  А  как?
- Надо  просто  -  «раздалась  очередь»  А  то -  «автомат»,   «автоматная».   Масляное масло  получается …
Генерал  восхитился:
-  Надо  же…  Как   это  у  вас  получается?
- Да  что  тут    особенного?- пожал  плечами   Денис. -  Я  же  по  профессии  журналист.
-Журналист? 
Генерал  на  минуту   задумался.
- Денис  Дмитриевич,  а  не могли  бы  вы   подредактировать  мою  книгу? Я  хорошо заплачу. У вас это  здорово  выходит. Я  так не  смогу.
Денис  мог бы  сослаться  на нехватку  времени,  неотложные дела.  Но   его журналистская  жилка  дрогнула. Почему  бы  ни  попробовать? К тому  же   у  него самого  мысли о  своей книге  периодически  возникают. Вот  как  раз   на  генерале можно  и  потренироваться…
- Хорошо, Константин  Григорьевич.  Помогу,  чем  смогу.


В  ту  первую встречу  они  провозились  с  книгой  допоздна. Денис   сурово  вымарывал  текст, предлагал     некоторые  главы   расширить,  другие    сократить. Еще  он  порекомендовал  ввести в  книгу  тему   любви.  Мол,  читателям   это будет интересно.
 Константин  Григорьевич   охотно  согласился. Тем  более,  ничего  выдумывать  ему  и  не  надо было. У  них  с женой  такие   трогательные  отношения  с  лихо закрученным  сюжетом  развивались,  что  это   могло  потянуть на  отдельный  роман.
-  Ну,  все.  На сегодня  хватит!
Константин Григорьевич  встал  из- за  стола. Заложив обе руки  за голову,  потянулся   так,  что  по  комнате пронесся характерный  хруст. В  клетчатой  рубашке с  закатанными  рукавами и  спортивных  брюках,  он  выглядел  обычным  и  домашним. Разве  что  рубашка  на  широкой   груди  распиралась  да  плечи бугрились  от  развитой  мускулатуры.
-  А  теперь -  за  стол. Светлана Николаевна,  как  там  у  нас, «боекомплект  готов?  Ничего  не забыла?
- У  тебя  забудешь …  Тут  же выговор  схлопочешь…-  раздался  из  зала    женский  голос.
Константин    Григорьевич  пил  исключительно водку.
-   Я  водку  разную  пробовал -  и немецкую, и  турецкую,  и  китайскую. Гадость! Лучше   нашей   русской  водки нет, -  наливая  Денису  в  рюмку,  пояснил  генерал. - Мы  только  две вещи  умеем  хорошо делать: ракеты  и водку. Да   еще  дети  у  нас  неплохо  получаются. Правда,  Свет?  -  хмыкнул  он.
Генерал  захрустел  соленым  огурцом,  подцепил   вилкой ломтик белого,  с  розовой  прослойкой  сала.  Порекомендовал Денису:
- Бери,  ешь  и  не  бойся никакого  холестерина. Глупости  все  это. Сейчас    считается,  что  сало   даже полезно.
-Это точно,  - подтвердила   его  жена.-  Денис, да вы  не  стесняйтесь. Вот   балычок,  вот  грибочки,- подвинула  она  ближе  к  гостю  тарелки со  снедью.
- А  ты  знаешь,  как  здорово он мне поправил  тот  бой,  что  под  Кандагаром,  помнишь?  -  повернулся к  жене  Константин  Григорьевич. – Это когда  меня осколком  зацепило,-  пояснил  он  Денису.-  Еще  бы  немного,  и  каюк. А  так -  только шрам      на  лице  остался. Говорят,  мужчин  шрамы   украшают. Так, Свет? Ты  же меня  за  шрам  полюбила?
-Да ну  тебя,-   отмахнулась  жена. - Болтун! А   болтун - это находка  для  шпиона.
-Да  откуда  у нас  шпионы?  Только если ты  за  мной   шпионишь. От  тебя  никуда   не  скроешься…
-Нужен ты  мне   сто  лет…
Денису  тогда показалось:   он   знает   генерала  и  его   жену   всю  жизнь.

Потом  они прошли в  его  библиотеку. По  потертым  корешках  Денис  сразу  понял:  книги у  генерала  выставлены  не  для  красоты,  как  у  многих. Было видно,  что он   снимает  их  с полки,  перечитывает.
-  Я больше   историческую  тему  люблю,-  пояснил  Константин  Григорьевич.  - Какие   люди  были! -  рубил    он  рукой  воздух. -  Орлы! И  не били  себя в  грудь,  не  требовали   наград. Как  там  поет Газманов?  За Россию,  за  свободу,  до конца. А!

В  последнее  время,  когда правка  книги уже  шла  к  концу,   Денис заметил в  Константине  Григорьевиче  некоторые  перемены. Он  стал  суше,    угрюмее,  молчаливее.  Денис  чувствовал: это связано  с работой. Но  даже  не пытался  заговорить  на  эту  тему. ФСБ  есть  ФСБ,  недаром   их  службу  «молчи-  молчи»  называют.
  Но однажды  генерала   все же прорвало. В  тот  день Денис  ждал    Константина  Георгиевича, а  он все  задерживался. Жена  уже  стала волноваться:  не случилось  ли чего? То  и  дело подходила к  двери,  прислушивалась,  сокрушенно  качала  головой.
Генерал  зашел  шумно, со стуком  и  грюком. Рывком  стянул с  себя   шинель  с  золотыми погонами,  расстегнул  ворот  кителя, будто  тот ему мешал   дышать. Коротко   поздоровавшись с  Денисом,   прошел к  бару, взял  бутылку  водки.
- Будешь?
Денис  не успел  ничего  ответить, как  генерал    плеснул  ему  в  стакан. Сам «накатил» себе  «малиновский» -  до отказа,  чуть  ли ни  с верхом.  Крутанул крепкой  шеей  и  залпом  выпил  весь  стакан. Подошел  к  окну. Стал,  широко  расставив  ноги и глядя  куда-то вдаль. Подняв  руку, сжал   кулак,  погрозил кому-то в  темноту:
- Суки продажные! Был  один путевый  мужик,  и  того  грохнули…Просрут  Россию…Сталина  нет… Стрелять,  только стрелять!
Потом  обернулся  к  Денису:
-  Тебя  как,  бандиты  не  трогают? Если что -  звони.  Помогу!- твердым  голосом  сказал  он. И добавил,  уже   тихо и  задумчиво:  «Пока я жив…»

Все  этот  отчетливо  промелькнуло у  Дениса  в  голове,  пока   он  со всех  ног  бежал в свой  кабинет. Где-то   в столе,  в  ворохе  бумаг   записан прямой телефон Константина Григорьевича. «Вот  только  где?»-  лихорадочно  соображал  Денис.
Он  рывком   открыл    ящик, нашел   лежащую  сверху записную  книжку,  быстро  пролистал  ее. Нет! Бросил  ее  на  стол, дернул  другой  ящик.  И  здесь   тоже нет.  Куда  же  он записал?  Денис  проклинал себя за  то,  что,  сколько  ни  собирался,  все не нашел  время  систематизировать  свои  записи. А сейчас  не то  что  минута -  каждая  секунда  дорога.  Денис аж  взмок  от  напряжения. Сейчас,  сейчас…
«Ага,  вот!»,- нашел  наконец  в папке  нужный  листок. Схватил   телефон, набрал  номер. «Только  бы  оказался на  месте,  только бы  оказался  на месте,-  как  заклинание,  повторял  про  себя  Денис. - А работает  ли  он еще?
Гудок  длился  бесконечно  долго. Наконец  в  трубке что-то щелкнуло,  и  знакомый  голос   произнес:
- Я  слушаю.
- Константин  Григорьевич, это я,  Денис…
- А-а - а,  Денис! Рад,  очень  рад  тебя  слышать.  Ты  куда   это пропал?  Не  заходишь  …  Забыл  меня  совсем. Я  обижусь!
- Никуда  я  не пропал,  Константин  Григорьевич.  Просто  дела навалились…
Денис  крутил  трубку и  не  знал,  как  лучше   подступиться  к  генералу  со своей  просьбой. «Не  слишком  ли  это  с  его стороны? Да и  поможет  ли  вообще? А  вдруг  ФСБ тоже  куплено?»- вдруг похолодело  у него  на душе. Он  тут  же  отогнал  эту  мысль : «Нет,  нет,  не  может  быть…»
- Если   работа  мешает пьянке,  на  хрен такая  работа?-  захохотал в  трубке   генерал. - Так. Сегодня  вечером  после  работы -  сразу  ко  мне. Баньку  устроим,  по  пять капель  на  грудь  примем. Чтоб  был  как  штык!  Понял?
- Константин Григорьевич,  боюсь, что не получится…
-  Чего  это?- рыкнул генеральский  бас.
-Проблемы  тут  у  нас…
- Ну,  а что  ж  ты  сопли  жуешь? Выкладывай!-  потребовал  генерал.
Запинаясь  и сбиваясь, Денис  вкратце  обрисовал ситуацию. Генерал  слушал,  не перебивая. По  характерному  звуку  Денис   услышал,  как   на другом  конце  провода  зажали  рукой  трубку. «Наверное,  какие-то  команды  отдает»,- догадался  Денис.
-Так  как  ты,  говоришь,  фамилия того типа?  Хлыстов?
- Хлыстов.
-Знакомая  личность. Он  у  нас давно  уже  в разработке  числится. Ах,  ты  сученок, совсем  обнаглел. Ну, да   ладно…Денис!
-Да,  Константин  Григорьевич.
-Вы там   постарайтесь   продержаться до нашего  прихода. ОМОН   я  уже  выслал.
- Большое спасибо,  Константин  Григорьевич!
- Ладно,  чего  уж там,-  буркнули в  трубку.-  Ты   мне  только   потом  обязательно  отзвонись. Понял?
-Понял,   Константин  Григорьевич.

Денис  выскочил  во  двор. За тот короткий  промежуток  времени,  что  он бегал  звонить,  здесь  произошли  серьезные  перемены. Окна  проходной  были  разбиты,  дверь  выломана  и  отброшена   в  сторону. Черные  фигуры  она  за  другой   показывались в  зияющем  проеме и  накапливались на  территории. Передний  бастион  был  окончательно смят,   нападавшие  готовились  к  решающему  штурму. Располагаясь  полукругом вокруг главного   входа в  корпус, «качки» нетерпеливо  посматривали  на  «главнокомандующего».  Ждали  последнюю  команду. Но ее все  не было. Судя  по  всему,  прорыв   дался  штурмующим  нелегко.  Кто-то сплевывал,  окропляя снег   красным,  кто - то  потирал  скулу,  а кто просто  облизывал   пересохшие   губы.
Возле   входа  в  цех каменной стеной стояли рабочие. Они мрачно  смотрели  на  противника, сжимая  кулаки  и стиснув  зубы. Все  пошло в  ход для  обороны. У  пожилого электрика  Палыча  в  руке  был  длинный    кусок     толстого электрического провода. Резчик  Володя  держал  наготове остро  заточенный   нож с  резальной  машины. Таким   сразу  голову   можно  снести. Враги   это хорошо понимали и держались  от  него  подальше. Алексеич    опирался на длинную  арматуру. А  Сергеич, видимо,  больше  полагался  на  свои увесистые кулаки.
Денис  подбежал к   товарищам  и  стал в строй. Рядом  с собой  он  заметил Сергея. В  перепачканной  типографской  краской  худой  руке  у  него был  большой гаечный  ключ. От    вялости  и былого  спокойствия  печатника не  осталось  и  следа. Глаза  его  горели  огнем,   он  дышал  возбужденно  и  часто.
Денис посмотрел  на часы. По его расчетам,  омоновцы   уже  должны   быть  на месте. Почему  же  их все нет?
Размахивая  битами  и  металлическими  прутьями,  нападавшие стали медленно  приближаться  к  последнему рубежу  обороны.
  «Ну  где же они,  где?»  – сжимал  кулаки в  карманах  Денис. Он  понимал: еще  немного – и может произойти что-то  страшное. А  потом   разбирайся,  кто начал первый,  кто второй…
На  другом  конце  уже  завязалась  потасовка. Одного из рабочих  бандиты выдернули из живой  стены,  повалили  на  снег, стали избивать  руками и ногами. Тот  уже  не мог  отбиваться, а  только  свернулся,  закрывая  лицо  от  ударов. А они  все  сыпались   и  сыпались  на  него безостановочным  градом…
  Володя рванул к  нему  на  помощь.
- А ну,  сволочи! -   словно мечом, сверкнул  он над   головами  ножом- гильотиной:
Черные куртки  шарахнулись в разные  стороны. Володя  помог   подняться   товарищу,   увел  его к  своим.
«Да  что  же  это  такое   делается? – ужаснулся  Денис. - Средь  бела  дня …  И  ни милиция,  никто…
-  Всем   оставаться  на  своих   местах!
Бойцы  в камуфляжной   форме,  защитных шлемах и черных  масках   выросли  словно из-под  земли. Сжимая  в  руках  короткоствольные  автоматы, они     полукольцом   охватили   всех  собравшихся.. Денис  краем  глаза  заметил : даже   на крышах  засела  пара  омоновцев.
-Все   бросить! Не  двигаться!
На  снег  полетели  дубинки, арматура,   палки.
«Наконец-то»…-  выдохнул  Денис.

…Во  дворе  типографии  уже давно никого не было   а  они,  трое   друзей - компаньонов  - Денис,  Сергеич  и  Алексеич  все не расходились. Осматривали  разбомбленную  проходную,  подбирали  брошенные дубинки,   на  ходу обсуждали  произошедшее.
- Я уж думал, Володька  точно башку кому-нибудь снесет…
- А Сережка-то  наш… Тихоня - тихоней, а  тут…
- Да…  Если  бы  ни  генерал, неизвестно,  чем  бы  все это кончилось…
- Мужики, мне  ж Константину  Григорьевичу  отзвониться  надо. Я  обещал,-  вспомнил  Денис.  - Я  счас,  я быстро.  Подождите .
Денис  вихрем   побежал в кабинет на второй  этаж. Он перепрыгивал    сразу через  несколько  ступенек,  сердце  прыгало у  него в  груди.
«Какой  же   все-таки  генерал! Сразу  все   на  место  поставил. Таких  бы  в  стране  побольше -  не  было  бы  никакого бардака. С меня  магарыч. Да  что  там   магарыч? Да   мы»…  -  не  знал,  какую  награду  придумать генералу Денис.
«Приду,  обязательно   приду  сегодня к  Константину  Григорьевичу. Хотя  я   и устал  как собака. А  как  не  прийти?  Он   же  сказал: « обижусь». Надо же: боевой   генерал -  и  вдруг обидится. Но  это,  конечно, он  так…..»
Денис представил,  как    генерал спросит  дома с  жены  «боекомплект»  на столе,  как   крякнет  от  рюмки  водки,  как  станет  наминать  сальцо  с дымящейся  картошечкой и хрустеть   соленым огурцом. А потом    они  вновь  будут вести  беседы  об истории – прошлой и нынешней,  о  литературе.  Кажется, Константин  Григорьевич  новую  книгу затевает. О  чем  только  она  будет  - пока  не  говорил. Спросил  только: «поможешь?» Помогу,  конечно,   помогу…»
Денис   вспомнил их  первую встречу ,  когда он  посчитал  генерала   пришибленно  - контуженным….  «Надо  же!-  усмехнулся  он.- Да  Константин  Григорьевич такой  здоровяк,  что любого молодца  за  пояс  заткнет. Как  сожмет  в  своих  объятиях -  не  вырвешься…»
Ему  так   захотелось  услышать своего друга,  что он  буквально влетел  в    кабинет. Радостно набрал   телефонный номер, замер  в  нетерпении.
Вместо  знакомого  баса   в  трубке  раздался  чужой  голос.
- А … Мне бы  Константина  Григорьевича…- растерянно  проговорил  Денис. Я
директор  типографии Гуков Денис  Дмитриевич.  Мы  с  ним  договаривались…
- Знаю,  знаю.  К сожалению, Константина  Григорьевича   нет.
- Он вышел?  А  когда  будет?
-Теперь  уже  никогда …
- Как  никогда?
-Он ехал к  вам … Чтобы  лично… А тут   авария… Грузовик… Случайное  ДТП.
А,  может,   и не  случайное…
-  Постойте … Да  я  же  только  что  с  ним…
 Ему  никто  не ответил.
В  трубке  шли  только  длинные печальные  гудки…

                Ноябрь  2010 г.