Осень. Пора, когда природа застывает в каком-то неясном ожидании, когда простуда валит всех с ног, когда думы обретают темные цвета, погружая в эфемерность неясных образов собственных мыслей, желаний, решений.
Мия не просыпается. Только что-то шепчет в ответ на легкое прикосновение к своему плечу, а Миан хмурится все больше и больше, пока не догадывается тронуть девчоночий лоб, отодвинув упрямую челку. Горячий.
Осень за окном гонит по обнаженному асфальту желто-красные листья, теребит уставшее небо тяжелыми свинцовыми тучами, заставляет искать тепла во взглядах, прикосновениях, людях и раз за разом обманываться, переставать надеяться, сдаться.
Аптечка лежит у кровати, Миан сидит рядом с укутанной в теплое одеяло, но так и не проснувшейся, Мией, изредка перебирая ее смоляные волосы и меняя компресс.
Мысли бродят по постылому мраку разума, стараясь не заглядывать слишком глубоко в душу, не искать ответа на свои молчаливые мольбы.
Он удивляется этой осени, она не такая, как все предыдущие. Может, потому что Мия рядом теперь, а может, просто он сам изменился, узнал, что боль бывает иной, щемящей, грустной, тоскливой, желанной сердцу и долгожданной душе.
Теплая боль, от которой хочется печально улыбаться, едва заметно касаться, не боясь, а желая чуточку рассердить, рассмешить, подарить кусочек счастья в виде рисунка.
Температура высокая, плохо сбиваемая, и Миан уже думает о том, что стоит вызвать скорую, но Мия, заворочавшись, ищет его руку, отвлекает от ненужных, навязчивых мыслей о прошлом не в сравнении худшем настоящего.
- Миаан, - едва заметно губами, но зная, что услышат, что коснутся, подарят тепло, такое необходимое, надобное сейчас.
- Я здесь, родная, - склониться, обхватить холодные пальцы, согревая из своим дыханием.
- Теплый, - и улыбка, неясная, сонливая.
Миан улыбается уголком губ, глядя на Мию, что приоткрыла слезящиеся глаза, и теперь смотрит на него расфокусированным взглядом темных аметистовых омутов.
- Выпей лекарство.
Стакан оказывается около губ, но она упрямо мотает головой по подушке и тянет к парню руки, откидывая одеяло, вяло улыбнувшись и прикрыв мокрые длинные ресницы.
- Полежи со мной.
Удивительная в своей терпкой сладости осень. Он не знает, что больнее - быть никому не нужной вещью или быть человеком, быть вычеркнутым из жизни людей или быть столь необходимым другому.
Девчушка, приютившись на теплом плече взрослого, вновь проваливается в жаркое беспамятство, прижимается к Миану, доверяя ему куда больше, чем думает на самом деле.
Ведь не доверится невозможно, как и невозможно не желать ему счастья, теплого, мягкого, грустного.
Мия не знает, почему, но ей всегда казалось, что счастье улыбчивого художника, что так добр с ней, несмотря на ее амнезию, выглядит именно так. Может, виной тому осень, от которой хочется спрятаться в теплых, родных объятиях, ставших за столь короткий срок такими нужными. А может... она просто устала от равнодушия родителей, которые не принимают ее такой.
Миан молчаливо перебирает черные пряди, ласкает пальцами затылок, задумчиво глядит в мокрое от холодных слез неба окно. Он растерян - ее доверчивостью, открытостью.
Дивная осень, в своем тяжелом небе, что приминает только что обретенные хрупкие крылья. Красивая осень, в своей заботливой нежности в эти минуты гулкой, живой тишины.
Мия шевелится, устраивается удобнее, тихо вздыхает, обнимает крепче, прячет лицо на груди семнадцатилетнего художника.
Миан отвлекается от созерцания дождевых дорожек и окидывает девчушку внимательным взглядом. Нет, еще не проснулась, но лоб стал прохладным, уже хорошо. Значит уже ей легче.
Легкий поцелуй касается макушки, а руки сильнее обнимают тонкое тело. Миану кажется, что все происходит не с ним, что с ним вообще не может происходить подобного.
Больно. Но боль эта легкая, светлая и от нее хочется плакать и улыбаться, обнимать, целовать, вглядываться в ее глаза и видеть в них отклик на порывы собственной души. Ему хочется растянуть эти минуты нежности на вечность их бытия.
Стук в дверь не может заставить его оторваться от Мии, он только сильнее обнимает ее, чувствуя, как ее руки смыкаются на его талии.
- Я звонил тебе, но ты не соизволила ни ответить, ни явиться.
Отец Мии. Странный и порой страшный человек, но Миан не боится его. Нечего бояться, самое худшее позади. Хотя, как на это посмотреть. Его родители поступили еще хуже - просто выставили за дверь, потому что он не захотел быть юристом.
После этого в нем что-то надломилось, исчезло под тяжестью не вины, - отчуждения, равнодушия, и вновь заиграло иными красками рядом с ней этой холодной, дождливой осенью. Их осенью.
Он ничего не отвечает. Он не хочет отвечать. Имеет полное право.
Мия шевелится, чуть слышно причмокивает губами, откидывает голову на плечо Миана и шепчет, не раскрывая глаз:
- Я заболела и уснула. Ты мог и не приходить, отец.
Миан улыбается в черную макушку, попутно целуя и не шевелится, когда девчушка протяжно вздыхает в его объятиях и затихает вновь.
- Ты что такое говоришь, Мия?
Мужчина хмурится, он не ожидал, что дочь ответит с такой дерзостью. Этот парень, видать ее научил, не иначе.
- Ты же слышал меня, - дыхание сбивается и она заходится хриплым кашлем.
Миан ласково гладит ее по спине, вновь привлекает к себе, укладывает на свое плечо и зарывается в ее волосы, скрывая ласковый взгляд за пушистыми ресницами.
А Мия вцепляется ослабевшими пальцами в тонкую ткань фиолетового пуловера, улыбается этой внезапной теплой осенней нежности и вновь проваливается в туманное забытье.
- А ну-ка, паршивец, иди сюда, - шипит мужчина, подходя к разобранному дивану, на котором устроились двое.
- Тише, вы разбудите Мию, - осторожно высвобождаясь из объятий тонких рук, Миан укутывает двенадцатилетнюю девчушку и встает с дивана.
Смотрит на мужчину в ожидании того, что тот еще может ему сказать.
- Что ты сделал с моей дочерью? - злость искажает красивое лицо мужчины.
- Что я сделал? Дал лекарство от простуды, - пожимает плечами блондин, спокойно глядя синими глазами на черноволосого мужчину.
- Если ты что-то сделал с моей дочерью...
- Я, что - дурак, по-вашему? Ей любовь и забота нужна, а не секс. И я в силах дождаться ее, если уж пошли такие разговоры, - серьезно говорит Миан, смотря прямо на мужчину.
- Слушай, ты меня позабавил, право, - усмехается мужчина. - Сам мужик и знаю, что у тебя в голове крутится.
- Вы не можете этого знать, - качает головой парень. - А теперь, будьте любезны, покинуть мою студию.
- Если ты что-нибудь сделаешь...
- Разве я в праве? - вздыхает парень, этот затянувшийся разговор его немного уже утомил.
- А я не знаю, что ты там задумал сотворить.
- Я никогда не посмею причинить боль человеку, который спас мне жизнь. А теперь, прошу - уходите.
Дверь тихо закрывается и Миан возвращается к дивану, к Мие, которая все еще спит, и вновь ложится рядом, ласково обнимает и прикрывает глаза.
Мия что-то шепчет сквозь сон и сворачивается калачиком в объятиях парня.
Глаз раскрывать не хочется, не хочется ни с кем делиться щемящим счастьем, что рвется из груди радостным биением сердца.
Мерный стук тяжелых капель о стекло убаюкивает, шепча о чем-то родном, давно забытом, врываясь в освобожденное сознание воспоминаниями о нерастраченной ласке, о затаенной любви, об окрыленной душе.
Эта осень удивительна в своей прихоти, в своем отчаянном желании нерасторжимого тепла ладоней и губ, в своем холоде одинокого дождя, в смелых решениях и темноте взгляда от накопившейся в душе нежности.
- Люблю. Люблю тебя, Мия, - тихо-тихо, целуя в висок.
- Я тебя тоже. Люблю, Миан, люблю, - сонно улыбаясь и приоткрывая темные ресницы, вглядываясь в любимые глаза.
До невозможности, до тоскливости, до горькой улыбки больно, но это их боль, их сладость, их нежность, их робкая любовь, принадлежащая им без принуждения, с распахнутой настежь дверью в сердце, с сиянием в любимых глазах.
Это теплая осень только для них двоих.