Арсений вторую неделю лежал в торакальном отделении больницы. До этого неделю валялся, бездельничал, как он сам говорил, в реанимашке. И вот уже неделю он лежит с банкой.
Через четыре дня соседа выписали. Все вздохнули с облегчением, оно, хотя и лежим все в больнице, всем тошно, не до веселья, но такого угрюмого, всем недовольного, ворчливого сопалатника никому не пожелаю.
Один день простояла кровать сиротинушкой, а затем медсестра застелила опустевшее место, повесила этикетку с координатами нового соседа. Все в палате насторожились: кого на сей раз подселят. Неужто опять какого брюзгу?
Вскоре на каталке привезли пожилого человека. Судя по этикетке ему немного за семьдесят.
Щуплый, небольшого роста, с лицом, изборожденном годами, и, как выяснилось, ветрами бурной жизни. Во взгляде деда не было угрюмости, усталости, недовольства, а сквозило неподдельное лукавство. Не успел он обжиться на новом месте, как его вызвали на процедуры. Явился он с дренажной банкой, прикреплённой к его внутренностям гибкой резиновой трубкой. Новый сосед загадочно улыбался.
- О чём это мы задумались так, что ничего не видим и не слышим? - поинтересовался Арсений. Но Евстигней не слышал вопросов, он был где-то далеко-далеко.
На ужин Евстигней не пошёл – жена и внучка принесли ему еды – на неделю хватит. Арсений тоже не пошёл ужинать – привезут ужин прямо к двери палаты. Он заметил, как сосед настороженно-тревожно взглянул на него, но Арсений сделал вид, что не заметил брошенный на него взгляд и углубился в книгу.
Сосед успокоился и начал балагурить, подтрунивать над собой, над тем, как он выглядит с банкой.
Арсений почувствовал – что-то не так, но никак не мог понять, где подвох, а то, что сосед может преподнести любой сюрприз, он догадывался, но никак не мог раскусить, с какой стороны ожидать подковырку. С соседом надо держать ухо востро. Евстигней добродушно шутил, в основном над собой, чем сбивал с толку.
Палата начала втягивать своих временных жильцов. Работница кухни развезла ужин тем, кто по каким-либо причинам не смог прийти в столовую.
Понемногу палата успокоилась, все легли спать.
Город замер, хотя вдалеке горели огоньки, по мосту шли машины. Хмурое, затянутое тучами небо, временами бросало снежные заряды. Деревья в шубах снегового меха… В палату через открытую дверь проникал притушенный свет из пустого огромного и гулкого в это время суток коридора. На улице, за окнами больницы, буйствовал мороз, иней падал на мёрзлый, закрытый толстым слоем слежавшегося снега асфальт, снежинки сверкали от световых лучей не часто приходивших машин Скорой помощи. Ничего не нарушало сон выздоравливающих. От кровати, стоявшей у окна, слышалось постанывание – Пётр никогда не жаловался на боль, но во сне постанывал, у другого окна лежал Валерий, он тихонько о чём-то говорил во сне, кому то что-то доказывал, его сосед тихонько посапывал, от стены слышался храп. И вдруг в палате раздался грохот! Палата проснулась, но спросонья никто ничего не понял. Арсений, так как лежал ближе всех к выключателю, сел на кровати, при этом дренажная банка, соединённая с вакуумным насосом, издав соответствующий угрожающий шум, протащила трубки, и упала на бок. Раздался щелчок. Вспыхнуло электричество. Евстигней, видимо, не пришедший окончательно в себя, тянул свою банку, издававшую ужасающий звук. В палате поняли, кто устроил кавардак. Кто-то заворчал, кто-то повернулся на другой бок и спокойно засопел. Банка вместе с системой вакуума ползла вслед за учинителем переполоха.
- Ты куда собрался? Банку отсоедини от вакуума.
Но Евстигней даже не понял, что ему говорит сосед.
Арсений встал, отключил свою банку от системы откачивания воздуха, а вернее, жидкости из лёгких.
- Подожди, сейчас отключу тебя. – обратился он к бедолаге.
Евстигней понял, что ему надо остановиться. Шум прекратился, Арсений отключил старика от вакуума, дал в руку банку, прикреплённую к деду, виновник переполоха вышел из палаты. Молодой человек решил проследить за шебутным хитрецом, всё ведь может случиться – старость не в радость, как говорится.
Странно! Старик пошёл не в туалет, как полагал Арсений, а в другое крыло длинного вестибюля. Там, в полутьме, угадывалась женская фигура.
-Ого! – изумился нечаянный свидетель. – Да у него никак свидание… Ну, старик, ну, пройдоха! И когда только успел познакомиться?
Любовник ускорил шаг, обернулся несколько раз – никто не видит? Арсений благоразумно скрывался в тень. Женская фигура направилась к нашему Ромео.
Дон-Жуана не было всю ночь и только к утру он незаметно мелькнул в палату и лёг на постель, но от впечатления свидания забыл подключиться к вакууму. Арсений молча встал и подключил банку влюблённого к вакууму.
- Не докучай мне, молодой человек! – прошептал Ромео.
- Где это ты пропадал всю ночь? – поинтересовался Арсений. – Не боишься, что будет дети?
- Неее, я уже стар…
- Когда ты познакомился с этой пассией?
- На процедуры ходил, вот и познакомился. – простодушно ответил Ромео. - Обычное дело. Ты при моей не ляпни, а то… - он не договорил, но было и так понятно, что его старушка, если узнает, закатит ему хороооший скандал.
- Это твоё дело и меня не касается.
В разрешенное время пришли жена и внучка нашего Ромео. С какой теплотой и заботой они ухаживали за ним, внучка буквально липла к деду, целовала его, поглаживала.
- Деда, скорее приходи к нам, не болей, - просила она.
Его старушка хлопотала вокруг него – всё ли хорошо, может, ещё что нужно, может, каких медикаментов…
Арсений, если бы даже хотел рассказать о ночном приключении соседа, не смог бы.
На следующую ночь влюблённый незаметно исчез из палаты, чтобы незаметно вернуться к утру.
“И чего тебе не хватает? – с горечью подумал Арсений. – Жена без ума от тебя, внучка любит, а ты всё на сторону…”