Игорь Волгин ведет на телеканале «Культура» передачу «Игра в бисер», на которой за круглым столом писатели, поэты, литературоведы и т.д. обсуждают какое-либо известное классическое произведение. И всякий раз Волгин в конце передачи советует: «Читайте и перечитывайте классику», что я с удовольствием делаю и без его советов. Но люблю также смотреть и пересматривать КИНОклассику и советую это делать моим читателям (если, конечно, таковые найдутся).
Продолжаем разговор о фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы или С легким паром». Не гарантирую, что мои рассуждения понравятся всем (это на любителя), но обещаю, что ничего подобного вы еще не читали и не слышали, потому что ничего подобного больше никому, кажется, кроме меня, в голову не придет.
У Бекмаметова Ипполит – мрачный, крайне несимпатичный тип. Этот нехороший человек Василий Алибабаевич в фильме – носитель злого начала, глядя на которого так и тянет перекреститься: «Изыди, сатана!»
- И своего счастья не построил, и чужому помешал, - говорит ему его несчастная жена Надя, из которой он тридцать лет соки пил.
- Почему тебе всегда казалось, что без тебя ничего не решится, что твое слово будет последним? – спрашивает она мужа.
А между тем Ипполит из художественной реальности рязановского фильма так же мало похож на своего постаревшего на тридцать лет двойника, как бронза на брынзу. Мама Жени была умнее создателей «Продолжения» и прекрасно понимала, что Галя для ее сына «совсем не та», мама Нади тоже оказалась гораздо умнее и проницательнее. Она, похоже, тоже не в восторге от Ипполита и потому не расстроилась, когда его заменил этот неизвестно откуда свалившийся Женя. Однако, стоит прислушаться к ее словам: «Обидели такого хорошего человека». Вот Женя после того, как Ипполит в последний раз появился в фильме пьяный, тоже отметил: «Если говорить честно, он мне очень понравился». Да и мне он тоже нравится. Ипполит, как и Женя в начале фильма, тоже недотепа, только в своем роде. Он и трогателен, и нелеп, и смешон. В сущности, он большой ребенок, пытающийся играть взрослого, солидного, рассудительного человека.
- Для вас нет ничего устоявшегося, ничего законного, ничего святого, - сердито отчитывает он Женю, - Такие, как вы, всюду суют свой нос, верят не в разум, а в порыв. Вы неуправляемы. Для таких, как вы, главное – не разум, а чувства. Такие как вы - угроза для общества.
Однако, возникает вопрос: если ты такой весь правильный, такой праведный, такой устоявшийся, такой знающий, как надо жить, такой полезный для общества - что ж ты до сих пор не женился? В его возрасте уже внуков имеют, а он все в женихах ходит. Почему? Ведь он не урод, не глуп. Он, как его определяет Женя, «серьезный, положительный, красивый, с ним удобно, надежно, за ним как за каменной стеной». Ипполит бросает Наде обвинение: «Ты непутевая», а, между тем, сам он и есть непутевый. Надя уговаривает его ездить в автомобиле потише: «Ты у меня такой лихач», но разве лихачество за рулем, да еще в таком многолюдном городе, как Ленинград – не нарушение «законного», разве лихач за рулем – не угроза для общества? Нет, что-то свербит в душе Ипполита, оттого он и бесится, оттого и крутит баранку, как одержимый каким-то бесом.
Он нацепил маску сухого рационалиста и трезвомыслящего прагматика, посадил себя на цепь «правильной» жизни, но, похоже, цепь эта не слишком крепкая и пора ему ее порвать и вырваться на свободу. И, кажется уже, как говорил Горбачев, «процесс пошел». И запустил этот процесс его антипод, а, по сути, его Альтер Эго Женя. В ответ на нотацию Ипполита Женя, по его просьбе, показал ему его социальную маску:
- Такие как вы всегда правы, во всем, поскольку живете как положено, как предписано. Но в этом и ваша слабость. Вы не способны на безумства. Великое вам не по плечу. А жизнь нельзя подогнать под выверенную схему.
Женя и прав – и не прав. Прав потому, что дал довольно точный портрет социальной маски Ипполита. Но он и не прав, потому что эта маска – еще не весь Ипполит.
Вот опять линяет краска,
Вот опять спадает маска,
А за ней еще одна,
А за ней еще одна…
Ипполит не был бы Ипполитом, если бы был только догматиком, блаженным святошей, не способным изменяться. Разговор с Женей, судя по всему, запал ему в душу, и в нем стремительно (а в эту святочно-новогоднюю ночь все изменения происходят стремительно) произошел внутренний переворот.
- Я в первый раз вижу тебя в таком виде! – изумляется Надя, увидев Ипполита пьяным, и не застегнутым, как всегда, на все пуговицы, а расхистаным, в пальто нараспашку и в шапке набекрень.
- А я именно в первый раз в таком виде. И я себя в таком виде в первый раз вижу.
Авторы пресловутого «Продолжения», не поняли и этой сцены - видимо, посчитали, что Рязанов снял ее просто для смеху, чтобы позабавить зрителя. А, между тем, этот небольшой эпизод очень важен в концепции фильма. Ипполит, этот праведник и зануда Ипполит – тоже «с цепи сорвался», и его, наконец, тоже «муха укусила».
- Все-таки жизнь удивительная штука, полна неожиданностей. И это, между прочим, прекрасно! – разглагольствует он заплетающимся пьяным голосом.
Он будто из темного подвала вышел на свет и с изумлением увидел: весело светит солнышко, зеленеет травка, птички щебечут.
- Разве может быть запрограммированное, ожидаемое, запланированное счастье, - вещает он открывшуюся ему истину. - Как скучно мы живем! В нас пропал дух авантюризма, мы перестали лазить в окна к любимым женщинам. Мы перестали делать большие хорошие глупости. Я в следующий новый год обязательно пойду в баню.
Напиться, пойти в баню, когда в доме есть ванная – о, он достойный духовный ученик Жени! Он и Наде начинает хамить совсем как Женя: тот обозвал приготовленную Надей заливную рыбу стрихнином, этот воскликнул: «Какая гадость, какая гадость – эта ваша заливная рыба!»
А дальше мытье под душем в пальто и шапке. Зачем он это сделал? Ведь не настолько же он был пьян, чтобы совсем ничего не соображать. Говорил-то он вполне здраво. Как зачем? Подурить, поюродствовать, показать бывшей невесте и счастливому сопернику: «Вы думаете, что я мелко плаваю, на «большие хорошие глупости» не способен? А слабо вам помыться в пальто и в шапке?» Один из Жениных друзей заметил, что баня очищает. Вода издревле считалась символом очищения, обновления, вечного движения жизни. Шутовское мытье под душем было для Ипполита своеобразным крещением, очищающим обрядом. После этой сцены Ипполит уже никак не может быть таким, каким его изобразил Бекмухаметов – злыднем, который и сам не живет, и другим не дает. И, хотя после «тепленькой» воды он трезвеет, у него проходит пьяный кураж и он уходит домой поникший, с разбитым корытом под мышкой, он уже никогда не будет прежним. Начинается новый этап в его жизни, в котором он наконец-то станет самим собой.
Я уже писал в миниатюре «Мясорубка с пропеллером», что конец «Иронии судьбы» мне не нравится. По закону жанра, в конце святочного рассказа должны быть, по словам И. Горюновой, преодолены «неполнота и дисгармония жизни» и все должны быть абсолютно счастливы. То есть, не только на Третьей улице Строителей, но и на улице Гали, и на улице Ипполита тоже должен быть праздник. Но какое же тут счастье, какой праздник, когда Ипполит пришел домой в мокром пальто и шапке и с разбитым корытом под мышкой, а Галя промучилась всю Новогоднюю ночь и сейчас бог знает в каком состоянии, а Женя не хочет ей даже позвонить и хотя бы попросить прощения. Воля ваша, история эта далеко не закончена. Бекмаметов со своей бизнес-командой прав в одном: «Продолжение» действительно необходимо. Только он взялся не за свое дело, влез в чужой монастырь со своим экшн-уставом и, как хамовато по форме, но справедливо по сути выразился один из зрителей, «испоганил» фильм.
Когда-то давно я слышал по телевизору высказывание М. Горького о драме. Точно его слова я, конечно, не помню и, наверно, сильно перевру, но суть высказывания я понял так. Драматург, создавая пьесу, не должен ничего сочинять, выдумывать, высасывать из пальца. Надо только вывести человеческие характеры, создать обстоятельства, в которых им предстоит жить и действовать в пьесе – и выпустить их на сцену. А дальше пусть они действуют сами, драматургу лишь остается наблюдать и записывать, как там Иван-царевич бьется со Змеем-Горынычем, да какие принц Золушке на балу любезности и комплементы на ушко нашептывает. Примерно об этом говорит кинорежиссер Карен Шахназаров. По его словам, в начале работы над фильмом кино снимает он сам, то есть, думает, как надо снимать, какие должны быть герои и так далее. А потом наступает момент, когда кино само начинает себя снимать.
Беда бекмаметовского фильма в том, что авторы вторглись в уже рожденную Рязановым художественную реальность, где герои живут и действуют в соответствии со своими индивидуальными характерами и духом этой реальности, где кино «само себя снимает». И если продолжить фильм, переступив за границу, обозначенную надписью «Конец фильма», он будет продолжаться по тем же законам, герои будут так же действовать в соответствии со своими характерами и кино все так же будет «само себя снимать. Вторглись и навязали рязановским героям не свойственные им роли и невозможную для них судьбу, и оттого получилась «мясорубка с пропеллером». Ну а каким же, исходя из горьковско-шахназаровского принципа, должно быть продолжение? Эту художественную реальность имеют право создать только авторы Рязанов и Брагинский, это их детище, это они создали характеры, обстановку и запустили процесс. Но Рязанов тогда, в 70-х, продолжение снимать не стал, и нам остается только предполагать, как там потом сложилась судьба у Ипполита, и вышла ли наконец Галя замуж, и за кого. Но предполагать-то мы можем, этого-то нам никто не запретит. Я расскажу, как мне видится продолжение, а читатели (если таковые найдутся) вольны судить, насколько оно получилось убедительным. Конечно, без фантазии, создания дополнительных условий не обойтись, но я старался, чтобы «заносило» - все должно быть в рязановском духе, логично и правдоподобно.
Итак, Ипполит приехал домой весь мокрый. Как он добирался в транспорте среди приличных, сухих пассажиров, как они сторонились его и какими глазами на него смотрели – это мы опустим. Такая ситуация – хороший повод и условия для комичной сцены, но тут нужен талант Рязанова, а я не берусь. Поскольку мотания зимой в мокрой одежде чреваты простудой, дома Ипполит переоделся в сухое, достал из серванта бутылку коньяка, которая у непьющего хозяина хранилась бог знает с каких времен. Сначала хотел выпить маленькую рюмочку, но засомневался: поможет ли такая доза? Взял рюмку побольше, а потом подумал: «А, гори все синим огнем! Раз уж выбит из колеи, раз уж вся жизнь пошла под откос – напьюсь раз в жизни,» - и налил полный стакан.
От выпитого он взбодрился, снова пришел кураж, желание делать «большие хорошие глупости», и он решил … ну конечно, поехать все туда же, к своей бывшей невесте. Поскольку пальто и шапка были мокрые, нашел в чулане старое пыльное пальто и драную, старую шапку. В другое время он бы в таком виде не то что к женщине поехать – мусорное ведро постыдился бы вынести во двор, но сейчас ему было все равно. И это, кстати, очень важный момент – карнавальная смена внешнего облика. Вспомним магический прием, о котором я писал во второй части: чтобы освободиться от своей социальной маски, надо что-то в себе кардинально поменять: имя, одежду, пол, социальную роль и т.д. (именно в этом заключалась в древности магическая роль карнавалов). Поскольку Ипполит выпил, на своей машине он ехать не мог. Прихватив с собой недопитую бутылку, он решил поехать в городском транспорте. Народу было довольно много, но он один занимал целое сиденье – никто из пассажиров не захотел сесть рядом с гражданином бомжеобразного вида.
Опять он долго звонил в дверь Надиной квартиры, потом стучал ногой. Наконец открыла сердитая и заспанная Надина мама. Она легла отсыпаться после новогодней ночи и была недовольна, что ее подняли с постели. От нее Ипполит узнал, что Надя улетела в Москву. О том, как мама восприняла неслыханное чудо – пьяного Ипполита, да к тому же в пальто, в котором впору на огороде стоять ворон пугать, и что она при этом сказала, и что он ответил, снова умолчу – тут тоже нужно перо Рязанова. Дверь захлопнулась, жалкий и потерянный Ипполит сел на грязную ступеньку лестницы (в прежнем пальто он бы себе этого не позволил). Первая мысль была – ехать домой не солоно хлебавши и дома допить коньяк, чтобы напиться до одурения и забыться. Так и решил – только сначала надумал выпить «на посошок». Отпил «из горлА», почувствовал, как в нем опять забурлил адреналин, появился кураж – и он, изрядно шатаясь, решительно встал и вышел из подъезда.
На улице остановил такси и еле выговорил пьяным голосом:
- На аэрдр-ром!
А потом на самолете, которые, как мы все знаем, летают через каждые полчаса, под знакомую музыку Таривердиева, полетел в Москву. В реальности, конечно, пьяного Ипполита никто в самолет не пустил бы, но в художественной реальности Рязанова и не такое возможно, особенно в святочные дни. В конце концов, Женю ведь пустили в самолет, а он был в куда большей «кондиции», чем Ипполит.
На «аэродроме» в Москве, садясь в такси, бросил:
- Третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать.
- Хоть тринадцать, - улыбнулся водитель и тронул машину.
Дверь открыла Женина мама. Оказалось, что и здесь нет ни Нади, ни Жени. Они с друзьями допили шампанское и Миша, который никогда не пьянеет, повез всю компанию к себе домой, чтобы познакомить свою жену с Жениной невестой. Увидев, как Ипполит расстроился, какой он весь жалкий, брошенный, в старом пальто, мама Жени, как та старушка из старинного стихотворения, которое цитировал пьяный Ипполит, его «приютила, обогрела, обобрала», то есть пригласила в дом, предложила подождать: «Они недавно звонили, обещали вот-вот прийти». Ипполит сидел на кухне, грустно жевал под музыку Таривердиева «прошлогодние» салаты (напомню, ему так и не удалось в новогоднюю ночь толком поесть) и думал, что ему делать дальше. Мама в это время занималась своими делами - хлопотала, наводила порядок в комнате.
Вдруг раздался звонок, Ипполит вздрогнул и напрягся. Сквозь кухонную дверь он слышит, как Женина мама открыла входную дверь, с кем-то негромко разговаривает: чей-то женский голос ее о чем-то спрашивает, она отвечает. Потом открывается дверь на кухню, слышен голос мамы: «Вы пока посидите, подождите, они скоро должны прийти. Чаю хотите?» - и в кухню вошла Галя.
Чего только не пережила бедная девушка за эти ночь и утро, сколько сигарет выкурила, сколько слез выплакала! Утром она уехала домой после того, как пришла Женина мама, и на вопрос: «А где Женя?» зло бросила: «Не знаю, где ваш Женя» и, чтобы избежать объяснений, выскочила за дверь. Дома она обнаружила, что увезла с собой ключ от Жениной квартиры, который он ей дал днем 31-го. Сначала злорадно подумала: вот и хорошо, пускай за своим ключиком сам приедет, потрудится. При этом была тайная надежда, что не только за ключами он приедет, что еще не все потеряно. Но к середине дня, поскольку он не звонил и не приезжал, ее настроение изменилось. Чтобы унять боль, покончить с неопределенностью, она, переступив через гордость, снова позвонила в Ленинград. Трубку взяли не сразу, наконец незнакомый заспанный женский голос сказал, что Надя уехала в Москву. Значит, она сейчас в Москве, у Жени! У Гали закружилась голова, ослабели ноги. Когда она пришла в себя, решилась: поеду к нему! Швырнуть ему ключи в лицо, сказать, как она его презирает, как она к нему равнодушна и гордо бросить: «Прощай. Меня внизу Олег ждет» (тот самый, который якобы предлагал ей вместе встретить Новый год в ресторане Останкинской башни и одновременно в Суздале, в монастыре).
Перед тем, как выйти из квартиры, (никуда не денешь – женщина!) еще раз внимательно оглядела себя в зеркало, проверила, в порядке ли косметика, расправила белоснежный мех на шапочке.
Замирая от страха, нажала кнопку звонка Жениной квартиры и даже обрадовалась, когда узнала от мамы, что Жени нет дома – это была передышка перед трудной встречей.
Увидев на кухне незнакомого мужчину, мельком взглянула на него с неприязнью – в ее сценарии, который она мысленно себе представляла, никто посторонний не предполагался. Сидела перед чашкой чая с плавающей на его поверхности лимонной долькой и молчала. Сосед тоже молчал. Обоим было некомфортно, пауза явно затянулась. Наконец, чтобы разбить неловкость, незнакомец спросил:
- Как вы встретили Новый год?
- Ужасно! – сердито бросила она.
- Да что вы, неужели? – изумился незнакомец. Галя отметила про себя: голос у него был мягкий, приятный. Да и вообще симпатичный мужчина – похож на артиста Яковлева в роли поручика Ржевского в фильме «Гусарская баллада». В детстве она любила этот фильм и была влюблена в Яковлева (Ипполит, кстати, был уже трезв – в реальности этого фильма вообще быстро трезвеют).
- Представьте себе, ужасно. А вы как встретили? – спросила Галя, чтобы поддержать разговор.
- А я, пожалуй, еще хуже, чем вы, - Ипполит вздохнул и грустно, по доброму улыбнулся.
- Что вы говорите? – у Гали уже появился неподдельный интерес к этому незнакомому мужчине, которого ей почему-то стало жалко.
Ничто не сближает людей так, как общее несчастье.
- А кем вы работаете? – спросила Галя. Вообще-то, ей было все равно, где он работает. Просто хотелось еще о чем-то спросить и услышать в ответ его мягкий приятный голос.
- Я инженер. Вообще-то, я не москвич. Я всего полчаса назад прилетел из Ленинграда.
- Из Ленинграда?! – воскликнула Галя.
- Да. А что вас так удивило?
- Так, ничего, - Галя нахмурилась.
- Вы бывали в Ленинграде?
- Была… Отвратительный город!
- Разве? Странно, впервые в жизни встречаю человека, которому не нравится Ленинград. А нельзя ли узнать, почему вы его так не любите?
- Потому что он отвратительный! – почувствовав, что в таком ответе нет никакой логики, добавила:
- Потому что туда женихи сбегают, - и почувствовала, что получилось еще глупее.
Ипполит посмотрел на нее внимательно, что-то соображая. Возникла пауза. Наконец он спросил:
- Простите, вас Галя зовут?
- Да, - изумилась она. – А откуда вы меня знаете?
Наконец-то Галя узнала всю эту историю с баней и телепортацией пьяного Жени в Ленинград. Припомнила разговор с Надей по телефону: оказывается, та говорила правду. Когда Ипполит кончил рассказывать, она помолчала и сказала:
- Так вот в чем дело, оказывается. А я думала… Нет, но он-то каков!
- А она-то какова! – поддержал Ипполит.
- Оба они каковы, - подытожила Галя, - что тот, что эта.
- Скажите, вы очень любите Женю, - неожиданно для себя спросил Ипполит и сам испугался своего вопроса.
- Да что там любить! – с болью выплеснула Галя. – Как я устала с ним за два года… Разве это мужчина? Овца, манная каша!
- Овца? – усмехнулся Ипполит. - О, плохо вы его знаете.
- Это я плохо его знаю? Попробовали бы вы с ним пожить два года!
- Спасибо, мне и одной ночи хватило. Сыт по горло, - Ипполит провел ребром ладони посередине горла, показывая, в каком месте кончается его сытость Женей.
- Главное, ведь что обидно: у всех мужчины как мужчины, а мне достался какой-то малахольный. – Галю, что называется, понесло, ей захотелось выплакать в ипполитову жилетку все слезы обиды и оскорбленного девичьего самолюбия.
- На минуту оставить нельзя. Только отвернулась – он уже в Ленинграде. И там его какая-то змея уже к рукам прибрала. Могу ее поздравить – отхватила сокровище! Интересно, в какой город он сбежит от нее?
- Он же не нарочно в Ленинграде оказался, - напомнил Ипполит.- Он же с друзьями в баню пошел. У них традиция: каждый год перед Новым го…
- Да пошел он в баню! Я даже рада, что наконец-то от него избавилась. Никогда не нравился этот размазня. Мне всегда нравились мужчины в возрасте… ну, вот как ваш, например. Чтобы муж был серьезный, положительный, надежный. Чтобы я с ним чувствовала себя как за каменной стеной. Знаете, мой папа умер, когда мне было четырнадцать лет, и я еще девчонкой мечтала, чтобы мой муж был похож на папу. Он был такой большой, сильный. Водил меня в зоопарк, в городской сад, катал там на карусели. А когда мы возвращались домой, если я уставала, брал меня на руки, а я обхватывала его шею руками и прижималась к его широкой груди… Мама была другая – вспыльчивая и часто нас с сестрой шлепала. А папа ни разу пальцем не тронул.
- А сколько лет вашей сестре? Она старше вас?
- Младше. На пять лет младше. После смерти папы мне пришлось быть ей и за маму, и за папу. Маминой зарплаты не хватало – пришлось работать и учиться на вечернем. Подруги с мальчиками гуляли, а я до поздней ночи за книжками сидела. Сейчас все подруги кто замужем, кто развелись, и сестра тоже замужем, сыну ее два года. А я все одна… Наверно, я никогда не выйду замуж.
Ипполита передернуло, как от боли – он не выносил женских слез.
- Ну что вы, вы такая красивая, у вас еще все впереди.
Когда Галя успокоилась, промакнула надушенным платочком слезы (тушь на глазах немного потекла), Ипполит тоже решил раскрыть душу.
- А мне всегда хотелось такую жену, чтобы была верной и любила бы только меня. Я с детства чувствовал себя брошенным. Мама у меня была актрисой, работала в театре, а потом и в кино снималась. Татьяна Светлова – не знаете такую актрису?
- Не припомню.
- Ну, правильно, где вам ее знать – она все больше в эпизодах да в ролях второго плана снималась. Все мечтала получить главную роль, да так и не дождалась. У актеров, знаете, жизнь цыганская – то на гастролях, то на съемках. А когда ни того, ни другого – днем репетиции, вечером спектакли. Я рос без женского внимания и чувствовал себя брошенным… Отец был другой. Он работал главным инженером на большом заводе, не пил, не курил, не ругался матом. Я его очень любил и хотел быть на него похожим. И он сам учил меня: «Сынок, бери пример с отца. Всю жизнь я трудился не покладая рук, стремился к успеху, к достатку – и вот смотри, чего я достиг: квартира – дом полная чаша, машина, дача. Чего еще желать?» Мама была другая. Они с отцом часто ссорились. Чтобы я не слышал, запирались на кухне и долго ругались. А я все равно слышал. Отец жутко ревновал маму и, как я сейчас понимаю, не без основания. Актерская среда – сплошная богема, «сплошной разврат», как говорил папа. Непутевая у меня была мама, и не зря ее отец ревновал.
- А вы любили кого ни будь кроме Нади? – спросила Галя. Исповедь Ипполита она слушала внимательно, глядя ему прямо в глаза своими широко раскрытыми глазами. Под этим сочувственным, понимающим взглядом хотелось говорить, говорить, доверчиво обнажая душу перед этой незнакомой, в сущности, чужой ему девушкой.
- Любил… взгляд его сделался грустно-задумчивый. – Еще в седьмом классе впервые влюбился в одноклассницу и соседку по дому Танечку Мигунову… Три года мы с ней встречались, а потом она меня бросила и ушла к парню на три года старше. Спортсмен, на целую голову выше меня. Он приезжал к нам во двор на мотоцикле, она садилась сзади, и они уносились куда-то у меня на глазах. Как я страдал… А в институте у меня появилась Оля Рязанова, однокурсница. Мы с ней решили пожениться, как только закончим институт. Вот получили дипломы, стали готовиться к свадьбе, и вдруг она мне заявляет: «Прости, я полюбила другого»… С тех пор у меня как болезнь – мне все время мерещится, что стоит мне сойтись с женщиной, как она меня обязательно бросит и уйдет к другому. Как подумаю об этом – прямо делаюсь сам не свой. Просто бешеный становлюсь, ничего не могу с собой поделать. Наконец нашел девушку… Умная, красивая, интеллигентная, поет замечательно. Я решил: в эту новогоднюю ночь сделаю ей предложение. Прихожу к ней, а у нее, представляете, этот Женя… Я уж не знаю, у меня просто руки опускаются! Я, когда ехал к ней, заранее решил: если и с Надей не получится – все, значит не судьба, быть мне до гробовой доски холостяком. Я вот думаю: если от меня все время уходят, значит, во мне что-то не так? Вот вы – женщина. Скажите мне откровенно: что во мне такого, что женщины меня бросают?
- Да что вы, все у вас «так». Такой приятный, умный, положительный мужчина.
- Это вы чтобы утешить меня говорите…
- Честное слово, правда. Да вы… да за вас любая пойдет! Вам стоит только пальцем поманить…
Возникла пауза Ипполит недоверчиво смотрел в Галины глаза и видел в них: Галя говорила искренно.
- Вы так думаете?
- Уверена!
- А если опять бросит, сбежит к другому?
- Перестаньте об этом. Так думать – только беду накликать. А вы думайте, что вы хороший, умный, привлекательный – и все у вас получится.
В кухню вошла Женина мама:
- Вы, наверно, заскучали тут.
- Да что вы, Марья Дмитриевна, - сказала Галя, - мы тут очень хорошо разговариваем.
- Я, пожалуй, позвоню Мише. Что-то они там загулялись.
Марья Дмитриевна вышла из кухни звонить, но скоро вернулась:
- Позвонила Мише, у него их нет. Полчаса назад они поехали к Катанянам, а к Катанянам – это надолго. Их там скоро не отпустят, раньше ночи не вернутся. А телефон Катанянов я не знаю.
- Ну, что ж, мне пора домой, - сказала Галя, вставая. Улыбнулась Ипполиту: - Приятно было познакомиться. Спасибо вам за все.
- Что вы, это вам спасибо. Мы так хорошо с вами поговорили. Может, когда-нибудь еще увидимся.
- Кто знает…
- Я, пожалуй, тоже пойду.
Ипполит подумал, что хорошо бы проводить Галю до остановки, но не решился: вдруг откажет.
Он вышел с ней в прихожую, подал ей шубку. Глядя в зеркало, Галя прихорашивалась, поправляла пушок на белоснежной шапочке. Она знала, что эта шапочка ей очень идет, и ей было приятно сознавать, что Ипполит оценил эту шапочку и оценил ее как женщину. Сунула руку в карман пальто, нащупала ключи:
- Ой, чуть не забыла. Пожалуйста, передайте это … Всего доброго. Да, и с Новым годом, конечно. Желаю вам в новом году встретить свою единственную и, наконец, жениться.
- Спасибо. И вас поздравляю, и вам желаю того же. Пусть в новом году к вам придет настоящее женское счастье.
- Спасибо.
- Дверь захлопнулась, Ипполит прислушался, как на лестничной площадке зашумел лифт, остановился на этаже. Судя по звуку, двери лифта раскрылись, впустив Галю, потом закрылись, и звук поплыл вниз, навсегда увозя Галю прочь из его жизни.
Он вернулся в кухню и минут пять сидел, подперев щеку и глядя на оставленные Галей ключи, на ее чашку с недопитым чаем. Снова вошла Женина мама:
- Галя уехала?
- Да. Я, пожалуй, тоже пойду. Спасибо вам за все. Вот Галя Женины ключи оставила.
Марья Дмитриевна взяла ключи в руки:
- Это не наши ключи. Она перепутала и, видно, свои ключи оставила. Как же она теперь домой попадет? Вдруг ее мамы нет дома - придется ей возвращаться.
- У вас есть ее адрес?
- У Жени, наверно, есть в записной книжке. А зачем он вам?
- Я сам ей ключи отвезу.
- Да вы не успеете, она приедет раньше вас, и вы разминетесь.
- А я на такси, так что раньше нее приеду и подожду ее в подъезде. Давайте адрес.
Галя стоит на остановке. Вот подходит и останавливается автобус, открываются двери. Галя шагнула к дверям, но вдруг остановилась в нерешительности. Потом повернулась и пошла прочь. Автобус закрыл двери и уехал без Гали, а она подошла к телефонной будке. Камера уходит влево, и зрители видят, как недалеко от остановки Ипполит садится в такси:
- Четвертая улица Строителей.
А Галя в телефонной будке говорит в трубку:
- Наташка, ты дома? Да, да, и тебя также – с Новым годом, с новым … Можно, я к тебе сейчас приеду? Ладно, потом об этом. Приеду – расскажу.
Квартира Катанянов. Полумрак, горит елка, горят свечи в старинном подсвечнике. На столе бутылка шампанского, конфеты, апельсины, еще что-то. Женя голосом Сергея Никитина поет под гитару грустную песню на музыку Микаэла Таривердиева и стихи кого-то из советских поэтов о том, как двое встретились – и разминулись, и не известно, встретятся ли они снова. Катаняны – муж и жена – слушают. Надя сидит рядом с Женей на диване, слева, и своими изящными пальчиками слегка шевелит его волосы на виске.
Ипполит выходит из лифта, оглядывается. Вот она, Галина квартира. Еще раз на всякий случай посмотрел на бумажку с адресом, позвонил. Так и есть – никого нет дома. Что ж, подождем…
Галя звонит, дверь открывает подруга Наташа. Радостно и возбужденно, сгорая от нетерпения:
- Галка! Ну, давай, рассказывай. Как у вас? Сделал он предложение?
Галя сухо и раздраженно:
- Да подожди ты, дай раздеться. Всегда тебе надо прямо с порога.
Наконец разделась, прошли на кухню.
- А Дима где? (Дима – это муж Наташи)
- Отсыпается после новогодней ночи. Опять напился, как цуцик. В пять утра все порывался к своей маме ехать поздравлять с Новым годом.
- Смотри, как бы его в Ленинград не занесло, - улыбнулась Галя.
- А причем тут Ленинград? Ну, ладно, рассказывай. Сделал он предложение?
- Сделал, только не мне. Точнее, сначала мне, а потом не мне.
- Как так? Что-то, мать, я тебя не пойму…
Ипполит томится, поджидая Галю. Ходит взад-вперед перед Галиной дверью, остановился, посмотрел на часы.
Вот он уже на улице, расхаживает под знакомую музыку Таривердиева перед подъездом, поеживаясь от холода. Ветер сдувает снег с макушки сугроба. Морозно, а ботинки у Ипполита на тонкой подошве. Он снова заходит в подъезд, в тепло.
Снова квартира Наташи. Подруги сидят на кухне, курят.
- Вот такая история, - грустно подытожила Галя.
- Вот сволочь! Ну а тот-то что?
- Кто?
- Ну этот, как его… Ипполит, что ли? Он как, мужик-то ничего?
- Ничего. Я бы на месте этой Нади от него не ушла. Тем более, променять его на Женьку…
- Ни и?...
- Что «ну и»?
- Ты-то ему понравилась?
Галя задумалась;
- Вроде да.
- Зачем же ты ушла? Надо было…
- Ой, ты знаешь, устала я. Ну их, всех этих мужиков. Видно, нет мне счастья. Ждать, надеяться… да лучше одной жить. Ты вот замужем, а много ли радости видела со своим Димой?
- Ты меня с собой не равняй, ты – другое дело. Как же ты его упустила?
- А что я, должна была ему на шею броситься?
- Ну и бросилась бы – не переломилась. Все «прынца» ждешь, что приплывет к тебе на алых парусах. А в наши дни «прынцы» на алых парусах не приплывут, не дождешься.
Галя усмехнулась:
- Да, я знаю, я – дура. В четырнадцать лет прочитала «Алые паруса», и после этого все мерещилось. Мы на берегу Москвы-реки тогда жили, так я все смотрела – не плывет ли за мной кораблик с алыми парусами. Знаешь, мне иногда кажется: вот приду я домой, открою дверь – а там Он. Сидит в кресле и ждет меня. Вот и сейчас кажется: приеду домой – а там Он…
- Нет, ты все-таки не от мира сего. Одно слово - непутевая. Кстати, а мама-то у тебя как?
- Ничего, здорова. Уехала к тете Любе в Саратов на недельку.
Снова квартира Катанянов. Надя голосом Пугачевой поет под гитару песню на музыку все того же Таривердиева и на стихи опять же какого-то любимого Рязановым поэта, а, может, и самого Рязанова – что-то примерно о том, как двое потеряли друг друга, а потом вдруг встретились. Женя смотрит на Надю влюбленными глазами. Надя кончила петь, отложила гитару:
- Знаешь, мы все-таки нехорошо с тобой поступаем.
- Ты о чем?
- О Галле. Ей сейчас так одиноко. Я знаю, что такое женское одиночество…
- Честно говоря, я и сам об этом думаю. Но что я могу сделать?
- Хотя бы позвони.
- Бесполезно, она бросит трубку.
- Тогда надо к ней приехать…
- Боюсь, она не пустит в дверь.
- А мы вот что сделаем: поедем вместе, ты подождешь в коридоре, а я попробую с ней поговорить. Она ведь в лицо меня не знает, а прежде, чем разберет, кто я, я успею сказать ей самое главное. Если все хорошо получится, мы тебя позовем.
- А если она и тебя выгонит?
- Ну, выгонит-выгонит, но попробовать-то все равно надо. Я никогда не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь хоть как-то загладить свою вину перед ней.
- Что ж, давай попробуем, - сказал Женя, вставая. Обращаясь к хозяевам дома: - Ну, спасибо вам за все, еще раз с Новым годом…
- Как, вы уже уходите? – изумились Катаняны, - Нет-нет, мы вас не отпустим, еще рано.
- Простите, но нам очень нужно, - сказала Надя. – Рада была с вами познакомиться…
Опустим прощальную церемонию и посмотрим, что сейчас делает Ипполит. Истомившись ждать перед дверью, находившись из угла в угол, насидевшись на лестничной ступеньке, он вспомнил, что у него в кармане ключи от Галиной квартиры. Конечно, нельзя без хозяев входить в чужой дом, но Ипполит сделал это – возможно, вспомнил: «мы разучились влезать в окна любимым женщинам». Лезть в окно высоковато – восьмой этаж, да и незачем, когда есть ключи. Вошел в прихожую, повесил свое пальто – почему-то вспомнилось время, когда это пальто было новым и модным, а он был моложе. Он тогда должен был пойти в нем на свидание, но не пошел – накануне дня свидания увидел, как его девушка разговаривала на улице с каким-то молодым человеком, и пришел в ярость. Позднее узнал, что тот парень был ее брат, но было уже поздно. Так он ее потерял. Каким ослом он тогда был!
Наружную дверь закрывать не стал. Прошел в комнату, сел в кресло. Так вот где она живет, Галя. Елка, мебельная «стенка», на книжной полке среди сувенирных безделушек Женина фотография. Спокойно, Ипполит, спокойно! Женя – это прошлое, его больше нет.
Новогодние треволнения дали себя знать, в тепле и в уютном кресле придавила накопленная усталость, мысли его стали путаться и он задремал.
Галя едет в автобусе. «С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, всей болью прорастайте в них» - умоляет голос Ипполита за кадром. Под все ту же музыку Таривердиева Галя подходит к подъезду, возле которого, мы помним, мерз Ипполит. Поднимается в лифте, подходит к своей квартире, достает ключи… - и обнаруживает, что это Женины ключи. Опять тащиться к Жене через весь город, а она так устала!
В изнеможении Галя облокотилась спиной о дверь – и вдруг та под ее тяжестью открылась. Первая мысль: обокрали! Торопливо вошла в прихожую, включила свет. На вешалке висит какое-то старое, замызганное пальто. Смутно припомнилось: где-то она уже видела это пальто. Но где? В зале свет. Бросилась в зал, огляделась. Все шкафы закрыты, вещи на месте – вон ее домашний халат на спинке стула, как она оставила его вчера, собираясь к жене встречать Новый год. Не похоже, что кто-то рылся в вещах… А это кто в кресле!?
Женя и Надя едут в автобусе.
- Волнуешься? – спрашивает Надя.
- Немножко.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Ипполит, наконец, проснулся. Открыл глаза, изумился:
- Галя! Откуда ты! – почему-то он назвал ее на «ты».
- Ну, ты непроходимый тупица! – засмеялась Галя.
Женя с Надей подошли к Галиной квартире и с удивлением увидели, что дверь открыта нараспашку. Женя позвонил – никто не вышел. Нерешительно вошли. В прихожей и в зале свет. Женя отметил – на вешалке рядом с каким-то дурацким мужским пальто висит знакомая Галина беленькая шубка, а на полке для головных уборов - Галина пушистая беленькая шапочка, которая ему так нравилась. Значит, Галя дома. Заглянули в зал и ахнули.
- Ипполит! – воскликнула Надя. – Ты как здесь оказался?!
Ипполит и Галя, не обращая внимания на вошедших, продолжают целоваться. Ипполит мельком взглянул на остолбеневшую от изумления пару и тут же отвел глаза – не до них сейчас! А Галя, кажется, и вовсе не заметила гостей, потому что, как и все женщины, целовалась с закрытыми глазами. Гости постояли минуты четыре, ожидая, что на них, наконец, обратят внимание.
- Интересно, перестанут ли они когда-нибудь? – шепотом спросил Женя.
- Пойдем, - Надя взяла его за руку. – Они не могут перестать.
Женя с Надей тихо вышли на лестничную площадку и закрыли за собой входную дверь.
КОНЕЦ ФИЛЬМА
Ну вот, «неполнота и дисгармония жизни», как и положено в святочной истории, полностью и навсегда преодолены. Все точки над i расставлены, все, кому надо, нашли друг друга, и никакой Бекмаметов их не разлучит ни ни тридцать лет, ни на тридцать минут.
…Впрочем, осталась в рязановском фильме еще одна незавершенность, и я не успокоюсь, пока и над этой «и» не поставлю точку. Но это, как говорит Каневский, «совсем другая история», и об этом мы поговорим в следующий раз.
Смотрите и пересматривайте киноклассику.
2 января 2015 г.