Все реже, к сожаленью, вижу
Я печи русские сейчас,
Они мне почему-то ближе,
Чем электричество и газ.
Представить невозможно, сколько
Незаменимый сей очаг
Душ отогрел, хотя не только –
Я б точно без него зачах.
В осеннюю однажды пору
С увала в речку я скатил,
В деревне не было «скорой»,
И печка придавала сил.
На кирпиче ее каленом
Полмесяца тогда лежал,
Горячим молоком топленым
Из тела хрипы выгонял.
Печь - главное в селеньях здешних,
И есть мистическое в том,
Когда в домах дотла сгоревших
Стоит она трубой торчком.
Бросай дрова - и на лежанку,
Нипочем тебе мороз,
Иногда бывает жалко,
Когда не в шутку, а всерьез
О ней на холоде мечтают
Те, кто в синтетике сейчас,
Конечно, если только знают,
Что есть она еще у нас…
Я не забыл о пшенной каше,
О щах наваристых, густых,
О калаче, мечтою ставшем,
И только печь давала их.
Все так, но есть судьба иная,
Навеки связанная с ней.
Об этом от отца я знаю,
Он был бойцом на той войне…
Так вышло, Лева лет в пятнадцать
Вступил в заезжий эскадрон,
Не знал, с кем биться, с кем сражаться,
Но был физически силен.
Гонимый ветром революций,
Кого до пояса рубал?
Как и его жеребчик куцый
Лишь по фуражке различал.
В степях заволжских столько дали,
Хоть день-деньской по ней скачи,
Зверями некоторые стали,
Не свой, ага, давай, «сечи».
И озверевший брата крошит,
А сын отца, ты покажи,
Идею кто такую носит
Купающуюся во лжи?
Стояла осень обнаженной
С платком, свалившимся у ног,
Деревьев облысели кроны
У непроходимости дорог.
А в основном здесь пусто, голо,
Скачи свободно прямиком
В заволжскую любую волость,
Ему же гнать недалеко …
Там, где степная кобылица
Измяла поле ковыля,
Решил он остановиться
И порадовать коня.
В траве седой у саксаула
Спал немолодой казак,
Держа в руке винтовки дуло,
Прикрыв кубанкою глаза.
Его не испугался Лева,
Хотя казак был полон сил,
Бывало, более здоровых
На сквозняках степи косил.
Доставить бы его не мертвым
В отряд товарищей своих,
А им-то для какого черта –
Как будто нет забот других.
Казак, скорее, одичалый,
Наверное, и для него
Бессмысленною бойня стала,
Как и для Левы самого.
Не страшен от грозы бегущий,
Пусть безмятежно дальше спит,
А он стрелой к сосновой пуще,
К Дьяковке, к матери помчит.
Она его сестренки малой
Одна защитница теперь,
Хотя в тревожной жизни стала
Распахивать шире дверь.
И золотые украшенья
В ревком сама передала,
Учить безграмотных решенье
Без возражений приняла.
А дальше – больше, затянулась,
Милицей окрестила дочь,
Но по-другому обернулось –
И даже бог не мог помочь.
Такая разразилась схватка,
Смешалось все – не разберешь,
Анархия – мать порядка,
И крики с двух сторон - «даешь!»
Тут большевик, там воин белый,
И каждый метит прямо в грудь,
Вот Леве и захотелось
К родимой матери прильнуть.
Ковыль бежит ему навстречу,
И, кажется, из травы
Тоской окатывает ветер,
Да так, что хочется завыть.
А конь косит лиловым глазом
В зубах сжимая удила,
Галопом не скакал ни разу,
Хотя без трещин степь была.
Вдали Дьяковка показалась,
И бор сосновый засинел,
На два рывка еще осталось,
На горе, Лева, ты поспел…
А вот и дом с рябиной красной,
Родной обшарканный порог.
«Сынок, наверное, напрасно
Сегодня ты приехать смог,-
Сказала мать, в глазах тревога,
Морщинок резче глубина,-
Бандиты рядом. Их так много,
Что могут завернуть и к нам.
Опасность нависает тучей
И может поразить грозой,
Тебе, сынок, сегодня лучше
Не оставаться тут со мной.
Погибнем все, сестренка тоже,
Быстрее в эскадрон скачи,
А в худшем случае сможешь
От них упрятаться в ночи»
- Давайте вместе, конь мой сытый
И вынесет нас троих.
-Уж, поздно, к нам идут бандиты,
Ведет сосед-предатель их.
Свело от злобы Леве скулы,
В руке привычно шашку сжал,
Ни парабеллума, ни пули
На этот раз с собой не взял.
Слеза скатилась от бессилья,
Как защитить сестру и мать,
Ему б орла степного крылья,
Едва расцвел и погибать.
По существу еше мальчишка,
В седло заброшенный судьбой,
Где приключенческие книжки
Сменились на нещадный бой.
-Бандиты у ворот и будут
Через минуту, Лева, здесь,-
Из печи выбросив посуду,
Ему сказала строго,- лезь,
Сюда, возможно, не заглянут,
И ты останешься живой,
Бог даст, и от меня отстанут,
Не будет брошен жребий мой.
А если крики ты услышишь,
Тем более не вылезай,
Сиди в печи как можно тише,
Бог даст, увидимся, прощай.
Как тесно в глубине кирпичной,
Скрутили, кажется, судьбу,
И, вдруг, раздался голос зычный,
За ним второй, через трубу.
«Ты, Лева не какой-то овощ
И не пирог в печи сидеть,
Кто матушке окажет помощь,
Кто от нее отгонит смерть?»
«Бессмысленный порыв не нужен,
Возмездия наступит час,
Ты молод и безоружен,
Не делай глупостей сейчас».
Второй не согласился с первым,
Из них последовать кому?
От напряженья сдали нервы
И провалился он во тьму.
Но ненадолго, крик раздался
И словно выбили стекло,
В щель над заслонкой постарался
Увидеть, что произошло.
Мурашки поползли по телу:
Признал в кубанке казака,
Которого в степи хотел он
Пленить – не поднялась рука.
Зря Лева пожалел бандита,
А тот хитер, притворно спал,
Теперь его все карты биты,
Некозырной шестеркой стал.
Убийцы в печь не заглянули,
Ушли, булаты не стерев,
Лишь в ножны грубо их ширнули,
От вида крови озверев.
Тебе не надо было, Лева,
Из печки той и вылезать,
Не подобрать помягче слова,
Изрубленной увидел мать.
Потом узнал он, что Милицу
Предатель выбросил в окно,
Перекрестясь, сказал убийцам,
Мол, малое дитя, грешно.
Не пожалел ее, слукавил,
То индульгенция была,
Спасение – себе оставил,
Бандитам - смертные дела.
Когда из дома Лева вышел,
Все видел через лупу слез,
Рога у месяца над крышей,
Ему казалось, буйвол нес.
А в палисаднике рябину
Испачкали до тошноты
Как будто кровью. Горько сыну,
И ощущенье пустоты.
Созвездий расплескались пятна,
В овражке мелком конь храпит,
Его не зря там Лева спрятал,
И вот он мчит на нем в степи.
От всадника тень такая –
Что все пространство заняла,
Один узду в руке сжимает,
Другой - зубами удила.
С минутой каждой все быстрее,
Как из пращи из - под коня
Летят серебряные стрелы
Метелок сбитых ковыля.
В увал рогами месяц впился,
Когда домчался до своих,
И эскадрон как птица взвился,
Расправив два крыла тугих.
Возмездие пришло. Бандиты
Блаженно спали поутру …
Большою тайною сокрыта
Их смерть, но годы не сотрут
Нечеловеческие были:
В колодец побросали их,
И раненных, и живых,
Потом сырой землей зарыли…
Поговорил в Дьяковке как-то
Со старожилом стариком,
Меня интересовали факты
Про бой мальчишки с казаком.
Стояли люди тесно кучей,
И ждали, что произойдет,
Мальчишка и боец могучий,
Печальным должен быть исход.
Собравшиеся ошиблись,
Совсем другому повезло,
На этот раз на поле сшиблись
Месть непреклонная и зло.
Лишь саблей молнии блистали,
У каждого грудь в крестах,
Исполосованная сталью,
И вот сверкнул последний взмах:
«Без головы осталось тело,-
Запомнил старика слова,-
А срубленная голова,
На землю падая, ревела.
Возможно, и ошибаюсь,
Но мне послышалось «прости»,
Хотя подобного не знаю,
И как такое допустить».
Где правда тут, а где неправда,
Попробуй, сразу разберись,
Легенда с былью где-то рядом
В степи глухой переплелись.
Зачем ты, Лева, навестил
В тот день своих сестренку с мамой.
Где бог? Где правда? Нету сил,
Зачем и коммунизм кровавый…
* * *
Лихое времечко прошло,
Боюсь,грядет ему забвенье,
О нем все меньше слышу слов
От молодого поколенья.
Лишь эти вот: «Не печь, улет,
И за заслонкой? Как прикольно,
А драйв был у него не тот»,-
И губы вкривь, и взгляд довольный.
Да, именно такое резюме,
Не раздумывая дали мне
Три школьника. Затронуть я хотел
Их души, однако, не сумел…