“Гебриды” Мендельсона… “Гебриды” Мендельсона! “Гебриды” Мендельсона!!! Для абсолютного счастья мне не хватало только этой музыки. И вот на всю мощь батареечного магнитофона звучит она — воплощение неземного порыва!
Без пейзажей английских-немецких романтиков проживу — здесь природа божественно прекрасна, никакие репродукции, эти костыли действительности, не нужны!
А как прожить без “Гебрид” Мендельсона?…
— Мишка, я ещё пять раз послушаю эту изумительную музыку… и успокоюсь. Пойду готовиться к очередному побегу. Жаль, не успею даже по одному разу услышать увертюры Рихарда Вагнера. А тут ещё Пинк Флойд. Буду вместо Гебрид слушать Пинк Флойд! Нет! Лучше фортепианный концерт Чайковского!
— Эк ты про шедевры великих художников — костыли…
— Миша, я не прав. Я так сказал, чтобы легче было расстаться с тем, к чему пока прирос душой.
Я ещё раз посмотрел на кассеты, которые никогда не послушаю, на альбомы, которые не успею полистать… Неуместно брать с собой то, что мне как бы подарено, но мне не принадлежит, потому что я бегу. Может, всё-таки… Если остаться на острове — это без сомнения моё. Но я бегу!
Я махнул рукой, выключил магнитофон и побрёл к Оленьке, которая успела замаскировать среди подарков шамана наши упакованные вещи. Наши вещи — это то, что от начала было со мною на плоту, то, что подарили нам туземцы. То, что мы сами добыли или сделали своими руками.
Словом, всё, за исключением вчерашних подачек. Чтобы меньше сожалеть об оставленном, я специально называл все шамановы подарки подачками.
— Оленька, мы не пойдём напоследок в деревню? На обед? Я тоже не хочу…
Но Оленька сразу стала собираться в деревню. Она взяла с собой оставшиеся сплетённые ею шляпки — так изящно плести могла только она. И целую корзинку ещё не раздаренных игрушек и сувенирчиков, которые девочки каждый вечер делали, сидя возле костра.
Мы шли по родной тропинке, по которой я больше никогда… Мы почти не говорили. Я нёс бОльшую половину шляпок и корзинку, из-за чего не мог подойти к девочке ближе, чем на метр.
Мне показалось, что Оленька испытывает вину передо мною, поэтому сказал:
— Оленёнок, родная моя… Я очень рад, что мы здесь не останемся. Я так благодарен тебе за то, что… — я не мог придумать, как закончить фразу, и просто сказал: — Ради тебя, ради нашей любви я готов отмести все побрякушки этого мира!
Девочка сразу повеселела. Она бросила шляпки на траву и нежно-нежно обняла меня.
— Оленёнок, прости меня. Я преступник! Я не имел права даже взглядом обидеть тебя! А я…
— Всё хорошо, любимый, — девочка улыбнулась и вдруг уткнулась в мою грудь, сотрясаясь от рыданий.
В центре деревни было шумно. Туземцы готовились к обеду. Оленькины слёзки совсем высохли, она даже была на удивление весёлой и жизнерадостной. Тоскливое возбуждение как рукой сняло.
Откуда-то незаметно вынырнула Светланка и принялась обнимать нас.
— Соскучилась, Белочка?
— Вас так долго не было. Я не могу переносить такие долгие разлуки.
— Ух, какие слова ты умеешь говорить, — я подхватил Светланку на руки, и мы пошли к столику-пеньку, уже приготовленному для нас.
Шамана и вождя среди туземцев не было. Я вопросительно посмотрел на Ольгу.
— Они в своей резиденции, развлекают важных гостей.
Серая Сова, как самая старшая и мудрая, рассказывала о событиях, которые могла видеть только она. Она пела песни, оборачиваясь в нашу сторону. Она же услужливо старалась нам угодить — подносила самые лучшие блюда.
Мы были центром внимания. Все реплики произносились для нас, песни исполнялись для нас. В глазах туземцев я видел искреннюю любовь. Я понял, что за какие-то три месяца мы стали родными для тех, кого я вначале прозвал дикарями.
Мы никогда больше не увидимся, — подумал я и, не раздумывая, отдал Могучему Дубу губную гармошку. Хотел отдать флейту, но решил, что освоить такой инструмент самостоятельно будет невозможно.
Туземец встал, сграбастал меня в крепкие объятья и… отвернулся, чтобы я не увидел слёз.
На обед подавали разваренные до пюре похожие на картофель клубни, козье молоко.
Несколько молодых женщин разгребли угасшие угли костра и достали из-под горячих камней запечённых петухов и куриц.
Серая Сова выбрала самых крупных куриц. Ловко отделив бёдрышки, она залила их густой сметаной. Потом щедро посыпала благоухающей зеленью и поднесла нам.
Я заметил, как она украдкой смахнула слезу и потихоньку себе под нос сказала:
— Вот так же и мы… — и вздохнула.
Я не понял, о чем сказала женщина, но мне показалось, что в эти слова она вкладывает трагедию всей жизни бало-боло.
— Долго нам не придётся вкушать такие блюда, — потихоньку сказал я девочкам и добавил: — но да ладно! Вкусно питаться хорошо, но не это в жизни главное!
Серая Сова, наконец, села к своей семье и стала говорить:
— Мы не знаем, что такое пресыщенность друг другом.
Слово “пресыщенность” я раньше не слышал. Значение этого слова разъяснила Оленька.
— Мужчины знают, что их семейная жизнь рано или поздно закончится. Поэтому мужчины ценят своих жен и детей, а женщины и дети — своих мужей и отцов. И жалеют их, и тоскуют о скором расставании.
Я ел куриные ножки, те, что у нас называют окорочками. Серая Сова грудку петуха вкушала с каким-то благоговением и говорила:
— Ещё вчера я кормила и холила этого красавца-петушка. А теперь ем. Его куриц расселят по другим курятникам. Может, к ним подселят молодого петушка… Потому я должна его не просто съесть, а отправить в благополучное дальнее путешествие на дно океана, — женщина немного помолчала, смахнула слезу и продолжила: — Петухов для того и выращивают… А куриц режут только старых. Они должны цыплят воспитывать.
Туземный фольклор… Просто курятина, просто рыба, просто яйца и фрукты… а сколько вокруг обычной еды напридумано сказок.
Когда все насытились, Серая Сова поднесла нам на блюдце залитые мёдом кисло-горькие ягоды и ласково сказала:
— Любите друг друга. Чтобы с любовью, как с мёдом, сносить любые жизненные трудности. Кушайте, милые. Эти ягоды очень полезные для здоровья, но без мёда их есть нельзя.
Ягоды и впрямь были жгуче-горькими, похлеще чеснока. Но, сдобренные мёдом, они были весьма даже вкусны.
Потом пели грустные песни, а Могучий Дуб с моей помощью осваивал музыкальный инструмент. Оленька раздавала женщинам и детям подарки…
Из полумрака показались вождь и шаман.
— Сана Лево, — голос Бало-мото был на удивление дружелюбным, — желаете завтра посмотреть новые фильмы?
— In English? — спросил я.
— Ах, вы не понимаете английский язык… Не страшно. Мы с Бало-гуру будем за переводчиков.
Я решился задать острый для меня вопрос. Родители девочек. Знают ли пикантные подробности, заберут ли девочек домой, разобьют полноту моего счастья?
— Родители? Нашлись. Им сообщили, что дочки живы, здоровы и счастливы. От родителей Разноцветной Радуги даже получили ответ. Они вполне уважают выбор дочери и, поскольку девочка беременна, готовы предоставить ей полную свободу решать судьбу. Скоро познакомишься с новыми родственниками. Не бойся, мы устроим такой приём… сами захотят остаться. Как отреагируют родители малышки? Кто их знает? В России у всех мужчин одна жена… Да тебе ли бояться? — ты её не трогал, воля не твоя. Не так ли?
Подошли “отпускники”. Они радушно приветствовали нас и жестами показали, насколько рады видеть прекрасную дружную семью. Во взгляде седого господина я не заметил ни капли хищной похоти.
Мне было немного стыдно, что за гостеприимство мы отплачивает тайным побегом.
Но я уже плыл… Навстречу судьбе, навстречу новой жизни! Охваченный детским восторгом путешествий.
И в мечтах приближал блаженный момент прощания с райским островом.