Вера 4-6

Виктория Белькова
 Моей бабушке Соболевой (Маньковой) Вере Сергеевне посвящаю

(На фото Вера Сергеевна со своим братом Павлом Сергеевичем, начало 70-х ХХ века)

   
    «Не говори людям о Боге, если тебя
     не хотят слышать. Живи так,
     чтобы тебя спросили о Нем.»

           Патриарх Сербский Павел



                4


      Детские воспоминания о дорогих мне людях всплывают в памяти яркими пятнами. Вот в Унене мы с бабушкой идем за водой к колодцу. Она несет коромысло и ведра. У колодца мы набираем воду, а потом я бегу на  другой конц колодезного журавля, к которому привязан тяжелый камень и усаживаюсь на него, как на качели. Бабушка невысоко качает меня и улыбается. Я счастливо смеюсь.
Вот дед сажает меня на лошадь, которую сам ведет под уздцы. Высота слегка пугает меня, но страх быстро сменяется восторгом. Крепко держусь за железную дужку на седле. Дед смеется, пересказывая нашу прогулку бабушке: «Держалась, как клещ!»


      Начало семидесятых. Пасха. Мы с родителями едем на санях из Балухаря в Унен – к нашим старикам. Пасха, видимо, была ранняя,- поэтому и сани. Сестра и я приготовили подарки бабе и деде – крашеные обычными акварельными красками яйца. Мама перед дорогой предложила передать яйца ей на сохранение. Лена, сестра, благоразумно послушалась маму,  а я заупрямилась и всю дорогу сжимала крашеное яичко в кармане, в потном кулачке, представляя, как мой подарок обрадует бабушку. Финал получился предсказуемым: у сестренки яичко было празднично красивым, а весь рисунок на моем подарке расплылся и потек. Всем было весело, кроме меня, наказавшей саму себя своим упрямством.
Еще воспоминания. Мне лет пять. Бабушка что-то вкусное жарит на сковороде. Спрашиваю:

 – Что это?»

Оказалось – голубцы. Потрясенная услышанным ответом, я подхожу к деду и тихо шепчу:

 – Деда, а сколько голубей ты застрелил?


 Всеобщий веселый смех заглушил ответ деда.




                5


      А вопрос мой был неспроста. Дед Михаил в молодые годы был общепризнанным лучшим охотником в округе. Чтобы Михаил Черный вернулся с охоты пустым – такого не было даже при самой неважной охоте. А деда действительно прозвали «Черным» за жгуче черные глаза, волосы и смуглую кожу. Прозвище это как-то сжилось с ним и, насколько я помню, его не обижало. Охотничье ружье всегда висело над кроватью, вместе с патронажем, полным патронов. Все это располагалось на рогах убитой дедом косули. Никто в семье, кроме деда, не имел права прикасаться к этому оружию. Так было в семьях и других охотников. Вместе с тем, случаев, чтобы кто-то по кому-то открыл пальбу, почти не было. По рассказам родителей вспоминаю только один такой случай, когда погиб человек.


       Дед был также отличным рыбаком.  Сам вязал и чинил сети, латал лодку. Рыбы привозил много, ваннами. Себе оставляли с ведерко. Основную часть раздавали приглашенным соседям, каждый брал себе, сколько хотел. А тем соседям, кто не мог прийти, бабушка разносила рыбу сама. И никаких денег! Как изменилось всё с тех пор, как изменились мы!


      Вот еще воспоминания. Летний теплый вечер в Унене. Мы с бабушкой сидим у открытого в улицу окна, ждем корову из стада. К оконной створке вместо ручки привязана за гвоздик тонкая бечевка. Я сижу на подоконнике и то закрываю, то открываю половину окна.  Прабабушка Аня, бабушкина свекровь, сердится, мол, много воли дают ребенку. Бабушка возмущается в ответ:
 
 – Надо же ребенку чем-то заниматься!


      Но, чтобы не сердить свекровь, переключает мое внимание: достает из буфета ручной работы старую сахарницу, в которой хранились разноцветные бусины от старых бус. Бабушка называет их корольками. Рассказывает о том, что в молодости они с подружками делали сережки из таких корольков. Настоящих серёг не было, а очень хотелось молодым девчонкам нарядиться.  Корольки от бус они нанизывали на тонкую проволоку и вдевали в уши. По ночам уши от тяжелых украшений болели. И она показывала, как придерживала рукой самодельные серьги, чтобы боль была поменьше.


      Я смотрю на неестественно растянутые мочки ушей и понимаю, что все, что говорит бабушка – правда. И про себя мечтаю о том, что когда вырасту, подарю бабушке самые красивые сережки в мире, настоящие! Но при ее жизни моих личных сбережений хватало лишь на дешевую бижутерию за 4-5 рублей с синими или розовыми стеклышками.  Но не смотря на дешевизну,  каждому такому подарку она радовалась, как ребенок.



                6


      Бабушка очень баловала нас с сестрой. Используя слова известной поговорки, можно сказать, что  она воспитывала исключительно пряниками, забыв про кнут совершенно.  Помню, как она сшила себе у портнихи новое платье. Как и все бабушкины наряды, оно было простеньким.  Единственное украшение платья – три крупных пуговицы, которые переливались разными оттенками красок и смотрелись, как три броши. Мне было года четыре. В таком возрасте для ребенка неизбалованного игрушками, эти пуговицы представлялись настоящим сокровищем.

  – Хочу эти пуговки!- это было первое, что я сказала, увидев платье.

Никакие уговоры и доводы на меня не действовали.  Я стояла на своем. Дед и свекровь ворчали, что не надо идти на поводу у капризного ребенка. И были совершенно правы! Сейчас, как родитель, я это очень хорошо понимаю. Но бабушка любила нас сверх родительской любовью. Она берет ножницы и начинает отрезать пуговицу. Но мне одной мало, я требую все три! Смирению этой святой женщины нет предела – она отрезает все три пуговицы с нового платья на потеху любимому чаду.


     Развязка произошла в считанные минуты. Пуговицы не уместились в моей маленькой ладошке, одна из них выскользнула, покатилась по полу и легко проскользнула в щель между старыми рассохшимися половицами. Не хочется вспоминать, что пришлось услышать в свой адрес бабушке со стороны домочадцев. Напуганная и пристыженная  я сама вернула две оставшиеся пуговицы, которые бабушка тут же пришила на место. Так на платье и осталось пустое место, глядя на которое, я долгие годы вспоминала произошедший в детстве случай.  И эти воспоминания до сих пор жгут меня стыдом.


     Две оставшиеся пуговицы после ухода бабушки в мир иной мы с сестрой взяли на память. В нашей семье пуговица, к сожалению, не сохранилась.  А в семье сестры пуговица хранится до сих пор в шкатулке с украшениями и, не имея никакой материальной ценности, для нас является самой дорогой реликвией, близкой и понятной только нам.

                Продолжение по ссылке

http://www.proza.ru/2015/01/06/506

На фото: бабушка Вера с братом Павлом