Все соседки-ровесницы называли её «Санька». Те, кто был намного моложе её – «тётя Санька». Для меня же она была «бабушка Саня». А скорее всего, была всем: и отцом, и матерью (когда те по несколько месяцев работали вдали от дома), и подругой, которая выслушает, посоветует, поможет…
Больше всего в детстве я любила с ней беседовать в её полутёмной комнате, когда солнце уже почти село, а лампу ещё не зажигали: экономили керосин. Электрический свет появился у неё в домике почему-то гораздо позже, чем в других домах. Пожалуй, в середине семидесятых годов.
- Ба, расскажи мне о своём детстве, - попросила я её как-то.
- Какое там детство? Рано пришлось повзрослеть. Росла я круглой сиротой. Отец наш ушёл на гражданскую войну, да так и не вернулся. А мать решила вместе с другими женщинами-односельчанками пойти в Иерусалим, чтобы искупить все свои прегрешения да помолиться за нас, своих детей. Но назад так и не вернулась. Длинный пеший путь, недоедание ослабили её и без того далеко не крепкое здоровье. Укачалась, когда плыла домой на пароходе через море, и скончалась.
- И вы остались на попечении дедушки, – продолжила я.
- Да. А сегодня приснился мне мой дед Гриша таким, какой он был в молодости: высокий и статный, - произнесла она со скупой улыбкой. – В конце своей жизни он выглядел сутулым и немощным. Ещё бы! Шёл ему ни много ни мало девяносто первый год, а на руках - трое несовершеннолетних внучек, - добавила Ба теперь уже с грустью.
- А как ты вышла замуж? – робко, с девчоночьим интересом спросила я её.
- Как? Нежданно-негаданно, - произнесла она задумчиво. - Однажды вечером дедушка, опираясь на свою палку, подошёл к завалинке возле нашей хаты, присел на неё. Рядом примостились мы, три его внучки: Наденька, Любонька и я. Глядя куда-то в сторону, он произнёс:
- Стар я стал. Не под силу мне вас растить. Решил тебя, Санька, замуж выдать. Недавно Михаил, соседский сын, интересовался тобой. Чем не жених? Парень он работящий. Семья небольшая, хорошая. Хозяйство держат: с голоду точно не умрёшь. А, может, и сестёр чем-либо хоть изредка подкормить сможешь. Иначе все погибнем.
- Разве можно было возражать дедушке, который заботился о нас долгие годы? Уже тогда я догадывалась: хотелось ему устроить мою судьбу, пока жив.
Я согласно кивнула, понимая, что не могла хрупкая девчушка предложить другие варианты спасения своей семьи. Где они? Какие? Из её прежних рассказов знаю, что на тот момент она уже работала в обеспеченной семье: нянчила их детей, помогала по дому. За это хозяева её кормили. Ели все члены семьи вместе с работниками за одним столом трижды в день: ранним утром, в обед и, конечно же, вечером. Покупали кое-что ей из одежды, а денег не платили. Помочь своим не было никакой возможности.
- В конце недели, - после некоторых раздумий продолжала моя Ба, - Михаил с родителями пришёл ко мне свататься. Вскоре обвенчались. Свадьбу решили не играть. Родителей моих давно уже не было в живых. В доме дедушки ни приданого, ни продуктов…
- Да и время в стране было неспокойное, невесёлое, не до свадеб, - добавила я.
- Верно. Вот и началась моя семейная жизнь в трудах да в заботах. А по воскресеньям, как и предсказывал дедушка, мы с моим Михаилом ходили в гости к нему и к сёстрам. В узелок старалась положить как можно больше продуктов: хлеба, сала, овощей.
Не дожидаясь следующего вопроса, она продолжила:
- Так и жили год за годом. Появились у нас дети. Старшая дочка родилась болезненной. На четвёртом году жизни умерла. Вскоре родился сын. Потом - твоя мама, а спустя три года – дочки-двойняшки: Танюшка и Ниночка.
Она замолчала. Каждый из нас погрузился в свои мысли. В голове у меня вертелось:
- Как же много бед выпало на долю моей бабушки: круглое сиротство, раннее замужество, смерть ребёнка, голод 30-х годов… Может, не стоило судьбе испытывать её снова и снова? Куда там? На пороге уже стояла Великая Отечественная война.
Вспоминаю рассказ моей мамы о том, как её, 15-летнюю рослую симпатичную девчушку, бабушка отсылала к своей лучшей подруге, когда немцы заняли наше село. Там маму и хозяйскую дочь Полю прятали на лежанке за занавеской.
А когда двое из немцев остановились на постой в бабушкиной хате, решила она днём прятать старшую дочь в самом конце огорода в каких-то колючих кустарниках.
- Вроде бы не нагло ведут себя, но мало ли что у них на уме? Старайтесь на глаза им лишний раз не попадаться, - предостерегала бабушка Саня маму и её младших сестрёнок. - Думаю, в колючие почти непролазные кусты дерезы они не сунутся, так что сиди там смирно, не выглядывай, - строго наказывала она старшей дочери. – Хлеб и вода у тебя есть. Когда уснут, позову спать в хату.
Каждое утро немцы спрашивали:
- Матка, млеко, яйки есть? Давай!
И приносила она им яйца и молоко.
- Приходилось отрывать от своих детей и отдавать им ради того, чтобы тех не тронули, - вспоминает бабушка. - Вдруг обозлятся. Совсем худо будет, если узнают, что старший сын воевал против них? А муж и сейчас сражается где-то под Сталинградом.
Правда, к тому моменту сына уже не было в живых. Погиб под Ростовом. Получила она на сына похоронку и оплакивала его каждый день. Но вряд ли они могли бы понять её горе, материнские чувства.
Хотя, по словам бабушки, «было и в их душах что-то человеческое». Когда возвращались они со службы в хорошем настроении или садились пить чай, то нередко по кусочку сахара давали младшим девочкам. По тому времени это было необычайное лакомство.
Едва покинули немцы село, как новая беда постучалась в дом к ней. Пришло Извещение: «Ваш муж … погиб при защите Сталинграда».
Став взрослой, я побывала в Волгограде. Посетила "Историко-мемориальный комплекс "Героям Сталинградской битвы" на Мамаевом кургане. Знаю, что вдоль серпантина, в холме, перезахоронены останки более 34 тысяч воинов – защитников. И вряд ли это все, погибшие окрест.
Медленно вхожу в Зал Воинской Славы. Здесь охватывает особый трепет. Волнует всё. Траурная мелодия. Смена Почётного караула. Рука, держащая факел Вечного огня… Но что это? На стенах пантеона тридцать четыре огромных мозаичных панно от пола до потолка. На каждом из них, в два ряда, тянется бесконечный список имён павших героев. В страхе поворачиваюсь назад – и снова имена, имена… Значится среди них и фамилия, имя, отчество моего деда. Это что? Совпадение? Вряд ли. Ведь похоронка-то на него пришла из-под Сталинграда.
Чуть позже посетила эти священные места и моя мама. Жаль, что так и не удалось побывать на месте гибели своего мужа моей бабушке. Так уж случилось, что к тому времени бабушка Саня была уже стара для длительных поездок на рейсовых автобусах, причём с несколькими пересадками.
Она ровесница века. Из поколения, которое пережило целую череду страшных событий: три крупные революции, четыре войны, потеря многих дорогих её сердцу людей… Однако всё это не сломило, а закалило её характер. Был он у неё твёрдый, а порой и жёсткий. Но не жестокий. Хотя, бывало, «вляпаюсь в какую-нибудь шкоду», бабушка у мамы спрашивает:
- Может, ремня ей всыпать?
Та пожимает плечами. На что бабушка добавляет:
- Ещё раз такое повторится, сама выпорю, - обращается теперь она ко мне. Но такое не повторялось. Было что-то другое. А диалог был подобный первому. Так мы оказывались на пороге ссоры, но никогда не ссорились и не обижались друг на друга. Она чувствовала свою правоту, а я – свою вину.
Покоряла меня в ней широта её души. Все в округе за несколько вёрст, кто нуждался в помощи, получал её от самой бабушки или от тех, кому эту помощь было под силу оказать. Но всё это происходило под чутким руководством нашей Саньки.
Сидя с соседками на завалинке, она вдруг спрашивала:
- Так ты, Клава, завтра хлеб будешь печь?
- Да, тёть Санька, - отвечала та.
- А я собираюсь пойти к старушкам-сестрицам, бывшим монахиням, и понести им молока да сметаны. Может, ты свежего хлеба передашь, чтоб поминали и твоих умерших родителей? – как-то ненавязчиво предлагала она.
- Да, конечно, передам, - душевно отвечала Клава.
Кто ж откажет? Святое дело – поделиться продуктами с больными, немощными или калеками. В моём селе было заведено так и только так!
Может, потому что жила там моя Санька и люди, подобные ей? Сейчас мне кажется, даже уверена я, подобное отношение к нуждающимся скрасило, а кому-то и продлило жизнь.
Приближение зимы – время особых забот для многих сельчан, для Саньки - вдвойне. Надо было привести в порядок хату-мазанку. Заготовить овощи. Утеплить подвал. Запастись топливом на всю зиму. То же самое надо было сделать для тех, у кого сил на это не было. Вот и брала на себя Санька их хлопоты, привлекая своих знакомых.
Она заблаговременно договаривалась с соседом:
- Павка, завтра утром запряги лошадь в бричку. Я возьму в помощники двух женщин, проедем по улице, соберём кизяки (топка для печей в селе из навоза и соломы) и отвезём слепой Насте. А на другой день – сестрицам-монахиням.
Бричка проезжала по улице, каждая хозяйка со двора выносила по нескольку кизяков, клала в повозку. Когда её набирали полную, отвозили и складывали топливо в сени, чтоб оно оставалось сухим и его было удобно брать.
А потом надо было составить график (устный, конечно) для тех женщин, которые будут приходить и растапливать печи старушек.
А потом надо будет следить, чтобы были у них всегда продукты.
А потом надо будет расчищать снег, чтоб хаты их не замело.
А потом надо будет …
В православии третьего декабря отмечается Празднество Введения во храм Пресвятой Богородицы. Именно в этот день на девяносто пятом году своей жизни, никого не обременяя своими болезнями, ушла из жизни Санька, моя просто «Ба».
Случайно ли в такой день? Не знаю. Знаю лишь, что многие годы не покидало меня такое ощущение, будто не стало половины меня.