Тоненькая струйка побежала вниз по мертвенно-бледной коже в рытвинах, крепко стянутой сеточкой колготок, как кусок ветчины, перевязанный бечевкой. Капли мутной, серо-желтой жидкости стекали по черному лакированному каблучку, падали на мерзлый черный асфальт и поднимались зловонным паром в воздух. Дым мятого, изжеванного окурка смешивался с затхлым запахом испарений и улетал ввысь, в чистое, сияющее белизной утро. Она, зажмурившись и стиснув зубы от боли, исказилась в угловатой позе и истекала своими соками на омертвевшую ноябрьскую землю. Влажное от смердевшего пота, черное платье второй кожей обтягивало грубые кости и облипало выпирающие суставы.
Солнце еще лениво потягивалось в постели, ободранные птицы склеили свои ненасытные клювы, а потому в этом склепе пока что было несравненно тихо. В высотных домах чернели пустые глазницы окон, тишину покрытых ледяной коркой улиц лишь изредка нарушал скрип ржавых моторов. Одиноким путникам пыльных дорог очень не хватало тепла в безлюдное осеннее утро. В эти часы на широких проспектах и в тесных переулках ползали, волоча обожженные крылья, покалеченные ночные бабочки.
Вот, наконец, последняя капля стукнулась об лед, изо всех сил прижалась к нему, и замерзла, отдав ему все тепло своего воспаленного сердца. Между сухими, обветренными губами прополз хриплый выдох облегчения, а затем со свистом вонзился обратно в приоткрытый рот, промчался вдоль тонкой шеи и наполнил больные легкие.
— Неудачный улов, — подумало насекомое. — Сегодня крыльям холодно. Не надо посыпать головку пеплом.
Хрупкие дуги ножек с цоканьем продвинулись на пару шагов в сторону шоссе, подогнулись и неуклюже уронили тяжелые кости на край стертого ступнями горожан тротуара. Кисть левой руки судорожно скользнула в узенький карман, ухватила длинными глянцевыми ноготками запачканный мобильный телефон с треснувшим экраном и прижала его к неровной коже цвета слоновой кости. Растянув губы в узкую дугу, женщина мычала, смеялась, произносила чуть хриплым меццо-сопрано ласковые, греющие слова любви.
Перламутровые чешуйки медленно расправились, и легонькие крылышки засверкали в ярком свете солнечных лучей уникальным сквозным узором с темно-коричневой каймой, за который многие достойные отдали бы все.