(Отрывок из книги)
Невообразимо хорошая,
Встала на лед запорошенный.
Смертью-судьбою брошена
В звездную бездну
Свою...
Под патефонной иглою,
Взгляд застилая слезою,
Шипит ереванское танго -
Люсенька! Где ты?
Молю......
(V.Suskin)
Те ужасы, которые Огурцов видел в той деревне: трупы, отрубленные и разрубленные головы, пальцы, валяющиеся на полу и кровь, кровь, кровь. Кровь везде … И на потолке, и на стенах и даже лужа красного в сенях. И пока Огурцов работал, все это было … терпимо, что ли, а вот когда работа закончилась, ему стало так плохо, так нехорошо, будто он не взрослый мужчина и опытный Эксперт, повидавший многое и многих, а неоперившийся школяр, в жизни не ведавший никаких неприятностей. А еще у него возникала обида и недоумение, на весь этот несправедливый мир, причем обида носила оттенок именно детской обиды:
- Как, почему? Зачем? Ведь такого быть не должно … Это несправедливо, так нельзя, нельзя … почему дети?
И эти слова «Несправедливо, …. нельзя!», в голове доктора Огурцова звучали долго и как-то беспокойно. Порой это состояние становилось навязчивостью, временами переходящей в некую депрессию. И тогда Огурцов прибегал к испытанному «лекарству». Нет, нет, это было вовсе не то, о чем подумает опытный читатель, совсем не то! Для «лечения» таких состояний использовались звезды! Звезды ночного неба, раскинувшегося от горизонта до горизонта. И чем больше их было на ночном небосводе, тем быстрее он приходил в себя. За долгие годы, рассматривая это мерцающее чудо, он постепенно составил некий мысленный «Кодекс Жизни Звездного Братства», понимание которого пришло к нему после очень долгих раздумий о жизни звездного неба.
И этот уход от реальности в звездную страну, мысли о звездах и их жизни, лучше всего отвлекали от тяжелых мыслей, а перенастройка мозга позволяли доктору стряхнуть все тяготы морального бытия, или наоборот – небытия! Это было здорово, это было интересно и молодой Огурцов еще тогда, в самый разгар буйства атеизма и коммунизма называл ночное и звездное небо Глазами Бога. И глядя в эти глаза, он чувствовал, что и они смотрят на него. Эти глаза всегда были разными: в ясном ночном небе января они, несмотря на царивший вокруг холод, нередко источали тепло и несли его Огурцову. В весеннем небе они оглядывали Огурцова с легкой укоризной, как бы говоря: «иди, иди, мир земной просыпается, иди». А вот летом Глаза Бога почти всегда спали. Нет, нет, они все так же сияли и мерцали, но как-то отстраненно и даже отрешенно: «Иди и не мешай нам». А осенние Глаза Богов всегда укоряли Огурцова, мучительно и тяжко. Он не любил смотреть в Глаза Богов осенью! В другие времена года любил, а осенью – нет. Особенно в Октябре, в самом его конце. Почему, просите вы? Да все просто:
Воспоминания - навязчивое бремя.
Ответа ждать? Забыть?
Все невпопад.
Не исцеляет мук привычных время,
Вино застынет, все засыпет снегопад.
Оконце слепнет от колосьев ледяных,
Тьма застилает душу,
(V.Suskin)
… ведь именно в эти, последние дни октября 1967 года погибла школьная любовь Димки Огурцова, как, впрочем, всех мальчишек их класса. Эту девочку любили все, любили даже не за красоту - хотя она была, бесспорно, красива той редкой красотой, которую признавали все: и мальчишки, и девчонки. Вот пред Огурцовым лежит ее единственная сохранившаяся фотография: абсолютно правильное лицо с густой темно-русой короной волос и разглядывая в тысячный раз ее лицо Огурцова поражало ее лицо, вернее его полная симметрия её лица. Все – и мужчины и женщины непременно воскликнут - такого не бывает!!! Да и зачем? – насмешливо парируют опытные дамы: в асимметрии есть именно та изюминка, которая делает лица женщин не просто красивыми, а необычно красивыми.
- А вот и неправда! Её лицо было абсолютно симметричным и безумно красивым и немалую роль в этом играли большущие синие, даже густо-синие глаза.
А еще ее звали Люська-Из-Созвездия-Лебедя. Именно Люська и никак иначе. Люська! - так ее звали родители – Люська, так её звали учителя. Почему её так все звали, рассказала ее старшая сестра. Когда она была маленькой ее звали Люся, Люда, а чаще Людмилка, а вот Люська – почти не звали. А потом она взяла и замолчала: молчала день, молчала два, молчала неделю. Мама напугалась - почему это ребенок перестал говорить? И тогда её повели к докторам, но она упорно и там молчала. Так она промолчала две недели. А потом выдала: Я -.Люська, я Люська и н и к о г д а не зовите меня по другому! Я Люська! Так она навсегда, на все ей отмерянные 17 лет жизни осталась Люськой. И только нам – двум Вовкам и двум Валеркам она однажды сказала:
- А вы, когда рядом никого нет, можете меня звать Медвежонок!
Почему именно так – никто не знает, но это имя, разрешение так ее звать стало для нас высшей наградой: «Я - Медвежонок!» «Зовите меня - Медвежонок» - эти слова и ее голос до сих пор звучали голове Огурцова.
Вот поэтому осень, на долгие годы остались вехой. Сначала просто воспоминанием, затем день ее ухода стал мерилом его личных дел и свершений за прошедший год, за три, за десять, а скоро будет за пятьдесят!
Вот здесь, вот в этом месте Огурцов всегда терялся. Всегда!
- Почему? – спросите вы? - и Огурцов с тоской посмотрев на такого непонятливого, с досадой думал, что тот мог бы и сам догадаться почему! Рассказывать о том, как ушла Люська, Огурцов так и не смог долгие, долгие годы. Вот не мог и все! И только в последнее время он решился хоть что-то сказать …
Вот только как рассказать об этом? Как написать? И после долгих мучений он все же написал. …
Окончив школу, Люська поступила учиться в Томский Университет на факультет Астрофизики. Она с энтузиазмом и азартом начала там учиться, но … в конце октября погиб наш одноклассник Женька Пельхин – незаурядный парень. Он выпал из окна четвертого этажа общежития Политеха и разбился насмерть. Мы – четверо ее друзей – два Вовки и два Валерки решили ей не писать об этом, но один из нас – мы до сих пор так и не знаем кто? –дал ей телеграмму о его смерти и подписал - 4 В! Люська потом рассказывала как она бежала по этажам Университета к ректору: босая, вся слезах с телеграммой в руке. Она приехала на пару суток и после похорон уехала, уехала навсегда. Тогда прямого поезда до Томска не было и на станции Тайга, была пересадка. И наша Люська, наш Медвежонок, проспал пересадку! Когда состав дернулся, она поняла что если она не вернется во время, то … И она побежала на выход. В тамбуре открыла дверь, выбросила вещи и выпрыгнула сама… и … бетонный столбик …. головой … потом реанимация и … все! Домой она уже не вернулась. Домой ее привезли не живой! Так не стало Люськи. Так не стало Медвежонка а осталось только созвездие Лебедя.
Огурцов и его самый близкий товарищ на похороны не пошли – не могли решиться, не могли ее увидеть мертвой. Они вдвоем до самого утра ходили и ходили по городу, а на кладбище так и не пришли.
Почему погибла именно она – самый незаурядный и умный человек которого Огурцов знал в своей жизни??? И думая об этом сразу встает все тот же вопрос: почему она? А может кто-то там, наверху это сделал специально и сейчас Люська является частичкой того, огромного светящегося, что проглядывает сквозь темень космоса. Оно смотрит на нас и молчит. Знать бы еще только какая из этих «светящихся точек» наша Люська.
А потом доктор Огурцов все-таки понял, почему так бывает. Так рано уходят только те, кто в 17, ну или, например в 20 лет познал Нечто Великое, Нечто Вечное став уже в земной жизни Частичкой Бога! И тогда её, или его, забирают туда, где все - Звезды! И наша Люська теперь равная среди равных - Великих Звездных Святых..
И осталась у Огурцова только ее маленькая фотография для паспорта и единственное письмо;
- Здравствуйте мои хорошие! Наконец-то дождалась от вас письмо. А то уж начала думать что забыли «Медвежонка» …
Нет, Люська из созвездия Лебедь, мы не забыли тебя. Мы помним нашего, Медвежонка! Мы помним тебя, Люська….