Остров Перемен

Светлана Сильвестрова
      
      Набережная кончилась, асфальтовая дорога незаметно растворилась в песке, оборвалась аллея высоких диких каштанов, - их сменили пыльные многолапистые агавы, похожие на гиганских атакующих тарантулов, - позади остались последние сувенирные лавочки. Это - окраина острова. Но он шагает дальше. Там, за причалом, стоит одинокий кабачок, цель его прогулки.
      Он ходит сюда уже неделю, нет, если точно, - шестой день, в слабой надежде, что здесь, в тиши, отъединившись от беспрерывно галдящих, бестолковых пляжных тусовок, он успокоится, соберется с мыслями и найдет, наконец, решение. Бог создал человека на шестой день, вот и он найдет сегодня ответ на свой вопрос, иначе изведется, замучает себя и в итоге сделает что-нибудь нехорошее.
      Как это получается у других? Меняют баб, не оглядываясь, встречаются сразу с двумя-тремя, и веселятся! И это считается геройством, нет, хуже, это считается нормой. Но я не герой, я – Негерой, думает он. И не потому, что совесть заела, что устал морочить голову и той, и другой, а потому что сам, сам, один на один с собой не могу понять, как дальше жить. С кем жить. Кого из них - любить.
      
       Когда в первый день приезда Негерой набрел на этот неказистый кабачок с подкупающим названием «У старика Альберто» то сразу понял, что это его место. Кабачок примостился у самой воды, в маленькой бухте. Слева от него через ничейный холм с агавами стоял павильон паромной станции, справа начинались серые заборы, ограждающие территорию местного аэропорта. Удаленность и уединенность – как раз то, чего жаждала душа Негероя.
      Помнится, он буквально замер, дойдя до распахнутой двери кабачка. Прямо напротив – ради сквозняка, наверное – была распахнута и задняя дверь, и через длинную сумрачную комнату, поверх головы бармена, сквозь висящую гроздь бокалов он увидел...  голубое небо и синее море. Просто классический кинокадр, сделанный крепкой рукой ремесленника: две легкие прозрачные занавеси от пола до потолка летали вверх-вниз, подчиняясь порывам ветра, этому капризному режиссеру, и то открывали манящий вид, то закрывали его. Негерой прошел помещение насквозь, остановился за заднем пороге, и ему открылась еще одна киношная картинка: здесь в уютной бухте прямо на песке под белым парусиновым навесом стояли три столика - шипучая волна лениво омывала их ножки. Справа бухту огибала уходящая в море полукруглая коса с белым песком и черными зарослями дикого томата, а слева взгляду открывался зелено-синий простор Карибского моря с узкой полоской материка на горизонте и размытыми очертаниями небоскребов Канкуна.
     Негерой сел за столик.
     Кто же, неведомый, преподнес ему этот подарок? Воистину, тишь, гладь да божья благодать.
     И как быстро выяснилось, была еще одна причина возлюбить подаренное место. Нигде, ни в одной забегаловке на всей набережной не подавали итальянский кампари, а у Альберто подавали!  С Альберто у него тоже с первого взгляда возникла... не любовь, конечно, но дружба. Старый кабачник, видимо, прочел что-то в глазах Негероя, что-то разгадал, разумеется, не все и не до конца, но главное он учуял – молодой человек утомлен душевными проблемами, и они - не из сферы поисков дешевых удовольствий.
    
      Собственно, именно так и есть. Именно поэтому Негерой и оказался здесь, на Isla Mujeres. В последнее время все лезли к нему с вопросами. Что с тобой стало? Ты не заболел? Просто зеленый ходишь. Тебя что, тошнит от твоих девок? Да, брось их обеих!
      Нет, его как раз тошнило от подобных советов. Даже Приятель его не понимал. Или делал вид, что не понимает.
      Но неделю назад они с ним поговорили серьезно. Значит, любишь и обманываешь, обманываешь и любишь, и не знаешь, кого из них любишь, а кого обманываешь? Я правильно понял, спросил Приятель. Тогда слушай меня, сказал. Я прочел недавно анекдот в каком-то тексте в сети. Как раз про тебя. Зима, мороз. Воробей от холода падает на землю замертво. Проходит корова и накладывает свою лепешку – попала прямо на воробья. Тот прогрелся, очухался и зачирикал. Волк услышал воробья и съел его. Вывод: если ты в полном говне, то сиди и не чирикай. Да, да, что смотришь – это про тебя! Вот и ты должен молча посидеть, обдумать ситуацию. Если хорошо помозгуешь, выберешься из говна.  На вот тебе ключи от моей виллы на Острове Мухерес. Лети, потом спасибо скажешь.
       Как ни был Негерой замороченным, а все-таки услышал ключевое слово: вилла. Ты, что, Приятель, поймал черта за хвост? Откуда такая шикарная собственность – вилла, море, остров... Но нет, все быстро выяснилось. И вилла была не вилла, а чахлый домик – три прилепившихся друг к другу сарая, и собственность - не Приятеля, а толстопузого отца жены, умеющего крутиться круче других и ловко хватать то, что лежит далеко, но даром.
       И вот это было главным – далеко. Далеко от дома. Чтобы «очухаться». И Негерой улетел.
      
       ...Мимо бухты проплыл рыбацкий катер, вслед за ним в воздухе потянулась вездесущая веселая «huapango». Кто-то счастлив, подумал Негерой, я - нет. Даже вот, с кампари и то сегодня не везет.
      Lo siento! Альберто состроил такую жалостливую гримасу, как будто это он нечаянно сдвинул земную ось и мир сейчас рухнет. Извини, дорогой, сказал он Негерою, я уже послал за кампари, ты посиди пока, я тебе кофе принесу.
      Похоже, Негерой был у доброго Альберто эксклюзивной персоной.

      Но он ничего этого не замечал.
      Какая-то глубокая трещина саднила в нем, какой-то излом сдвинул сердце с места. Ему казалось, что по жилам течет не кровь, в какая-то другая жидкость, едкая, кислая, и нехорошо ему было и снаружи и внутри. У кого спросить? Может быть, это его совесть вдруг превратилась в едкую жидкость, и ему потому плохо? Твердо он знал только одно.
Он виноват всюду. Но он не хочет больше ощущать эту нескончаемую вину.

       Перед отъездом он впервые им обеим сказал чистую правду. Ну, не совсем чистую, чуть припорошенную выдумкой. Он сказал, что заработался последнее время, перенапрягся и поедет отдохнуть в доме Приятеля в Мексике, заодно и доработает сценарий. Последнее было неправдой, сценарий он давно забросил, но не в этом дело.  Дело в том, как они среагировали! Как будто назло и первая и вторая среагировали абсолютно одинаково. Пропели в одной тональности: без меня-я-я? Ну, блин! Вот если бы Первая устроила скандал, а Вторая бы заплакала... Даже такая мелочь помогла бы ему вытащить на свет хоть какую-то разницу между ними, черт бы их подрал!
       Нет, они, разумеется, совершенно разные, совершенно непохожие, но видит Бог, обе бесконечно прекрасные!
       И как с этим жить? 

       С Первой он познакомился на банкете у Приятеля. И целый месяц ходил, шатаясь от счастья. Влюбился с первого взгляда. Точнее, звука. За спиной он услышал необычайной окраски голос, мягкий, грудной, сочный. Обернулся и увидел... Лайзу Миннелли. Только смягченную, более женственную. Но так же сверкают огромные глаза, та же черная челка углом спускается на переносицу и блестят белые зубы в улыбке. И даже в движениях была похожа - порывистая, быстрая. И если бы она вдруг вышла на середину банкетного зала и запела знаменитый хит Лайзы «Maybe this time I”ll be lucky...» - он бы не удивился. Нет, он бы подошел и в свою очередь спросил с надеждой: может, на этот раз и мне улыбнется удача?
      О таких женщинах говорят «чертовски красива». Она привлекала всеобщее внимание, но весь вечер танцевала только с ним.   
      Когда они уходили с того банкета вместе, Приятель успел шепнуть ему – смотри, не потеряй мозги с этой женщиной, самые сильные ее черты начинаются с буквы «х», сам увидишь. И очень скоро, то купаясь в счастье и наслаждении, когда она была рядом, то мучаясь от тоски и ревности без нее, он увидел не три, а тридцать три ее черты на «х» - ее харизму, хитрость, хищность, хватку, хвастливость, даже, подчас, хамство. Она была непредсказуемой, разной. Однажды он вдруг увидел, что она похожа на птицу, когда резко вертит головой туда-сюда. Ну, просто галка. Нет, ворона, черная самоуверенная ворона – всех растолкает и выйдет победительницей. В ней живет дух авантюризма, и тем она и привлекательна и желанна, и он любит ее до беспамятства. В постели с ней он каждый раз умирает, его поднимает вверх, ввысь, к космосу мощная неведомая волна, и там, в антипространстве, он старается продлить свое антисуществование, свою сладкую невесомость, и, не удержавшись, низвергается вниз, падает, разбивается, но остается живым и счастливым.
      Она любила, чтобы ее одолевали, и он отдавал этому все силы без остатка. И без этих встреч, без нее он просто погибал.
      
       А потом он встретил свою Вторую и во второй раз влюбился... с первого взгляда.

       Господи, где же мой кампари!
       Негерой встал из-за столика, заглянул внутрь бара. Круглый маленький Альберто усердно что-то наполнял-наливал-смешивал. Увидев Негероя, он бодро вскинул брови и успокаивающе выставил вперед обе ладони, мол, будет, сейчас все будет.
       Да в конце концов... свет, что ли, сошелся на кампари, подумал Негерой, но тут же одернул себя. Да, именно, теперь для него свет сошелся на кампари. Ничего другого ему не надо.
       Потому что произошло что-то странное, необъяснимое. Тогда, в первый день. Он подошел к стойке и стал разглядывать напитки за спиной у Альберто. Не мог решить, что взять. Стоял-стоял и вдруг ясно услышал голос. «Возьми итальянский кампари!» Взглянул на Альберто – нет, не он, не его голос. Тот вообще отошел к заднему прилавку за чистыми бокалами. А голос - на регистр ниже и глуше - повторил: «Только кампари!»
       И оказалось, действительно, если бы не чудесный кампари, Негерою пришлось бы совсем худо.
       
        Но и сегодня – тоже нехорошо, сердце ноет, тоска душит, от мыслей тошнит, хоть головой в волны.
        В нагрудном кармашке заверещал телефон.
        Он услышал звонкий голос Приятеля.
        - Привет! Ну, как ты там, герой?
        Он терпеть не мог эти бодрящие нотки. Буркнул:
        - Я не герой. Ты знаешь.
        - Ну, хорошо, хорошо. Негерой. Но я все-таки имею право спросить – как ты, где ты?
        - В кабаке, где же еще. Жду, вот, кампари.
        - Ха-ха-а-а! – Еще бы пару децибелов, и телефончику пришел бы конец. Но Приятель продолжал: - Бокал чего-о-о? Этого девичьего напитка? А-а, ну да, для гармонии – ты же на Острове Девушек. Поприличнее ничего не нашлось? Это же всего 24 градуса...
        Негероя передернуло. Не хотел грубить, но нагрубил.
       - А ты у нас, что? Пьешь все подряд, лишь бы надраться?
       Приятель замолчал. На целую минуту. Обиделся. А потом как ни в чем не бывало легко произнес:
       - Я, знаешь как пью. Как старина Хэм. Помнишь, он писал: «я пью, чтобы окружающие меня люди становились интереснее».
       Помолчали оба. Приятель – с интонацией победившего.
       - Ладно, давай к делу, – он заторопился. – Я ведь звоню не просто так. Может я и напортачил, и ты меня простишь, но звонила твоя Вторая, просила мой... то есть, твой... ну, в смысле, адрес. Оказывается, она собралась в Канкун к сестре, у той есть timeshare. Говорит, хочет сделать тебе сюрприз – подъехать в субботу шестичасовым паромом. Ну, адреса я не дал, решил позвонить предупредить тебя. Неожиданная встреча не всегда лучше ожидаемой, верно? Так что, давай. У тебя до парома еще куча времени.
       Он разъединился.
    
       Боже мой! Это же знак Судьбы! Негерой схватился за голову. Это же решение вопроса. Она помогла мне выбрать! Вот, кто меня любит. Вот, значит, кого мне любить.
       Даже тошнить перестало.
       Негерой расправил плечи. Рыбацкий катерок снова плыл мимо - в обратном направлении, и снова заразительно звенела «cucaracha».
       Конечно, я ее люблю, мою Вторую. Она же – ангел! Фея, нимфа. Не ходит, а летает, скользит. И оставляет за собой шлейф света. В ней живет одна доброта, с ней тепло и спокойно, и беззаботно. Она сочетает мудрость и наивность – это может быть так? У нее – может.
       И тоже красива необычайно, но не чертовской, как Первая, а райской красотой. Могла бы стать моделью для «Весны» Ботичелли. Или для холста Климта «Змеи». Или... кто там еще писал портреты тонких, нежных, змеиных, как Рената Литвинова, женщин. Модильяни? Да. Если бы Модильяни увидел мою Вторую, он мгновенно сделал бы ее набросок – длинная шея, тонкий стан, белая кожа, меланхоличное лицо. В 1913 году Модильяни записал в дневнике свою мысль о моей Второй: «Счастье – это ангел с серьезным лицом». Чистая правда о ней. И такую женщину я обманывал!
       Обманывал безобразно. Бегал от нее к Первой, едва успевая предупредить Приятеля, чтобы подстраховал, если что. Однажды придумал на ходу: «имей ввиду, мы сегодня с тобой пять часов проболтались в Гугенхайме на Шагале», а потом с ужасом узнал, что Шагал закрылся неделю назад. И ждал позорного провала, и трепетал от своей мерзкой лжи.
      А как она умеет любить! Первая терзала, ломала и царапала его, и он проваливался в сон от изнеможения, со Второй он узнал, что такое магия любви. Возвращаясь из полетов в поднебесья, он долго и осторожно покрывал ее поцелуями, и эти поцелуи были словами благодарности за подаренные минуты рая...

       Тут Негерой очнулся от воспоминаний.
       Что же делать теперь. Встретить Вторую и все ей рассказать? Показать, что я за тип на самом деле, признаться во всех мерзостях? 
       И выходит...
       И выходит, я должен потерять Первую?
       Нет, я схожу с ума!
       Где этот проклятый кампари?
      
       В темных колючих кустах вдруг что-то зашуршало. Сначала показалась чья-то встрепанная серебристая голова с блестящими глазками и черным носиком, потом появилась и вся фигура – длинное гибкое тело с еще более длинным хвостом.
       Это был ракун, Негерой видел их здесь на каждом шагу.
       - Привет, дружище! – сказал ракун. – Меня зовут Федя.
       - Привет, Федя, - ответил Негерой.
       - Ну как кампари, понравился?
       - Так это ты...? Это ты подсказал мне тогда?
       - А кто ж!
       Федя подковылял ближе, повернул свободный стул к себе, оперся грудью на край сиденья и сложил лапки крест накрест. Ну, вылитая Мона Лиза. В глазах у него, как и у Лизы, тоже загадочно сверкал ум, а уж улыбка... век не разгадаешь, улыбается Лиза, то есть, ракун или насмехается.
        - Ну, так какие твои комментарии к кампари? – снова спросил Федя.
        - Знаешь, похоже... – Негерой пошевелил пальцами в воздухе, - на что-то очищающее. Как-то... даже краски вокруг поменялись, стали ярче. Как бы это объяснить? К примеру, картинка на мониторе... бывает обычное разрешение, скажем, четыреста восемьдесят строк, а бывает high definition, на семьсот двадцать строк и больше. Четкая, чистая картинка. Как родниковая вода. Вот и твой кампари такой.
       Федя довольно хмыкнул.
       - Бедный итальянец Гаспаре Кампари, - сказал он, - придумавший этот напиток сто пятьдесят лет назад, подумал бы, что ты бредишь, но я твои ассоциации понял и разделяю. Да, ты не ошибся, но бери выше! Кампари дает самую высокую резолюцию – тысячу восемьдесят строк!
       Они оба рассмеялись, и Федя продолжил.
       - Сам я не пью, как ты понимаешь, - он улыбнулся, - но знаю, что это лучший из десяти лучших аперитивов в мире. Секрет изготовления так и остался неразгаданным до сих пор, но напиток, как ты сам убедился, необычайный – горький, сладкий, острый, пряный, ароматный и волшебный. И заметь, - Федя поднял коготь кверху, - слово «волшебный» здесь не метафора и не гипербола, пусть этими словам  пользуется сам хитроумный Аристотель, придумавший их для сокрытия прямого смысла. В случае с кампари «волшебный» - это его свойство, этот напиток способен очаровывать, вдохновлять и возвращать человека к радостям жизни. В кампари шестьдесят восемь ингредиентов, разных ароматических, витаминных и энергоемких трав. И еще...
- он придвинулся и прошептал, оглядываясь, словно открывал тайну, - Еще эксперты отличают в нем «ноты земли»! Оттенки мха, корней, камня и даже пепла!
      - Но все-таки, все-таки, - не выдержал Негерой, - что же в нем волшебного?
      - Ты теперь посвящен, так сказать, в рыцари Ордена Любителей этого древнего напитка, и вот ты благодушно сидишь, любуешься морем и спокойно беседуешь с диким ракуном, - этого тебе мало?
      Крыть было нечем.
      Федя между тем посерьезнел.
      - Насчет благодушия я переборщил. Напротив, у тебя крупные проблемы.
      - Все-то ты знаешь.
      - Я знаю все и даже больше. А ты думаешь всемирную паутину придумали люди? Не наивничай. И вообще, мыслится мне, что этот остров для тебя станет не Островом Девушек, а Островом Перемен.
      - В какую сторону?
      - В третью. Нет, я серьезно. Ты не заглядывал в texting, а напрасно. Там для тебя важное послание...
       Негерой потратил секунду, чтобы вынуть и включить телефон, но ракун уже исчез.

       «Привет, любимый! Страшно соскучилась! Просила у твоего Приятеля адрес, он мямлил-мямлил и так и не дал. Умираю, хочу видеть тебя. Я сняла номер в «Авалоне». Прилетаю в аэропорт в субботу в 6.15 Надеюсь, встретишь меня».

       Господи, как душно! Почему так душно?
       Негероя словно выбросило на берег, как рыбу штормовой волной, - он открыл рот, чтобы вдохнуть глоток воздуха. Еще сиплый вздох, еще. Рука сама легла ладонью на грудь – сердце стучало как молот.
       Лучше бы солнце погасло. Лучше бы раскололась земля. Вздыбился торнадо. Он знал бы, что делать. Вскочил бы, побежал, спасся.
       Но тут – он не понимает ничего.
       Его приковало к стулу. В голове - пусто. Абсолютный вакуум.
       Простой вопрос – к нему летит Первая, любимая, обожаемая Первая. Это хорошо или плохо? Он не знает ответа. Она страшно соскучилась, умирает, хочет видеть. Значит это - подсказка, знак судьбы... Это же хорошо!

       Это невыносимо.
       Негерой положил вспотевшую руку на лоб.
       Федя! Федя!
       С кем поговорить?
       Его сейчас стошнит.

       Слева приглушенно загудела труба. К пристани подходил паром. Да, точно. Ровно шесть.
       Негерой встал.
       Если быстрым шагом, то через три минуты он будет на паромной станции.
       Вторая увидит его издали, улыбнется, неспеша подойдет, нежно забросит руки на плечи...
       Он посмотрел направо. Если быстрым шагом, он будет в аэропорту через пятнадцать минут. Первая со всех ног бросится к нему навстречу, стиснет в объятиях...

        Он бессильно рухнул на стул.
        Прошли две минуты. Три.
        У него нет выхода.
        Пять минут. Пятнадцать. Негерой продолжал сидеть.
       
        Тут в раме двери нарисовалась фигура Альберто. На миг он театрально замер - все бармены немного артисты! - чтобы зафиксировать свой выход и чтобы Негерой мог насладиться святостью минуты. В высоко поднятой руке у него сверкал на подносе стакан со льдом и бутылка кампари.
       Вслед за ним, расшвыривая белые занавеси, на берег выскочили три девицы. Две сразу бросились за ближайший столик читать меню, Третья приостановилась, огляделась вокруг, любуясь бухтой, и, встретившись взглядом с Негероем, мило улыбнулась.
       Негерой улыбнулся в ответ. Потом откинулся на спинку стула, вытянул ноги, закинул руки за голову. Вдохнул всей грудью терпкий запах диких безымянных растений, вслушался в шум ленивого бело-пенного прибоя и сквозь ресницы увидел, как в его стакане с кампари сотней рубиновых оттенков преломляется луч уходящего солнца. Его вдруг накрыла волна необъяснимого и абсолютного счастья.
      И он понял: выход есть.

      Негерой быстро вытащил телефон и отключил его.
      Я ставлю точку, подумал...
      Потом встал, подошел поближе к воде и размахнувшись, выбросил телефон в море.
      Мысленно обратился к Приятелю - теперь можешь называть меня героем. Потому что... I did it!
      Вернулся к столику, медленно-медленно отпил глоток. Он уже выучил: этот волшебный напиток пьют, не торопясь. И вообще, когда кампари на столе – спешить некуда.