Принц-олень

Ника Любви
Глава 1.

Чем выше в горы, тем ближе небо и меньше людей... Шоссе пустынно, не то, что в летние месяцы, когда оно забито "залётными". Конец октября. Осень основательно развернула свои художества, этого у неё не отнять. Золото, бронза, багрец... Совсем, как у Пушкина: "очей очарованье" . На вершинах отрогов лес вовсе голый стоит, уже прибит утренниками да ветрами. Пониже, в лощинах, ещё зелени полно. Ненадолго. Грядёт суровое время, разденутся склоны до чёрных изящных кружев, впрочем, белоснежной шалью прикроются. А пока —  чаруются очи, грудь дышит легко и вольно, руки расслаблены на руле. Серебристый зверь "Range Rover" летит по трассе, поглощая литры бензина и километры, приближая меня к намеченной цели. Не Бог весть какой —  укромному шале, попросту говоря, даче, спрятанной от любопытных глаз в одной из долин Главного хребта.

Кому любопытно, могу вкратце поведать, что приобретена сия недвижимость, когда-то ферма, и прилегающие угодья, в "весёлые девяностые" у шедшего ко дну совхоза, полностью перестроена под вкус хозяев, получив облик типичного альпийского жилища и полностью вписавшись в ландшафт. Отдельный плюс — сохранившиеся линия электропередач и местный водопровод из ближайшей речки (вода, кстати, кристально чистая и вкусная). Пригляд за дачей осуществляет тройка сторожей из соседнего посёлка, меняющих друг друга сутки через двое. Так же периодически наведываются объезжающие кордоны войсковые казаки, с коими имеется официальный договор. То есть тему безопасности обитания в столь диких местах можно закрыть и больше не возвращаться. Есть телефонная и радио связь, интернет, спутниковое телевидение. Жить можно, если не страдаете аутофобией. Хотя... какое одиночество во времена всемирной паутины? Раз, два — и вы тэт-а-тэт с московской подругой, и тут же: "Аллё, аллё, шалом, Израиль!". А нажмёте кнопку "Выкл.", и останетесь один на один с тысячелетней природой, подступающей к самому дому и шумящей многоустой листвой: "Кто ты? Кто ты? Кто ты?"

Не прозевать бы съезд на грунтовку. Уж очень незаметен в ряду окружающих дорогу деревьев. Вдруг прерывается сплошная линия отбойника, узкий проём просеки... Добро пожаловать в лесное царство! Не всякий и заметит, а кто позорчей, тот остережётся доверять свою судьбу столь неясной перспективе. Поэтому "чужие здесь не ходят", то есть не ездят. Две умеренной глубины колеи уже изрядно присыпаны разноцветными осенней масти листьями, ведут на открытое пространство плоскогорья. Вот где океан солнечного света и небесной лазури! Привет, белеющие известняком отвесные обрывы, похожие на строгие маски! Привет, причудливой формы вершины: то ли скифские шапки-клобуки, то ли неведомые существа? А вот и я пожаловала, не заскучали? Погощу у вас, так и быть! Пару недель выпросила у мужа и работы, чтоб насладиться прекраснейшей порой наедине с горами и собой, любимой!

С одной из полян, покрытых жёсткой невысокой травой, уже седовато-серой, открывается потрясающий вид на долину. Не могу не остановиться, потому что  любоваться этой красотой на ходу... всё равно, что оценивать вкус блюда по телевизору! Выхожу, направляюсь к близкому краю равнины, переходящему в невидимую отсюда пропасть. Немного жутко, но весело; сухостой похрустывает под сапожком-казаком, который мгновенно покрывается пылью, и на джинсы тут же цепляется море всяких противных колючек, ну и ладно. Зато такая тишина вокруг, только ветер пошумливает, да редкая птица крикнет в чаще. Встану в шаге от обрыва — что там? Давно знаю, и всё же с замиранием сердца выглядываю, как изумрудная с белыми прожилками пены река несётся в каменной теснине. Говорят, есть смельчаки, которые бросают ей вызов и сплавляются с верховий на плотах. Хотелось бы на них посмотреть — чтобы убедиться лично, что таковые существуют... уж больно устрашающая картина!

Вдруг странный шум из кустарника, всполошённый, испуганный, и будто причитания жалобные... Кто там ещё? Устремляюсь на звук, предполагая в уме всё, что угодно. И оружия никакого не имею, но почему-то не страшно. Продираюсь сквозь частокол лещины (бедная куртка!), утыкаюсь в почерневший ствол поваленного дуба, и тут вижу дёргающегося из последних сил зверёныша: бежевая пятнистая спинка, огромные красивые глаза, полные ужаса, умная мордочка — всё понятно, оленёнок. Да что с тобой, дружище? У-у, ранен?

Точно, вся трава и листва вокруг измазаны кровью, а в передней ноге чернеет зияющая дыра, явно от пули. Вот гады, неужели на малолетку позарились, или просто под раздачу попал? Ну, не бойся меня, я тебя не обижу!..

Оленёнок вновь попытался рвануться, но тут же сник, видимо, потерял много крови и обессилел. Захожу к нему со спины, на всякий случай, копыта уже нешуточные, почти годовалый мальчик-то, рога, вон, бугорками выпирают. Кладу ладони на шершавую шею, глажу успокаивающе, шепчу ласково, словно ребёнку, а сама думаю: что с ним делать? Не котёнок, и даже не щенок мастиффа — дикий зверь, лесной житель. Может, судьба его такая в пищевой цепочке — околеть от пули и накормить собой изрядное количество местной твари? Но тут представляю себе величественного и прекрасного благородного оленя,  закинувшего рога за спину и оглашающего окрестности торжествующим трубным рёвом, и не могу согласиться с такой участью! Человек тебя подранил, человек и должен спасти!

Туда-назад за аптечкой, по пути раскрываю, ага, бинты, хлоргексидиновые салфетки — то, что надо! Обрабатываю кожу вокруг обеих ран, накладываю полоски стерильного бинта, сверху пару плотных валиков из ваты, в меру туго перематываю.  Потом осторожно подсовываю руки под дрожащее тельце бедняги, перебарывая отвращение (смесь грязи, крови и фекалий), медленно приподнимаю и прижимаю к груди. Пропала курточка, ну и ладно! "Ариэль" отстирает, а нет —  пусть платят компенсацию, или засужу!

Не так уж лёгок малыш, хорошо, хоть не брыкается, может, проникся доверием, но скорее всего, попросту выдохся. Несу его к машине, чувствуя в душе горделивое чувство, мол, совершаю благородный поступок... но тут же презираю себя за эту гордость: что героического-то?  — Но и постыдного ничего нет в том, что гордиться, ведь не каждому попадаются раненые олени, которых можно выходить и сохранить для природы.  — И что? Орден за это хочешь? Сколько животных гибнет на земле из-за преступной деятельности человека, и не надо говорить, что ты тут не при чём! Твой банк финансирует сотни проектов, и далеко не все они безупречны экологически!  — А если я в самом деле не при чём, потому что никак не влияю на инвестиционную политику банка? Да, согласна, я не мелкая сошка, главный бухгалтер, и вдобавок жена генерального директора, но проверить каждый вложенный рубль не имею возможности!  — Ой-ой-ой, какие жалкие оправдания, сейчас заплачу горькими слезами!  — Вот и рыдай, блин, а у меня дело поважнее!..

Как здорово, что подраныш ведать не ведает о той какофонии, что прозвучала в душе его благодетельницы. Он ведь не человек, ему наши рефлексии не свойственны. Живи, пока живётся, радуйся свету, теплу и еде, когда они есть, терпи, когда нет, и встречай неизбежный конец без пафоса. Примерно так?

Но куда поместить нежданного пассажира? Не на сиденье же! Окей, если завернуть его в курточку (всё одно амбец ей) и погрузить в багажный отсек, то урон может быть не фатальным. Чем там всё на свете отмывают, LOC? Лан, найдутся специально обученные люди, не оставят в беде... Поехали!

Бережно, как никогда, веду своего "ренджика" по едва угадываемой дороге, уже не до красот. Часто оглядываюсь — что там с горемыкой? Лежит, безразличный к своей участи, жив ли ещё? Ну, всё в руках Божьих, даже судьба последней амёбы. Вот только угадать бы нашу судьбинушку...

Подкатываюсь вплотную к воротам. Ни резких тормозов, ни всяких обычных примочек, Антипыч даже замешкался из сторожки выскочить, не услышал прибытие хозяйки. Зато теперь спешит вприпрыжку, даром, что старикан шестидесятилетний. Впрочем, ещё крепок и расторопен, сказывается военная жилка — тридцать лет в рядах ВС. Старший прапорщик запаса. Распахивает кованные створки, немного суетясь и нервничая. Боится потерять выгодное место, где ещё такую лафу сыщешь?  В добавок, мой внешний вид не может не смущать ветерана. Ничего, сейчас вообще обалдеешь! И не трусь, мне сейчас не до придирок, если честно...

Уже оказавшись на суверенной территории, живо выскальзываю из авто, распахиваю заднюю дверцу, жестом приглашаю охранника. Подходит с встревоженно-внимательным лицом. Увидев, для чего был позван, присвистывает озадаченно:

— Едрён батон! Где ж Вы его подобрали, Ирин-Лексевна? Подранок... а мамаша, простите, где?

— Насчёт матери не знаю, Антипыч, а этого нашла на Бекешке, рядом в лесу. Ещё дёргаться пытался, но ослаб. Передняя левая пробита, смотрите, крови много потерял. Вы можете срочно добыть ветеринара? Понятно, со всем его арсеналом?

— Ну... мабуть, смогу! Если Ванёк Перегудин не слинял никуда (вроде, не должен, на отёл его позвали), то зараз привезу! Вчера его видел, кажись, трезвый ходил...

— Вот и славно, давайте побыстрее его сюда, только сначала помогите пристроить беднягу. Может, в котельную? Там тепло и спокойно...

— Как скажете...

Антипыч бережно подхватил зверёныша, стараясь и себя не замарать, понёс по указанному адресу. Помещение, где находится котёл и соответствующая арматура, действительно, самое подходящее место для лазарета, безлюдное, и всегда тепло. Что-нибудь постелить на кафельный пол, большую миску с водой, на случай, если быстро оправится. Но это вряд ли, со сквозной-то раной?

Через пять минут взревел мотор видавшей виды "Нивы", и услужливый охранник помчался в сторону посёлка. Некоторое время сижу на корточках перед маленьким оленем. Ничего, ты будешь жить, я уверена в этом! Ещё вырастешь в матёрого красавца с огромными рогами и лужёной глоткой, заведёшь свой гарем и будешь оглашать окрестные горы иерихонским рёвом! А пока лежи, набирайся сил...

Ухожу в дом, первым делом стягиваю с себя всю испачканную, провонявшую одежду, бельё, кидаю в стиралку. Душ пока подождёт, сначала с найдёнышем дело уладим. Мысли непрестанно кружатся вокруг происшествия, тянет кому-нибудь позвонить, поделиться. Но кому? Муж вряд ли одобрит идею, ещё настоит отправить подранка в какое-нибудь охот хозяйство, подруги покрутят пальцем у виска в своих городских квартирах (от дура!)…. Ладно, на две недели я никому ничего не должна и полновластная сеньора этих владений, значит — быть по моему!

Посланный за ветеринаром Антипыч вернулся неожиданно быстро, имея с собой и специалиста (во вполне адекватном состоянии), и немаленький его чемодан. Видимо тот самый упомянутый прежде Ванёк явно сгорал от любопытства, кидал весёлые взгляды, шутил напропалую, нимало не смущаясь. Терплю, как святая подвижница, лишь бы дело делал. А новоявленный Айболит тщательно осмотрел рану, прочистил, наложил швы, профессионально забинтовал, попутно вбухав энное количество уколов. Посетовал на потерявших совесть браконьеров, хотя и не очень сурово, небось, сам не промах. Дотошно объяснил все тонкости ухода, при этом посулив ежедневно навещать и следить за процессом выздоровления. Создалось впечатление, что заинтригованный доктор готов вообще бесплатно предоставлять услуги, чисто за общение. Вот уж нет, получите свой гонорар, и не надо ломиться в закрытые двери.

— Благодарю, всего хорошего. Завтра в это же время? Отлично!

Не удивлюсь, если появится в смокинге и с цветами. Провинциальный романтик. А, и пусть... может, больше внимания перепадёт малышу на этой почве?

Опять зарычала "Нива", увозя обоих. Антипыч отпросился домой, какие-то проблемы, ладно, я сама рада остаться, так сказать, в гордом одиночестве. Солнышко уже коснулось вершин, скоро стемнеет, а ещё хочется погулять под начавшими осыпаться, но ещё роскошными буками и дубами, по каменистому берегу речки. Но прежде всего душ, душ, душ!

В горах всегда особенно. В любое время года, а уж осенью... Если бы человек мог выбирать райские кущи по своему вкусу (конечно, при условии, что он туда попадёт), я хотела бы оказаться именно в таком окружении: прозрачность и лёгкая грусть... Пусть вечное блаженство, но без самодовольства! И вряд ли смогу долго обитать под пальмами и прочей тропической роскошью — не моё!

Возвращаюсь в сумерках. В загоне взлаяли было сторожевые псы, но признали, приветливо заюлили хвостами. Накормлены, так что нечего лебезить! Заглядываю, разумеется, в котельную. Олешек явно ожил, но ещё слишком слаб, чтобы встать. Ушки приподнял торчком, повернул на звук, словно антенны локатора. Всё, не смею беспокоить, мон ами, спокойной ночи!

Крепко запираюсь на все замки и засовы, включаю сигнализацию, освещение. Тренированные собаки разбежались по периметру. Сунься, злоумышленник, пожалеешь!

Теперь можно окончательно расслабиться. Прибавляю тепловой режим на пару градусов (не люблю дрожать от холода!), думаю, что на себе оставить, чтоб не стеснять себя и не стесняться отражения в зеркале. Ха, да такой красоты Венера Милосская не постыдилась бы! Ещё и фору ей дам — руки-то на месте! Так что брожу некоторое время по дому, имея надетой лишь пару  белых носочков. Давно пора тёплые полы установить, а то живём, как в каменном веке, сплитом да батареями обогреваемся. Камин, что ли, разжечь? И понежиться в качалке, под ласковым плюшевым пледом, с бокалом доброго коньяку? Вульгарно и пошло. Именно так представляется быт прогнившей аристократии завистливым умам. Поэтому двигаю в кабинет, где вливаюсь в демократичное море всеобщего интернета. Привет, Одноклассники, есть ВКонтакте!

Пообщавшись в режиме он-лайн едва ли не с дюжиной знакомых, перелопатив тонну новостей и обновлений, выставив сотню лайков, классов, оценок, сыграв, но так и не завершив ни одной десяток игр, отваливаюсь от компа далеко заполночь. В голове полный хаос, зрение сбоит, мышцы затекли. Мля, первый вечер добровольного затвора прошёл зачётно! Очень своевременно вспоминаю, что не известила половину насчёт благополучного прибытия на место. Вряд ли он обрадуется сигналу мобильника в три часа ночи... А вдруг не спит, волнуется? Как же, давно бы сам позвонил! В общем, завтра, всё завтра... вернее, утром... или днём!

Плетусь в спальню. На спинке стула висит приготовленная ночнушка. Я вас умоляю... а можно обойтись без формальностей? Скольжу мимо, прямо в распахнутое белоснежное чрево постели. Как приятно и сладко свежесть нового белья обволакивает тело, хочется вытянуться, зажмурившись, и застонать от удовольствия. Матка Боска, я кайфую в собственном раю! Воображение рисует поток будоражащих образов, ассоциаций... Если не отдаваться полностью, а только скользить по поверхности, можно такого наощущать, что в реальности ни в жизнь... и всё же с катушек окончательно не слететь. На фига травить себя всякой дурью, убивать мозг и тело, когда в нас самих полно выдающихся возможностей, причём бесплатных и относительно безопасных?

И всё же, похоже, засыпаю... Но так странно, словно совсем не сплю. Или это такой сон, в котором я не сплю? Может, не сплю, но как будто во сне? Разобраться до конца не успела. Тихо отворилась дверь, и в комнату вошёл мальчик.

Обычный, на первый взгляд, мальчик, лет восьми, очень милый. Длинные тёмно русые волосы вьются до плеч, на голове шапочка с пером, которые увидишь в диснеевских мультфильмах по сказкам братьев Гримм, плащ с капюшоном, ноги обуты в ботфортики с настоящими шпорами (с ума сойти!). Наверное, уже спятила, потому что совсем не испугалась, только покрывало натягиваю повыше, всё же тётя голая под ним! Ещё вижу, что левая рука ночного пришельца зафиксирована повязкой. Вдруг соображаю: так это же мой оленёнок! Святые угодники! Точно, сплю!

А малыш тем временем, нисколько не обращая внимания на шокированную хозяйку, спокойно, с лёгким любопытством прошёлся по комнате. Останавливается у некоторых предметов, трогает их, кой-какие берёт в руки, рассматривая с улыбкой. Долго разглядывал большую картину на стене: зимний лес, и нападение стаи волков на оленя. Заметно нахмурился, но потом усмехнулся, покачав головой. Почему-то радуюсь его отходчивости, заодно изучаю получше. Какие огромные карие глаза, опушённые длинными ресницами,  вызывают странную дрожь внутри... Не пытаюсь с собой бороться, сон есть сон, а докладывать психоаналитику вовсе не обязательно. Так что любуюсь и поражаюсь одновременно.

Особенный интерес мальчика-оленя вызвали книжние полки. Один за другим достал несколько фолиантов, пролистал неспешно, потом как ни в чём не бывало уселся в кресло и углубился в чтение. При этом шляпу и плащ небрежно сбросил прямо на ковёр, а ноги в ботфортах водрузив на деревянную скамеечку. Вот ведь оказия с этим сном, что я должна делать в нём? Окликнуть гостя? Ждать развития событий? Ущипнуть себя и проснуться? Но пока выбирала наиболее адекватный вариант, окончательно выпала из реальности.



Глава 2.

Проснулась сразу, словно по команде, некоторое время тупо пялюсь на освещённый утренним светом потолок. Наверное, прилично уже времени, сколько там на курантах? И вдруг подскакиваю на месте — вспоминаю всё, что творилось тут минувшей ночью. Мальчик! Оглядываюсь по сторонам, невольно задрапировавшись в ткань. Никаких следов пребывания странного гостя. Неужели приснилось? Но так реалистично, аж жуть. Вот бы не подумала про себя...

Натягиваю первые попавшиеся под руку knickers, сверху бриджи с толстовкой, нашариваю ногами тапки. Всё-таки начинаю придирчивый обход помещения (как же, в курсе всяких детективных штучек, насмотрелись в кино!). Первая улика — одна из книг на полке задвинута не до конца, кажется, именно она была в руках у малыша... Это, конечно, ни о чём ещё не говорит, но всё же! Потом — скамейка... Даю голову на отсечение, она никогда не стояла в такой позиции, напротив кресла, её место всегда было в углу! Даа...

Выглядываю в окошко. Двор без изменений. За воротами прохаживается заступивший на дежурство охранник, Синцов... Юрий, если не ошибаюсь. Этот самый молодой из троицы, лет пятидесяти, бывший милиционер. Высокий, даже тощий. Почему-то на службе не отъелся (может, был честным ментом?). Подле сторожки стоит его "конь вороной" — мотоцикл "Днепр" времён доисторического материализма. В любую погоду приезжает на нём, ещё ни разу не опоздал. Уникумы оба, человек и машина!

Спускаюсь на грешную землю, предварительно отключив сигнализацию, не хватало ещё наскока казачьей конницы! Машу рукой Дон Кихоту, кланяется в ответ, тоже, блин, идальго... Перед дверью в котельную замираю на минуту, прислушиваюсь, что там внутри? Неужели заробела? Тихо. Решительно, но мягко открываю створку, вхожу. Даже разочарована слегка: бедолага лежит там же, где был положен накануне, но на этот раз сумел приподнять голову и бросить умный, совершенно человеческий взгляд. Мурашки так и пробежали по коже. Делая неуверенные шаги по гулкому полу, подхожу, присаживаюсь рядом. Зверёныш спокойно вытянулся на подстилке, ничуть не проявляя беспокойства. Только раненая ножка его подвёрнута не очень естественно. Вода в миске не тронута. Ничего, сегодня ещё появится звериный доктор Айболит, он обещал привезти всё необходимое для кормления и выхаживания, так что не пропадёшь! Вот ещё интересно, у диких животных бывают имена? Ясное дело! Оленёнок Бэмби, Рудольф, тоже олень... Как же тебя назвать? Только не Рудольфом! Рудик — разве имя для благородного существа? Окей, будешь Бэмби! Нравится?

Показалось или нет, но новоявленный Бэмби недовольно заёрзал. Лежи, лежи! Тогда я буду обращаться к тебе: принц! Ты очень похож на одного маленького героя из сказки, тоже мальчика... У меня обязательно когда-нибудь родится такой же малыш! Или лучше два, чтоб одному не было скучно. Разговаривая, глажу шелковистую пятнистую шёрстку. Скоро она станет густой и тёплой, чтобы обладатель её мог перенести не слишком ласковую зиму в горах. Может, вообще останешься тут жить? Мы тебе такие хоромы отгрохаем, Билл Гейтс позавидует! Что, не хочешь? Жаль... Ты такой милый!

Через полчаса оставляю оленя в покое, нужно и о себе, ненаглядной, подумать. Разумеется, зарядка (причём, более интенсивная, чем обычно — отдых должен быть активным!), затем водные процедуры, завтрак почти на траве, то есть во дворе за грубо сколоченным столиком, сидя на чурбаке, зато имея обзор 360 градусов на окружающую долину. Чувства переполняют! Напеваю что-то бравурное, то есть мычу с полным ртом, ещё и дирижирую себе чашкой с чаем. Мане с Моне в гробу ворочаются, Сезанн костлявую руку тянет... А мне до лампочки! Можно было бы, конечно, раздеться догола, благо тепло по-летнему, чтоб в тему попасть... Только боюсь, юнкер Шмидт, то бишь, Дон Кихот Милицейский застрелится из пистолета от избытка чувств. Пусть поживёт ещё...

День давно спланирован и протекает без происшествий. Съездила на конеферму, где содержится за хорошие деньги моя кобылка Изольда. Тщательно осматриваю, всё с ней в порядке, не перекормлена ли? Вроде, нормально, шкура сияет, грива не спутана, волосок к волоску, копыта ухожены. Что ж, молодцы, ребята, ещё не всё умение пропили, есть надежда — не вымрет русский мужик! Седлают под моим присмотром, тут как в прыжках с парашютом, уверенность нужна. Горные тропы коварны, тряхнёт — вылетишь, как миленькая, и обязательно башкой о какой-нибудь камень! Так что проверь и перепроверь, и всё равно держи ухо востро.

Шагом, рысью и галопом отработали привычный маршрут. Может быть, несколько дольше обычного. Красота осени завораживает. Кажется, даже лошадка неравнодушна к ней, бежит-скачет с повышенной торжественностью, словно ощущая свою неразрывную связь с природой. Так и есть. Мы все пронизаны тысячами нитей: и люди, и звери, и растения, и так называемые мёртвые субъекты. Разве вон тот камень, покрытый трещинами, как морщинами, и зеленоватым мхом, не имеет собственного смысла, подобного внутренней энергии живых существ? Или эта кряжистая, вылизанная ветрами сосна, возможно, ровесница матери городов русских, не одухотворена ли прошедшими веками до степени мудрости? Ещё одна история — вчерашний подстрелыш. Размышляю вновь и вновь, но не могу прийти ни к какому выводу. Ясно одно, взяв на себя ответственность , нужно её элементарно нести. В общем, мисс груздь, велкам ту кузов... что бы там ни привиделось ночью!

Вернувшись домой, таки провожу сеанс связи с благоверным, выслушиваю массу никчёмной в окружающей обстановке информации, ещё более бесполезных советов и до зевоты нудных предостережений. Яволь, майн фюрер, всё будет тип-топ! Ты ещё о происшествии с оленем не знаешь... Да и зачем тебе знать? На инвестиционной привлекательности банка это никак не отразится. На моей личной тоже, надеюсь. Так что пока-пока, целую, твоя-твоя!..

Потом была ещё куча всяких дел, очень важных поначалу, но вскоре бросаемых в виду явной бессмыслицы их делания. Закралась крамольная мысль: а не столь же тщетны все остальные наши деяния, даже самые неотложные? Зато худо-бедно дотянули до вечера, когда на собственной "Газели", расписанной граффити, как стена в Гарлеме, появился ветеринар. С цветами, не с цветами, но целую сумку всякой молочной снеди для пациента привёз. Вёл себя картинно деловито: надел белый халат поверх камуфляжа, долго-тщательно мыл руки с мылом и антисептиком, натянул марлевую повязку на лицо, стерильные перчатки, растопырив при этом пальцы, как хирурги перед операцией в популярных сериалах. Бедный зверёныш взирает на эти приготовления так же, как я, круглыми от ужаса и удивления глазами. Только мне ещё хочется спросить не смешного клоуна: "Что за цирк?"

Сдерживаю эмоции. Айболит наконец-то приступил к выполнению прямых обязанностей: сделал всё, что полагается с раной, опять вколол пару шприцев, затем обстоятельно объяснил, как нужно готовить питательные смеси и каким образом проводить процесс кормления. А что, неплохой ликбез, может, в будущем пригодится? Недаром же мы млекопитающие? Ванёк, оказавшийся Иваном Сергеевичем и, как его двойной тёзка, большим поклонником охоты и амурных приключений, в перерывах рассуждений на общую тему не преминул  катануть пробный шар, мол, вдруг свезёт на "романчик"? Пропускаю все намёки мимо ушей: благожелательная симпатия, основанная на общем подопечном — максимум, на что можно рассчитывать, understand? Что ж, попытка не пытка, и ничуть не расстроенный прохладным приёмом дон-жуан церемонно прощается, обещая назавтра наведаться вновь.

Вечером вновь ныряю в лабиринт электронной сети, шмыгаю по сайтам, но без упоения. В мозгу постоянно вертится образ вчерашнего визитёра, и сверлит мысль: "Что же это было? А сегодня придёт?" Поэтому быстро завершаю всякое общение, новостями не интересуюсь, разные предложения-призывы игнорирую. Зато особенно тщательно принимаю душ, а уж выбор спального одеяния вылился в настоящий мозговой штурм. В самом деле, нельзя позволить ничего фривольного, тем более, наготы, как накануне, всё же ребёнок! Но и абы что надевать не хочется: как ни крути, гость необычный, сама принцем его нарекла, так что в грязь лицом упасть никак нельзя! Ну и что, смотрел он на меня, не смотрел? Не слепой же, раз книжки читал, может, по какой-то причине виду не подаёт?

В конце концов вытаскиваю из недр бельевого шкафа ночную рубашку, вручную шитую кружевами, когда-то подаренную мне на свадьбу родственницей из Вологды. Спору нет, вещь, достойная самого фешенебельного алькова, но... опоздавшая с появлением лет на двести. Поэтому ни разу не надёванная (пусть простит милая тётушка!). К счастью, за пять лет молью не тронутая, свежести не потерявшая. Отдаю ей не без трепета души своё бренное, но живое тело. Такой я ещё не примеряла: длиной до пят, широкие рукава, только плечи и шея приоткрыты. И повсюду чудесные узоры! В подобном наряде можно и на вечеринку заявиться — никто не догадается!

Перед тем, как улечься, внимательно оглядываю спальню. Во-первых, на тему идеального порядка, во-вторых и главное, чтобы получше запомнить расположение отдельных предметов (вдруг опять пригодится поутру?). Всё, устраиваюсь поудобнее, руки сложив поверх одеяла , как примерная девочка, только чепца не хватает! Сердце стучит, будто предполагается что-то запредельное, а не банальный сон. Интрига налицо — появится, не появится? И не менее животрепещущий вопрос: я всё ещё в своём уме или окончательно ку-ку? Вот и выясним скоро.

Может быть...

Потому что проходит неизвестно сколько времени (минуты, века?), "а Германа всё нет!" Через плотные оконные рамы не просачиваются никакие внешние звуки, механических часов у нас в интерьере отродясь не было, тикать нечему, тем более, отбивать ударами часы. Даже мух осенних противных нет, пожужжали бы к качестве фона... Может, телевизор включить? — Ага, посидим с принцем рядком, "Интернов" посмотрим, сухарики погрызём... Ты ещё пива предложи выпить с несовершеннолетним, crazy! Лежи, знай, смирно и не трынди! — Я-то лежу, а вон посмотри, кто у нас в кресле снова сидит!

Едва не выражаюсь в слух. Вот, блин! Как этот малец умудрился войти незаметно, устроиться на вчерашнем месте с книжкой, да ещё камин зажечь? Неужели я всё-таки проспала, или грежу с открытыми глазами? И на этот раз гость не обращает внимания на хозяйку, читает себе увлечённо, этакое интеллигентное привидение! Даже обидно немного стало, особенно насчёт своей эксклюзивной ночнушки. Хотя... много понимают малолетние в таких вещах! Раз книжки его больше привлекают, пусть ими и занимается. А я... спать буду!

Самое удивительное, что уснула быстро, словно окунулась в реку, снов никаких не видела, а проснувшись, совершенно спокойно констатировала наличие свежей золы в камине и оставленный толстый том на столе, заложенный деревянной линейкой. Что тут такого? Читатель хочет вернуться на ту же страницу, на которой прервал чтение. Да пожалуйста! Если это глюк, то зашедший так далеко, что вернуться будет затруднительно. И надо ли?

В течении дня пару раз навещаю принца, провожу удачную попытку кормления из бутылочки, просто поглаживаю по шёрстке, разговариваю о том, о сём. Если согласиться с предположением, что это и есть мой посетитель, он должен понимать человеческую речь. Так что пусть слушает, раз ночью общение не задаётся. Удивляюсь крепкой стройности оленьих членов, грациозности движений. Благородная кровь! Вечером снова наведывается галантный Иван Сергеевич, после врачебных процедур заводит беседу о  французской поэзии. Цитирует наизусть Рильке и Бодлера на языке оригинала. Ничего себе! Если он не заучивал тексты все прошедшие сутки с неясной целью, то готова выразить восхищение уровнем развития провинциальных ветеринаров. Но на приглашение скататься верхом к водопадам вежливо отказываюсь — не вижу никакой связи сего мероприятия с блистательной галльской литературой.

Так и потянулись мои выходные, словно части непонятного фэнтези-сериала, или этапы компьютерной игры без правил. Каждый вечер я натягиваю вологодскую рубашку, дожидаюсь прихода молчаливого визитёра, некоторое время рассматриваю его, потом засыпаю, чтобы утром обнаружить всё новые физические доказательства реальности происходящего. Вот и славно! Небольшая коллекция фактов станет украшением чей-нибудь докторской диссертации по психиатрии... Дни посвящаются прогулкам-поездкам в окрестностях шале, наведению порядка на территории, само собой, выхаживанию подранка. Бедняга оправился довольно быстро, начал подыматься на все четыре ноги, даже ковылять по устроенному для него лазарету. Ежедневно является звериный доктор, впрочем, необходимость в том с каждым разом уменьшается, но гонорар выплачивается исправно, и записной ловелас по инерции продолжает унылые попытки завязать отношения. После французов пришёл черёд русскому авангарду, затем собственного авторства стихам. Ничего, нормальные такие, рифма не хромает, но мужской харизмы не прибавляют. Сейчас каждый второй стишки кропает, эка невидаль?

На десятые сутки моей осенней вакации, когда она, как и всё хорошее в жизни, неизбежно приблизилась к концу, а оленёнок вполне окреп и встал на четыре ноги, привычный круг каждодневных событий внезапно прервался.

Обычным порядком облачившись в королевскую ночнушку и погрузившись в пенную негу постели, не успеваю даже заскучать, как дверь распахивается неожиданно резко, словно от толчка, но при этом абсолютно бесшумно. Вслед за этим твёрдой походкой появляется принц, причём вид его поражает совсем не детской решительностью. Он словно вырос и раздался в плечах, и рука действует свободно, и подбородок горделиво выдаётся вперёд. А уж взгляд! Кажется, пронзает насквозь, при этом внимательно-твёрд. Ночной гость направляется прямо к моему изголовью, не отвлекаясь ни на книги, ни на прочие предметы, смотрит в глаза. Вот теперь точно душа падает, вернее, перемещается в пятки, так как располагаюсь почти горизонтально. Пальцы рук сами собой сцепились намертво, кажется, волосы на голове шевелятся безо всякого ветерка. Мамочка, если закричу, услышит кто-нибудь?

Не дойдя пары метров до кровати, мальчик остановился, столь же стремительным, но изящным жестом сорвал с себя шляпу и поклонился по всем правилам Парижского политесу (этак 1625 года, предположительно). Однако! Теперь, что, мне ему руку предложить для поцелуя? Да я пошевелиться не могу, все мышцы скованы, словно параличом. Таращусь только, глаза, наверное, навыкате. Тут присходит ещё более знаменательное событие. Выпрямившись после галантного поклона,  отрок улыбнулся вполне дружески, отчего взгляд его смягчился, и произнёс чётким уверенным голосом:

— Моё глубокое почтение и благодарность, принцесса Ириной!

А-бал-деть! Впрочем, ко всем остальным симптомам умопомешательства эта звуковая галлюцинация не добавит ничего существенного. На этом и успокаиваюсь, даже нахожу в себе силы пролепетать в ответ:

— Вообще-то я не принцесса, и зовут меня не Ириной... — вдруг приходит в голову двусмысленность окончания фразы. — В смысле, Ириной, конечно... но не Ириной.

Блин, полный дурдом! Ириной, не Ириной! А что со мной олень разговаривает, это нормально?

— Простите, сударыня, мне лучше знать, кто есть кто в моём лесу! Если я вижу перед собой принцессу, то обращаюсь к ней соответственно. Смею заверить, мне известно о Вас всё, любезная Ириной!

Э..., малыш, как-то странно у нас складывается диалог! Я всё же старше тебя лет на... какая разница сколько! Благодарю, конечно, за честь оказаться знатных кровей, но даже бред должен иметь какие-то берега! И что такому странному существу может быть известным про меня? Невольно обращаю мысленный взор в прошлое, что там насчёт компромата? Да ничего... кроме небольших пятнышек, о которых и я благополучно забыла. С другой стороны, такой тип может и в память заглянуть, почему нет?

Всё это время, пока новоявленная принцесса усваивает информацию и приходит в себя, дерзкий мальчишка наблюдает за ней с лёгкой иронией. Хочется показать ему язык, но благородным дамам как-то не пристало! Вместо этого пытаюсь организовать словесную контратаку:

— Ну, предположим, ты всё про меня знаешь! Но как объяснить, что я давно замужем, и отнюдь не за принцем, и впервые тебя вижу, хотя бываю в этих местах довольно часто? И ведь ты тот самый оленёнок, которого подстрелили браконьеры и я привезла домой десять дней назад?

Град моих вопросов лишь заставил юнца склонить голову в полупоклоне и ничуть не стёр улыбку с его лица.

— Полагаю, мне давно пора представиться, милостивая государыня! Моё имя Дир, я наследный принц королевства Скалистого хребта, из древнего рода Псессидов. Мы правим этими местами с незапамятных времён, и у нас в подданных всё живое и неживое на площади полтысячи квадратных миль! Что касается замеченной Вам метаморфозы: олень-человек,  то это свойство нашей династии — каждый член королевской семьи имеет способность превращаться в любого из животных, обитающих в округе. Чаще всего это благородные олени. Собственно, название вида говорит само за себя. Сила и достоинство — девиз Псессидов. В отношении Вас, любезная Ириной... — тут царственный отрок вновь слегка поклонился, — могу сообщить, что внешняя жизнь наших подданных не имеет никакого отношения к их истинному положению внутри королевства. Метафизические свойства реальности создают множественность миров, существующих одновременно и проникающих друг в друга. В пространстве Псессии, к примеру, имеется досточтимая принцесса по имени Ириной, а в другом измерении её отражением является некая Ирина Алексеевна, главный бухгалтер банка и супруга генерального директора...

М-да, столь непростые характеристики Вселенной с трудом укладываются в моих конкретных экономических мозгах, испорченных вдобавок гуманитарными пристрастиями. Предположим и это, милый Дир, но что мешает мне считать тот мир, что лежит за пределами королевства, настоящим, а этот, где обитают непонятные полу люди-полуолени, призрачным, приснившимся мне ненароком? Может, я вообще грибов наелась и галлюцинирую тут в собственной постели?

Принц, похоже, без труда разгадал сомнения визави, потому что улыбнулся обезоруживающе широко и продолжил:

— Любой из нас сам выбирает реальность своего пространства, и потом отвечает за это решение. Оставаться ли главным бухгалтером банка, или предстать благородной принцессой на вольных просторах гор и долин — пусть определяет сердце. Ведь так, Ириной?

Странно гулко и сладко ёкнула та самая мышца, которую помянул мальчик. Что же это такое, люди добрые? Ещё и лицо, чувствую, пылает маковым цветом, и дыхание участилось... Все признаки сердечного недуга (вдобавок к помешательству) в наличии. Не мечталось, поди, втюриться в малолетнего наследника престола? Тьфу ты, прости Господи!

Вдруг ясная улыбка юного принца погрустнела, он легко развернулся на каблуках и всё тем же чётким, но неторопливым шагом удаляется в сторону книжного шкафа. Некоторое время разглядывает охотничье полотно, потом поворачивает голову в мою сторону:

— А ведь нет шансов у волков победить, зря пытаются!.. — мальчишеский голос дрогнул и сделал паузу. — Любезная... Ирина Алексеевна! Я бесконечно благодарен Вам за всю доброту и тепло, которое получил здесь... Но сейчас вынужден уйти. Прошу, сохраните в памяти все сведения насчёт моего королевства, открытые Вам... особенно касающиеся положения принцессы Ириной... Наши тропы и сердца всегда открыты для столь прекрасной благородной особы!

Смотрю: решительные, хотя и детские черты тоже покраснели, и неужели что-то блеснуло в огромных карих глазах? И в моих почему-то щиплет горько-радостно... Принц достаёт из незамеченной мною прежде сумки непонятный предмет, похожий на огромную витую раковину на серебряной цепочке и кладёт на полку.

— Вот, смотрите, это мой личный сигнальный рожок, если подуть в него в пределах королевства, я непременно услышу. Оставляю его Вам... и когда в том появится нужда, сколько ни пройдёт времени, подайте сигнал... и я появлюсь незамедлительно!

Затем следует по-монаршьи сдержанный изящный поклон, и он добавляет, уже в дверях:

— Прощайте, принцесса Ириной! Всё же надеюсь, мы ещё встретимся! Мы... я буду ждать этого хоть всю жизнь! — после чего исчезает, словно и не появлялся никогда. Невероятная тишина падает, как будто занавес в последнем акте пьесы. Кажется, не переживу этой минуты. Но всего лишь засыпаю.



Глава 3.

Жму, жму, жму на этот грёбаный газ, словно хочу разогнаться до второй космической! Дудки, и до первой не получится: дорога петляет, как бабушка удава, да и  на что мне космос? Уж сразу на седьмое небо!.. Как же, на небо — в пропасть прямая дорога, к чертям на сковородку!

В голове полнейший бедлам, мысли скачут друг через друга, слова: свои, чужие... лица, их гримасы, ухмылки, каменные выражения (и даже деланное сочувствие, что хуже всего!), но самое ужасное, самое ужасное, самое ужасное — ничего нельзя исправить, всё кончено! Был человек, дорос до тридцати лет, замужем был, двух детей родил, даже чего-то в деле добился — и всё сам разрушил, раздолбал своими руками! Господи, как же это вышло? Неужели я хуже всех, что Ты так повернул: дебит-кредит, сальдо-бульдо — и в морду? Наотмашь, чтоб наверняка пипец?

Ну, почему именно со мной, почему я? Бью на полном ходу ладонью по рулю, другой и третий, может, красиво кончить хочу? Вжик, пробью на повороте отбойник... и в замедленной съёмке эффектно так — долгое падение-полёт на дно пропасти, потом пламя столбом и взрыв! Только никто не замрёт в зрительном зале, и вообще свидетелей не будет... Обнаружат через неделю груду железа и трупешник обгорелый, уже обглоданный... И что с того Вашей покорной слуге? Зато быстро, даже романтично! Ещё и в новости попаду, фоткой пикантной порадую... закопчённого филе... Бл....ин!

Это вдруг прямо по курсу мелькнула тень, нет времени разбираться, резко давлю на тормоз, дорога ещё влажная после вчерашнего дождя, несёт юзом со страшным визгом, куда — хрен знает, уже не управляю, только жду и две мысли: "Господи!" и "Всё!".

Останавливаюсь на встречной полосе, уткнувшись бампером в каменистую осыпь нависающей скалы. Испуганно скуля, уносит ноги здоровенный облезлый пёс. Какого чёрта тут делает? Я сама перепугана, словно не мечтала минуту назад о кульбите вверх тормашками. Слава Богу, никого не оказалось на трассе. Машина, вроде, в порядке, завелась с полоборота, сдаю назад, потом еду уже гораздо спокойнее. В душе, правда, тише не стало. Только картинки рисуются более полные, насыщенные деталями.

Вот муж со страшным лицом, несущий гневную, убийственную чепуху, понять смысл которой отказывается раненое сознание, вот собрание совета директоров, внешне бесстрастный доклад начальника службы безопасности, вот она сдаёт дела под расписку, ключи... всё словно во сне, непрестанные попытки дозвониться, связаться через мейл, ожидание-ожидание-ожидание ответа, чуда, второго пришествия, падения метеорита прямо на неё сверху! И постепенное понимание той бездонной зловонной ямы, куда она попала, куда загнала саму себя... и жаловаться поздно... и некому.

А начиналось всё так мило и красивенько!

Полгода назад по рекомендации одной очень влиятельной персоны в банк был принят новый начальник информационного отдела. Бывший морской офицер, высокий, стройный, предельно импозантный, обходительный, как французский любовник. Обязанностями себя не очень загрузил, да никто и не ждал трудового энтузиазма от синекуры. Зато все дамы (то есть контора почти полностью) моментально вспомнили о своей женской сущности, потратили немало средств-усилий на обновление боевой раскраски и фитнес. Моментально у всех появились неотложные дела в той части офиса, где можно было застать мистера Wow в неофициальной обстановке, с сигаретой или за чашкой кофе.

Главный бухгалтер, она же Первая Леди, поначалу следила за этим амурным переполохом с лёгкой иронией. Но постепенно мужская харизма виновника торжества нашла лазейку в её панцире самоуважения и чувства юмора, проникла в самую сердцевину Я, чтобы пустить крепкие корни дикого, обжигающего чувства-страсти. Разумеется, опытный ловелас моментально "просёк фишку" и повёл дело так ловко, что, не вызвав никакого подозрения или ревности в остальной части коллектива (а это непросто под зорким прицелом десятка глаз), уже через месяц получил полный доступ не только к телу очарованной жертвы, но и к её уму, душе и, главное, воле.

Жизнь любовников превратилась в сплошной голливудский триллер: с тайными свиданиями то в снятой квартире, то в номере отеля, то на борту океанской яхты, курсирующей вдоль берегов Ниццы. Начальник отдела информации оказался изобретательным дельцом по части составления финансовых схем выкачивания денег из родного банка, а плавающая в волнах эйфории подруга, являющаяся важным функционером, помогала осуществлению их в жизнь, по сути, прикрывала своим именем. Так продолжалось-катилось с горы долгое время, пока не произошло неминуемое.

В один прекрасный день, когда удачливый жуир находился в условно служебной командировке на одном из островов Карибского бассейна, а его соратница считала дни до конца разлуки, в офис пришёл электронный запрос насчёт подозрительно крупного перевода средств со счёта банка в некоем офшоре. Провели проверку, которая потянула за собой такие нарушения, что все посвящённые схватились за голову. Назначили негласный аудит, параллельно прошерстили всё и вся. И правда, во всём её неприглядном виде, открылась взгляду. Послали срочный вызов командированному. В ответ на имя Генерального директора пришёл удивительный по цинизму ультиматум: если не отстанете и не спустите дело на тормозах, он  распространит с помощью интернета снимки и факты, компрометирующие честь супруги главного банкира. Разумеется, тот с негодованием отверг шантаж, и на следующее утро на "мыло" всех сотрудников и основных партнёров банка пришли файлы, содержащие такие фото и видеоматериалы, которым позавидовал бы самый бесстыдный порносайт. Что тут началось!..

Собственно, и до сих пор продолжается. Господи, как мог, и как ухитрился всё состряпать этот гад, ведь столько времени подстраивал, обдумывал, технику готовил, изображения обрабатывал? Наверное, можно было почувствовать... и чувствовала же нутром, что подвох где-то, западня, мышеловка — но всё отбрасывалось перед сладкой манной убаюканной похоти! Прямо зубы скрипят от досады, от невыразимой горечи, от чёрного непроглядного будущего... И слёзы всё время. только успевай размазывать по лицу, уже чёрному от туши, но по фигу... и блузка, как на бомжихе, и ты скоро будешь такой! Тварь дешёвая, в тюрягу сядешь, все понты и кайф забудешь! Бо-жеее! Как больно и противно-то!

Но ещё страшнее, и ледяной холод, и кричать не выкричать: как же дети, неужели больше не увидит их? Только этим утром целовала их светлые макушки, уезжая на работу, ещё Леночка проснулась, спросила умоляюще: "Мам, когда выходной, и ты дома останешься?" Ей бы всё бросить, прижаться к маленьким человечкам, чтоб никто их отнять не смог! А днём взбешённый робот, являющийся, как никак, её законным мужем, кричал на весь банк, что детей она никогда вообще не увидит, что он засадит потаскуху надолго и лишит родительских прав! В совокупности остальной беды и позора, свалившихся на её голову, эта угроза поначалу и не воспринялась осознанно, словно о ком-то другом говорилось... Вообще, она действовала в полном ступоре, что-то отвечала, когда спрашивали, говорили сделать —  делала, ругали — опускала голову... и всё не могла сложить в голове рассыпавшиеся пазлы сознания. Когда на экстренном совещании руководства ей объявили о снятии с должности и необходимости передать дела, она открыла все шкафы и сейфы, достала все бумаги, раскрыла пароли от папок и файлов. Это было уже в прошлой жизни, и с неё, как со свежего мертвеца, снимали одежду (зачем, мол, добру пропадать?).

Первая зарница отчаянья вспыхнула, когда она приехала домой, а её не пустила охрана. Распоряжение, мол, хозяина, и детей уже увезли... куда, не знают... Она попыталась вломиться в закрытые ворота, крича что-то в истерике, но только расцарапала руки об острые железные детали... потом звонила всем родственникам... но оказалось, что корпоративный телефон заблокирован, а личный куда-то пропал... Затем мотание по городу, всё более бессмысленное и безнадёжное... И, наконец, резкий рывок в горы, подальше от всего этого сумасшедшего ада, от тяжкого стыда, от угроз и позднего раскаяния...




Глава 4.

Кажется, душа уже выгорела дотла, но малейшее воспоминание причиняет дикое страдание, будто кислота, плёснутая на рану. Невозможно ни о чём думать, и не думать тоже не выходит. Как тут не понять самоубийц, сдавшихся перед внутренними муками, предпочевших шагнуть за грань, лишь бы избавиться от невыносимого гнёта.

И ещё эти фотографии, и даже видео! Все самое сокровенное, с глазу на глаз, плотью к плоти... до озноба сладостные (сердце замирает, боится тукнуть), и всё это — на потребу публике? Мусольте, граждане, тычьте слюнявыми пальцами! Как он мог, этот хлыщ, этот угодливый ловкач так поступить со мной?

Едва не проскакиваю мимо съезда на второстепенку. Закладываю такой дикий вираж, что  "Эвок" становится на два колеса, на мгновение замирает, словно размышляя, продолжить ли пируэт оверкиль, или достаточно постебался? Всё же вписывается в поворот, и вот уже оказывается в лесной чаще, расплескав-раскидав по сторонам плавающие на поверхности лужи листья. Встречай, медвежья глубинка, опальную владычицу! Интенсивно трясусь по выбоинам. Машинка моя хоть и внедорожник, но подобной процедуре совсем не рада. А на лобовом стекле прилипла пылающая ярко кленовая пятерня, словно протестуя, куда, мол, прёшься?

Вдруг приходит на ум запоздало здравая мысль: "А если и здесь не пустят? Ведь всего один звонок сверху... и чертоги рая окажутся под запретом?" Значит, на полном газу протараню ворота, не будут же стрелять? А если и будут — прорвусь до дверей, а там, дома, имеется целый арсенал: карабин и помповое ружьё, с запасом патронов, возьмите меня!

Подлетев к родному шале, резко торможу, стараюсь держаться уверенно, но сдают нервы, и начинаю нетерпеливо сигналить. Из нутра сторожки выглядывает дожёвывающий что-то охранник, раздумывает несколько секунд, показавшихся годами, потом скрывается вновь. Наконец-то массивные створки расползаются в разные стороны. Слава Богу! Всё же "ренджика" жалко, да и ворота ещё пригодятся... пусть и не мне уже...

Ещё не хватало расхныкаться прямо за рулём, на виду у обслуги! Нет уж! Загоняю авто в гараж, поднимаюсь к себе. Как мирно и спокойно всё, дремлет в пробивающихся сквозь шторы лучах закатного солнца. На ночном столике фотка детей в прикольной рамке. Волны всемирного потопа ещё не нахлынули сюда. Сколько у меня времени? Час, день, неделя? А что потом, куда деваться? Не хочу додумывать...

Тут вспоминаю про спутниковый телефон, имеющийся в хозяйстве. Надеюсь, не отключен? Вот он, родименький, достаю из ящика стола, вроде, заряжен, связь есть, но куда-кому звонить? Пальцы сами набирают выученный до автоматизма за полгода номер... "Телефон абонента выключен или находиться вне зоны обслуживания..." Ну-ка, другой... "The mobile phone is switched off or outside og coverage area..." Вот гадство! Постой, а ещё один где-то был, случайно тогда попал на глаза, записан в блокнот на всякий случай... Только где этот блокнот?

Ищу повсюду, открываю все ящики, ящички, на полках шарю, даже в гардеробную заглянула, карманы проверила, нигде нет! А зачем оно мне вообще надо? Что хочу услышать? Объяснения? Не всё ли ясно и так? Извинения? Как-то не верится, да и что в них? И тут нахожу, как это часто бывает, на самом видном месте. Лежит себе на столике, правда, слился цветом обложки с фактурой столешницы. Усмехаюсь такой мимикрии. Ладно, ещё одна попытка идиотки...

Длинные гудки... Вдруг словно из соседней комнаты, отчётливый и спокойный, с неизменной бархатной хрипотцой голос:

— Hello? Who's calling?

Всё разом перевернулось внутри, ком в горле, слёзы режут глаза... Боже! Что—мне—сказать—этому—человеку? Ещё недавно самому желанному, едва ли не единственному на свете?

— Привет! Это я...

Могильная тишина в ответ. Только слабые щелчки в эфире, и представляется, как солнечные фотоны, врывающиеся в земную атмосферу, дружески похлопывают радиоволны по плечу. Понимаю, что это свойство связи на дальние расстояния: с задержкой, но сердце бьётся гулко-страшно...

— Какого чёрта? Откуда у тебя этот номер? Теперь телефон придётся за борт — засвечен! Что тебе нужно?

— Скажи, зачем ты так поступил со мной? Ладно, деньги... Но эти файлы, видео... ты их специально готовил, заранее?

Вновь повисает томительная пауза. Умираю заранее, но, оказалось, не все ещё угли высыпались на мою голову, нашлось ещё...

— Да, да, да! И я хохотал, ржал просто над всеми твоими кривляньями, любовными экстазами! Ты, что, вообразила себя неотразимой дивой, Мерилин Монро? Да с резиновой куклой интереснее, чем с тобой! Что, несладко тебе там? А я рад этому, в восторге! Даже муженёк не вступился за тебя, кому вообще такая тварь нужна? Говоришь, деньги? Ха-ха, я каждый рубль отпахал в твоей постели, через отвращение до рыгачки! Всё, пошла вон, знать не хочу!

Весёленький сегодня денёк. Цирк одной клоунессы. Знаю, если сейчас выйду куда-нибудь, никогда не вернусь. Ещё в кабинете, в оружейном шкафу, есть браунинг. Хлоп, и готово. Но это тоже херня. Просто всё. Теперь точно. Жаль, нет у человека кнопочки: "Off", чтоб легко. На трудно нет воли и сил. Зато есть бар. Три шага: раз, два, три... Что угодно, мэм: whiskey, brandy, rum? А, водка, похвальный патриотичный выбор!

Тащусь с бутылкой и стаканом до дивана. Говорят, можно залить. Никогда не пробовала напиться до бесчувствия. Надеюсь, литра хватит. Это смертельная доза? Пусть буду выглядеть отвратительно... чтоб не жалели...

Воняет ужасно! Как моя жизнь... так что не крути носом! Первые полстакана идут тяжко, как солдаты в безнадёжную атаку. Вот... б....!

Едва отдышалась, корёжит не по-детски. Если уж травить себя, то не столь варварски, или просто застрелиться ! Приношу из кухни графин, наполненный холодной водой. Будет дело!

Точно, с Аш-Два-О "Московской" стало полегче проникать внутрь организма и начинать свою разрушительную деятельность. Добавляю и добавляю огня, захлёбывая прямо из хрустальной посудины. Кто отключится раньше, вопящий "SOS" мозг или двигательные способности? Помню чётко наличие половины объёма в бутылке, потом... вырубон.

Знаете ли вы, чем тяжкое алкогольное отравление отличается от суицида? Тем, что ад наступает непременно и уже в этой жизни, и никакого суда с разбором полётов.

Очнувшись непонятно во сколько, не могу сначала понять, кто я и где? Сумасшедше раскалывается голова,  во рту сушь Кара-Кумская, и желудок стянут страшным спазмом, не разогнуться... Лежу, кажется, на полу... Но Боже мой, как воняет кругом, и склизко, и мерзко, и лучше было бы прикончить себя вчера! Лужа блевотины, и я вся в этой дряни, и ещё в чём-то похуже... Мамочка моя, мама! Я... не... хо... чуу! С трудом, как раненая собака, выбираюсь из болота и ползу на карачках, предположительно в сторону ванной... Здорово кидает, и такая боль во всём теле, особенно под черепом, что стону почти в голос, ещё чуть-чуть, и завою!

Добравшись до места назначения, с трудом принимаю вертикальное положение. Не могу различить себя в зеркале, не с первой попытки включаю лампу над собой. Пялюсь...

Не... Это не могу быть я! Кто угодно, только не я! Господи! Да ведь точно мымра, эта сизая баба с отечным лицом, со всклокоченными патлами, мутным взглядом! Ненавижу тебя!

Рука выхватывает первый случайный предмет, оказавшийся утюгом, и тяжко, с размаха бьёт в сверкающую гладь. Страшный звон-грохот, сыплются, разлетаются осколки! Весело-то как! Душа требует продолжения банкета, и сметаю все полки с гигиеной; халаты, полотенца летят на пол, туда же пара фикусов в кадках. Отличненько! Жажда самоуничтожения перешла в разрушительную страсть. В коридоре по очереди приканчиваю эстампы под стеклом, развешанные по стенам. Из Парижа привезены? Тем лучше, кайф слаще!

В спальне достаётся вазам, паре фарфоровых статуэток и торшеру. Не знаю, чем бы закончилось это побоище, но тут взгляд падает на причудливый предмет, лежащий на верхней полке и скрытый до этого разбитым вдребезги драконом. Большая витая раковины, серебро цепочки... Бог мой, да это же сигнальный рожок принца Дира, удивительного мальчика (или оленя?)! Сколько, однако, лет прошло?.. Получается, ровно пять?

Подхожу, вульгарно шатаясь, снимаю со стеллажа благородный инструмент. Только такой конченой твари, как я, дудеть в него! Но сердце дрогнуло странной надеждой. Ведь принц сказал: когда возникнет нужда, сколько ни пройдёт лет... Разве сейчас не такой момент? Что ещё может спасти размазанную по стеклу мошку? Чудо, only... Пусть из сказки, пусть бред! Дир, забери меня отсюда!

С трудом усаживаюсь в машину. Ещё один криминал впервые в жизни. Пьяная в хлам за рулём! К тому же психопатка — еду на встречу с оленем, причём, королевских кровей! Если доберусь, конечно. Явный тремор верхних конечностей, а нижние просто не мои. Так... поворачиваем ключ, завёлся всё же! Клац кнопку пульта, поднимается роллета, больно бьёт в глаза дневной свет. В добавок в глубине желудка что-то тяжко переваливается, словно неведомый плод (гудящий мозг выдаёт миленький образ — Нечто из одноимённого фильма). Кажется, оно сейчас вырвется наружу! Только бы проехать ворота с охранниками!

Данный этап прохожу удачно. Вновь раздвинулись створки, будто Сцилла с Харибдой; выкатываю на лесной простор, чтоб за ближайшим поворотом высунуться в окно. Немного полегчало, хотя всё очень-очень плохо. Только лучик сокровенного, невозможного, но ощутимого света согревает остатки сердца. И я еду ему навстречу. Потому что позади меня только ад, который по жестокой иронии называется: "Жизнь".

Вот и Бекешева поляна, во всех красках южной осени. Но совсем не до красот. Мутит после ухабистого пути, к тому же свежо, а на мне только свитер. И пусть! Всё равно путь в один конец, решено. Вешаю рожок на грудь, со стороны, наверное, ещё то зрелище! Куда теперь? В чащобу, где пять лет назад обнаружила подранка? Смысл? Дир сам сказал, что услышит зов в любой точке своего королевства, труби хоть где! Но всё-таки попробуем подняться повыше, авось, оттуда слышнее...

Тащусь по влажному сухостою вверх, мигом налепила на подошвы по пуду грязи. Кандалы, блин! При каждом шаге руками упираюсь в колени, помогаю ногам распрямляться. Тяжко. Но удивительное дело, напряжённая работа мышц плюс холодный чистый воздух постепенно словно бальзамом промыли тело изнутри и снаружи. Дышать становится легче, мерзкое чудовище внутри затихло. Небо совсем очистилось от тучек и сияет лазурью. Тишина какая, тишина — можно слушать, как симфонию! Потом... когда поднимусь на угор...

Наконец-то оказываюсь  на возвышенности, вижу все окрестности на десятки километров. Далеко на севере, в проёмах обширных ущелий, дымка скрывает леса и поля равнины, большие города. А с трёх сторон подступают могучие вершины Скалистого хребта. Древняя земля, вотчина рода Псессидов.

Пожалуй, лучше места не найти. С трепетом во всех членах, ещё не вполне оправившаяся после интоксикации, подношу узкую часть раковины, оправленную серебром, к губам. Набрав в лёгкие побольше воздуху, с усилием дую в отверстие. И н-и-ч-е-г-о! То есть какой-то жалкий хрип, похожий на скрип несмазанный петли, всё же раздался, но призвать этим звуком благородного принца? Увольте!

Повторяю попытку несколько раз, затрачивая всё больше усилий и теряя силы соответственно. Ничего так не хочу в мире, и не хотела, кажется, раньше, как справиться с этим неуступчивым рожком. Неужели Дир оставил его, нисколько не подумав, что бухгалтер Ирина Алексеевна всё-таки не принцесса Ириной, и обращению с экзотическими музыкальными штуками не обучена?

Уже на грани решимости и отчаянья, казалось бы, исчерпав последнюю энергию, вдруг представляю себе два ярких образа: заснеженный горный пик, освещённый незакатным солнцем, и бездонную пропасть, откуда доносится утробное завывание смерти... и тут губы, словно подчиняясь властному позыву, складываются в твёрдую складку, лёгкие делают неимоверный вдох — чтобы округа огласилась удивительно громким и красивым звуком королевского рожка! Вот это да! А ну-ка ещё! Воспроизвожу сигнал несколько раз, удивляясь уже, как я не могла сразу выполнить столь простую функцию?

Оглядываюсь внимательно, прислушиваюсь: не мелькнёт ли где рогатый силуэт хозяина гор, не донесётся ли трубный рёв или хруст веток под мощными копытами?

Нет никого ни вдали, ни поблизости, только высоко в небе кружит сизый орёл. Некоторое время воображаю, что пригласивший меня когда-то принц воплотился в птицу и сейчас  спланирует прямо сверху. Отнюдь, вообще скрылся из глаз за одним из отрогов. Ну, умом как бы понимаю, что площадь королевства немаленькая, и находиться правящий монарх может в любом месте, и даже если поспешит немедленно, вряд ли прибудет быстро. И всё же надеюсь...

Топчусь-топчусь на месте. Распарившаяся на подъёме, снова начинаю зябнуть. В душе неясное зовущее чувство, подчинившись ему, иду вдоль гребня возвышенности, попадаю на довольно-таки торную тропу. Шагать полегче, если бы ещё знать, в каком направлении? Судя по всему — куда глаза глядят. Туда и двигаюсь, поначалу скоренько, но быстро запыхиваюсь, и просто бреду. Путь всё круче в гору. Несколько раз, оказавшись на открытом участке, оглашаю горы чудным протяжным гудом. Никакого результата. Впрочем, сомневаться уже нет совершенно сил, да и наличие самого рожка внушает некоторый оптимизм — не из космоса же он упал?

Тропа ведёт и ведёт, панорамы меняют друг друга, внизу какие-то ущелья открываются, в них пенные потоки, а со всех сторон такие головокружительные скалы, что чувствуешь себя ничтожной букашкой. Непонятно, который час, время словно застыло, ноющий желудок отказывается извещать о чувстве голода, поэтому не забиваю себе голову такими вопросами. Только сигнальный рожок и мои губы, и ещё крайняя упёртость, как последний бастион надежды. Буду идти и гудеть, пока не упаду. А потом пусть прилетает орёл и мной поужинает. Боюсь только, что к тому времени от меня останутся только кожа и кости, неважный деликатес...

Когда впереди показался особенно крутой подъём, останавливаюсь в полном изнеможении. Кажется, всё! Прости меня, милый принц, дальше идти не могу, даже подуть в твою волшебную дудку больше не в силах... И вдруг вижу гораздо выше, на замшелом отроге, неподвижную фигуру благородного оленя. Он застыл над бездной, гордо воздев голову с огромными рогами, и смотрит куда-то вдаль, казалось, совсем не замечая ничтожное человеческое существо.





Глава 5.

Стою минуту и другую, думаю, подать сигнал рожком или крикнуть? Впрочем,  понимаю, что это бессмысленно... даже неуместно. Владыке этих мест и так всё ясно, может быть, давным давно во всех подробностях. Но постойте, а как же насчёт: "Наши тропы и сердца всегда открыты для столь прекрасной благородной особы!"? Особа прибыла... и что? А, понимаю... не столь уж прекрасна и благородна? Так точно! Внезапно доходит, как до жирафа на вторые сутки, что видок-то у меня неважный после пьянки, даже душ не приняла, Господии...  Снова в сознании просыпается горчащее чувство стыда, и страх — всё потерять, теперь уже окончательно, даже мечту о чуде! Что ж, раз гора не идёт к Магомету, то... поползём мы на неё!

Карабкаюсь на остатках сил, неизвестно откуда взявшихся, кусаю губы, скриплю зубами, в общем, живая антитеза поговорке про умного и обойдёт. Не стесняясь, цепляюсь за всякую соломинку, руки расцарапаны и сбыты в кровь, грязны, с ужасными обломанными ногтями. Принцесса Ириной спешит на аудиенцию к принцу Диру! Весь ли этикет соблюдён? Не нужно ещё носом землицы пропахать? Наверх бросить взгляд боюсь даже мельком — вдруг там никого уже нет, показалось, мол?

Тогда, тогда... Так и не нахожу достойный выход из возможной пиковой ситуации, когда оказываюсь на скальном выступе, едва жива, дышу загнанной лошадью. Слава Богу, олень никуда не делся, тут, но вблизи его вид ещё более величественен и строг. Ни одна мышца не дрогнула в крепком корпусе, стройных ногах, гордо вскинутой шее при моём появлении. Как возвышался гордой статуей, так и стоит. Только изредка дрогнет чуткое ухо, возможно, улавливающее недоступные мне звуки со всей округи: шорох мыши, выскочившей из норки в поисках вкусного колоска, шаги крадущейся лисы, выслеживающей мышь, трепет оперения беркута, нацелившегося на лису... Пожалуй, это уже не принц, а полноценный монарх, владыка своего королевства! Невольный трепет почтения прибавляется к усталой дрожи, пронзающей моё бедной тело. Не могу сделать ни шагу вперёд, чтобы приблизиться... ни физически, ни морально. Всё-таки отмечаю, что на передней левой ноге исполина виднеется отчётливый светлый шрам. Да, вполне возможно, след именно той раны, а может быть, простое совпадение.

Скажите, какая я принцесса? Бродяжки выглядят лучше, да и внутрь заглянуть — сущая помойка! Особенно последние полгода... Словно на экране монитора вижу все свои поступки-проступки, измены, ложь, и всё в погоне за сладким смаком, за минутным экстазом... И вот итог закономерный: ни семьи, ни детей, ни дома, ни работы. Меня самой уже чуть осталось. Вот сяду сейчас на этот пенёк, прикинусь деревом, и так и останусь навсегда...

Сижу, пригорюнилась, ничего не понимаю, ни на что не надеюсь, вздыхаю изредка (короче, пытаюсь августейшей персоне на жалость давить). Может, и удачно, потому что олень вдруг вздрогнул всем корпусом, переступил ногами, потом развернулся и величаво двинулся по отрогу, всем видом приглашая за собой. Что ж, снова мобилизую последние силушки, скребу по всем сусекам, писарей и каптёрщиков в строй ставлю — телепаюсь следом, взгляд в землю, руки ниже колен, ум is out...

Сколько времени продолжался наш поход, по каким местам прошёл, где завершился для меня и обстоятельства окончания — ничего не помню. Только всё усиливающийся туман в голове, потом какие-то лица, с ухмылкой кричащие мне: "В тюрягу сядешь, тварь!", муж, танцующий с надувной женщиной в свадебном платье на лесной опушке, ещё высокий мужской силуэт в тёмном плаще, снимающий широкополую шляпу …. и всё полетело в тартарары.




Глава 6.

Господи! Какое наслаждение нежиться в этом мягком шелковистом облаке, обволакивающем, кажется, и саму душу, тёплом, надёжном, добром, на грани реальности-сна, в состоянии полнейшего уюта младенца во чреве у матери. Только бы это длилось дольше, дольше... лучше — вечность, но хотя бы не сейчас, не вот-вот прервалось, не сменилось чем-либо внешним, грубым, тёмным...  И всё же выныриваю-рождаюсь в явь... Несколько мгновений или часов лежу с закрытыми глазами, продолжая в себе инерцию сладкого небытия, Нирвану покоя. Тело осязает что-то восхитительно-приятное, нежнее шёлка, слух ласкает насыщенная скрытой музыкой тишина, обоняние купается в море тонких, собравшихся в букет альпийского луга ароматов. Наверное, даже точно, я умерла? И попала в рай? Но... как же то, что было со мной? И вот уже сгинуло очарование, вместе с ним и блаженная дрёма. Рывком приподнимаюсь и осматриваюсь. Ой-ля-ля!

Лежу на расстеленной обширной шкуре неведомого зверя, чудесно густой и гладкой, белоснежной, как утренняя пороша. Помещение, зал (не поворачивается язык назвать его комнатой) с умопомрачительной высоты потолками освещено дневным светом через узкие окна-бойницы, которых огромное количество. На каменных стенах картины и эстампы-гербарии, полки со старинными книгами, свитками карт, всякими занятными вещицами. Гигантский камин вырублен прямо в породе, в нём полыхают метровые поленья. Прикольненький интерьер, скажу я вам! Пещера великана? И пленница, оставленная на десерт? Ой, да я же ещё и голая!

Судорожно осматриваюсь в поиске своих вещичек, но не видно нигде, вообще никакой одежды. Нечто, похожее на покрывало, лежит, свёрнутое, на массивном готическом стуле, хватаю его и драпируюсь наподобие античных матрон. Вовремя. Потому что через невидимую за выступом стены дверь в зал входит мужчина. Высокий, весьма атлетического сложения, в просторном сером плаще, при старомодной, но очень романтической широкополой шляпе с пером. Лицо открытое, почти юное, но русая бородка с усами придают мужественности. Ещё длинные волнистые волосы падают на плечи. К счастью, на людоеда не похож. Этакий лесной хиппи, смесь Робин Гуда и ботаника! Но взгляд-то, взгляд пронзает насквозь, как лезвие рапиры!

Вошедший свободным жестом снял с головы шляпу, отшвырнул её прямо на пол (заметим, идеально выметенный), так же избавился от плаща, оставшись в кожаном камзоле и вельветовых шароварах, заправленных в высокие сапоги. Что-то ужасно знакомое было во всём его облике, раскованных, и в то же время благородных манерах; кажется, сердце готово обрадоваться долгожданной встрече, заново обрести утраченную суть.

Незнакомец подходит ближе, вдруг совершает глубокий, но полный достоинства поклон, который так и хочется назвать монаршим. Чувствую себя странно. Как в этом случае должна вести себя воспитанная леди? Встать и ответить на поклон? А если хламида свалится ненароком? Уж лучше останусь сидеть, дамам это не возбранялось даже в присутствии короля-солнца Людовика. Просто киваю головой, мол, привет, амиго! Сколько лет, сколько зим?

Благородное лицо внезапно озаряется широкой улыбкой, сразу сделавшей его милым и ещё более знакомым. Господи, неужели... И слышу голос, окончательно развеивающий все сомнения:

— Моё глубокое почтение, любезная Ириной! Вы всё-таки решились... последовать моему приглашению? Не могу выразить всю свою радость от нашей встречи!

Дир, конечно же, Дир! Как я сразу не догадалась! Ведь возрасты животных и людей сильно отличаются, человек в шесть лет ещё ребёнок, а олень становится вполне взрослым. Но, всё же... этот молодой человек, красивый и полный сил, и тот хрупкий мальчик-оленёнок, едва оправившийся от раны? Поразительная перемена!

— Здравствуй, Дир, а как я тебе рада! Вижу, ты совершенно поправился с того времени... вообще, очень вырос! Настоящий мужчина! А я вот... тоже изменилась...

Словно вижу себя со стороны: тридцатилетняя маман, со следами моральной и физической катастрофы на лице, не мывшаяся двое суток, протащившаяся неизвестно сколько вёрст по бездорожью... волосы, вон, как пучок зимней осоки, слиплись... Что, Ваше Высочество, не блещет красой принцесса-то? Не зря дожидались? И дожидались ли? Кто вообще сказал, что её ждали? Может, то был жест элементарной вежливости, а она и повелась, как дурочка?

Всё же определёнными паранормальными свойствами этот представитель древнего рода точно обладает! Потому что, приблизившись почти вплотную и слегка наклонившись, произносит с теплом в голосе, словно угадав мои мысли:

— Ириной, я знаю, в последнее время Вам пришлось пережить... немало трудных мгновений, которые не прибавляют ярких красок в облик даже самой замечательной красавицы... Стрессы, дурное питание, экология — всё накладывается... Эти проблемы внешнего мира нам известны. Впрочем, моральные и физические разрушения, которые они несут человеческой природе, совсем не фатальны. Мы давно научились с ними бороться. Принцесса, я хочу предложить Вам небольшой курс оздоровления... и адаптации. Всё-таки свойства Псессии хотя и близки с окружающей реальностью, но имеют различия...

Он снова улыбнулся во всю ширину своих потрясающе белых безукоризненных зубов, но не натянутой миной американских уговорщиков, а живо и располагающе. Затем добавил, слегка покраснев от смущения (ну, надо же!):

— Наверное, Вы слегка удивились, когда проснулись... отсутствию одежды... Просто когда мы доставили Вас сюда, она была в ужасном состоянии. Мои помощники взяли на себя труд привести её в порядок, и в этом им можно доверять. К тому же они предельно скромные, деликатные создания, и уверяю... Ваша честь ни на секунду не подверглась уничижению... А сейчас мы можем пройти в отведённые для принцессы Ириной покои, где есть всё необходимое, включая одежду, и можно привести себя в порядок... Думаю, чтобы  добраться туда, можно воспользоваться, как накидкой, этой чудной китайской скатертью... она Вам очень к лицу, кстати!

Вот же ж! Китайская скатерть! А во что я ещё могла завернуться? Эти хвалёные помощники как-то своеобразно позаботились о моей чести! Ладно, проехали и поехали...

Принц, уловив специфику момента, не стал пропускать даму вперёд, как того требуют этикет, а пошёл впереди, во-первых, показывая дорогу, а во-вторых, тактично избегая разглядывать этакую макитру. Помещение, по которому мы двинулись, и в самом деле оказалось  длинным-предлинным гротом, мастерски обустроенным для жилья. Правда, было непонятно, сколько живых существ тут обитает, но везде царил образцовый порядок. Картины, ковры на стенах, кое-где старомодная, но чрезвычайно изысканная мебель. Неожиданно светло для пещеры (благодаря упомянутым ранее многочисленным оконцам-бойницам). Изрядно экзотической зелени в кадках и горшках, всё в прекрасном состоянии. Наконец-то подошли к некоей двери, разительно отличающейся от прочей обстановки современным городским дизайном. Строгий буковый массив, правда, витраж выполнен с большим искусством и явно штучной работы.

Принц распахивает дверь и галантно отступает в сторону, приглашая войти. Мам дорогая, такой контраст внутри, что замираю на пороге. Интерьер жилья какого-нибудь лондонского миллиардера, полный ненавязчивой роскоши. Теперь понимаю вполне — я в чертогах царствующего монарха, причём, похоже, не ограниченного никакой конституцией, кроме собственных разума и совести. Даа...

Но Дир не собирается хвалиться элитным гнёздышком, просто бросает на ходу, мол, по-быстрому оборудовали для новоприбывшей принцессы (Не забыть спросить про горошину под матрасом!), и ведёт через комнату в следующую дверь. Ещё большее потрясение! Немаленький бассейн-озерцо с водопадом, в круглом гроте, обрамлённом изумительными жемчужными сталагнатами. Неужели это всё естественного происхождения? Господи, сколько ж лет этим хоромам?

Просто и деловито, по-хозяйски, молодой человек разложил по полочкам ситуацию: вот, на этом столике из зелёной яшмы, чаша с лечебным бальзамом, выпить непременно до дна перед омовением в купели, вода в которой уже содержит все необходимые полезные вещества, остаётся только от души в ней поплескаться. На уютной лавке из палисандра сложены стопкой пушистые полотенца и пара халатов, белый и розовый, на любой вкус. Уже предвкушаю радость купания в божественном источнике и последующее блаженство. Всё-таки, дорогие, я в раю!

Оставшись в одиночестве, не без опаски беру в руки чашу с напитком (медового оттенка, полупрозрачный, со сложным запахом сотни, не меньше, различных составляющих). Была не была, Бог не выдаст, не поминайте лихом, мама!.. Пью крупными глотками, сначала почти заставляя себя, потом всё с большей охотой. Ух, ты! Не пробовала в жизни ничего вкуснее! Вот бы все снадобья походили на это! Ощущаю внутри мгновенный прирост жизненных сил, лёгкость и гибкость необыкновенную! Да я сейчас взлечу, если хорошенько оттолкнуться (а если ещё молоток найду?)!.. Скидываю свой нелепый, хотя и китайский балахон, разбегаюсь вприпрыжку и беззаботно сигаю в водоём. Вау, вообще один восторг! Вода хоть и прохладная, но такая живая-бодрящая, словно покалывает тысячей волшебных иголочек, и обнимает, поглаживает, прямо вымывает из организма всё вредное и заменяет на полезное! Хочу, хочу, хочу такой терапии, наслаждаюсь ею, упиваюсь всем телом, обоняю и осязаю, до полнейшего самозабвения!

Не помню, не сосчитать, сколько раз я выскакивала одним махом из бассейна, взбиралась на какой-нибудь из столпов и прыгала со счастливым визгом в бурлящие струи, как ныряла под водопад, ощущая плечами его тяжёлое, но весёлое давление, как кувыркалась, колотила по воде руками и ногами, гребла от стенки до стенки размашистыми саженками. Наверное, если б кто-нибудь мог слышать или видеть  меня, то непременно заключил, что дамочка сбрендила, впав в эйфорию, и нужна срочная психиатрическая помощь. Но, полагаю, никого поблизости нет (не уверена, правда, насчёт пресловутых "помощников", но если Дир ручается за их скромность, вопрос считаем исчерпанным).

Наконец-то умеряю свои Половецкие пляски, не потому, что устала, но ясно же — у Дира могут быть какие-то планы насчёт меня, и вообще, надо знать меру! Повалялась на лавке, расстелив полотенца, всё ещё во власти энергичных укольчиков, но более расслабленная. Появляется лёгкое чувство голода, но такое не напрягающее, словно сверх вышколенный слуга, который издалека, безмолвно, одним своим видом напоминает о какой-либо необходимости. А ведь сколько времени ни маковой росинки во рту (если не считать добрую меру водки, "скушанную" накануне)! Видимо, лечебный эффект бальзама и купания начинает сказываться. Накидываю один из халатов наугад, ага, беленький, да ещё вышитая золотом монограмма слева на груди: "И"! Ничего себе! Царское гостеприимство!

Подсушиваю волосы полотенцем, наматываю на голову подобие тюрбана. Что ж, можно вернуться в VIP-апартаменты и ознакомиться с ними поближе. Приятно осознавать, что тебя встречают на высшем уровне, ещё бы  — принцесса! "Та самая Ириной, избранница наследного принца Дира? Ах, как она божественна прекрасна!"

Впрочем, трезво-скептическая часть меня не может удержаться от реплики: "Прекрасная принцесса ещё утром валялась готовая в хлам, и видок у неё от того соответствующий! Только образцовое воспитание и выдержка не позволили Диру выказать разочарование! Так что поумерь восторги, big fool!"

А... по фигу! Дура не дура, а принята по-королевски! Что ж теперь, придут и выгонят, мол, извините, мы другую Ириной ожидали? А если и так, ну... уйду, цепляться за статус не буду. В конце концов, я не напрашивалась!

Ладно, по боку пока рефлексии, чем нас покои обрадуют?

Большая светлая комната обставлена не избыточно, но стильно. Потрясающая кровать, мечта новобрачных, с таким тончайшим бельём, что тело заранее ощущает его свежесть. Несколько диванов, очень уютно элегантных. Столики разного калибра, кресла, стулья, шкафы и стеллажи — всё из ротанга, лёгкие и надёжные. На высоких стенах масса картин, в основном, мотивы растительного и животного мира, но есть несколько потрясающих акварелей в стиле "Ню". Приглядываюсь, уж больно знакомы, ба, да это же Стив Хенкс, причём из самого знаменитого! Неужели подлинники? А то! Будут ещё в монаршем дворце висеть копии!

Вообще, всё так уместно, комфортно, солидно... Краски пастельных тонов, и ни одной случайной детали. Интересно, кто это подбирал, сам Дир или кто-то из его "помощников"? В принципе, не суть важно, зато какой результат! И не забудем, что оборудована сия спальня, по словам хозяина, для меня! Как выражаются в подобных случаях: без комментариев! Вот только техники никакой не видно, непривычно... Ничего! Пока что не испытываю по этому поводу никакой ностальгии. И не думаю вообще ни о чём, что было в прошлой жизни. Прошлой? Да, и нужно посмотреть правде в глаза — туда возврата нет! Нет? Никогда не говори "нет" будущему, так же, как "да", оно не любит определённости. Возможно... Maybe...

На одном из столиков наблюдаю подобие фуршета: десятки разных тарелок и тарелочек со всякими закусками, очень привлекательными на вид, с божественным ароматом, так же несколько графинов с напитками. При этом полное отсутствие мясных и рыбных продуктов, чему не удивляюсь и не ропщу, то ощущение лёгкости, появившееся внутри, воспротивилось бы такой брутальной пище! Ещё вижу листок бумаги посреди изысканной сервировки, исписанный крупным чётким почерком с явными признаками использования пера и чернил. Ну-ка?

Послание от Дира, в котором он вновь предлагает принцессе Ириной чувствовать себя в покоях, как дома, отведать, если пожелает, снеди с королевского стола, а когда сможет ответить на пожелание принца о встрече, позвонить в колокольчик, находящийся под рукой, на отдельной подставке в виде дорической колонны (и столь же древней, наверное).  Что ж, безупречно обходительно, и без чопорных церемоний, мне нра всё больше и больше! Вот только ни слова о насущном, вернее, носимом, мне в этом халате постоянно ходить, что ли? Удобно, конечно, да ещё с золотой монограммой на сердце щеголять, но всё же... Ладно, вот об этом и поговорим с Его Высочеством, раз они жаждут общения. А сейчас, в самом деле, испробуем, чем тут кормят?

Собственно, ничего сверхъестественного, но иного мне и предложить не могли в этом "экологическом раю", уж пусть простят за гиперболу. Сырые или минимально обработанные овощи, фрукты, орехи, злаки, мёд, молоко. Вкусно и питательно. Лишь пробежавшись пальцами, поотщипывав  от одного и другого,  выпив полстакана дивного брусничного морса, ощущаю глубокую, но не отягощающую желудок сытость, словно от умеренного обеда в домашнем кругу. Тело испытало такой прилив бодрости, что впору заподозрить наличие в продуктах возбуждающих средств! Похоже, в этой удивительной Псессии абсолютно всё имеет волшебные свойства, от пищи до самого воздуха!

Удовлетворив потребности немощной плоти, можно подумать и о более возвышенных вещах, вроде общения. Раз принц выразил такое желание, почему бы и нет? Я сама сгораю от любопытства разузнать тут про всё. Может, придётся провести здесь остаток своих дней? Вот и будем осваиваться. Беру в руку увесистый колокольчик (поди, из чистого серебра?), размышляю минуту, в каком тоне уместно произвести звон, чтобы вызвать королевскую особу? Чай, не слуга какой-нибудь. Скромно — а вдруг не услышит? Громко-интенсивно может показаться невежливым... Вот ситуация! Окей, пару раз умеренно, и ещё разок... А там, хоть никогда пусть не приходит! Еды с таким аппетитом тут на неделю хватит!




Глава 7.

Но ждать столько времени не пришлось. Примерно через пару минут  раздался стук в дверь, и следом, не дожидаясь ответа, появился-не запылился августейший хозяин. Что ж, мужчины, к тому же принцы, особой терпеливостью не отличаются. И мы простим им это.

В руках Дир крайне осторожно, можно сказать, нежно, держит чрезвычайно запылённый сосуд, вроде амфоры, с запечатанным горлышком. Видимо, какой-то винный раритет. Не ошибаюсь в догадке. "Фанагорийское вино двести семидесятого года, самое лучшее в нашем погребе! Говорят, тогда Понтийская лоза уродила отменный виноград. Нигде в мире такого больше не попробуешь. Только атмосфера Псессии позволяет сохранять столь древние шедевры!"

Н-да, мягко выражаясь, залежалось! И ведь никто не поверит, если расскажу! Впрочем, о чём это я? После встречи с мальчиком-оленем, оказавшись в этом дворце, ты сама превратилась в ходячую небылицу! Вот и славно, можно выпить по этому поводу старого доброго вина, смотрите, как оно играет оттенками розовоперстой Эос в бокале! За нас и тесное содружество миров, чин-чин!

Интересная тема возникла, насчёт тесного содружества, вижу, принц вполне оценил каламбур и улыбается в шелковистые усы. Разглядываю его получше. Он переоделся из воинственного походного наряда в домашнее и выглядит очень мило. Белая свободная рубашка, украшенная кружевами, заправлена в светло-серые кюлоты, хорошего, но простого полотна, икры обтягивают бежевые чулки, ступни обуты в лёгкие домашние туфли. Волосы, до этого топорщившиеся львиной гривой, собраны сзади в пучок и схвачены резинкой. Ещё раз удивляюсь столь естественному соединению почтенно-патриархального и модернового в облике визави. Его с лёгкостью можно представить как при дворе королевы Елизаветы Английской, так и за рулём "Харлей-Дэвидсона" на пустынной автостраде где-нибудь в Аризоне, облачённого в клёпанную "косуху" и рогатый шлем.

А вино и в самом деле необыкновенное! Конечно, не будучи матёрым сомелье, не берусь описать все тонкости вкуса-цвета-аромата-послевкусия, да и нужно ли? Можно только предположить, что подобным нектаром баловали себя боги на Олимпе, когда им наскучивала повседневная амброзия. Вот и мы не отстаём! Теоретически, всякое спиртное должно сейчас вызывать во мне сплошной негатив... Отнюдь! Почему-то уверена, что ничего дурного со мной не может произойти в принципе, во-первых, по причине заявленных выше свойств местной природы, во-вторых... потому что рядом со мной сам владыка этих мест!

Разумеется, завязалась светски непринуждённая беседа:

— Итак, вино не разочаровало принцессу?

— Думаю, принц, иного ответа, кроме: "Бесподобно!" не существует! И всё же с трудом верится, что ему столько лет! Неужели в самом деле двести семидесятого года?

— Абсолютно точно! Ещё мой отец, будучи принцем, получил дюжину амфор в подарок от Фанагорийского наместника на день рождения...

Наверное, очертания моих глаз приблизились к идеальному кругу, потому что Дир рассмеялся от души:

–  Вот что, любезная Ириной, полагаю, мне нужно многое пояснить Вам... насчёт физического устройства нашего королевства, и многое ещё другое!

Это точно, пояснить не мешало бы! Сколько же лет вашему батюшке, если в третьем веке от рождества Христова ему дарили вино на именины? Тут и библейский Мафусаил позавидует! Две тысячи четырнадцать минус двести семьдесят... получаем тысяча семьсот сорок четыре! И это только разница между датами, ведь уже тогда он был принцем! Тем временем собеседник долил в бокалы божественной влаги и пригласил жестом пройти в сторону стеклянной двери, выходящей, предположительно, на балкон. Хорошо, возражений не имею. Распахиваются створки, и... Боже мой, какой вид открывается!

Мы стоим на полукруглом выступе, нависающем над обширной долиной на высоте трёх сотен метров, не менее. Цепь заснеженных вершин протянулась с трёх сторон, а далеко внизу, среди густого, яркого по-осеннему леса, извивается змейка реки. Причём, удивительное дело, окружающая балкон растительность ближайших склонов не имеет абсолютно никаких следов сезонного увядания, даже наоборот, лоснится отменной зеленью, более напоминающей субтропики, нежели северокавказский ареал. Ветерок веет прохладный, но совсем не тот пронизывающий ветрюган, которому положено быть в это время года. Подозреваю, не всё тут чисто, милый мальчик мой! А он, вновь загадочно улыбнувшись в тёмно-русые усы, щурит насмешливо глаза, и продолжает после изрядного глотка Фанагорийского:

— Не правда ли, звучит дико, что мой отец в столь давнем году был уже принцем? Тут нет ничего удивительного. Правители Псессии живут столько времени, сколько они считают нужным как для блага королевства, так и для своего собственного развития. Это может быть не одна сотня лет, и даже более тысячи... вы посчитали совершенно верно, Ириной!

Чувствую, что краснею. Впрочем, ничего постыдного в своём изумлении не вижу, как и удивительного в угадывании Диром моих сомнений. Тут любой бы опешил. Ладно, валяйте дальше, Ваше Высочество!

— Так вот... И когда верховный правитель осознаёт свою миссию до конца выполненной, он зачинает в браке наследника, который затем придёт ему на смену. Взращивает его, воспитывает, и когда тот приобретает все необходимые знания и силу, бывший король слагает с себя власть и просто переходит на новый уровень. Вступает в небесное королевство. Выражаясь иначе, более привычным для людей языком, в Новый Иерусалим. Так случилось и ныне. Шесть лет назад у моего отца родился наследник, то есть я. А четыре года спустя король ушёл по назначенному для всех Псессидов пути, и принц стал правителем, Диром Первым!

— Так, выходит, ты... то есть, Вы... теперь — король Псессии? Простите, что предстою в таком виде, Ваше Величество! — а ведь в самом деле, этот халат и чалма на голове не очень годятся для придворного одеяния. Впрочем, монарх тоже не при короне! К тому же Дир почти возмущённо машет руками:

— Послушайте, Ириной, для начала... хоть я и полновластный владыка этих мест, но отнюдь не король. Чтобы стать настоящим монархом, я должен... в общем, жениться! Причём, естественно, по любви... иначе в условиях Псессии совершенно невозможно! Поэтому я всё ещё принц. И потом... Мне бы не хотелось, чтобы мы потеряли ту близость общения, которая сложилась пять лет назад, когда прекрасная принцесса спасла раненого оленёнка... пусть не задумываясь совершенно, что приобретает этим верного друга и... преданное сердце!

Уф, в голове какие-то горячие фонтанчики забили, и сердечко так застучало вдруг... И как это прикажете понимать, люди добрые? Наверное, в глубинный смысл услышанного лучше вовсе не вникать! Чтоб не вообразить невесть что... А в остальном, да ради Бога!

— Хорошо, ничего не имею против... при одном условии: будем взаимно на "ты", любезный принц! И ещё хотелось уточнить... в твоём рассказе прозвучала тема брака... просто интересно, как у вас тут с этим? И вообще, как существуете между собой?

— Да обыкновенно существуем, как все, то есть влюбляемся, женимся и выходим замуж... только уже на всю жизнь, а это, как ты поняла, у нас надолго! Рожаем детей. Другое дело, что наши граждане могут существовать в разных обличьях и в разных местах, превращаясь в людей лишь иногда, когда устраиваются общие праздники или ответственные мероприятия. В королевской семье точно так же появляются дети, но становится наследником только один, рождённый незадолго до перехода короля. К слову, моя матушка ещё жива и прекрасно здравствует, когда-нибудь вы с ней познакомитесь. В настоящий момент ей нравится облик волчицы, в котором она и пребывает последние три года. Многие из нас так и существуют в человеческом образе, некоторых ты, возможно, даже знаешь...

— Вот как, неужели? А можешь кого-нибудь назвать?

— Без проблем. Например, Аня Холоденко, директор Дома культуры в Каменномостской...

— Анечка, она из ваших, то есть, из наших? Вот здорово! Я давно подозревала, что с ней что-то не так... вернее, наоборот! Супер вообще!

— На самом деле, их довольно много живёт в округе, а так же по всей земле. В Европе, Америке, Азии... Есть и очень экзотические личности, на обыденный взгляд...

— И что... все они живут... столь же продолжительно, как монархи?

— Как я уже говорил, обитатели Псессии живут столько времени, сколько считают нужным. Просто у королей гораздо побольше обязанностей и хлопот, поэтому приходится задерживаться на этом свете. Остальные выполняют свои задания гораздо раньше и уходят лет в триста-четыреста. Поверь, быть экстра долгожителем не так уж приятно, даже тут, в блаженном горном краю!

И кто это мне говорит? По сути, вчерашний сосунок, всего-то шести лет от роду! Однако... вполне взрослый мужчина, ни дать ни взять...

— А как насчёт... жён королей, то есть королев, что с ними?

— Никто и ничто не заставит их жить столько же, сколько супруг, кроме любви, конечно. Не было ещё случая в истории Псессии, чтобы это чувство подводило. У нас если любовь, то настоящая и навсегда!

Вот как? Настоящая и навсегда... Это нужно прочувствовать и осознать. В том, внешнем, когда-то моём мире, где царствуют алчность и подлость, такие понятия изрядно подзатёрлись. Слова!.. Произносят их легко, но никто не соблюдает. Ложь, лицемерие, трусость... Да и я не лучше... Кажется, Дир не вполне понимает, с кем связался. Благородное сердце не видит в ближнем гнилую сердцевину. Да и оболочка далеко не хороша, блин...

— Слушать бы и слушать про столь чудесный край! Вот только что делать тому, кто попал в него уже изрядно потрёпанным судьбой, внутренне и внешне? Не окажется ли он чужим... на этом празднике жизни?

И вновь эта всепонимающая, и вселяющая не смотря ни на что надежду улыбка:

— Моя милая принцесса! Вы... то есть ты хоть видела своё отражение в зеркале... после столь экспансивного принятия водных процедур?

Не даю воли подозрению насчёт осведомлённости принца о моих кульбитах в бассейне, просто плюю на всякую учтивость и ломлюсь обратно в комнату — на поиски достойного зерцала! Сердце замирает от страшного и восторженного предчувствия: в этой стране возможно любое ЧУДО! Но... вдруг это напрасное ожидание? Жутко, ах, жутко!

Наконец-то нахожу огромную зеркальную плоскость на раздвижных стенках шкафа-купе. И обмираю: это я? Ну, конечно я, кто ж ещё? Но эта я —в самом деле я, а не галлюцинация опоённого древним вином мозга? Отражённая стеклом прехорошенькая девица едва ли тянет на двадцать, выглядит, как выросшее вдали от всех пороков цивилизации создание, цветёт майской розой! Оп-ля, было распахиваю халат, чтобы убедиться в целостности картины, забыв совершенно, что нахожусь в покоях не одна. Ой, I'm sorry! Но деликатный сверх меры принц заранее отвернулся и оплошности ничуть как-будто не заметил. Не знаю, огорчиться тому или нет... а вот новое моё состояние мне нравится чрезвычайно! Ай да Псессия, вот так бальзамы-травы-эликсиры, эгей, нынешнее моё всё! Всё, всё, всё! И ничего в прошлом, ничего...

Затем наступил черёд святая святых — гардеробной, где кроме моих приведённых в идеальный порядок вещей нашлась ещё целая уйма всяких тонких, элегантных, обрадовавших бы взгляд самой заядлой модницы штучек, от чулок до роскошных шуб. Последние предметы вызвали во мне некоторое смущение... по поводу происхождения, но догадливый хозяин одной фразой развеял двусмысленность: "Нет-нет, ни один из обитателей моей страны, и вообще, никакой зверь не пострадал. Шкуры получены в дар... от ушедших в иное измерение!" Что ж, пусть так... Но коллекция одежды восхитительная, если не задаваться вопросом, где всё это носить? Вот и не буду задавать... Просто выпроваживаю принца из дамских владений и минут через сорок появляюсь во всём неотразимом блеске светского шика. Отдадим должное выдержке кавалера — и ухом не повёл, оказавшись лицом к лицу с самим совершенством! Лишь учтиво поклонился и прикрыл ладонью глаза, мол, ослеп от божественного сияния. Через минуту хохочем, словно дети, и чувствуем себя чертовски-ангельски классно!




Глава 8.

Потом, потом, потом... Пошли дни, как будто бы похожие один на другой, но наполненные под завязку остротой новизны, радостью открытий, блаженством разделённого тепла. Наверное, так же протекает жизнь в раю: пропадают прошлое и будущее, и только реальное настоящее с нами, всегда свежее и яркое.

Мы с принцем то прохаживались по бесчисленным залам-галереям дворца, то купались в многообразных источниках, особенно же часто отправлялись на пешие, либо конные прогулки в живописных окрестностях. Поначалу неловко было вскарабкиваться на спину добродушных красивых животных (вдруг это какая-нибудь почтенная дама, мамаша десятка-другого детей, которые тоже могут быть кем угодно), но и тут принц успокоил. "У каждого свой долг. Один защищает свободу, другой кого-то возит на себе. На последующую участь влияет лишь усердие, так же терпение. Ещё неизвестно, кто получил лучшую долю: конь или наездник. А вообще, просто относись к ним, как к друзьям, люби и холь!"

Однажды, в один из вечеров, когда мы стояли на балконе и любовались догорающим закатом, произошло то, чего следовало, в общем-то, ожидать, но совсем не предполагалось наверняка . Принц признался в своих чувствах, мол, полюбил меня ещё тогда, в период первой нашей встречи, и с тех пор надеялся, ждал и теперь просит руки Ириной. В голове сразу всё закружилось-завертелось, какие-то звёздочки посыпались, ногам стало зыбко неустойчиво, и принц поспешил поддержать за талию столь впечатлительную особу. Впрочем, приличествующая важности момента и выясняющих отношения сторон пауза была тем самым выдержана на сто процентов, и произнести короткое слово: "Да!" оказалось не столь уж трудно.

К счастью и немалому облегчению, соблюдение всяких формальностей не является отличительной чертой Псессианских нравов, поэтому не позже чем через пять минут покорная ваша слуга была доставлена на монарших сильных руках в купальный грот, где весьма нежно, но страстно освобождена от всяческой одежды, чтобы тут же оказаться в волшебно-кипящих струях-объятиях, и забыть про всё, улетая выше звёзд, прямо в рай!..

Эти волшебные часы, слагающиеся в дни, наверное, останутся со мной до конца жизни, сколько бы её ни осталось. Если кто-нибудь из читателей сомневается в существовании счастья, я могу подтвердить под присягой: оно есть! Его может обрести любой человек, если очень захочет. И я тому самый объективный свидетель.

Мы с Диром, как самая отъявленная пара новобрачных, забыв про всё, наслаждались долгожданной близостью, неутомимо и жадно. То оказывались на белоснежном королевском ложе (где я очнулась когда-то, в первый день появления во дворце), то в моих апартаментах, то в бурлящих водах бассейна, или просто в любом из местечек королевства, где настигало нас необоримое желание.

Правда, случались небольшие паузы, а порой и сравнительно продолжительные разлуки (день-два), связанные с выполнением принцем своих государственных обязанностей. Мы пылко прощались, иной раз по нескольку часов, и потом я места себе не находила, ожидая возвращения милого. Ну, пыталась развлечь себя, как могла. Читала старинные фолианты в библиотеке (поверьте, это не просто собрание книг, это не имеющая себе равных жемчужина мудрости), рисовала, путешествовала  по округе. Бояться было некого, да и к лицу ли страх королеве?

Так было и в этот раз. Дождавшись, когда осеннее солнце встало достаточно высоко, чтобы осветить все уголки-закоулочки ущелий, а так же смахнуть с опавшей листвы скользковатый иней, седлаю расторопного, но спокойного серого жеребчика по имени Орикс, и выезжаю на прогулку. Быстро миную закрытую для посторонних зону вечного лета, скачу по хрустко-седому бездорожью, с перевала на взгорье, потом хребтом, ныряю в ложбину, углубляюсь в чащу ярко-жёлтого каштанника. Иногда по лицу хлещут дерзкие ветви, но это только бодрит, отвлекает от скуки. Сегодня удаляюсь от королевской обители особенно далеко. Заблудиться не опасаюсь, проверено опытом — бывалый конь всегда найдёт дорогу домой, из любой самой забытой Богом глуши. Так что лечу себе, как на крыльях, и в ус не дую.

Но с какого-то момента странное ноющее чувство поселилось в душе. Словно воспоминание о старом долге, когда-то неоплаченном, и вдруг открывшемся через много времени. Несколько раз собираюсь поворотить жеребца, да отправиться восвояси, по добру по здоровому. И всё же еду дальше, хотя ощущение дискомфорта нарастает, и уже реально сдавливает, словно тисками, сердце. Да что же это такое, в конце концов?

А вот что... Так осаживаю коня, что чуть не вылетаю из седла. Внизу, на опушке редкого уже, оголившегося леска, стоит джип. Тот самый, не перепутаешь: "Range Rover Evoque" серебристого цвета, но сейчас, по причине покрытия толстым слоем пыли, абсолютно серый. Почти свинцовый, как мои опустившиеся руки, ставшие вдруг неподъёмно тяжёлыми, или голова, свесившаяся ниже плеч и потерявшая разом все мыслительные способности.

Спускаюсь в долину мелкими галсами, хотя понимаю — это всё, пипец, амба! Остатки воли разом пропадают, вернее, перестают подчинятся уму. Сердце? Оно молчит, страшно и глухо. И я знаю, почему... Потому что—я—должна—вернуться... Но не в покои принцессы Ириной, а к себе домой, на руины семьи, для суда и позорища. Так должно быть и так будет, потому что от судьбы не уйдёшь. Твои дети — твои судьи, вот и весь расклад до копейки.

Подъезжаю к "ренжику", почти ненавижу его в этот момент. Может, не заведётся, и я сумею одуматься, пока буду возиться? Открываю дверцу, сажусь, словно впервые, пыль и внутри, но гораздо меньше. Задерживаю дыхание, поворачивая ключ. Долбаная европейская техника, завелась с полуоборота! Всё...

Высовываюсь из машины, хлопаю Орикса по крупу, кричу, как можно решительнее: "Пошёл, пошёл, домой!" Умный коняга однозначно понял приказ, рванулся с места, но с возмущённым ржанием, мол, а ты почему остаёшься? Кричу снова, уже гневно, а из глаз слёзы, беги, чёрт бы тебя побрал, а то я следом рвану! Так и скрылся вдалеке, а протестные отголоски ещё доносятся какое-то время. Потом стихли. Вот и ладно.

Трогаюсь с места, еду. Вдруг приходит мысль, что ничего и не было, всей этой сказки последних дней, ослепительного счастья, восторга новой жизни... Приснилось? В бреду привиделось? В общем, не важно. Я еду домой, и будь, что будет!

Скоро добираюсь до ворот родимого шале. Словно ничего не произошло и не было моей отлучки, раздвинулись створки, а сторож даже носа не показал наружу. Ну и шут с ним. Загоняю авто в гараж, потом медленно, медленно, как в замедленной съёмке, поднимаюсь наверх.

Что ж, здравствуй снова, мой персональный ад, я вернулась! Долго поджидал? Лично я не в курсе, какой вообще день, или даже год. Ведь я была там счастлива, а счастливые часов не наблюдают, слыхал такой афоризм? Подтверждаю, это так. Счастливые вообще забывают про всё и вся, наверное, сходят с ума от радости. Вот и хорошо, поумнеем снова...

В комнатах воняет изрядно. Остатки содержимого моего желудка частично засохли, частично уничтожены появившимися кстати личинками каких-то гадких насекомых. Кому ж ещё питаться плодами твоего пиршества, любезная принцесса? Удивительно, как тебя саму ещё никто не жрёт, там, в одном из ущелий великой страны Псессии!

Вдруг острый солнечный лучик пронзил штору и ложится золотой монетой на стол, прямо передо мной. Он необыкновенно живой, трепетный, кажется, коснись его нежно пальцем, и он захочет поиграть с тобой, как котёнок. Зачем ты оказался здесь, напомнить о другом, более светлом месте? Ничего, малыш, я всё помню! До самой последней чёрточки, каждую секунду и каждое слово! И не забуду никогда.

Внезапный сигнал городского телефона бьёт по нервам, но почему-то вселяет надежду... О чём, какой смысл, оставь её, входящий... Подхожу скорым шагом, беру трубку, но отвечаю не сразу, собираюсь с духом...

— Да?

Голос мужа, всё такой же волевой, но былого гнева не слышно:

— Привет, Ира! Второй день не могу до тебя дозвониться, где пропадаешь? Ладно, прежде всего извини, я тогда лишнего наговорил, сама понимаешь, в состоянии аффекта. Но ты тоже хороша, так что, надеюсь, без обид? В общем, мы этого прощелыгу вычислили на Барбадосе, подловили на банковских переводах. Чуть прижали, сразу раскололся, слаб оказался на ответ держать. Все счета, пароли выложил, наличку сдал. Можно сказать, проблема закрыта. Отпустили, разумеется, молодца, на хрена он теперь нужен? Само собой, с тебя тоже все обвинения сняты, вчистую! Только... — тут в благодушном течении речи возникает заминка, я тем времени усваиваю информацию и прихожу в себя. Что значит, сняты обвинения? А всё остальное? Но продолжает: — В общем, сама понимаешь, после этого инцидента... совет директоров не сможет восстановить тебя в той же должности... Не всё зависит от меня... И ещё, самое главное, пожалуй...

Снова повисает длительное молчание. Наверное, драгоценный муж собирается выложить мне особенно ценное известие. Если честно, все их банковские форс-мажоры стали для меня такими же чужими, как толщина снежного покрова на Килиманджаро. Есть он там вообще, или давно растаял? Не всё ли равно? А вот другой вопрос, более насущный, имеется, и мне кажется, именно о нём и будет идти речь.

— В общем, Ирин, такое дело... Наверное, я давно должен был тебе сказать, разобраться в наших отношениях, но всё откладывал... А тут... такое дело, как бы само всё... — да что за манера такая у мужиков, тянуть кота за хвост, да ещё гладить его при этом против шерсти! — Короче, у меня есть другая женщина, причём давно. У нас с ней даже ребёнок есть, трёх лет... Думаю, нам с тобой лучше всего просто разойтись, раз у нас не осталось чувств друг к другу, правильно?

— Ладно, я всё поняла. Как насчёт детей, вот что скажи!

В голосе мужа явное облегчение, возможно, ожидал возмущения лицемерием и прочими некрасивыми вещами. Но мне сейчас действительно до лампочки все его выкрутасы.

— Разумеется, дети останутся с тобой, ты же законная мать! Так же можешь считать своей собственностью дачу и автомобиль, ещё квартиру в Краснодаре. На твой счёт положена крупная сумма, вроде компенсации за моральный ущерб. Алименты, естественно, будут выплачиваться в полном объёме и в срок. Тебя устроит такой расклад?

Потихоньку начинаю просекать складывающуюся ситуацию. Это что же, путь на дно отменяется? В чистилище объявлена амнистия? Черти бастуют? Кто стал ничем, вдруг снова будет чем-то? Так всё и сразу... очуметь можно!

А драгоценный уже понукает нетерпеливо:

— Ну, Ирина, почему молчишь? Какие у тебя ещё вопросы?

— Так что с детьми, когда я смогу их забрать? Они в порядке, здоровы?

— Не волнуйся, с детворой всё прекрасно! Просто они соскучились по маме и ждут не дождутся встречи. Если ты согласна со всеми пунктами соглашения, я забираю детей, так же нотариуса, и мы будем у тебя через пару часов, идёт?

— Да, я на всё согласна, только вези их скорей!

Ёлки палки! Осматриваюсь кругом совершенно обалдевшим взглядом. Мои дети через два часа будут здесь! А тут — хуже, чем в Авгиевых конюшнях, просто мрак! Так чего стоим? Вперёд, принцесса из собеса, на баррикады, ковать своё счастье!

Эти несколько часов, уверена, можно смело занести в анналы человеческой истории, как образец выдающейся организации труда и всепобеждающего энтузиазма. Даже знаменитым своим трудовым упорством китайцам не удалось бы свернуть такую гору в столь краткий срок. Что ж, нужда действительно, и лучший учитель, и помощник, и кризисный менеджер! К тому времени, когда перед воротами замка остановился роскошный "Bentley Continental" вороного цвета, в доме уже всё сияло и сверкало, дышало альпийской свежестью с ароматом весеннего сада. А хозяйка быстренько замесила тесто для пончиков, и даже наготовила их целую вкуснейшую горку! Добро пожаловать домой, хорошие!

Вот и весёлые звонкие голоски слышны, сбегаю им навстречу по лестнице. Переодеваться из рабочих джинсов и блузки не стала. Детям я в любом виде, надеюсь, хороша, а нотариус как-нибудь вытерпит. Малыши несутся со всех ног, малой даже спотыкается и растягивается на зелёной травке (благо, мягко, не расшибся). Подхватываю их обоих, кружу и обнимаю, прижимаю крепко-крепко! Как я могла прожить без вас столько времени, как могла вообразить счастье, пусть самое жаркое женское, — без вас! Никуда уже не отпущу, не разлучусь!

Но дети есть дети... Удовлетворили первую радость встречи, и мысли их уже о другом. В вольерах настороженно ворчат косматые волкодавы, чуют чужого (молодцы, знают службу!). Ребятне интересен их грозный, но уравновешенный облик, несуетливые повадки. Не опасаюсь за чад — собаки их знают и любят, никогда не тронут, да и охранник подошёл, приглядывает. Ладно, займёмся иными приезжими.

В проёме ворот, словно не решаясь войти в чужую отныне для него собственность, стоит муженёк, как всегда предельно элегантный, в новейшем костюме от Версачи, в тёмных очках, больше похожий на нью-йоркского мафиози, чем на банкира. А кто это с ним рядом, что за фифа? Боже ж мой, это и есть наш нотариус? В такой мини юбке, да ещё декольте чуть не до пояса... Ну, если это не та самая подруга-"разлучница" (надеюсь, всё же не она, не настолько бывший мой тупица, чтобы тащить сюда свою пассию!), то я кому-то не завидую! Не долго будет радоваться победе! Впрочем, меня это уже не касается вовсе. Давайте свои бумаги, пошли в дом!

Все формальности уладили быстро. Документы составлены грамотно, ясно, никаких двусмысленных пассажей. Пожалуй, эта секс-бомбочка знает толк не только в нарядах и макияже, но и в своём прямом деле. Пусть примет мой респект и пожелание удачи в бою! А я, простите, из этой схватки ретируюсь. Адью, леди и джентльмены!

Уже прощаясь, драгоценный снимает очки, окидывает внимательным взглядом, в котором неподдельное изумление.

— Ты знаешь, Ирина... У меня такое впечатление, что эта нервная встряска тебе явно пошла на пользу! Ты словно помолодела... лет на десять, как минимум, и стала просто дьявольски хороша! Может, мне снова за тобой приударить, а?

Вот уж дудки, маэстро! Поезд ушёл, рельсы остыли, баста! Отчаливай к своим подругам, детям, новым семьям... желаю и тебе удачи! Всё!

Смотрю со ступенек, как лениво-грациозно разворачивается люксовый автомобиль, увозя, надеюсь, навсегда, часть моего прошлого. А что впереди? По крайней мере знаю точно, вот эти двое сокровищ, что возятся у клетки, сами похожие на больших неуклюжих щенков, будут со мной отныне и всегда!

Ладно, пора организовать лёгкий перекус, за чаем и пончиками мило поболтать о том, о сём... Поднимаюсь в кухню, начинаю накрывать на стол. Тут снова звонок, но уже внутренней связи. Недоумевая, что может понадобиться так срочно охране, нажимаю кнопку: "Да?"

— Ирина Алексеевна, тут к Вам посетитель пожаловал, директор заповедника, говорит, по делу...

Так-так, припоминаю, недавно читала о том, что в Государственном заповеднике теперь новое начальство: очень энергичный молодой человек, мол, добился уже многого, например, расширения охраняемой законом территории почти в два раза, где будет запрещена любая хозяйственная деятельность, включая постоянное проживание людей. Может быть, он насчёт этого приехал? Вот не было печали!

Подхожу к открытому окну... и чуть не теряю сознание, ноги подкашиваются, едва успеваю схватиться за подоконник. Смотрю, словно не верю своим глазам, и не мудрено, такой туман образовался из-за сгустившихся в них слёз. И не знаю, то ли благодарить Бога за всё, что с нами было или будет, хорошее и всякое, то ли бежать вниз, умирая от радости, то ли стоять вот так, впитывая всеми фибрами души невероятное чувство умиротворения, согласия с собой и вселенной, которое овладело мною.

Там, возле ворот, стоит простенький УАЗик с гербом минприроды, а совсем близко (вот он, весь как на ладони) высокий молодой мужчина с длинными русыми волосами, бородкой и усами, одетый в добротный камуфляж, присел на корточки и весело разговаривает с припавшими к нему с двух сторон детьми. Добродушно машут хвостами собаки, признавшие в пришельце своего, ярко светит пусть нежаркое, но приветливое осеннее солнышко, склоны гор щеголяют нарядами, и над всем этим уютным, домашним мирком сияет лазурное небо Псессии.

Мальчик-олень
 бродит в аллее,
тёмная тень
 стала длиннее.

Вечный сюжет:
пиршество света,
в праздничный цвет
 осень одета.

Мальчик-олень —
образ во сне лишь?
Сменится день,
ты повзрослеешь.

Горных хребтов
 острые пики
 скажут про то:
будет великим

 принц королём,
мальчик — мужчиной,
в сердце моём
 счастья причиной!

Выйду, не лень,
тропкою к царству...
Принц мой, олень,
суженый, здравствуй!

Будем жить!..