Надежда Георгиевна открыла форточку и вытащила сигарету из пачки. Самую дешевую из тех, что продавались в ближайшем киоске. Когда-то, лет сто назад, она курила исключительно дамские, фасонистые, придирчиво выбирая самые дорогие. И победно смотрела по сторонам: все ли видят?
Да, денег у них с мужем тогда было немерено. Пока она просиживала дни в своем читальном зале, забитом пыльными журналами по искусству и получала восемьдесят рэ в месяц, муж катал на какие-то далекие золотые прииски, которыми она, честно признаться, не сильно-то и интересовалась. После нескольких месяцев экспедиции Борис возвращался взбудораженный, наворачивал по двенадцать котлет в один присест и развивал бурную деятельность по пристраиванию добытых денег.
В замусоленном блокноте, который всегда лежал в кармане его пиджака, он записывал, сколько можно положить на счет в банке. Потом перечеркивал, писал другую цифру, бумага от въедливых подсчетов продиралась, но решение наконец находилось и завтра он шел в ближайшую сберкассу, чтобы положить очередную кругленькую сумму на свой счет. Надя дома называла его «Корейко». Он страшно обижался, дулся целый вечер, потом съедал пару тарелок борща под водочку, смачно хрустел огурцом от бабушки из деревни Запечки и говорил: «Ничего, Надюха, ничего, мы им всем еще покажем!»
Жену он баловал. То ли за вкусный борщ, то ли за запасливую, как и он сам, бабулю, то ли за то, что Надя была всегда утонченно-элегантна и все, как один, друзья ему завидовали. А может, и вправду любил. С годами у Надежды Георгиевны набралась целая шкатулка золотых колечек и цепочек, а в шкафу тщательно оберегались от моли три шубы: норковая, каракулевая и нутриевая. Подруги забегали смотреть на обновы, занимали денег до получки и, как партизанки на допросе, тщательно скрывали зависть. Даже самые лучшие. Ну почему вот им до получки не хватает, а у нее – «сундук» золота.
У Нади, конечно же, была и модно обставленная четырехкомнатная квартира, гараж, две машины в городе и еще одна в Запечках, у бабушки.
Баба Катя молилась на свою внучку, хвасталась соседкам обновами, которые та ей привозила, угощала подружек дорогими конфетами. Но иногда, когда оставалась дома вдвоем с Надей, вдруг начинала плакать, вытирая слезы сухими морщинистыми кулачками: «Боюсь я чего-то этого вашего золотого рая! Слишком все сладко. А судьба, она такая: поиграет-поиграет, да и оставит ни с чем! А ваше счастье передаст в другие руки».
Надя смеялась над бабушкиными причитаниями: ну не растворятся же враз все их запасы! -- и ждала очередного приезда мужа с приисков.
Тогда, в ноябре, все было, как всегда: котлеты, борщ, хрустящий огурчик… Надя и вышла-то из кухни на минуту – проверить у сына пример по математике. А вернулась – Боря лежал на полу и не мог сказать ни слова…
«Доктор, это ведь ненадолго? – беспомощно лепетала она в больнице, стоя перед дверью с надписью «ординторская». Буква «а» в слове, похоже, давным-давно отвалилась, она смотрела на темный овальный силуэт потерянной буквы с двумя дырочками – вверху и внизу – от шурупов, и не могла оторвать взгляд. – Моя соседка через четыре месяца после инсульта уже сама ходила, и все было нормально…»
«Боюсь, что это не ваш случай» -- сухо произнес доктор и посоветовал идти домой и выспаться, пожалуй, пока это единственное, что она может сделать полезного для мужа.
Жизнь превратилась в вертушку серых дней, наполненных лекарственными запахами. Менялись больницы, врачи, реабилитологи, найденные бабой Катей целители, сезоны года… Надежду жалели все. Директор библиотеки, сменщица, соседки по подъезду. Она же жила, как в забытьи. Очнулась, когда поняла, что на счету, который казался бесконечным, закончились деньги. Сосед, автослесарь, вмиг нашел покупателя на джип. Потом в ход пошли кольца и цепочки – дети росли, как на дрожжах, им нужны были кроссовки, куртки, костюмы, репетиторы…
Муж лежал в просторной комнате с балконом, в полном соответствии с рекомендациями докторов. Кто-то посоветовал использовать от пролежней неочищенный овес, она долго искала его по знакомым, приобрела сразу мешок, и научилась одна, без помощников, перестилать постель под беспомощным телом. Она научилась вообще всему. Даже врать себе, что все обязательно будет хорошо.
Но лучше не становилось. Через два года подруги помогли ей обменять квартиру на двухкомнатную с хорошей доплатой. В одной комнате – муж, во второй – она с сыновьями-старшеклассниками…
Однажды ночью Надя вдруг поняла страшное: она не любит мужа. И -- даже не жалеет. Да, именно так: не любит и не жалеет! Ей надоело все: памперсы, тертые кашки, разваливающиеся сапоги, все это жалкое существование, которое почему-то называется жизнью…
А утром Борис умер. Рано – дети еще не успели уйти в школу. Похоронила она его в тот же день, так и не проронив ни слезинки. Поминки устроила скромные: из того, что принесли подруги и сослуживцы. Правда, расстаралась Юля, бывшая однокурсница. Принесла красной рыбы и даже банку икры. Краем уха Надежда Георгиевна услышала: у Юлиного мужа вдруг «попер бизнес», и вчера они купили джип последней модели…