Рижские цветы. Шведский солдат

Александр Брыксенков
       Раннее утро. Было темно. В свете желтых фонарей медленно кружились редкие снежинки и опадали на черную брусчатку. В тесноте средневековых улиц, осененных острыми силуэтами готических построек, гулкий стук флотских рабочих ботинок  воспринимался как шаги рыцарского патруля. Шестая рота нахимовцев занималась строевой подготовкой. Отрабатывались повороты в движении.

     Лешка машинально выполнял команды. Повороты позволяли ему обозревать окружавшие площадь интересные дома и соборы. Старый город, в основном, уцелел в войне. Пострадал лишь собор Св. Петра (рухнула колокольня со шпилем) да Дом Черноголовых.

     Лешка восхищался мастерством латышских архитекторов и строителей создавших такие удивительные, неповторимые сооружения как Домский собор, Пороховая башня, церковь Св.Иакова, Рижский замок.

    «Стоп, -- подумал Лешка, -- Рижский замок, наверное возвели не латыши. Там же немцы-крестоносцы обитали. Скорее всего немцы его и построили».
     Не знал Лешка, что в 1201 году, когда епископ Альберт Буксгевден основал Ригу, язычники-латыши еще не умели строить каменные дома.  Все значимое, чем сегодня гордятся латыши, создали за них немцы: города, замки, соборы, общественные здания. Да много чего они создли. Даже латышскую письменость изобрели в середине 17 века два немца.  Немец же Эрнст Глюк перевел в 1694 году  на латышский язык Библию.     Ничего этого Лешка не знал, но данное незнание не мешало ему восхищаться готикой Старой Риги.

      Намаршировавшись и прилично продрогнув, нахимовцы шумной толпой ввалились в казарму и сразу же сгрудились у большого очага, в котором дневальные уже развели огонь. Пошел оживленный треп. В конце концов разговор свелся к привидениям. Дело в том. что по ночам в конце Шведских казарм, в темном длинном коридоре стал появляться призрак.

     Его видели многие дневальные. Привидение показывалось в катом-то сером балахоне, поэтому его очертания в темноте были расплывчаты. Курсанты окрестили его Шведским солдатом. Офицеры уверяли нахимовцев, что это все чушь, галюцинации и испарения.   Нахимовцы же твердо знали: Шведский солдат существует.

     Поздней осенью, пока земля не замерзла, начальство решило построить во дворе казарм простенький спортивный городок. Курсантов привлекли к земляным работам. Они должны были копать ямы под столбы.

   При копке второй или третьей ямы землекопы наткнулись на человеческие кости, а еще в одной яме  был обнаружен человеческий череп. Очевидно раньше здесь было кладбище. И это не удивительно. В крепости не было свободной земли. Знатных покойников хоронили в церквях и в соборах, тех кто попроще – возле молитвенных домов, а остальных, где придется. Скорее всего возле казарм хоронили умерших солдат.

     От строительства спортивного городка отказались. Ямы засыпали. Но кладбище было потревожено. Дух беспокойного солдата поселился в дальнем коридоре. Дневальные стали бояться нести ночью службу в этом месте. Чтобы успокоить народ, в коридоре установили дополинтельное освещение, но мандраж у дневальных остался.

     Больше всех дрожал Лешка. На его повышенное восприятие сверхестествегнного повлияли деревенские рассказы о домовых, ведьмах, оживших покойниках, которых он наслушался в эвакуации на Урале. Заступая очередной раз в наряд, он решил обезопаситься.

      В его личных вещах хранился винтовочный патрон, который он нашел летом в Межапарке, играя с ребятами в пионерскую военную игру. Вот его-то он и взял с собой на дневальство.
 
     Когда он ночью заступил на пост (стояли почему-то с винтовкой),  то первым делом открыл затвор, перекрестил патрон и загнал его в патронник.

     В коридоре было холодно, пустынно и, несмотря на яркое освещение, тревожно. Лешке ходил возле тумбочки дневального, нервно бросая взгляды в коридорную перспективу. Круглые часы, висевшие на стене, показывали 1 час 20 минут ночи. Вот тут и появился призрак.

     Сначала в конце коридора погас свет. Послышался шорох и скрипы. Лешка замер и впился взглядом в таинственое пространство.  Постепенно в пространстве образовалось темное, длинное аж до потолка пятно. Затем пятно трансформировалось в некую фигуру, которая, как показалось Лешке, стала двигаться в его сторону. Шведский солдат!!!

      Проще всего было рвануть дверь и укрыться в спальном помещении, но Лешка, как его кто толкнул, вскинул винтовку, прижал приклад к плечу, прицелился и нажал на спусковой крючок.

     Бабахнуло еще так! Аж рота проснулась. А может не от бабаханья просгулась, а от истерического визга: «Мудак!!! Ты, что охренел?!» Визжать было от чего: реальная пуля прошла чуть выше головы  одного из курсантов старшей роты, который решил пошутить над дневальным. Он через боковой проход проник в коридор и поднял на швабре серое, байковоое одеяло.

      Был большой разбор. Лешку на месяц оставили без берега и предупредили, что при первом же безобразии с его стороны, он будет отчислен.
     Миф о Шведском солдате развеялся, но нахимовцы (на всякий случай, ради подхалимажа) купили два букета гвоздик и возложили их на два холмика во дворе, под которыми лежали безымянные кости.

     Вместо выхода в город сидел Лешка в библиотеке и просматривал скромный набор литературы по истории  Латвии из которого он все же узнал о вкладе немцев в развитие латышской нации. И о вкладе поляков, научивших латышей пользоваться вилкой, носовым платком и канализвцией. И о вкладе шведов, показавших как надо ходить строем и владеть оружием. И о вкладе русских, упорядочивших железные дороги, связь и судоходство. Вот еще коммунисты понастроят заводов, фабрик, электостанций и все, и латыши смогут жить и развиваться самостоятельно.

     А в Рижском нахимовском училище курсанты с винтовками на дневальстве больше не стояли. Да и правильно.