Дети Атлантиды

Анатолий Федосов
                С Новым, 2015-м, дорогие!
                Счастливых находок, вам,
                под ёлкой, в душе и жизни!

Павел Васильевич только что окончил высшую школу тренеров и был полон замыслов, радужных надежд и волнительных ожиданий. В команде по женскому волейболу, которую он, совсем недавно начал готовить к ответственным соревнованиям, явно не хватало еще двух! Тех самых двух, с которыми он мог бы рассчитывать на любые победы – он так явно чувствовал это, что даже видел их в своих снах, а во время тренировок, уже видел их на площадке. Будь они сейчас у него в команде – золото любых соревнований было бы в его кармане, даже олимпийское! Обойдя все молодежные команды и школы олимпийского резерва, он, вдруг отчетливо понял, даже осознал, что найти их, он сможет только, лишь где-нибудь в глубинке – чутье подсказывало ему, что надо искать именно там! И он приступил к выполнению своей мечты. Порывшись в Интернете и полистав подшивки областных спортивных газет, он, махнув рукой на все это многообразие заурядностей и безликость, решил положиться на провидение и интуицию, которые его еще никогда не подводили. А так же на тех трех дам, в которых он всегда верил больше всего: Случайность, Судьбу и Удачу.

Уже где-то на полпути к Пензе, а может быть к Рязани, его внимание привлекло название станции: «Атлантида». Решив, что с ростом, именно здесь, уж никак не может выйти промашки – а именно этот фактор для волейбола, не так уж маловажен – он кубарем скатился со своей верхней боковой полки возле туалета и бегом побежал к выходу. Соскочив, уже с отправляющегося вагона, он, застегивая пуговицы, не переставал озираться по сторонам, разглядывая прохожих – никакого намека на высокорослых атлантов он не видел. Бормоча про себя что-то про интуицию и волю случая, он решительно направился в глубь этой самой «Атлантиды». Впитывая в себя оживленный шум города, Павел Васильевич чувствовал себя, не то путешественником, не то первооткрывателем, но уж никак не менее, командора того ордена, которому так остро недостает двух важных персон, которые ждут его именно здесь. Пусть, сейчас, он еще без заслуг, почета и регалий, но он был уверен, что все это у него еще впереди и в этом он, ни на секунду не сомневался.

Он это чувствовал всеми фибрами своей богатой и удивительной души! Продвигаясь по улицам, он, казалось, впитывал в себя весь его шум, анализировал его и не находя ничего важного для себя, выпускал наружу. Шум был ему знаком, но именно сейчас никакого интереса для него не представлял – ни скрип колес трамвая, ни чудное дыхание скрипки не представляли сейчас для него никакого интереса. Не этого жаждало сейчас его чуткое ухо и ищущая душа. И уже забредши за околицу, Павел Васильевич, наконец, услышал эти дивные звуки, которые, он узнал бы даже тогда, когда перестал бы, уже жить и дышать! Это было прекрасней, чем удары волн о неприступный утес, громче неожиданного удара грома средь ясного неба – он так ждал этого звука! Это были звуки ударов по волейбольному мячу, и по их звуку, чистоте и частоте, он сразу же определил их уровень – играют игроки никак не ниже первого разряда. Но, где же школа, где спортзал или на худой конец – волейбольная площадка? Вокруг – одни кусты.

Продираясь сквозь них, он вышел на поляну и увидел двух небесных созданий – в том смысле, что ему было до них, как до неба. Они были выше его, как минимум на две головы. Нет, он никогда особенно не комплексовал по поводу своих метр шестьдесят с кепкой, потому что знал о многих великих, не отличавшихся своим ростом. Кто знает – стал бы, например, Наполеон, тем, кем он стал, будь он более рослым. К тому же, Павел Васильевич уже был велик – он был велик своим замечательным носом! Нет, не в смысле его величины, а в смысле его необычного нюха: на дела, на людей, на события – на все, поголовно! Он все чуял сразу, быстрее всех и главное – точнее. Да и сам по себе, нос тоже был, надо сказать, не совсем маленький, а скорее – выдающийся, главным образом, за счет своей особой конструкции. Именно, за счет его, профиль Павла Васильевича имел сходство, не то с греческим, не то с римским, и еще с некоторыми другими, выдающимися и знатными. Ну, да это – к слову.

Подойдя к девушкам, он представился им тренером женской сборной, чем вызвал немалый интерес. Девчонки даже посмотрели вверх так, как будто бы, он опустился к ним с неба на парашюте. Одна из них, недоверчиво обошла его вокруг и потрогала за спину.
- Не волнуйтесь, девочки – я не ангел и крыльев у меня нет, и я не спустился к вам на парашюте, тоже. С поезда я, с утреннего, с московского. А привело меня на эту поляну то, что я услышал перворазрядный удар по мячу, признайтесь – вы, ведь, играете не ниже первого. Я не ошибся?
- Ну, да! Еще зимой область выиграли …
- Вдвоем?!
- Не-а, вдвоем, мы не играем – здесь же, моря нет, да и зачем это нам! Мы, уж, по старинке – командой, вшестером.
- По старинке, значит! Ах, вы, старые мои! И сколько же вам стукнуло – вы, ведь, близняшки, я угадал?
- Да, вы не ошиблись – мы близнецы. А что!?
- Небось, одна – старшая, а другая – на 15 минут младше. Так, ведь?
- А вы откуда знаете?
- От верблюда, девочки, от верблюда! Так, все же, сколько вам?
- А вы верблюда откуда знаете?
- Я катался на нем по Сахаре. Так сколько вам?
Девушки подошли к Павлу Васильевичу вплотную и уставились на него, как на инопланетянина.

- Чудной, вы! Дашке – 18, а мне – 17, - теперь, уже, он уставился на них. словно на пришельцев,
- Простите, простите – так вы же сказали, что вы – близняшки! Небось, даже, однояйцовые – вы, как две капли воды похожи друг на друга. Вас, наверное, все даже путают.
- Никто нас не путает – у нас всегда буквы на кармашке вышиты. А насчет яиц – это вы, лучше у отца спросите.
- Как же так!?
- Как, как – очень просто! Дашка родилась 31 декабря, а я – 1 января. У нас и в школьных журналах так было записано.
- Они, что же, родители – так пошутили?
- Ага, они пошутят – ремней и то, на стенке, два висят.
- И что же – они тоже подписаны!?
- Не-а, для Машки – другого цвета и плетеный, а мой – солдатский, с пряжкой.
После этих слов, Павел Васильевич отошел от девушек и уже задумавшись, придирчиво несколько минут смотрел на них. Потом, словно очнувшись от роя мыслей, опять приблизился к ним.

- И вас, ими бьют!?
- Ни разу – только грозятся! Отец, обычно, матери, бить нас не дает.
- Он, что же – добрый такой? А кем он работает?
- Дояркой.
- Даш, как тебе не стыдно! Дояр он, рекордсмен! Коровы его очень любят, а он их четыре раза в день доит.
- Ну, а мать у вас, конечно же – тракторист и зовут её Саша.
- Точно, Александра! Александра Петровна – так и зовут! И работает она на тракторе – и откуда вы все про нас знаете! Что у вас за верблюд такой, что вы все, про всех знаете.
- Теперь то, я точно, все про вас знаю – зовут вас Даша и Маша, вы волейболистки, заядлые, причем и чемпионки области. А в будущем – чемпионки страны и вообще … мира, и даже Олимпийских игр! И ждет вас дальняя дорога и не напрасные хлопоты, да, да – совсем не напрасные! Вы, уж, моему носу поверьте – он меня никогда не подводил, у меня нюх особенный! Ну как – поедете со мной?!
Девчонки, молча, уставились сначала на Павла Васильевича, потом – друг на дружку, прыснули от смеха и дружно покрутили пальцами у виска, потом, с явным интересом стали приближаться к нему, словно хотели разглядеть его поближе.

- Ага, сейчас, только разгонимся! Ишь, какой шустрый нашелся!
- Маленький, а шустрый!
- Но, но! Не задевайте меня за больное место. Да и кто вас спрашивать то будет! Президент уже подписал указ – вам придется только повиноваться и исполнять.
- Какой еще президент?!
- А вы, что же – вчера его по телевизору не видели?! Он, как раз и подписывал все бумаги – да вот же они!
С этими словами, Павел Васильевич, начал шарить по своим карманам и сделав, вдруг, испуганное лицо, даже присел с растерянным видом, на землю.
- Елки палки – в поезде забыл! Старею, девочки, старею – возраст уже не тот!
Потом, он, словно спохватившись, вскочил и быстро, быстро начал их торопить:
- Так что, девочки,  собирайтесь – нас уже ждут в Москве, с этим шутить нельзя.
- Так вы же еще не видели, как мы играем – может нам, вообще, гирями лучше заняться.
- Как бы вы не играли – вас все равно надо будет переучивать! А то, чему вас и научили – надо будет за-а-б-б-ы-ы-ть! Забывать, забывать!
И еще не закончив своей тирады, он начал придирчиво осматривать и даже ощупывать девушек. Они, остолбенев, только немо глядели друг на дружку. Но это, с ними, продолжалось не долго.

- Чего, чего!
- Маш, давай-ка, мы ему, для начала, испанский воротник повяжем.
- Даш, как же можно – с незнакомым то! А если он и вправду, президенту пожалуется, - уже прыская от смеха, закончила она.
- А пусть рассказывает! Может и тому понравится!
После этих слов, Даша зашла Павлу Васильевичу, за спину – и они, чуть присев, крепко взявшись за руки, прижались к нему. Когда же, они привстали, он почувствовал, что его ноги беспомощно повисли в воздухе, а кровь застыла там, где оказалась на тот момент. Более того – он и дышать не мог, так как его лицо полностью погрузилось в тугую девичью Машину грудь, как в морскую волну. Он начал извиваться и отчаянно болтать ногами, и только, когда он смирился и затих, они нежно вернули его на грешную землю. Как это обычно и бывает, после первого парашютного прыжка, ноги и речь его, отказали на некоторое время – он опустился на землю и только глядел на них, со смешанными чувствами, заполняющими его с ног до головы. Придя в себя, он еще некоторое время, безмолвно взирал на них, стоящих подле него, на коленях и гладящим его по голове, словно ребенка. Он попытался было встать, но натолкнулся, теперь уже на Дашину грудь, чем вызвал смех и снисходительный Машин возглас:

- Скажи спасибо, что Дашка сзади встала, у неё грудь железнее – тебе бы намного туже пришлось.
- Чего же, они, у вас, девочки,  такие твердые – будто железные? Это же нехорошо, совсем нехорошо, милые! Мы, что же, теперь уже на «ты».
- А мы завсегда после этого на «ты». А железные они у нас потому, что мы каждый день железо пьем.
- Это как?
- А у нас столетники на каждом окне стоят – вот их сок и пьем с чаем, бедные растения не успевают отрастать.
- Даш, по-моему, мы того – слишком, обидели хорошего человека, как-никак, с самим президентом знакомого.
- Нет, нет, девочки! Не стоит огорчаться по пустякам, - я, ведь, ваш тренер, теперь. А тренер – это и отец, и мать, и брат с сестрой. Вот так! С ним все можно и он все должен знать! Зовут, значит, меня Павел Васильевич - для вас, я теперь просто Паша, ну вот и познакомились.
- Прямо-таки – и отец, и мать! Может быть, еще и муж?
- Ну, насчет мужа – это, вам еще ни к чему, рано совсем об этом, даже и думать, вам еще тренироваться и тренироваться надо. Это только будет мешать вам, расти.
- Нам, что же, еще надо расти? Мы и так уже выше сетки.
- Вы меня не так поняли – в мастерстве, вам надо расти.

Он и не заметил, как девчонки дружески примостились возле него, беззаботно и весело продолжали стрекотать, дружелюбно похлопывая его по плечу:
- Паша, это еще не все, что мы делаем с парнями, когда нас сильно заводят или достают.
- Вы, девчонки, меня заинтриговали – рассказывайте, я должен знать все. Только, прошу вас, не показывайте больше на мне – с меня на сегодня и испанского воротника вполне достаточно будет. И потом – я стесняюсь, пока что, всего этого.
- Можно подумать, что ты – мальчик! Мальчики, до таких лет в Москве не выживают!
- Дашка. Как тебе не стыдно – что он о нас подумает.
- Все, все, девочки – я ничего не слышал. Так вы будете рассказывать или нет?
- Значит так, - почти заговорщически начала Маша, - Дашка – она у нас более железная, подходит к провинившемуся, когда он стоит у стенки и заговаривает с ним …
- Ну, и?
- А я подхожу к ней сзади и толкаю её на него, как будто, со всей злости …

- Все, все! – Павел Васильевич, даже замахал руками, - дальше я знаю, предполагаю – не надо дальше, а то я опять речь потеряю! Это, милая моя, называется не от всей злости …
- А как? – запнулась на полуслове, Маша, - от чего же тогда?
- От того! И железо, у вас в теле – тоже от того. И чем больше вы того, тем и железа у вас в теле больше.
- Скажете тоже! Мы, что же, и в тебя тоже – того? Тебя же, даже и заметить трудно – надо ж такое выдумать!
- Зря вы, меня, все обидеть норовите – не меня вы заметили прежде, а нос мой, вот так, вот! Он вам приглянулся, в него вы прежде всего и поверили и доверились ему. И я вам скажу: правильно сделали, что доверились – он, меня еще ни разу не подводил, и вас, рыбоньки мои, не подведет.
- Да, уж!
- Нос, детки мои – самая важная деталь в человеке! Если сумеешь почуять. куда ветер дует и держать нос по ветру – ты на коне! А если не сможешь – только и будешь, им, всю жизнь нюхать запахи.
- Ишь ты! А мы, часом, не нарушили в нем чего?
- Время покажет, - и Павел Васильевич невольно потрогал свой нос, задумчиво промолвив, - ну разве что согнули чуть – ну, да у греков, пожалуй, мыслителей и провидцев было поболее, чем у римлян.

- Чудной, ты, Павлик Васильевич! – правда, Даш.
- Да, уж, - задумчиво произнесла Даша, будто разглядывая свое будущее, невольно продолжив, - не Павлик, а уж тем более – Васильевич, а просто Паша. Ты нам подходишь, Паша, ты – наш человек.
- С одной маленькой поправочкой, девчонки: не чудной, а чудный – вы, в этом еще убедитесь. Ладно, пошли, где у вас тут спортзал – посмотрим как вы относитесь к мячу, и как он, к вам, относится. Мяч то, он, ведь, круглый – его не обманешь!
И они, весело и дружно, как будто знали друг друга, уже целую вечность, зашагали в центр города, что-то обсуждая на ходу и весело перебрасываясь мячом. Время от времени, они неожиданно останавливались, выслушивая того, кто нетерпеливо выбегал вперед, чтобы что-то показать или рассказать.

А через год золотая медаль была уже у Паши в кармане, а у его девочек – на майках, поверх, все таких же железных, как и прежде, грудей.


                ****************