Дневник Элли. Заметки филолога. Осенний сон

Лена Элли Путилова
Я сидела, обхватив колени руками, задумчиво вглядываясь в раскрытое окно.     Ветер подхватывал и поднимал до уровня моего этажа золотистые, багряные, редкие      ещё зелёные листья стоявших под окнами деревьев. Один из них залетел в комнату,   сделал своеобразный круг почёта, и улёгся на подоконник, Дымка лениво проводила его взглядом. Даже она грустила, наверное, чувствовала что-то неладное…
Я слезла с дивана и сделала круг по комнате, но остановившись на втором, не     сразу сообразила, что уже около минуты смотрю в одну точку…  Внимание моё привлек некий посторонний предмет, которого раньше у себя в комнате не замечала. Это  была старенькая, потрёпанная в углах, кожаная тетрадочка. Я осторожно взяла её в руки, открыла на первой странице. Желтоватость листов, исписанных аккуратным, витиеватым почерком, перьевой ручкой, выдавала их возраст, если можно так говорить об обычной бумаге, но страниц исписанных было немного, я сразу вспомнила о невидимых чернилах. Полистала. Тетрадка явно принадлежала Маркизу. Чья ещё могла так   неожиданно оказаться у меня дома?
Я хотела было её закрыть, всё-таки не моё это дело, но одна запись привлекла  моё внимание, она точно касалась меня. Надеясь, что не превращусь в следующей     жизни в  милое, потешно хрюкающее создание, я принялась читать:
«Девочка, милая девочка, у меня такое чувство, что я  могу сделать для тебя всё, что угодно… Хочу, чтобы ты была счастлива, но знаешь, кажется я сейчас играю с огнём. Я могу сделать тебя счастливой, я знаю как, но  боюсь, что сделаю тебя и несчастной одновременно. Я взял на себя смелость сыграть роль некоего бога, вершителя человеческих судеб, некоего Зевса, если угодно. Ты только пошутила, а я уже взял на вооружение… Сегодня ты должна встретиться с ним, и я надеюсь, всё у вас будет хорошо, но… я одного боюсь… но даже не хочу об этом думать сейчас…»
Наши жизнь и судьба очень тонкие материи. Близкие, друзья (в моём случае это оказался Маркиз), даже иногда совершенно незнакомые люди, или люди вроде совершенно чужие, которые неожиданно становятся роднее близких по крови, играют в них порой если не главною, то очень большую и значимую роль. Только где та черта,  которая разделяет  то, что они могут  сделать для тебя, и то, что для себя можешь сделать только ты? Потому что так или  иначе,  переступив эту черту, они причиняют боль в последствии не только себе, но и  тебе?
Причем тебе потому, что ты чувствуешь, как   больно им?