Тема вечная. Как сказал бравый солдат Швейк с неизбывным оптимизмом: «Никогда так не было, чтобы никак не было». Потому что, все было всегда. И не было таких времен, когда уходящее поколение не сокрушалось пришедшим ему на смену: O tempora! O mores! Удивительно, насколько время способно все изменить – героическое опустить, возвышенное опошлить. Одним словом – совершить подмену. Кто сказал, что белое считать черным подло? Это же всего лишь диалектика. К тому же, белое со временем вполне может действительно стать черным. Не знаю, правда, как быть с черным кобелем, его-то до бела, как известно, не отмоешь. Вот скажите, что плохого в том, что дети решили отомстить за смерть своих отцов, к тому же если им удалось завершить дело, начатое отцами? Рассмотрим на конкретном примере. Собрались семеро, пошли завоевывать некий город. Погибли все, кроме одного. Через десять лет их сыновья, делают то же самое, но с противоположным результатом. Может быть, благодаря обещанному дельфийскому откату, боги взяли их под свою опеку, создали более благоприятные условия. Потомки оказались удачливее. Погиб лишь один, причем, сын именно того, кто в предыдущем походе на Фивы был единственным, кто выжил. Случайный перевертыш - ирония судьбы? В историю эти славные потомки, герои древнего мифа вошли под именем Эпигоны, т.е., «рожденные после». По мифу выходит, что поход их увенчался славным успехом. Спрашиваю вас, что в этом плохого? Как это называется? Преемственность? По иронии опять же судьбы это стало именем нарицательным для посредственности, всякого рода подражателей, последователей каких-либо известных писателей, художников, заметно уступающих в мастерстве своим учителям, хотя в материальном плане они часто оказываются более успешными. Не безобидное это явление. По сути, славу эпигон стяжает, легко ступающим не своей дорогой, а по пути, проложенному безвременно ушедшим гениальным предшественником. Как толкуют словари: «В Советском Союзе эпигонством считалось подражание методам и идеям своих предшественников в изменившейся и более не оправдывающей эти творческие принципы обстановке. Распространение эпигонства связывают с периодами культурного застоя, являющимися следствием общего идеологического кризиса общества». Поголовное, стало быть, моральное вырождение. Или это инстинкт самосохранения диктует необходимость держаться золотой середины? Так и саму золотую середину неумолимые времена и нравы не пощадили. Из aurea mediocritas все золото улетучилось, осталась чистая посредственность. Сравните эволюцию золотой середины Конфуция «от точки, ближайшей к мудрости», через предостережение Эврипида «то, что выше середины ведет к смерти», к неутешительному диагнозу, поставленному Пушкиным:
И что посредственность одна
Нам по плечу и не странна?
Небольшой экскурс в историю лексикологии.
В самом начале XIX в. слово посредственность возникло в русском литературном языке в значении оценки лица. К 20—30-м годам XIX в. относится возникновение слова бездарность для обозначения неспособного, лишенного талантов, дарований человека. П. А. Вяземский считал новое употребление слова бездарность нелитературным, площадным. Однако к 40-м годам XIX в. и слово бездарность входит в норму общелитературной лексики. У И. И. Панаева в очерке «Литературный заяц»: «Можно бы написать большую книгу об авторском самолюбии вообще, и о сочинительском самолюбии в особенности. Первому бывают подвержены люди с талантом; второму —посредственность и бездарность».
Итак, будем считать, что посредственность – это эвфемизм для таких ругательных слов, как: бездарь, борзописец, заурядность, серость, убожество, щелкопер.
Кстати, посредственность отнюдь не мешает продвижению посредственности по службе. Но материальный успех для неё - наивысший потолок. Слава Семерых из Фив сделала их бессмертными, а «родившимся после» эпигонам досталось только материальное вознаграждение и нарицательное имя в придачу.
Для Гения посредственность – это нечто неестественное и странное. Гете сказал: «Я всегда отдавал предпочтение тем, кто неправильно шел своим собственным путем, перед теми, кто правильно шел по чужому пути».
В принципе, Гений не тратит много времени на разборки с посредственностью, ум Гения всегда знает одной лишь думы власть: «одну, но пламенную страсть», он сгорает в огне зажженного им самим костра. Поэтому Гений уходит, выполнив предназначение.
А посредственность живуча. Ей надо выжить, во что бы то ни стало, жить долго, чтобы успеть вдоволь погреться у огня, зажженного Гением. Жизнь Гения мучительна для посредственности. Ей Гений нужен мертвым. Живой Гений ей противен, он слишком высок – не дотянешься. Унизить высокое, чтобы возвыситься – вот кредо посредственности. В присутствии Гения, посредственность тихо скрепит зубами в сторонке, гадит исподтишка, после – публично лобызает мертвые уста. Вот теперь, посредственность начнет восхвалять ставшего для неё неопасным Гения, чтобы сделать из него пьедестал для себя. Это шанс для посредственности в одночасье сделаться знаменитостью – всю оставшуюся жизнь питаться плодами, созданными Гением, выдавая себя за его правопреемника. В отсутствии Гения и посредственность может поблистать. С посредственностями все понятно. Их много, они опасны, прежде всего, тем, что умышленно снижают планку: «не растут выше лба уши» - и всё! А Гений – это же не человек, это Дух. А Дух, как известно: «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа».
N.B. С Рождеством Духа! Иди своим путем, это можешь сделать только ты!