Признание бывшего военнопленного

Леонид Аронов
               

Рассказ-быль.
               

  В 1990-ых годах два  жителя небольшого городка, стоя в магазине в очереди за колбасой, говорили о неожиданных встречах. Один рассказал о том, что  в переполненном автобусе, в тесноте, носом к носу встретил            человека,  с кем дружил в молодые годы и не виделся  лет сорок. Что удивительно: друг, оказывается, живёт в нашем городе, но в другом районе.
   — Это что, — поспешил рассказать другой, по имени Сергей Прокопьевич. — Ты встретился с давнишним другом, с которым живёшь в одном городе.  А я в молодые годы встретился с человеком за тысячу километров от места нашего общения да ещё в другом государстве.

  Вот его рассказ.
«В 1946-ом году мне было восемнадцать лет, и я служил в комендантской роте в городе Воронеже. Мы патрулировали улицы, вокзал и привокзальную площадь; встречали эшелоны с демобилизованными солдатами и офицерами. Прибывшим надо было указывать столовую, где транзитных бывших военных пассажиров кормили бесплатно по талонам. Кто-то из них получал паёк в продовольственном пункте, кто-то оформлял документы для пересадки на другой поезд. Потом торопливо садились на поезд и уезжали.

  Был чудесный летний день. В половине третьего пополудни отъехал эшелон с демобилизованными, и я один ходил с автоматом по опустевшему перрону. Пожилые воронежцы помнят, а молодёжь знает из уроков истории, что Воронеж во время войны был почти полностью разрушен. Сразу же после освобождения его начали восстанавливать. В тот год вокзал строили военнопленные венгры. Подходит ко мне один  из пленных строителей, весь грязный, небритый, и на чистом русском языке робко, боязливо спрашивает, можно ли ему в столовой  набрать котелок кипятку для чая. «Ладно, — отвечаю я. — Пойду, спрошу,  есть ли кипяток». Я зашёл в столовую и через  раздаточное окно спросил у двух  поварих, имеется ли кипяток, чтобы дать военнопленному. Одна из работниц возмутилась: «Ещё чего?! Этим извергам что-то давать!» И со слезами рассказала, кто из её родных  был убит немецкими солдатами и при каких обстоятельствах. Другая женщина с пониманием выслушала её и напомнила: «Мы не фашисты, и к военнопленным должны относиться по-человечески». Поварихи  облегчили своё горе смачными высказываниями в адрес проклятого Гитлера.  И та, которая только что отказывалась дать кипяток, спокойно сказала,  что дадут им  не только кипятку, но и остатки пищи из котлов: кашу и щи, так как следующий эшелон с демобилизованными прибудет поздно вечером и для него положено  приготовить свежий ужин. Я вернулся и сообщил об этом поджидавшему меня пленному. Он повеселел, сбегал за друзьями.  Они с котелками  сходили в столовую и получили обещанную им еду, хотя кормили их по солдатской норме. Так было несколько раз.

  В декабре, в сильный мороз этого же года нашу роту отправили в 17-ю механизированную дивизию, в Венгрию, в город Дьёр, расположенный примерно на семьдесят километров севернее озера Балатон и неподалёку  от южных границ Чехословакии и Австрии.
   Однажды летом нашу роту водили на экскурсию по пригороду Дьёра. Места очень живописные и интересные. Экскурсия имела два значения. Первое, составить удовольствие военнослужащим. Второе, изучение местности на случай боёв. На окраине города  прохожий подошёл к командиру роты и чётко, громко по-русски спрашивает: «Товарищ старший лейтенант! Разрешите мне поговорить с одним вашим  солдатом!» Командир дал согласие. И этот опрятный венгр подходит ко мне, здоровается, приветливо, сдержанно  улыбается и спрашивает, узнаю ли я его? Я недоумённо пожал плечами. Командир роты насторожился. Венгр, доброжелательно, во всю улыбаясь, говорит: «Вспомните  лето 1946 года. Вы с автоматом ходили по перрону вокзала в городе Воронеже. Здание вокзала строили военнопленные венгры. К вам подходил пленный и просил разрешения взять кипяток в столовой». И я мгновенно узнал его. Венгр представился: зовут — Антон. Он очень благодарен мне и жителям города Воронежа за то, что они к военнопленным относились по-человечески. И приглашает зайти к нему в гости, пообедать и познакомиться с семьёй. Антон подробно объяснил, как найти его дом. Я пообещал, обязательно побывать у него, когда мне дадут увольнение.

 И надо же было такому случиться — меня, как и других, по одному человеку от каждого батальона, — послали учиться на радиомастера обслуживания переговорных танковых устройств. Через полтора года я вернулся в 17-ю дивизию, в город Дьёр. Я вспомнил о венгре Антоне, о  приглашении в гости, но адрес его забыл. Теперь я служил как сверхсрочник, получал зарплату. В погожий летний день  поехал отдыхать на озеро Балатон. За небольшую плату там можно было чудесно провести время. В ту пору венгры дружелюбно относились к советским солдатам. И вот судьба — на берегу озера Балатон встречаю Антона с  женой и двумя  детьми. Он искренне обрадовался, увидав меня,  пожурил за то, что я не пришёл к нему в гости. Я объяснил, что был в длительной командировке. Антон без лишних слов познакомил меня с семьёй, нанял такси и привёз в свой дом. Дом просторный, из нескольких светлых комнат. Везде опрятно, чистота. Около дома — ухоженный двор, зелень, огород. Почва у них каменистая, и камни с огорода снесены на межу. Имелся погреб, где хранились бочки с вином. Он всякий раз уговаривал меня выпить местного вина. Но дисциплина в армии при Сталине была   очень строгая, и я не осмелился даже пригубить слабого спиртного. Я несколько раз бывал у Антона, с удовольствием обедал, играл с его старшим сыном в шахматы. Даже помогал собирать виноград. И, конечно, мы подолгу искренне  разговаривали. Антон откровенно признался, что город Воронеж венгерские воинские подразделения из состава немецкой армии первыми захватили и в угоду фашистам учинили кровавый террор: собрали толпу в 500 человек из евреев и ещё каких-то лиц, неугодных немцам, вывели за город и расстреляли. Настала пора, и Красная армия начала громить гитлеровские войска. Много венгров попали в плен. И когда нас, военнопленных венгров, доставили в лагеря под Воронежем, чтобы мы восстанавливали этот город, мы встревожились: а что если местные жители начнут мстить нам за наши злодеяния?  Прошёл день, второй, третий… Тишина. Никто нас не беспокоил. И охраняли не очень строго. Позволяли недалеко пройтись без конвоя. Но  больше всего  удивляло венгров это  то, что их на работе кормили из тех же котлов и той же пищей, и такими же порциями, что и своих, советских солдат прибывающих транзитом на вокзал.

  Неоднократно сравнивали мы содержание военнопленных в гитлеровских лагерях и в Советском Союзе. В стране Советов пленных обеспечивали по международным нормам. Фашисты пленных морили голодом, издевались над ними, расстреливали и вешали. Антон даже в сердцах высказался: «Вот тебе и немцы — культурная нация! Да  фашисты отъявленные бандиты! Я много в советском лагере передумал и пожалел о  том, что воевал на стороне Гитлера».

  Старик Сергей Прокопьевич замолчал, отвернулся от собеседника, потому что подошла его очередь покупать продукты. Он купил всё, что   заказала жена, вышел из магазина, дождался собеседника, который с интересом слушал его, и продолжал разговор о своей армейской службе в Венгрии. Как специалиста, его долго не увольняли, поэтому прослужил в армии в общем десять лет и сдружился со многими  жителями  города Дьёра.  Антон, венгр утверждал, что не участвовал в карательных операциях, что  видел разруху, сожжённые деревни на оккупированной фашистами территории Советского Союза, возмущался  кровавыми  действиями карателей. Не все венгры  поддерживали фашистский режим.
Собеседник согласился в том, что все люди разные, попрощался и поспешил по своим делам.