Унылый декабрьский дождь со снегом зарядил с утра. Вязкая жижа заполняла тротуары, дороги, дворы, хлюпала под ногами, пачкала застревавшие в коричневом месиве машины, растекалась по городу. Кругом царила серая сырость. Устав завывать, ветер исподтишка набрасывался на нагруженных сумками и пакетами прохожих, которые пытались срезать путь домой между торчавшими свечами высотками. Заканчивался последний день старого года, и новый наступал без снега и без праздничного настроения.
Щенок высунул нос из-под крыльца, где он всё время сидел, прижимаясь тощим боком к тёплой трубе отопления. Он был беспородный и ничем не примечательный – так, белая гладкошерстная дворняга, с рыжим пятном на спине и рыжим ухом. Правда, это обстоятельство его никак не заботило. Гораздо неприятнее было нечто, начавшее ворочаться и урчать в его маленьком желудке. Оно было голодное и злое и требовало еды немедленно.
Всё, что он ел с утра, - это две рыбьих варёных головки, которые упали возле мусорного контейнера. Между прочим, там изредка водилось и кое-что посущественнее: мясные обрезки, например, или сахарные косточки, а то и колбасные шкурки или умопомрачительные, тающие во рту кусочки сыра. М-м-м… Щенок почувствовал, что нечто голодное и злое впилось в него изо всех сил.
Он снова высунул нос из-под крыльца и принюхался. Нет, выходить опасно. Где-то рядом находились Бимка с Радой – хозяин двора со своей кудлатой подружкой.
Сегодня утром добрая женщина, живущая в этом подъезде, сбежала c крыльца и оставила возле мусорного контейнера целую миску обалденно пахнувших костей от холодца. Их мослы были такие сочные, разваренные в липком густом бульоне, с мягкими податливыми хрящиками, которые так приятно разгрызать острыми щенячьими зубками. У-у-у… Щенок было заныл от обиды, а потом вспомнил о Бимке и на всякий случай примолк.
Это ведь он, Бимка, отобрал у него кости. Навис своей наглой мордой со страшно выпирающими клыками над щенком, уже ухватившим хрящ побольше, да ещё ощерился. Ужас! Ему даже не пришлось для острастки рыкнуть – щенок от страха описался и уполз под крыльцо. А Бимка, расправившись с его роскошной костью, негромко позвал: «Гав!» - и тотчас появилась Рада, вместе с которой они умяли всё остальное.
И теперь они были где-то рядом. Быть может, за углом дома. И щенку не удастся поесть, пока Бимка с Радой не выберут самое вкусное. Бимка считал контейнер своей личной собственностью и удостаивал трапезы из его недр только своих дам. Утешало одно: ночью хозяин двора на помойке не сидел. Когда стемнеет, порывшись в мусорных кульках, которых сегодня на асфальте возле контейнера особенно много, можно будет разыскать съестное.
Щенок не задавался вопросом, кто приносит сюда эти кульки. В них была еда, и он её ел. Ему было невдомёк, что контейнер, который кормил его и всех окрестных хвостатых беспризорников, пополнялся не только жильцами высотного дома, под крыльцом которого он нашел пристанище, но и рестораном, находившимся здесь же, на первом этаже. Ресторан назывался «Наташа», и конечно, это название ни о чём щенку не говорило, и он никогда в жизни не смог бы прочитать его на светящейся по ночам вывеске, озарявшей окрестные лужи алыми всполохами. Но пока ещё было светло.
Щенок зажмурил круглые глазки и всё-таки отважился вылезти из своего укрытия. Он потрусил в противоположную от вожделенного контейнера сторону. Весь его независимый вид говорил о том, что он вышел на прогулку и вовсе не думает сейчас о еде. Ну и пусть льёт этот противный дождь, разбавленный снежными хлопьями! А вот он гуляет себе на свободе и не интересуется этим дурацким мусором. И не нужен ему Бимкин контейнер, а его содержимое… фи, разве благовоспитанные собаки это едят?
Но если честно, есть уже хотелось истерически. На нос щенку скатилась большая капля, он скосил на неё глаза и тряхнул головой. С его мокрой шерстки в разные стороны сиганули сотни других капель, и щенок понял, что успел изрядно промокнуть. Зимний ветер тотчас окутал его нестерпимым холодом и, забыв об осторожности, щенок бросился к кулькам, наваленным возле контейнера.
Ему повезло: в первом же кульке, целлофановый бок которого он спешно разгрыз зубами, нашелся кусок брынзы, не совсем свежей, издававшей не очень приятный запах, но зато напомнившей о вкусе молока, наполнявшем соски его мамы. Ещё совсем недавно щенок со своими братьями и сёстрами упивался маминым молоком, пил его досыта, сколько хотел, пока, насытившись, не отваливался под её теплый бок и не уплывал в свои щенячьи сны, которые, как ни странно, тоже пахли молоком. А теперь он один, и где его мама с остальными детьми, он не знает.
Щенок жадно проглотил брынзу, и голодный зверь в его желудке на время утихомирился. Малыш спрыгнул с пандуса, на котором стоял контейнер. Он надеялся быстро юркнуть под крыльцо, но совсем рядом заметил возмущённую Бимкину морду. В этот раз Бимка решил по-настоящему проучить нахалёнка: он бросился на щенка и вдавил его в ледяной слякотный кисель. «А-а-а-а! - заорал щенок не своим голосом. - А-а-а-а!!!» Какой-то прохожий, услышав эти душераздирающие вопли, бросил в Бимку ветку. Тот ослабил нажим, и щенок вывернулся из-под его тяжеленной лапы.
Когда он, трясясь всем телом, выбрался на свет зажегшейся ресторанной вывески, уже начинало темнеть. Подмораживало. Ветер не прекращался, и щенок стал по-настоящему замерзать. В желудке от пережитого страха снова урчало, но он ни за что уже не согласился бы вернуться в зону Бимкиного контроля.
Щенок принюхался и поплёлся в ту сторону, где мерцали алые всполохи, и откуда вкусно пахло едой. На его пути оказались широкие мокрые ступени, и он потратил немало времени, пока, подтягиваясь и цепляясь острыми коготками, преодолел их.
Под ярко освещенным козырьком, прикрывающим огромные прозрачные двери, было сухо, а поверхность у входа даже была покрыта чем-то мягким. Лапки щенка сразу перестали мёрзнуть. Он свернулся клубком и решил, что останется здесь до утра.
Однако двери распахнулись, и из них выплыл толстый усатый человек с большими золотыми пуговицами на животе. «А ну, брысь отсюда! – закричал он на щенка. – Нашёл, где пристроиться. Нам только собак здесь не хватало!» В этот момент у основания ступеней остановилась большая блестящая машина, из которой вышли мужчина и женщина, и грозный человек с золотыми пуговицами, раскрыв большой чёрный зонт, поспешил им навстречу.
Щенок замер у распахнутых дверей. За ними было тепло, переливались огни. А запах еды… О, его уже невозможно было переносить. И щенок, забыв обо всём на свете, сломя голову бросился внутрь.
Кроме еды, внутри пахло ещё и людьми. Большими и маленькими. Сидящими за столиками и переступающими с ноги на ногу в центре в объятиях друг друга. А ещё другие люди собрались на возвышении и дули в переливающиеся трубы, стучали по костяшкам большого чёрного лакированного чудища, водили по проволокам длинными палочками, а один из них громко бил в натянутую на большие круги кожу. Но все вместе они издавали довольно приятные звуки. Щенок не знал, что это была музыка.
Здесь пахло ещё чем-то знакомым, терпким и тягучим: не едой, не людьми, не Бимкой. Тем, что само по себе навевало ощущение радости. От этого запаха щенку, несмотря на мокрую шерсть и урчащий желудок, сделалось хорошо. Он повертел головой в поисках этого бодрящего запаха и направился туда, откуда он шёл. То, что так пахло, оказалось деревом. «Ёлка», - вспомнил щенок. Одна такая росла в углу двора, но была чахлой и маленькой. А пахла так же чудесно.
Щенок юркнул под раскидистые еловые лапы и задел что-то круглое, гладкое, сияющее. Оно закачалось, и щенок обнаружил, что таких, как «это», много - до самого верха. Гладких, холодных, разных цветов и размеров. С ветвей свисало ещё что-то длинное, похожее на струи дождя, оставшегося на улице. Но оно не было мокрым. С ним даже можно было играть. И щенок тронул этот не мокрый дождь лапкой.
Однако его отвлёк человек, пронесший на вытянутых руках большое блюдо, распространявшее умопомрачительный запах еды. Он стелился шлейфом, волновал, дразнил, манил, и щенок, боясь потерять этот всепоглощающий запах, бросился за ним, расползаясь лапками на скользком паркетном полу. Еду поставили на стол, и щенок понял, что оттуда её ему не достать. Помаявшись в нерешительности, он всё-таки рискнул попросить еду у людей, которые сидели вокруг стола.
На полу возле его носа из-под длинной воздушной юбки выглядывали золотые лакированные туфельки на высоком точеном каблучке и стояли черные кожаные штиблеты. А две крошечно-игрушечные розовые балетки, с хорошенькими ажурными бантиками, не доставали до пола. Они, по всей видимости, принадлежали совсем маленькому человеку. Щенок выбрал его. Он привстал на лапки, опершись на розовый кукольный башмачок, и жалобно заскулил.
- Ой, собачка! – над щенком свесилась головка в весёлых кудряшках, увенчанная колпаком с блестящими звёздами.- Какая маленькая! Она, наверное, потерялась? И хочет кушать. Это мальчик или девочка? Мам, пап, а давайте его покормим?
Сверху под стол глянули мужчина и женщина. Щенок на всякий случай сжался в комочек, показывая, какой он голодный и разнесчастный. Девочка, не дожидаясь разрешения родителей, отрезала кусочек буженины и положила перед ним на пол. Щенок расправился с ним в долю секунды. Мужчина, ничего не говоря, кинул ему кружок колбасы.
Такой еды никогда не ел, наверное, даже Бимка! Буженина просто растаяла во рту ещё до того, как щенок успел её проглотить. А колбаса сразила его невиданным запахом, какого никогда не имела в мусорнике. Щенок не знал, что это был запах свежей, неиспорченной колбасы. Девочка кинула ему ещё колбаски и мяса, а потом подняла хитрый взгляд на отца.
- Папочка, я придумала, какой подарок хочу на Новый год!
- Какой? - улыбнулся отец, уже предвидя, что за этим последует.
- Пап, а давай заберём этого щеночка домой? Пожалуйста! Он такой хороший…
- Этого беспородного бродяжку? Ты же хотела мопса, такого же, как у твоей подружки Каролины, - удивился он.
- Он не бродяжка! Мы его вымоем. И высушим феном. И причешем. И наденем красный ошейник, как у Каролинкиного мопса! Он будет моим подарком. Ну, пожалуйста!
Сладко пахнувшая духами женщина, сидевшая напротив, нахмурилась.
- Олег, не потакай её глупым желаниям. Мы не можем позволить подбирать животных с улицы. А вдруг этот щенок заразный?
Папа пожал плечами:
- А почему нет? Я обещал Дашке, что она получит на Новый год то, что захочет. С улицы – это не страшно. Отмоем, свозим в ветлечебницу, научим хорошим манерам. Ещё окажется красавцем, когда высохнет и отъестся. Никакой мопс с ним не сравнится – это чудо единственное в своём роде. Дашка, будешь иметь единственную в мире собаку, представляешь?
- Значит, можно? Можно, да?
Папа поднял щенка на руки и засмеялся:
- Можно. Это тебе наш подарок к Новому году. Причём какая экономия, заметьте!
Женщина махнула рукой и тоже рассмеялась:
- Ладно, отнесите его в машину. Потеряется ещё здесь. Или объестся. И так уже умял больше, чем сам весит.
Сияющая Даша прижала щенка к себе, и его, разомлевшего и сытого, они с папой унесли в машину. Укрытый пушистым шарфом, щенок проспал в ней всю новогоднюю ночь. А когда они совсем поздно приехали домой, маленькая хозяйка уложила его на подушечку у тёплой батареи и прошептала:
- Спи, Малыш… Спокойной ночи и с Новым годом…
Ничего этого щенок не слышал. Он был, наконец, сыт и точно знал, что завтра его обязательно накормят снова. Завтра он обследует новый дом. Познакомится со своей семьей. Узнает своё имя. И никогда больше не будет мёрзнуть и голодать.
Ну и пусть Новый год без снега. Всё равно он дарит чудеса и подарки!