Курские соловьи

 

    Солнце  светило с противоположной стороны, поэтому краски  мелькавших  перед глазами  деревьев и домишек  ласкали  глаз, стоявших в коридоре вагона. Поезд подъезжал к городу  Курску.
    Пролетел грач, может быть, ворона – я особенно  не приглядывался, поэтому точно не  скажу. Рядом стоявшая девушка, искоса  поглядывая на меня, с оттенком сарказма произнесла: «Курский соловей…».
    Я в ответ: «Ясно, что  вы не курянка.  Но если вас интересует истина, то послушайте короткий рассказ».
    Девушка с видом: «Ну-ну, валяй, дедуля, так уж и быть, послушаю твою  брехеньку», жертвенно повернулась ко мне вполоборота.
    Я много раз слышал нечто подобное от иногородних, поэтому не обиделся и начал свой рассказ.
     В Европе наиболее известны три вида соловьёв. Это – курский, киевский и венский. Такая классификация была установлена  давно, но я сам узнал о ней, будучи в  Киеве в командировке, где-то в году так 1965, посмотрев научно-популярный фильм  о птицах, в том числе и о соловьях.
    Не знаю, как обстоит дело с потравлей соловьёв  гербицидами и пестицидами в Вене и Киеве, но курские колхозники поработали в этом направлении хорошо.
    Считайте это маленьким вступлением, а теперь – рассказ по существу.
 
                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ
                СОЛОВЬИНЫЙ  ХОР

    Мой друг Михаил Данько, зная мою любовь к поэзии  и тому, что её вдохновляет, как-то говорит: «Приходи ко мне вечером, и пойдём с тобой на рыбалку, но главная наша цель – утренняя зорька».
    – Миша, ты же знаешь, что я не рыбак.
    – А  ты и не будешь рыбачить. Ты будешь зрителем, а иногда, возможно,  и помощником. Но я  абсолютно  уверен, что ты останешься довольным и скажешь потом  мне  «спасибо».
    Ну что же? Терять мне  нечего. Было тепло – конец мая или начало июня. Мы на здоровье не жаловались, да и энергии – хоть отбавляй, поэтому я вечером у Михаила в ожидании чего-то мне не очень известного. С интересом наблюдаю, как он собирает свои рыбацкие штучки. Болтали, болтали – стемнело. И мы пошли.
    Миша жил на Цыганском Бугре, а это недалеко от реки.
    Тёплый густой воздух обнимал нас, как лучших друзей. Темно было так, что я ничего не видел даже у себя под ногами. Миша шёл быстро, как мне казалось, и я не успевал за ним. А тут на мою беду мы уже шли в поле, где были оставлены лошади в ночное.
     Миша говорит:
   – Не бойся, они лежат.
   – Миш, мне всё равно – лежат они или стоят, но если я наткнусь на лошадь то, как мне кажется, получу от неё не поцелуй.
   – А ты иди по тропинке, по которой иду я.
   – Но я не вижу эту тропинку. Давай я буду за тебя держаться, пока мы не пройдём это стадо лошадей.
    Короче говоря, пока мы не прошли это стадо, я натерпелся страху. Представьте себе: в темноте из под вашей ноги раздаётся львиное рычание (так мне казалось) или страшный храп. Как  вам? То-то. Я ведь до того, да и потом, не общался с лошадьми, поэтому не знаю, что у них на уме, когда какой-то хам наступает им на какую-то часть тела, или упрётся в неё своим телом («тело в тело» – хотел написать и сам рассмеялся).
    Подробно описывать, как мы добрались до речки, – это можно в отдельном большом рассказе. Ведь Миша знает здесь каждый кустик и кочку, не только дерево.  А я всё время попадал в «интересные» ситуации.
   В общем – пришли. Он возится  с  рыбацкими делами, а я ощупываю деревья и жду, когда  начнёт рассветать.
    Вдруг… Вот тут самое главное. Над моей головой прозвучала  короткая трель музыкального кудесника. Я даже вздрогнул. Тут ему отвечает другой маэстро трелью на соседнем дереве. Сердце моё начинает им подпевать. Но тут мой слух поразила небольшая а капелла, расположившаяся где-то вверху и сзади. Стало ясно, что крутить головой не надо, а просто слушать, замерев.
    Начинает потихоньку рассветать. Я чувствую, да и вижу, что Миша приблизился ко мне и внимательно рассматривает меня.    
    Я не знаю, кто у них дирижёр, вдруг зазвучал такой хор, что мне показалось,  будто на деревьях не листья, а одни соловьи.
    От  лёгкого ветерка трепетали их крылышки и вибрировали горлышки. Что это, сказка? Стало светло, а деревья пели многотысячным  соловьиным хором.
    Миша посмотрел на меня с улыбкой удовлетворения и произнёс – а я знал, что ты будешь ошарашен этим хором.

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                РЫБАЛКА

    Несколько привыкнув к сказочному пению, я стал наблюдать как Михаил  бросает какие-то катышки в речку, как выяснилось – это приманка, а затем, нанизав на крючок червячка, стал забрасывать удочку. Он был проводочник: течение  несёт поплавок,  пока не натянется вся леска, а затем – перезаброс. Скажу вам – занятие требует и силы, и сноровки.
    При первой поклёвке был подлещик, и моё сердце затрепетало, пробуждая во мне рыбака.
    При второй поклёвке рыба сильно забилась на крючке и уже над берегом  сорвалась. Я прыгнул на эту рыбу, она – от меня поближе к воде. Я – на неё, а она – в  воду и я за ней туда же. Очутившись по грудь в  воде, я покрутился вокруг своей оси, побарахтался  и весь мокрый и расстроенный  выбрался на берег.
    Миша чуть  не падал со смеха. Я выжал воду из одежды и говорю – Пойду пройдусь вдоль берега, а ты сам вынимай свою рыбу…
    Непрерывные повороты реки, деревья вокруг неё и небольшие поляны с ароматом  разных трав – всё это навевало явно не городское настроение.
    Вдруг на одной поляне я вижу множество разбросанных, почти целых варёных кур – где отломана ножка, а где – чуть-чуть бок.
    Глядя на такое… захотелось есть. Но поднимать,  сами понимаете, не стал.. разбросаны были и бутылки из под коньяка, но все пустые. Чувствую, что пиршество тут было весьма и весьма…
    Появился мужчина лет 45. Я говорю ему – Вот это да!
А он – Я егерь и наблюдал, как тут гуляли комсомольцы.
   – Какие?
   – Приплыли вчера вечером на катерах ребята из обкома комсомола и с ними девчата. Пили, пели песни, танцевали и… развлекались как хотели. Вот и наследили…
    Прошли годы. Я много раз встречал на природе места, где оставались следы гулянок, но такого обилия брошенной закуски  не встречал больше.