Существующий ныне мировой порядок сформирован за последние пять веков в результате двух взаимосвязанных процессов — индустриализации экономики и колонизации мира западноевропейской цивилизацией. Для обоих этих процессов характерны быстрый прогресс технологий и деградация духовного развития человека. Это вело мир к постоянному росту числа жертв войны, пока разрушительность оружия не вышла на свой ядерный предел.
Индустриализация, представляющая собой процесс перехода от средневекового ручного труда к будущему автоматическому производству, сначала потребовала нового порабощения людей для их использования вместо недостающих звеньев машинных технологий. Поэтому главными механизмами индустриализации стали классовая эксплуатация, мировая колониальная система и социалистический трудовой лагерь. Но по мере достижения конечной цели индустриализации, которой является автоматическое производство, все принудительные системы, классы и колониализм теряют своё экономическое значение. Нравственного же оправдания у них никогда и не было.
Континентальный миропорядок, о котором здесь пойдёт речь — это возможный выход из мировой колониальной системы, завершающей своё существование. Эта система прошла несколько этапов развития и распада, включая эпоху личного рабства, завершённую в XIX веке, и период прямой колониальной зависимости стран, законченный в XX веке. Метрополии со временем менялись, вели борьбу между собой, а некоторые бывшие колонии после успешного геноцида своих аборигенов и сами стали претендовать на роль глобальных метрополий. Не изменилась только суть системы, которая разделяет людей по достоинству от рождения, несмотря на лживые уверения в обратном.
Сейчас колониализм принял форму экономического и духовного подчинения средствами финансовой и информационной глобализации. Этот способ позволяет порабощать людей и государства незаметно для них самих, подменяя их собственную свободу странной идеей чужого либерализма.
Полная победа над мировой колониальной системой возможна лишь в процессе создания нового миропорядка, при котором высокие духовные мотивы человека станут эффективно управлять подчинёнными им экономическими процессами. Порядок начинается в головах людей, а если каждый наведёт порядок на своём континенте, порядок будет и на всей планете.
Здесь описаны возможные принципы нового — континентального — миропорядка: духовное всеединство, непрерывность мира и свобода сознания.
Духовное Всеединство
Человек отличается от животных вовсе не хитростью. Хитрые звери вовсе не редкость, но человек выделяется из мира зверей наличием духовной системы в сознании. Она называется духовной потому, что смысл её выходит далеко за пределы очевидной пользы для материального тела индивидуума. Духовная система человека обеспечивает высшую мотивацию его деятельности.
Каждый элемент духовности имеет свою инстинктивную опору, но у человека итог духовного развития многократно превосходит роль исходных инстинктов. Духовность передаётся от поколения к поколению в виде традиции, развивается со временем и накапливает особый опыт у каждого духовного сообщества, включая этносы, нации и многонациональные народы.
Вообще цикл всякого развития имеет три этапа: обособление нового, борьба противоположностей и объединение на новом уровне. Эта общая закономерность была закодирована в духовных культурах с помощью разных троичных символов: от исходной алтайской и общемировой триады «Небо-Земля-Человек» до Святой Троицы у христиан. В европейской философской культуре это была диалектическая триада Гегеля «тезис-антитезис-синтез», зашифрованная от профанов сложным языком не хуже даосских откровений.
Соответственно, этапы духовного развития общества и человека — это индивидуализм, дуализм и универсализм, или Всеединство. Каждый этап духовного цикла включает в себя предыдущие и преодолевает их с выходом на новый уровень развития. Завершением цикла является этап Всеединства, когда происходит объединение и упорядочивание изменений, рождённых в стадии индивидуального поиска и избранных в стадии дуалистической борьбы. Мировоззрение человечества проходило этот цикл уже много раз.
Ценности индивидуализма включают в себя как простые инстинктивные материальные и престижно-иерархические интересы, так и важные мотивы духовной культуры — стремление к личной свободе, самоуважение, а также — готовность отстаивать свою честь и достоинство самой высокой ценой.
Дуалистическое мировоззрение видит мир принципиально разделённым на Добро и Зло. Инстинктивной основой дуализма является природная вспышка ярости, которая заглушает страх. Человек разработал на этой природной основе духовную культуру героизма, мести и войны. Господство такого мировоззрения характерно для всех городских цивилизаций древности и Средневековья, которые делили мир на добрых цивилизованных людей и злых варваров.
Современными формами дуализма являются все идеи национального или расового превосходства одних людей над другими. Рабовладельческие и колониальные системы основывались на дуализме, поскольку нуждалась в оправдании своей жестокости. Но пока что ни одно общество не было устойчивым без дуализма воинской духовности, потому что без боевого духа невозможно победить ни внешнего врага, ни организованную преступность, которые всегда вооружены какой-нибудь своей формой дуализма.
Инстинктивной основой универсализма является природное человеческое сочувствие и сопереживание, которые были развиты в духовную культуру совести, вероятно, уже в процессе формирования института семьи.
Универсальное мировоззрение имеет разные имена в разных культурах: Всеединство, Космизм, Холизм. Возможно, Ислам тоже сначала был именем универсализма, ведь это слово можно понять и как «Всецелостность». И даже Коммунизм в исходном значении «Всеобщность» явно означал универсальное мировоззрение всемирного братства людей, а не просто узкую идею уничтожения частной собственности.
Ещё больше названий есть у единственного священного объекта универсализма: Вселенная, Универсум, Всецелое, Бог, Космос; All по-немецки, Алам и Тенгри по-древнетюркски, Элохим по-еврейски, Аллах по-арабски, и ещё множество имён одной универсальной сущности.
Самое древнее универсальное мировоззрение Всеединства, вероятно, было сформировано в регионе Алтая уже в начале неолита. Оно основано на символах и образах семьи: Матери-Земли, Отца Небесного и их детей — рода Человеческого. Человек здесь — никакой не раб, а родное дитя двух основ Вселенной. Земля дарует ему материальную основу существования, а Небо возвышает его духовную силу. Сам человек является третьим, объединяющим элементом мироздания.
При этом третий элемент мироздания был представлен ещё и образом огромного Мирового Древа, стоящего на Мировой Горе, которое соединяет мир, охватывая всю Землю и всё Небо корнями и ветвями. Духовный человек считался способным перемещаться по этому Древу, как белка (мысь по-древнерусски), то есть был способен мыслить, охватывая всю Вселенную.
Это глубокое мировоззрение безо всякой изоляции сохраняется в почти неизменном виде у степных и лесных народов, избирательно поглощая приходящие отовсюду свежие идеи. Сейчас его называют Тенгрианством по тюркскому имени Вечного Неба и единого божества Тенгри, хотя самоназвания у этой духовной системы нет и не было, а его мифологию можно найти в культурах большинства народов мира — от индейцев Америки до кельтов Ирландии. На её основе были созданы все континентальные философские системы, в том числе и сильно профанированные.
Те ветви мировоззрения, что развивались в цивилизациях к западу от Алтая, постоянно уклонялись в дуализм, начиная с идей Заратуштры и того вавилонского блуда, на отрицании которого потом были выстроены ближневосточные духовные системы. В средневековых христианстве и Исламе господствовала вера в Дьявола с полчищами его пособников, что противоречит самой идее Всеединства и религиозному единобожию. Тем не менее, в самой основе этих религий лежит древняя идея Всецелого (Алам, Элем, Элохим, Аллах), верное понимание которой исключает религиозную вражду.
Дуализм в силу его воинственности всегда был преимущественно мужским мировоззрением. Следствием его одностороннего влияния в древних и средневековых городских цивилизациях, западных и восточных, стало вытеснение женщин из духовной сферы — религии, науки, образования и искусства. На западе континента это исключение было жестоким и последовательным, доходившим до охоты на ведьм. Мать-Земля была объявлена горожанами вместилищем мирового Зла и адских сил. Духовная благодать была увязана с одним лишь направлением вверх. А женщина, связанная с Землёй общей ролью матери, была на этом основании унижена.
Тенгрианская степная и лесная культура никакого унижения женщин не знала и всегда придавала их универсальной духовности большое значение, как минимум равное значению воинского духа мужчин. Археологические находки в алтайском регионе говорят о том, что женщины играли главную роль в развитии духовности Всеединства. Причина такой духовной специализации женщин очевидна. Ведь именно женщины невестами переходили в другой род и тем самым соединяли родовые кланы в Человечество. К тому же женщины превосходят мужчин в способности к сочувствию и сопереживанию, а идея мирового Универсума основана на сочувствии всей Вселенной.
Древний универсализм признавал двойную духовность человека, различая мужской и женский духовные коды — духовность Неба и духовность Земли. Мужская духовность была унаследована из палеолита и представляла собой дуализм — культуру самопожертвования и войны. А женская духовность была развита в виде идеологии Универсума, объединяющей в голове человека Вселенную. Боевой дух мужчин разрушителен, а всемирное сочувствие женщин бессильно. Но в опоре друг на друга они составили непобедимую духовность.
Могилы степных священниц эпохи ранней бронзы узнаваемы по богатому убранству захоронения и по особому высокому головному убору, который изображает Мировое Древо — символ мирового единства. В тенгрианской мифологии Мать-Земля держит это Древо на себе, и поэтому только женщина может нести символ единства Вселенной. Много позже этот символ был заимствован христианством в виде ветвистого креста, покрытого резной листвой. И даже украшенная новогодняя ёлка является дошедшим до нас древним образом Мирового Древа и мирового единства.
Бог, Аллах, Кудай, Тенгри — это несколько имён из бесконечности названий Вечной Вселенной, которая включает в себя абсолютно Всё и потому едина при всём своём многообразии. Человечество осознаёт её в меру своих сил, и тем самым выделяет из Вечной Вселенной свой наблюдаемый мир, в котором оказалось возможным появление нашего сознания. И в этом мире есть одно Небо, одна Земля и одно Человечество.
Этот принцип универсального, космического Всеединства, рождённый уже на заре неолита, так и не был реализованн в соответствующем мировом порядке человеческого общества, хотя об этом порядке мечтали лучшие умы человечества, и ради этой цели предпринимались многие попытки, до сих пор безуспешные. Означают ли неудачи, что общество духовного Всеединства невозможно? Вовсе нет. Человечество безнадёжно мечтало о полёте тысячи лет, и всё-таки в конце концов полетело.
Всеединство человеческого мира включает всех и не исключает никого, это высшее объединение всего разного, а не исключение непохожего. Единый, целостный и устойчивый мир разнообразного человечества — это и есть Добро и Цель этого мира. Зло же не существует как самостоятельная сущность, бывают только изъяны и разрывы Добра.
Идея Всеединства много раз извращалась и разрушалась в тех самых цивилизациях, которые успешно копили знания и изобретали технологии, но погибали от внутреннего разделения и бездуховности. Причиной тому была ненависть древних цивилизаций ко всему чужому. Все они были основаны на отгораживании каменными и умственными стенами от тех, кто мыслит иначе.
И всё же Всеединство всегда возрождалось, сохраняемое в духовных культурах непокорных менее цивилизованных народов и в самой природе Человека. Есть надежда, что современное человечество, наконец, обрело способность к соединению технической цивилизации и космической духовности в новый верный миропорядок Всеединства.
В современной науке три фазы универсального развития происходят без человеческих жертв потому, что все эти стадии оцениваются по отношению к целям универсальной фазы. Как индивидуальная свобода учёного, так и его дуалистическая борьба за признание идей своей научной школы подчинены задаче построения всеобщей системы знаний Человечества. Универсализм науки при условии достаточно широкого обобщения его смысла может стать образцом для всех компонент человеческого общества.
В частности, на примере науки проще всего понять, что универсализм не противоречит индивидуальной свободе — ведь наука движется вперёд идеями одиночек и высоко ценит их достижения. Он не исключает дуалистического противоборства — ведь как раз в дискуссии и рождается научная истина. Универсализм науки преодолевает и объединяет как индивидуализм, так и дуализм учёных в рамках идеи высшей ценности всеобщего знания, направляя научное развитие к росту знания обо всём и для всех.
Непрерывность Мира
Реализовать Всеединство человеческого мира непросто. Простая идея подчинить весь мир какому-нибудь одному хорошему человеку оказалась нереалистичной, хотя и привела когда-то к построению больших империй. Более того, этот путь противоречит своей цели, потому что подразумевает подавление или уничтожение непокорных, их исключения из Всеединства. А любое исключение человека — это уже разделение, противоречащее идее объединения. Замена одного диктатора на коллективную диктатуру, даже демократически избираемую, ничего не меняет по существу.
И даже искренняя попытка средневековых монголов завоевать мир ради его примирения так и не привела к устойчивому результату, хотя и сильно изменила наш мир. Реальность такова, что жестокие методы возвышают жестоких людей с дуалистическим мировоззрением, которые, в свою очередь, неизбежно профанируют идею Всеединства, будучи не в силах её понять.
Идея соединить мир в систему, упорядоченную по представлениям одного человеческого ума, опасна именно своей простотой. Ни один, ни сто человек вместе не могут вообразить мир во всей его сложности. Они всегда предлагают вместо живого и бесконечного Мирового Древа свою схему классификации, в которой всё можно проиндексировать, учесть и разместить. А когда реальные люди начинают дёргаться в ячейках схемы и нарушать её порядок, ради спасения теории их приходится исключать из реальности, то есть убивать или сажать. Любой дискретный клеточный порядок слишком прост для описания мира, хотя все государства основаны на идее такого воображаемого порядка.
Непрерывное пространство иначе называется континуумом, и тот же самый латинский корень имеет слово «континент». Идея континентального миропорядка состоит в непрерывности человеческого мира, символическим образом которой является непрерывность континентов. Математическая мысль когда-то совершила скачок, перейдя от поштучного счёта к непрерывным переменным и к уравнениям для малых изменений этих переменных. Это позволило получать точные решения даже для явлений космических масштабов.
Нам надо сделать подобный шаг и в понимании общества. Вместо попытки навязать миру готовое решение, в прокрустово ложе которого он должен уложиться под страхом отсечения лишнего, мы должны позаботиться о таких правилах взаимодействия частей этого мира, которые сами приведут к его устойчивому Всеединству. Но чтобы осмысленно строить эти правила, нужно иметь самую общую идею о конечном результате. Разумно полагать, что такой идеей является непрерывность мира, обеспечивающая и его единство.
Исторический опыт показал, что общество строится прежде всего в духовном пространстве людей, которое на равных с физическим миром управляет всеми остальными мирами человечества. Разрывы в духовном пространстве, поначалу невидимые для посторонних, разрушают экономику и государство недоверием и коррупцией, приводят к разрыву отношений между людьми, к распаду государств и гибели народов в кровавых войнах. И наоборот, сила духа делает народ непобедимым при любых обстоятельствах, а сила эта обеспечивается непрерывностью духовной среды в пространстве и времени, отсутствием в ней разрывов между людьми.
Не всегда духовное пространство общества бывает здоровым и цельным, но практически всегда сохраняется основная и неявная непрерывность в пространстве человеческих отношений. Эти отношения составляют почти непрерывную сеть, по которой можно соединить любых двух людей на Земле — и даже тех, кто убивает друг друга на войне.
«Никто не подобен острову, каждый человек — часть континента...». Эти слова написал Джон Донн, поэт Англии семнадцатого века, а взял их в качестве эпиграфа к своей книге «По ком звонит колокол» американский писатель Эрнест Хеминуэй. Даже островная англосаксонская культура в глубине своей основана на континентальном мировосприятии и на признании неразрывности человеческого мира. Острова ведь тоже принадлежат своим континентам.
Устойчивая непрерывность любого объекта или системы обеспечивается внутренней прочностью, превосходящей внешние силы. Для этого притяжение между компонентами системы должно быть хотя бы немного сильнее притяжения каждого из них к внешним объектам и системам. Только такое упорядочивание сил предотвращает внутренние разрывы и распад.
С другой стороны, полное исключение дальнего притяжения или превращение его в отталкивание уже само по себе является разрывом целостности мира в его следующем масштабе.
Можно связать такой порядок сил и расстояний, который обеспечивает устойчивость мира, с масштабной непрерывностью. Масштабная непрерывность означает устойчивое объединение частей внутри каждой структуры при столь же устойчивом присоединении всей этой структуры к более крупной системе следующего по масштабу порядка.
Масштабную непрерывность не следует путать с масштабной однородностью. Человеческому уму удобно делить мир на одинаковые категории. Но в реальной природе на разных масштабах обычно возникают разные специфические структуры, из которых малые по размерам внутренне связаны сильнее крупных. Поэтому для разбивания меньших по размерам частиц обычно нужна более высокая энергия их столкновений.
Человеческий мир в идеале непрерывен, и его порядок тоже основан на относительном ослаблении взаимодействия между людьми с увеличением расстояния между ними в духовном пространстве. Духовно близкие люди связаны сильнее чужих, соседние поселения связаны сильнее дальних, соседние страны влияют друг на друга сильнее, чем на страны других континентов. Такой естественный континентальный миропорядок формирует прочное близкое соседство и более слабое взаимодействие дальних стран в общей устойчивой системе.
Но при этом связи даже самых дальних масштабов должны быть достаточно сильными, чтобы связать все континенты вместе. Такой порядок предотвращает разрывы мира и делает его соединённым в единое целое.
Нарушение масштабного порядка сил духовного притяжения обычно воспринимается людьми как обман доверия, то есть как предательство, потому что от более близких людей мы ожидаем и более доброго к себе отношения. Разрыв близких отношений нарушает духовную непрерывность мира. Отдать близкого человека во власть духовно далёкой силы, разорвать с ним духовную связь, ослабить своё влияние и предоставить его судьбу во власть чужих сил — это и есть предательство.
Духовная близость людей определяется историей их взаимоотношений. Близкие нам люди вовсе не лучше всех, они просто близки по историческим причинам. Личность человека больше зависит от его истории, чем от текущих обстоятельств. Сильное ухудшение отношения к близкому человеку без серьёзных оснований сразу разрывает непрерывность духовной связи во времени, и называется такое изменение — изменой.
Требование о недопустимости такого обмана доверившегося является важнейшим свойством нравственной системы Всеединства. В европейской культуре оно звучит, как просьба ребёнка: «мы всегда в ответе за тех, кого приручили», и мера этой ответственности остаётся неясной.
Однако, уже за века до Сент-Экзюпери в жизни кочевых тюрков и монголов это требование реализовывалось как суровый приговор невежам, не понимающим того, что понимает ребёнок. Чингиз-хан немедленно казнил даже тех предателей, которые предавали его врагов в его собственные руки. Это говорит о жестоком по-средневековому, но вполне последовательном универсальном мировоззрении, не приемлющем предательство как таковое.
Человеческий мир для сохранения своей непрерывности и сейчас применяет как призыв к совести, так и угрозу жестокой расплаты. Доверие подразумевается в соответствии с духовной близостью, оно не знает никаких формальных обязательств. Но тот, кто не понял слов Маленького Принца, когда-нибудь будет иметь дело с духом Великого Хана.
Типичным нарушением непрерывности нашего мира является система колониальных отношений. Колония — это поселение, духовно оторванное от своего близкого окружения и сильно связанное с дальним миром. Колония нарушает континентальную непрерывность духовного мира, исключая близкую связь соседей и провоцируя дуалистическое противостояние с ними. Если нет явной вражды, колония может развращать местную знать, вознаграждая её за предательство. И тогда эта самая знать, положение которой ранее определялось известностью в среде своего народа, становится элитой — породой людей, искусственно выведенной в чужих интересах. Колониализм — это всегда не только победа метрополии, но и предательство местных элит.
Колониальные империи прошлых веков были основана на сильных дальних связях, обеспечивавших односторонний доступ владельцев кораблей в колонизируемые страны с целью разобщения, разрушения и использования последних. Этим они отличались от континентальных цивилизаций и империй, вынужденных ответственно относиться к включаемым в орбиту своего влияния близким соседям. Континентальной империи нужны не предатели своих народов, а его самые достойные представители, введённые в правящий класс империи наравне с представителями первоначального имперского этноса.
Но и континентальная империя, нарушая правило масштабной непрерывности по примеру колонизаторов, со временем иногда превращалась в колониальную. Это происходило, когда централизованное влияние на местную жизнь становилось сильнее свободной самоорганизации людей, что приводило к разложению самоорганизации и поощрению предательства. Вскоре система начинала гнить, потому что отрава коррупции поступала в столицу империи по каналам вертикали власти, не отгороженная санитарными зонами океанов.
Цели здорового человеческого сообщества содержатся внутри, а не вне его, иначе это колониальная система. Чужие интересы должны действовать под контролем внутренней организации общества. Усиление связей с духовно и физически далёкими людьми за счёт распада отношений с близкими означает разрушение своего общества и передача его ресурсов другим.
При этом полная изоляция любого сообщества тоже противоречит идее Всеединства, и даже самые дальние взаимодействия совершенно необходимы людям и странам. Континентальный порядок лишь предлагает учитывать меру такого взаимодействия на основе простого критерия — дальние влияют хотя бы немного слабее ближних. Родные влияют на нас сильнее друзей, друзья — сильнее общины, община — сильнее государства, своё государство — сильнее других государств, свой континент — сильнее других континентов. Далёкие связи реализуются под влиянием мнений и с учётом интересов близких людей, что обеспечивает непрерывность и целостность общества во всех масштабах.
Мы плохо знаем дальних людей и их мотивы, а они плохо знают нашу жизнь и не понимают последствий своих решений в наших условиях. А сильное некомпетентное вмешательство, даже с самыми добрыми намерениями, может превратить чью-то жизнь в ад. Это относится и к бюрократической власти в централизованном государстве, и к иностранному вмешательству на другом континенте, и к религиозно-идеологической пропаганде в другой стране.
Континентальная непрерывность не исключает дальних связей, если они выгодны и разумны. Они только не должны быть сильнее ближних. Скажем, обмен научными идеями не должен знать границ, наука является связующей духовной силой мира. Но каждой культуре нужна и своя собственная наука, способная вовлечь лучшие умы и предотвратить колониальную утечку мозгов.
А мировой рынок должен быть кровеносной системой глобальной экономики, но нельзя просто взять и устроить свободное кровотечение в каждой стране в надежде улучшить её кровоснабжение. Там, где свободный рынок вредит местному сообществу (что бывает в доброй половине случаев), его надо регулировать точно рассчитанными барьерами и направлять сосудами правильного сечения, для чего нужно хорошее знание и численное моделирование регулируемых процессов, а не цирк в парламентах.
Эффективность проекта для вложенного капитала является однобокой оценкой хода вещей, хотя без неё тоже не обойтись. Денежная прибыль, полученная одними, не является благом для всех других. Каждое сообщество интересует полезность любого явления именно для этого общества, а польза от конкретного решения может быть разной для разных масштабов общественной структуры. Например, если завод разрушает среду обитания людей, то он прямо убыточен для местного населения, и с этим невозможно не считаться. Глубокие многомерные и многомасштабные оценки должны придти в экономику вместо простой бухгалтерской арифметики и разных экономических суеверий.
Важно понимать, что взаимодействие между большими сообществами людей в норме представляет собой слабый безличный статистический эффект, тогда как личные связи людей всегда конкретны и могут быть самыми сильными и близкими, независимо от свойств групп, к которым принадлежат участники личных отношений. Мы без труда понимаем, что взаимодействие между раздельными баками с топливом и кислородом может быть слабым, но связь между соединившимися атомами того и другого будет очень сильна. Однако, некоторым бывает трудно понять, что в духовном пространстве такого рода закономерности тоже естественны.
Так, вполне нормально, если число межнациональных браков меньше, чем число внутринациональных. Есть тысячи причин для духовной близости людей одной культуры, и эти причины действуют статистически, влияя на свободный выбор каждой женщины и каждого мужчины. Это обеспечивает устойчивость национальных культур, которые нуждаются в достаточной однородности среды для своего сохранения.
Но если взять конкретную семью, то здесь самой близкой духовной связью будут не отношения наций или сословий, а личная любовь супругов и детей, которая сильнее всех национальных традиций, государственных обязанностей и цивилизационных предпочтений, которые у супругов вполне могут быть и разными. То же самое можно сказать и о личной дружбе — если уж она возникла, то страны и континенты становятся в конец очереди на влияние. Кто отказался от настоящей любви ради нации или от настоящей дружбы ради страны, тот обманул доверие человека.
Не понимающим этого патриотам (а также расовым, классовым и прочим пламенным борцам) приходится думать заранее о своих личных отношениях, не допуская никакой дружбы с любым человеком иной культуры, цвета кожи или политических взглядов. Чувствуя, что в таком отношении к миру есть доля психопатии, каждый такой упрощённый борец для самооправдания сочиняет дуалистическую теорию, по которой все «они» - это Зло и варвары, в отличие от всех «нас», которые суть Добро. И в результате он отравляет всё духовное пространство вокруг себя опасной дуалистической психопатией.
Континентальный патриотизм предлагает заботиться о непрерывности человеческого мира в каждой его точке и в каждом его масштабе, начиная с самого близкого. Вместе взятые «мы» всегда имеем свои особенные интересы и готовы их разумно защищать от неразумных посягательств со стороны вместе взятых и статистически понимаемых «они». Но каждый конкретный человек из любой другой группы — это прежде всего человек, и если он выделился для нас из безликой массы, отношения с ним становятся отношениями ближнего круга, которые сильнее любых дальних отношений.
Близкие отношения с представителем другой группы могут привести и к переходу в другую группу. В мирное время в этом нет ни предательства, ни нарушения традиций, потому что при этом не нарушается условие соответствия силы и близости отношений. На таком переходе в древности была основана семья в большинстве культур. Когда-то переход женщины в другую родовую группу был признан обязательным условием создания семьи (это был запрет близкородственных браков). Невестам пришлось совершать самый тяжёлый пограничный переход в духовном пространстве — из близкой семьи своих родителей в далёкую семью своего мужа.
Для поддержки этого перехода женщина была признана человеком Вселенной со своей особой духовной системой, в отличие от мужчины, который оставался человеком своего мужского Рода и обычно не мог его бросить без обвинения в предательстве. Все знали, что родовые союзы могут воевать между собой, но люди надеялись, что дальние браки предотвратят войну. В конечном счёте, именно таким путём родовые кланы соединялись в государства и нации.
Любой этнос живёт между Сциллой размывания его культуры и Харибдой её изоляции. Для национальной культуры изоляция — это путь к отставанию и поражению в конкуренции с соседними культурами. Все нации сложились в результате сложного синтеза культур и генов, и только самые отсталые народы живут без постоянного обмена с другими. Поэтому относительно редкие, но при этом самые сильные личные связи между представителями разных национальных традиций нужны самим этим традициям, как воздух нужен организму человека, в целом закрытому кожей от внешней среды.
Вполне нормально, если государство больше заботится о своём народе, чем о любом другом, и своими точно рассчитанными мерами контролирует потоки иммиграции. Но вовсе не нормально, если конкретный человек лично негостеприимен по отношению к иностранцу, уже прибывшему в его страну и тем самым доверившему местному народу свою безопасность. Если человек находится рядом и не проявляет враждебности — он уже духовно ближе, чем незнакомый и далёкий соотечественник. Поэтому всякое проявление личной ксенофобии — это предательство и разрыв целостности мира.
Во многих традиционных гостеприимных культурах степей, лесов и гор обязательным был радушный приём каждого незнакомца в своём доме. Правда, в регионах с высокой плотностью населения эта норма была нереалистичной, что вредило духовному развитию людей в античных цивилизациях. Горожане отгораживались стенами от всех чужих, нарушая тем самым масштабную непрерывность духовного мира, и становились лично негостеприимными невежами, что просто выводило из себя соседних кочевников.
Так что весьма сомнительно выглядят любые меры по пресечению нелегальной иммиграции внутри страны, когда факт приезда гостей уже произошёл и они уже доверились местному населению. Ограничительные барьеры надо ставить за границами и на границах, где взаимодействие между народами является дальним, абстрактным и статистическим. Нельзя лично преследовать внутри страны приезжих людей, виновных только в излишнем доверии к стране пребывания.
Открытие границ — дело ответственное, требующее предварительной научно-исследовательской работы по прогнозированию миграционных потоков и культурной совместимости приезжих с местным населением. Прежде чем приглашать гостей, надо подготовить для них условия и рассчитать запасы. Но когда они уже приехали, надо терпеть связанные с ними неудобства, чтобы хозяевам не оказаться невежами.
При глупо-либеральной политике бывает и такой результат трудовой иммиграции, как образование духовно самоизолированных колоний приезжих, где теоретически могут зарождаться планы разложения местного общества. И даже если таких планов не будет, изоляция непременно приведёт ко всяким подозрениям, как это хронически происходило с еврейскими общинами в Европе. Изолированные в нескольких поколениях колонии потомков трудовых гостей уже создают проблемы в Европе. Зеркально повторяется ситуация европейской заморской колонизации прошлых веков, но происходит она уже на территории бывших метрополий.
Можно назвать такой процесс обратной колонизацией, размах которой действительно угрожает европейской идентичности. Европа может быть стёрта как своеобразное культурное и духовное пространство, чего она совершенно не заслуживает. Ей просто необходим континентальный миропорядок, чтобы сохранить духовность Всеединства в своём отношении к каждому конкретному человеку, но при этом на статистическом уровне надёжно контролировать миграционные процессы, избегая колонизации Европы.
Если уж люди научились с помощью денежной системы статистически регулировать производство и потребление, избегая принуждения в отношении каждого конкретного человека, то они смогут отрегулировать и глобальные миграции без персонального давления на конкретного странника. Возможно, бывшим метрополиям следует намного больше помогать развитию своих бывших колоний на их территориях, как это всегда делали континентальные империи в разумных фазах своего развития.
Это сложная научная и экономическая задача, на решение которой следует тратить большие средства уже сейчас, чтобы сохранить целостность мира в будущем. Но пока что мы не видим даже способности Евросоюза решить проблемы экономических дисбалансов внутри своей единой экономики.
Внутренняя политика в традиционно многонациональных государствах должна строиться на основе духовного Всеединства и выражаться в предотвращении прямой и обратной колонизации путём равномерного развития территорий и защиты духовного своеобразия каждой национальности. Если бывшие континентальные империи будут концентрировать материальные и духовные ценности в нескольких центрах, фактически следуя политике внутреннего колониализма, то вызванные этой концентрацией миграционные потоки где-то обескровят местную культуру оттоком людей, а где-то — задушат её неуправляемой колонизацией.
Худшие случаи самоизоляции человеческих сообществ представляют собой и самые ужасные разрывы мировой целостности. Мафия означает добровольную изоляцию родовой общины, нацизм — изоляцию нации, капитализм — самоизоляцию богатых либералов, большевизм — самоизоляцию бедных бюрократов, секта — самоизоляцию духовной общины.
Во всех этих случаях происходит абсолютизация одного определённого масштаба общества, и этот выделенный масштаб — группа друзей, нация, каста, секта, корпорация или класс — объявляется «превыше всего». Более крупные масштабы мира отвергаются как факт. Поскольку реальность не согласуется с воображаемой изоляцией, самоизолированное сообщество начинает войну, чтобы и в реальности разрушить все отвергаемые структуры человечества. Близкие связи между людьми в этом случае тоже подвергаются разрушению через репрессии и разрушение среды совместной жизни. Так, при нацизме, капитализме и большевизме намеренно уничтожаются родовые, соседские, трудовые и семейные сообщества.
Дело тут вовсе не в конкретной разновидности самоизоляции по этническому или классовому принципу. Например, разорение крестьян, бараки для рабочих и голодную смерть сотен тысяч ткачей придумали не большевики, а английские либеральные капиталисты. Новое рабство построили добрые американские фермеры, а мировые войны были следствием колониального империализма национальных государств. Опасна сама по себе любая духовная самоизоляция группы людей, её возвышение превыше всего, нарушающее масштабную непрерывность духовного мира. Такая группа, в зависимости от размера, становится преступной бандой или преступной империей.
Заметим, что уже по определению ничто не может быть превыше Всего, поскольку всё по отдельности есть лишь часть Всего как целого. В монотеистических религиях Бог есть имя персонифицированного Всего, так что попытка объявить что-то превыше Всего является богохульством. Такие разрывы духовного мира противоречат идее Всеединства и всегда оформлены дуалистической идеологией, разделяющей мир на своих настоящих людей и чужих варваров, очень часто — на основе происхождения людей. Поэтому все эти разрывы развиваются в соответствии с логикой дуализма, независимо от рецепта разделения Добра и Зла. И дуализм, верующий в существование абсолютного Зла, приводит к власти психопатов, ведущих к войне.
Пространственная непрерывность человеческого мира состоит в том, что верный миропорядок должен объединять планету через внутреннюю неразрывность всех его естественных частей, крупнейшими из которых являются континенты. Абстрактные, статистические, безличные и обобщённые связи между разными континентами не должны рвать живые личные связи между людьми внутри континентов.
Атлантиды не существует, и атлантическая солидарность людей не сильнее арктической или тихоокеанской. Если атлантизм является духовной связью между Великобританией и англоязычной Америкой, можно говорить об англосаксонской солидарности, не вводя Европу в заблуждение. Есть столь же сильная связь между Португалией и несколькими странами Южной Америки, но её никто не возводит в ранг особого явления Атлантизма.
А вот величайший на планете континент, включающий в себя Европу и Азию, существует в реальности, как его ни назови. Жители Урала и Кавказа не видят разрыва между мифическими частями света, который разделял бы людей так, как их разделяют океаны. И даже сам вроде бы вполне интеграционный термин «Евразия» - это тоже реликт колониальной эпохи. Нежелание европейцев связывать себя с Азией общим названием континента является пережитком их простодушной средневековой культуры, которая считала себя Добром, а всё за своими границами — Злом.
Континентальный миропорядок подразумевает ликвидацию выдуманной границы, проведённой в головах людей между Азией и Европой. Эта граница настолько искусственна, что каждый двигает её, как хочет, то разрезая ею Украину против России, то выстраивая её по Амуру против Китая. На самом деле Испания непрерывно и постепенно переходит в Китай и наоборот, если двигаться между ними по континентальному пути предков. Если почему-то многих не устраивает единая Азия или единая Европа от Исландии до Индонезии, нам надо просто дать величайшему континенту новое имя.
Принцип непрерывности духовного мира людей во времени состоит в том, что построение устойчивого миропорядка признаётся возможным лишь на основе непрерывной связи с исторически сложившимися культурами путём согласования множества традиций. Изменения традиций неизбежны для их согласования. Но даже необходимые изменения не должны быть разрывами или скачками. Есть предел резкости изменений, за которым наступает разрушение.
Так, современная наука всегда ищет изменений, но всегда сохраняет преемственность научных традиций и ценность накопленных знаний. Новые знания не опровергают старые, а лишь приводят к обобщениям, объединяющим новое и старое в новой единой теории. Тот, кто хочет потрясти основы науки и отменить всю её историю, имеет мало шансов привлечь профессионалов, хотя это всё же не нулевые шансы. Устойчивость развития науки обеспечивается равновесием между сохранением знания и новыми открытиями. Без одной из этих формально противоречащих друг другу тенденций наука погибнет.
К сожалению, общество людей в целом сильно отстаёт от духовной организации научного мира. Политические и экономические новаторы часто не утруждают себя доказательством применимости чужого опыта в своей стране, обычно они просто не понимают всей сложности предлагаемого нововведения. Ещё хуже бывает, когда чужую идею бросаются впервые в мире проверять на своём народе, как это произошло с русской профанацией немецкого марксизма, прямо и явно не рекомендованного автором для России.
В отличие от науки, революции в обществе часто делают недоучки, обиженные на учителей и сильно переоценивающие уровень своего понимания процесса, в который хотят вмешаться. Поэтому социальные революции обходятся очень дорого, и не только в России.
Процесс революционной индустриализации везде включал в себя беспощадное разрушение традиционного общества, причём нередко — с таким количеством человеческих жертв, что ни одна античная традиция жертвоприношений не может соперничать с ранним индустриальным прогрессом в жестокости.
Это происходило независимо от того, имела ли место капиталистическая или социалистическая индустриализация. При этом разрушались сразу и непрерывность развития общества во времени, и духовная непрерывность общества на уровне уничтоженных общин. Общество на всех масштабах между элементарной семьёй и централизованным государством перемалывалось в полужидкий фарш, то есть ликвидировалось. Эта человеческая масса потом двигалась под давлением машинного производства в соответствии с законами экономики голода. При социалистической индустриализации вместо голодного и полицейского принуждения на людей давила комбинация духовно-партийного контроля и государственного насилия, которая оказалась не лучше капитализма.
Современные страны с разным успехом занимаются подбором подходящей им комбинации капиталистического и социалистического опыта, но они редко ставят задачу преодоления духовного последствия индустриализации — разрушения всех средних масштабов духовной структуры общества, которое ведёт к неустойчивости общества из-за нарушения масштабной непрерывности.
Мы остались с элементарной семьёй внизу, бюрократическим государством наверху и с огромным духовным разрывом между ними, который невозможно заполнить ни государственной вертикалью, ни экономическими структурами, поскольку все они действуют в своих пространствах, не очень-то и духовных. Партии и церкви, живущие в духовном пространстве, ещё как-то действуют в бывших капиталистических странах, но и там они уже теряют силу.
В странах же былого социализма на место однопартийной духовной вертикали ничего серьёзного вообще не пришло. Горожане не знают соседей по лестничной площадке и не помнят родства, что затрудняет их самоорганизацию к выгоде индустрии и бюрократии, монополизировавших всю деятельность по организации общества. Но организация производства или сбор налогов не несут духовности. В духовном пространстве у нас царит пустота во всём интервале масштабов общества от близкой человеку семьи до далёких идеалов государственного единства. Эти идеалы так далеки, что без напоминаний по телевизору мы могли бы и усомниться в их существовании.
В большинстве бывших капиталистических государств в средних масштабах духовного мира всё же видны отдельные усилия так называемого гражданского общества, узко специализированные по образцу индустриального разделения труда. Но за пределами производственной и общественной специализации умами свободных граждан там манипулирует такая машина массовой пропаганды, что Сталин и Геббельс отдыхают. И дело не в чьём-то злом умысле. Капиталистическая пропаганда заполняет духовную пустоту, а фабрика грёз своими фантастическими ужасами вытесняет из сознания людей идеи и замыслы, реализация которых опасна для системы.
Есть два способа ограничить знание — не давать допуска к информации или забить входные каналы шумом. Мы живём в условиях шумовой дезинформации, которой может противостоять лишь упрямое меньшинство. В итоге западный горожанин восемь часов трудится, и потом пятнадцать минут спасает украинских бамбуковых панд от вируса Эболы, или делает ещё что-нибудь столь же важное и полезное, чтобы считать себя мировым Добром. Прочее время бодрствования он живёт в виртуальном мире грёз. Мы знаем это, потому что и сами становимся такими же постиндустриальными зомби.
В бывших социалистических и им подобных странах в духовном пространстве дела обстоят ещё хуже, хотя тут социальный скепсис, развитый крахом социальных систем, и сделал людей более критичными к поступающей информации. Но этот же самый скепсис мешает им объединяться, вызывая в памяти образ тупиковой системы, которая объединяла всё намертво, лишая свободы и воздуха. В тоталитарном обществе духовная связь людей во всех средних масштабах заменялась организацией против метафизического Зла. Борьба закончилась — и организация рухнула, оставив после себя пустоту.
Иногда в этой духовной пустоте промежуточных масштабов оживают призраки прошлого — средневековые асассины отрезают головы, бандеровцы жгут людей и рвут их снарядами. А государство, которому не на что опереться в глубинах общества вплоть до самых разобщённых низов, проваливается даже после довольно слабых, но очень наглых ударов этих духов зла.
В тех странах и регионах, где духовные структуры хоть как-то действуют во всех масштабы общества от семьи до парламента, и где поэтому обеспечена непрерывность духовного пространства, нет риска появления таких призраков, независимо от природы системы. Будь это демократические традиции или родовые структуры — всё равно они безопасней духовного вакуума.
Индустриализация и колонизация когда-то разрушили масштабную непрерывность человеческого общества ради непрерывности производственных процессов, и сейчас это привело к опасной нестабильности мира. Это несчастье должно быть преодолено в ходе построения континентального миропорядка.
Возможно, объединение нашего мира уже начинается с преодоления колониальной глобализации путём обособления континентов — это первая фаза нового цикла духовного развития человечества. Но мы должны иметь в виду сразу все три фазы цикла. Можно ожидать, что за относительным обособлением континентов последует их борьба, за которой нас ждёт их объединение в единый мир на новой, континентальной основе. В настоящее время идёт обособление величайшего континента Земли от некомпетентного внешнего влияния, а так же — его внутреннее объединение.
Начинается и его борьба с Северной Америкой за самостоятельность, в которой не может быть крупномасштабного военного исхода. Ведь между континентами нет такого сильного противоречия интересов, которое грозило бы мировой войной, потому что континенты самодостаточны и не так уж и сильно зависят друг от друга. Америке сейчас тоже нужно освобождение от проблем внешнего мира, чтобы решить свои реальные континентальные проблемы.
Свобода сознания
У каждого существа есть высший уровень мотивации его действий. У простейших организмов это рефлексы, у животных это инстинкты, а у человека — это его духовная система. Всякое существо свободно, то есть принадлежит само себе, если оно управляется своими высшими мотивами, наличие которых отражает итог всего развития этой категории существ.
Человеческое сознание руководствуется двумя системами мотивов: инстинктами снизу и духовностью сверху. Человек свободен, если свободно его сознание, или, иначе говоря — если его высокий дух сильнее его низменных желаний. Ослабляя дух или усиливая желания, можно добиться развращения и порабощения взрослого человека, опустив его на детский уровень сознания. Свобода низких желаний — это вовсе не свобода человека, а лишь свобода животного носителя его личности. Примерами низкой свободы являются алкоголизм и наркомания, которые явно держат человека в рабстве.
Это не значит, что все желания материального тела представляют в человеке мировое Зло, как полагали средневековые сторонники дуалистических профанаций. Мирового Зла нет, а материальные потребности являются основой нашего существования и, следовательно — условием существования нашей духовности. В здоровом теле у здорового духа больше шансов на победу.
Между прочим, в рамках западного либерализма в последние десятилетия сформировался зеркальный антидуализм, в котором средневековые Добро и Зло поменялись местами. Симметрия дуализма допускает такую смену полюсов, демонизация богов неоднократно случалась в истории дуалистических вер. Новый дуализм считает мировым Добром именно низкие мотивы человека, включая и всё его случайное сексуальное своеобразие, а осуждает духовность, которая ограничивает свободу его низости. Этому движению нужны парады тотальной толерантности, но этот же самый перевёрнутый дуализм ведёт и к тоталитарному вмешательству в семьи европейцев, желающих традиционного воспитания своим детям.
Общеизвестным примером дальних отношений между людьми являются экономические отношения. Они необходимы, но они совершенно бездуховны, в этих отношениях нет ничего того, что возвышает человека над животными. Мотивы, которые стоят за деньгами, отражают не все индивидуальные мотивы людей, а только бездуховную часть индивидуализма — тот самый комплекс инстинктов потребления и борьбы за место в социальной иерархии, который развит у обезьян. Духовные ценности индивидуальной свободы, чести и достоинства тут совершенно ни при чём. Поэтому в сознании континентальных народов деньги стоят в опасной близости к предательству, символом которого в христианстве стали тридцать сребренников.
На самом деле бояться тут нечего. Просто надо помнить, что деньги выражают суммарную силу низших желаний человека, составляющих простую основу наших личностей, но отнюдь не всю нашу личность. Мы хотим банан — и в Эквадоре местный трудяга рубит ветку, выполняя нашу волю, донесённую до него экономической системой. Мы хотим самоутверждения в своей среде — и в Германии инженер проектирует новый автомобиль, выполняя нашу волю. А когда-то английские и голландские инженеры изобретали разноцветный бисер и железные закорючки для колониальной торговли, выполняя волю островитян и африканцев к самоутверждению в своей местной среде. Примерно таким же способом имперский Китай когда-то подкупал северных кочевников подарками и продажами шёлка, о чём рассказывают горестные древнетюркские рунические надписи. А в позапрошлом веке уже англичане контролировали Китай поставками опиума.
Образно говоря, сила денег отражает суммарную волю обезьяньей стаи, а не общества людей. Поэтому деньги и рынки нуждаются в контроле со стороны общественного сознания, мотивированного высшими духовными ценностями. Каждый из нас живёт в своей обезьяне, а человеком является лишь в меру своего духовного развития. В этом нет ничего постыдного. Человеческое общество должно вводить свою животную основу в культурные рамки, а не подавлять и уничтожать её, уничтожая при этом и себя.
Ошибка современных либералов состоит в игнорировании различий в уровнях мотивов человеческих поступков, в присвоении всем нашим мотивам одинаковой общественной значимости. Так же действует денежная система, реагирующая на силу нашего желания, но никак не на его духовный уровень. Последовательные либералы должны требовать равной свободы для всего человеческого — от свободы мысли до свободы публичного мочеиспускания. Это безразличие к духовному уровню человеческой мотивации и называется толерантностью.
Неудивительно, что такое либеральное мировоззрение в Европе уже привело к угрозе гибели института семьи, поскольку уничтожается её духовная основа, заодно с унижением всякой духовности вообще. Духовная близость уже даже не обещана до конца жизни, а предательство супруга в виде развода ради более ценного партнёра считается свободой. Реализуя свою низкую свободу, инфантильные родители предают детей, а чтобы этой проблемы не было, дети просто не рождаются.
Ошибка традиционалистов состоит в оборонительном отрицании любой свободы вообще и в готовности к жестокой борьбе со всем низким в человеке. Обоснование их позиции состоит в том, что безразличная толерантность явно грозит затоптать человеческую духовность. Такому традиционалисту легко скатиться к дуалистической картине мира, в которой мировое Добро духовности борется с мировым Злом материальной низости человека.
Впрочем, и либеральное мировоззрение после столкновения с обычным традиционным тоже впадает в свой специфический дуализм, в рамках которого Добро безграничной свободы борется со Злом общественного порядка, олицетворённого в традиционной власти.
Между тем, верное решение найдено давно — уже в той доисторической картине мира, в которой Земля внизу, Небо вверху и Человек между ними равно священны, при этом у всех есть своё место. Равновесный и гармоничный культ Матери-Земли, поддерживающей материальную и живую, но низкую основу человека, и Отца Небесного, поднимающего его на духовный уровень, уже содержит универсальное решение. К сожалению, эта глубокая идея была извращена в городских цивилизациях в процессе падения их мировоззрений в дуалистические ловушки.
Тогда же произошло и унижение женщины, всегда вызывавшее изумление в степных и лесных культурах. Древний горожанин вдруг стал презирать женщину за то, что она его родила бессмысленным младенцем и вытирала его нечистую задницу до тех пор, пока он не достиг духовного уровня человека. Святая любовь женщины к своему ещё бездуховному ребёнку была самым идиотским образом признана просто-напросто её собственной бездуховностью. В результате великие шаманки и ведьмы Земли, золотые короны которых когда-то возвышались в степях над знамёнами воинственных каганов Неба, были прокляты в городах и храмах, а их влияние развеяно огнём, мечом и предательством со стороны цивилизованных мужчин.
Это произошло одновременно с унижением рабов и крестьян, которым древние горожане столь же простодушно приписали буквальную низость и грязь полевых работ в качестве метафор для описания личности. Цивилизованным людям хотелось унизить ещё и кочевых скотоводов. Но конные кочевники очень больно били горожан, и поэтому цивилизации их просто предельно демонизировали в своём сознании.
Неуважение к женщине, презрение к труду, ненависть к иным народам, расам и образам жизни — это общие свойства всех традиционных городских цивилизаций, следствие господства дуалистической профанации, склонной в любой противоположности видеть деление мира на Добро и Зло.
На самом деле всё низкое в человеке — тоже человеческое, и решение низких человечских проблем никак не унижает того, кто этим занят. Высоким делает человека духовная мотивация его действий, а не чистота условий его труда. Венца высшей духовности заслуживает мать, жертвующая своим жизненным временем ради простых потребностей детей. Высокий дух живёт в каждом человеке, жертвующим чем-то своим ради других людей в своём селении, в условиях стихийного бедствия, на поле труда или на поле битвы. Если значение дел человека выходит за пределы нужд его физического тела — мотивы его духовны, хотя вовсе не обязательно безошибочны.
При всей непредсказуемости последствий даже самых высоких духовных решений, люди заслуживают свободы воли и духа, потому что только на этом пути достигается вершина человеческого развития. Но животные и физические уровни их сложного существа должны быть под контролем. В особенности нужен контроль над силами денег и рынков, которые выражают вовсе не чудесные истины, а итог влечения низших уровней сознания множества людей, включая все хитрости спекулянтов и карьерные инстинкты чиновников.
Деньги и рынки при всей их духовной низости — это не мировое Зло, но это и не всесильное Добро той мифической «невидимой руки», которая якобы знает, что творит. Экономика — это всего лишь наше домашнее хозяйство и рабочая скотина в лице толпы наших собственных бездуховных индивидуумов наряду с бездуховными толпами всего мира.
Экономика нас кормит, но она не руководит свободными людьми. В случае реальной необходимости она повинуется высшему уровню общественного сознания — в пределах физически возможного, конечно. Мы её не до конца понимаем, но это не значит, что ею нельзя управлять. Пастухи тоже не очень-то знают теоретическую биологию своих коров, но умеют накапливать и обобщать свои опытные данные. Рынок даёт решение многих простых проблем. Одновременно он сам — сложная проблема, но при этом он же — и средство для работы над этой сложной проблемой.
Денежные явления так же естественны, как давление в канализационных трубах, выражающее совокупную силу наших кишечников. Глупо запрещать или игнорировать это давление, как глупо и контролировать каждый толчок на континенте. Но в приличном обществе этим массам не дают свободы излияния даже по самым либеральным поводам. Для всего низкого, что свойственно человеку, в обществе приходится создавать каналы правильного сечения.
Очень важно обеспечить контроль духа над экономикой в соответсвии с требованием масштабной непрерывности. Высшие уровни нашего сознания должны в достаточной степени обеспечивать духовный контроль над нашей средой проживания, важной частью которой является и весь действующий в округе бизнес, независимо от формы собственности.
При этом крупный бизнес, управляющий градообразующими предприятиями, является фактором колонизационного риска из-за его неподконтрольности местной власти. Особенно велик этот риск в случае иностранного капитала. Но это не значит, что крупного капитала надо бояться и всегда с ним отчаянно бороться. Это значит, что надо быть умнее и сильнее его, наилучшим образом используя к своей выгоде его бессмысленную энергию.
Ведь нельзя же считать себя свободным, если основной источник твоего существования может сбежать в другую страну под воздействием глобальных рыночных колебаний. И уж совершенно порабощён народ, живущий под двойным гнётом иностранных колонизаторов и продажной местной власти, развращённой и выращенной в интересах иностранного капитала.
Сочувствия по отношению к иностранному капиталу быть не может, поскольку с ним у нас нет человеческих отношений. В отличие от местных бизнесменов любого происхождения, живущие за рубежом инвесторы не являются для нас личностями, как и мы для них. Их глобальный капитал — это просто сумма их низких желаний. И эту бродячую скотину можно приманивать, доить или прогонять, когда и как это будет нам выгодно.
Глобальной экономике должна быть выделена ограниченная, заведомо рискованная доля в местном хозяйстве, на неё нельзя рассчитывать больше, чем древний пастух рассчитывал на случайную охотничью добычу. Глобальная устойчивость обеспечивается вовсе не максимальной глобализацией рынков, а наоборот, лишь минимиальной необходимой их глобализацией.
Мировая экономика должна приобрести новую, континентальную структуру, в основном используя местные материальные ресурсы, но свободно обмениваясь потоками научной и технической информации. Такие тенденции уже становятся заметны с ростом числа проектов, выполненных на мировом уровне с максимальным учётом местных условий в развивающихся странах. Будущая экономика будет всё меньше перевозить тяжёлые товары на большие расстояния. Она будет производить почти всё на автоматических производствах близко к месту потребления, наращивая взамен торговли вещами глобальную передачу технической информации и технического образования.
Свобода ведения бизнеса неизвестного происхождения в нашем доме без нашего согласия — это рабство для нас. Доверие к собственнику капитала зависит от его духовной близости к народу — и пусть либералы подменяют понятия, называя чужой произвол свободой рынка. Местная власть должна иметь и использовать все полномочия для формирования хозяйства в интересах своего народа, разумно сочетая выгодные, но ненадёжные и сомнительные предложения глобального капитала с надёжными местными предприятиями, владельцы которых живут рядом и учат своих детей в местной школе. Так действует власть в любой развитой стране, если у неё хватает ума.
Но для контроля людей над своей жизнью недостаточно высокой духовности индивиддумов. Если люди разобщены как духовные личности, но эффективно объединены рыночной системой и сетевыми технологиями как стая обезьян, они в целом будут вести себя, как оснащённая стая обезьян, легко управляемая извне.
Люди должны научиться объединять высшие, духовные стороны своих человеческих сущностей. Когда-то это делала религия, но сейчас в городах религии в основном потеряли доверие из-за дуалистических заблуждений, оставшихся в их письменных канонах. Ещё этим должны заниматься наука и образование, но государственное образование имеет дело с каждым человеком лишь до определённого возраста, а наука и вовсе стала уделом меньшинства.
Духовная связь между людьми основана на их взаимном знании и признании. Когда-то люди одной религии полагали, что именно из-за общей веры они думают примерно одинаково и ценят примерно одно и то же. Но это было упрощённым представлением, выгодным церкви. На самом деле люди достигали согласия в процессе общения. Связанность мира в единое целое зависит от того, что люди знают о себе и друг о друге, насколько они понимают друг друга и своё общество. Поэтому мир невозможно объединить без приближения гуманитарного знания к методологическому и организационному уровню, достигнутому естественными науками.
Но и этого мало. Знание должно быть правильно распространённым. Можно знать о другом континенте приблизительно и обобщённо, не вмешиваясь в его далёкую жизнь. Но нельзя нам знать о своём городе и стране слишком мало для того, чтобы осмысленно влиять на свою собственную среду обитания. А мы обычно как раз и не имеем необходимого знания, хотя завалены выше головы всякой ненужной информацией и дезинформацией.
Человек очевидно порабощён, если им управляют боль, страха и голод. Но он столь же несвободен, если его обманывают, или если его провоцируют на предсказуемые решения, вызванные низшими мотивами его личности. А ведь именно на таких манипуляциях основаны как рыночная экономика, так и реальная демократия. В разработку методов неявного управленния нами открыто вкладываются большие деньги, а мы даже и не возражаем.
Когда нас побуждают принять важное решение при отсутствии у нас достаточных знаний по существу вопроса — нами наверняка управляют и нас нагло порабощают. У этого приёма много форм — от простого мошенничества или лживой рекламы, скрывающей свойства товара, до лживой демократии, скрывающей свойства людей, за которых мы голосуем. В этом состоит и главный приём современной формы колониального рабства, которая так ловко порабощает сознание, что человек этого не замечает. Если убедить человека принимать решения, неожиданным следствием которых будет ущерб для него, он не сможет потом обвинить никого, кроме самого себя, а угнетатель и вор будет в полной безопасности.
Отсутствие регулярных референдумов во всех странах мира, кроме Швейцарии, доказывает и отсутствие демократии практически везде в мире. На референдум выносятся вопросы, затрагивающие всех, а потому понятные всем и изучаемые всеми. Манипулировать на референдуме труднее, чем на выборах, потому что суть вопроса не скрыта от голосующих. Довод о дороговизне референдума в наше время явялется ложью, ведь банки проводят миллиарды платежей через Интернет, а техника защищённого электронного голосования известна и проверена. Прямая демократия — это референдумы, еженедельное проведение которых сейчас по карману каждому подъезду в городском доме.
А вот выборы передают власть от народа кому-то одному, и поэтому выборы — это не демократия, а древний компромисс с ней. Голосование за незнакомого человека является решением без ключевого знания, которое так любят навязывать мошенники. Прямые выборы президента страны — это не свобода. Мало кто знает, за кого он голосует на самом деле — каковы личные качества кандидата, насколько он независим от кредиторов и друзей, и кто такие эти его тайные кредиторы.
В этой ситуации вполне логично всегда выбирать прежнего руководителя со всеми его кредиторами и друзьями, хотя просто бы на основании прошлого опыта его работы. Всем некогда изучать настоящие биографии и анализировать реальные поступки кандидатов по секретным источникам. Множество партий здесь не помогает, лишь усиливая шум. В странах с двухпартийной системой ситуация немного лучше благодаря прицельной взаимной критике конкурентов, если только обе партии не соединены на высшем уровне в одну масонскую ложу, что всегда возможно.
Свободно, то есть с пониманием дела, можно выбрать лишь кого-то из лично знакомых людей. Так что хотя бы теоретически свободными могут быть только самые низовые выборы. Президенты и губернаторы не могут получить власть от народа свободным голосованием, это всегда результат хитрой игры меньшинств со статистикой.
Свободный человек не принимает решений, которые ему кто-то подсовывает, иначе он не обладает свободой сознания, которая лежит в основе всякой свободы. Он либо хорошо изучает вопрос для составления собственного мнения, либо честно отказывается от решения вроде покупки или голосования, поскольку не понимает возможных последствий своего поступка. Гитлера выбрал немецкий народ на демократических выборах, не зная о последствиях своего решения. А ведь более образованных наций, чем немцы, в Европе в то время не было. Международным языком естественных наук тогда был немецкий язык, а не английский.
Невежественная демократия — это профанация демократии. Поэтому вмешательство даже наиболее демократически устроенного общества в дела другого континента не имеет демократических оснований и является политикой колониальной глобализации. И референдум в этом случае не поможет, потому что это будет референдум профанов.
Самоуверенное вмешательство якобы демократического режима в чужие дела всегда основано на незнании сути дела голосующим большинством и очень часто — на его дуалистических предрассудках о превосходстве своей цивилизации над миром варваров. Влияние на дела духовно близкого государства имеет тем больше оснований, чем сильнее личные и родственные связи двух народов. Но и в этом случае любое вмешательство, при котором игнорируются особенности жизни соседа, будет актом колониальной агрессии.
Свобода основана на знании, а знание основано на доступе к информации и на умственной работе человека. Доступ к обширной информации, казалось бы, есть уже у всех. Но не у всех есть желание, силы и время сверять эту информацию по независимым источникам, отфильтровывать дезинформацию и делать свои выводы. Поэтому большинство решений избирателей в наше время являются результатом легкомысленной профанации со стороны самих же избирателей, которые сначала голосуют, не придавая этому никакого значения, а потом жалуются, что от них ничего не зависит. Демократические выборы — это очень плохая система для численности избирателей свыше тысячи человек. Но ничего лучше, если не считать референдумов, пока не придумано, и поэтому нет смысла призывать к отмене выборов.
Идея рыночной системы тоже стала сомнительной из-за быстроты изменений всех условий деятельности. Рынок предполагает хотя и бездуховное, но всё же хотя бы последовательное эгоистическое поведение каждого участника, включая конечных покупателей. Но у конечного покупателя нет времени на полноценную подготовку решения о покупке. Даже для редких дорогостоящих покупок конечный покупатель не может доказать себе правильность уплаченной цены, в отличие от крупного продавца, который много тратит на маркетинговые исследования в своих интересах. Наука продавать развита чрезвычайно, а вот наука покупать нужное обычному человеку представлена редкими общественными инициативами, которым нет причин особо доверять.
Идея рынка основана на предположении о медленном изменении ценностей и технологий, при котором в сложной системе после множества затухающих колебаний устанавливаются равновесные цены, оптимальные в смысле соответствия между затратами и полезностью. Рыночная доктрина — это теория квазистатического равновесия сложной замкнутой системы. В реальности динамика современных рынков такова, что общее равновесие никогда не успевает установиться даже приблизительно, а почти все текущие цены являются результатом государственной монополии, рыночного сговора и гадания на кофейной гуще. Но и призывать к отмене рынка было бы глупо, поскольку ничего лучшего на горизонте нет. Альтернативная рынку советская экономика с её фиксированными ценами первой не справилась с быстрыми изменениями, которые сейчас стали ещё быстрее.
Проблема сводится к отсутствию необходимого и своевременного знания у обычного покупателя и избирателя, что побуждает его подчиняться чужой воле. Жизнь задаёт нам много вопросов, даже смысла которых мы не успеваем понять за то время, что отпущено на решение.
В этих условиях нам стоит задуматься о необходимости непрерывной, пожизненной научно-исследовательской и образовательной поддержки каждого взрослого человека, чтобы дать ему возможность ориентироваться в потоке противоречивой информации. Каждый человек должен иметь возможность свободно выбрать заслуживающее его доверия научно-образовательное общество или общину, в деятельности которых он готов участвовать как слушатель, исследователь или преподаватель. Взаимодействие в таких сообществах может быть организовано по правилам научного сотрудничества. Эти новые научные сообщества, открытые для людей любого уровня образования, не должны зависеть от государства, от чужих денег или чужих стран. От этих сообществ будет зависеть мировоззрение человека, и поэтому они должны складываться только свободно, по своим внутренним мотивам.
Такого рода научно-образовательное общество могло бы организовывать добывание и изучение информации, важной для мировоззрения и для ключевых решений своих участников, а также — их обучение умению делать из неё свои выводы. Практической целью такого сообщества будет получение и систематизация знаний, необходимых для индивидуальных решений на рынках, выборах и референдумах, а так же для выдвижения политических инициатив. Другой важной задачей может быть сбор и распространение сведений, важных для местных решений — от юридических и технических вопросов жилищно-коммунального хозяйства до мировоззренческих вопросов воспитания своих детей и проблем контроля над их образованием в школе и в электронной информационной среде.
Все эти вопросы в наше время требуют трудоёмкого изучения, которое слишком дорого делать для обоснования своего единственного голоса, но вполне разумно выполнить для коллектива. Конкретные действия на основе индивидуальных решений можно проводить через другие организации, предусмотренные законом и предназначенные именно для таких действий. Своё научное сообщество нужно каждому из нас, чтобы сформировать само знание, мнение, дух, идею, которые потом будут реализовываться в законных решениях большинства или в отдельных проектах заинтересованных меньшинств.
Это будут вовсе не политические партии, хотя нельзя заранее исключить возможности каких-то действий в рамках партийных форм для достижения законодательных результатов. Партии обычно просто пропагандируют свою доктрину и навязывают выбор своих кандидатов, требуя веры в правильность линии партийного руководства. В свободных научных сообществах не может быть навязывания мнений и дисциплины голосования. Научные сообщества не связывают своих членов обязанностью иметь заданное мнение по какому бы то ни было вопросу или координировать своё мнение с мнением большинства. Единственное требование — отсутствие намеренной лжи и тенденциозности в докладах и сообщениях, которые человек делает для своих слушателей. При этом честные ошибки тут вполне нормальны, люди для того и собираются вместе, чтобы помогать друг другу их исправлять.
Участники научного сообщества должны доверять друг другу больше, чем внешним источникам информации, только тогда это общество имеет смысл. Поэтому оно должно быть для них духовной структурой. Возможно, важную часть исследований такого сообщества составит работа по изучению общих духовных и культурных корней участников, что должно укреплять взаимное доверие более глубоким взаимным знанием. Обман доверившихся вроде продвижения чужих коммерческих или политических интересов под видом участия в совместном исследовании будет здесь предательством.
Вряд ли такое доверенное духовное сообщество возможно на том полуанонимном уровне, что типичен для социальных сетей в Интернете. Там много информационного мусора и профанации отношений, но нет духовного взаимодействия между людьми, нет их настоящего знания друг о друге и поэтому нет доверия. Впрочем, подходящие воспомогательные сетевые технологии могут оказаться вполне уместны.
Нам нужны сообщества духовно близких людей, доверяющих друг другу разделение исследовательских задач и сведение добытой ключевой информации в картину мировоззрения, достаточно общего для данной группы. Кто-то может выбрать такую группу по религиозному или национальному признаку, кто-то — по политической позиции, профессиональоной принадлежности или по месту жительства. При этом и речи быть не может о противопоставлении научно-образовательного общества окружающему миру, которое привело бы к нарушению масштабной непрерывности.
Это должна быть духовно значимая для участников исследовательская и образовательная группа, изучающая научными методами важные вопросы не только ради узких групповых целей, но и ради всеобщего блага в рамках духовности Всеединства. Узкие цели по плечу и обычным субъектам гражданского законодательства, тут не надо ничего выдумывать. Нам не хватает свободных доверенных научных и духовных сообществ, на которые могла бы опираться независимая экспертиза. Она необходима по всем вопросам, которые средствам массовой информации не по зубам, или по поводу которых любые внешние мнения заведомо не заслуживают доверия.
Несколько веков назад англичане случайно изобрели своё главное оружие мирового доминирования — университеты двойной структуры, которых сейчас в мире есть около десятка (Оксфорд, Кембридж и университеты «Лиги плюща» в США). Помимо факультетов и кафедр по разделам мирового знания, в них есть ещё и колледжи, в каждом из которых культивируется особый вариант духовной культуры, а студенты учатся жить и общаться в своей особенной духовной общине. Колледж объединяет в своём общежитии студентов и преподавателей разных специальностей и разных факультетов, а некоторые колледжи имеют и свои исследовательские учреждения, в соответствии со своими особыми интересами.
Так, колледжи Кембриджа основаны на самых разных мотивах исследовать и учиться — от духовных потребностей англиканской веры или ведомственной солидарности до верности монархии. Эти духовные основы отражены в их причудливых названиях и зашифрованы в знаках гербов. Но все вместе колледжи составляют единый Университет с общими ценностями честного знания и интересов Британии в понимании её правящего класса.
Разумеется, это чисто элитарная система знания, воспроизводящая касту избранных, хотя и обеспечивающая контролируемый приток в неё свежей крови со всего мира. Но этой системой можно воспользоваться в качестве аналога и прототипа.
У нас есть цель мирового Всеединства, поэтому нам надо превратить всё мировое сообщество людей без исключения в один Универсум, в одну Ноосферу, в одно Мировое Древо человеческой мысли, которое объединит нас на основе наших общих духовных ценностей через наши свободные научно-образовательные колледжи, которые могут называться как им будет угодно и сочинять себе любые гербы и флаги — национальные, религиозные, племенные или профессиональные. Важно, что при соблюдении научных принципов эти сообщества будут делать нас более знающими именно в тех вопросах общественного устройства, которые нам приходится решать за пределами своей профессии в неравном противоборстве с профессиональными манипуляторами из государственных и коммерческих структур.
А если люди будут знать — их нельзя будет обмануть. И тогда решения в государствах и корпорациях будут приниматься в других условиях и на другом уровне, с учётом невозможности обмана народа перед лицом тысяч грамотных критиков, способных вовремя предложить лучшее решение, а не только лишь инициировать протест против уже свершившихся фактов, который зовётся народным бунтом.
Порядок в каждой подсистеме основан на понимании её целей и на знании о её устройстве. Поэтому устойчивый мировой порядок строится снизу вверх. Сначала надо навести порядок в голове, потом порядок в отношениях с близкими, порядок в общине доверенных и знакомых людей, порядок в городе, государстве, цивилизации, на континенте и планете. Давайте же сделаем это!