Бросить бы все, обрасти мусором и одеждой, стихийно накиданной, тряпка на тряпку. Перестать бороться со всем на свете: от хлипкой вешалки до друга-повесы. Зачем сводить мысль с мыслью? Затем, что это не Я, а ВСЕ, ЧЕМ Я ЯВЛЯЮСЬ, не хочет иначе. Я - это, как правило, то, что ты в себе попускаешь. Я - это расхлябанная веревка, распухшая от бездействия, что все время танцует перед глазами, как заколдованная змея. Однако, есть ВСЕ ЧЕМ Я ЯВЛЯЮСЬ. Если ударится в сравнения, ВСЕ, ЧЕМ Я ЯВЛЯЮСЬ это - кованый сундук, всепонимающий комод с книгами, которые я когда-либо начинал читать и застопорился, он терпеливо ждет и для этого есть резон, ведь я меняюсь. Крепкий сундук поглядывает на меня корешками брошенных книг, я робок и ленив и вся моя судьба зиждется на времени, проведенном у сундука. Я сам себя не всегда понимаю, но чувствую необходимость так писать.
Есть во мне отдельные, безвольные области, когда-то только из них я состоял, был никем - ребячливым трусом. Сегодня я некто, удивляющийся и удивляющий сам себя. Я некто скрытно надломленный, отдаляющийся от касаний рук. Человек скудных умственных качеств, о да, это очень заметно, когда в одном предложении используешь слова, начинающиеся с одинаковой первой буквы. Мое имя не имеет значения, не спрашивайте при встрече мое имя, лучше спросите, почему все это происходит? Зачем нам эта встреча? Ведь если я назову вам свое имя, вы кивнете, но ничего понять не сможете. Очень важно знать, зачем нам эта встреча.
Сложно быть вдумчивым, не суетится и не психовать. Сложно не повторятся, не писать лишних слов, не быть смешным. Сложно продолжать. Мне сейчас не хочется продолжать. Я тут мог бы затереть это "сложно", пока у вас не начнет колоть в сердце. Так убого быть повтором и копией, олицетворять где-то виденное многократно. Моя строка сжимается. Я ей так приказываю. Потому-что я очередной пассажир, сокращающий свое время на виду у публики. Вы все в своей жизни видели так много людей и так мало их знали, что люди для вас как деревья или ковер, хороши, если опрятно одеты и легко пахнут, так сказать, источают ненавязчивый аромат чистоты. Я соглашаюсь с этим, смиряюсь.
С другой стороны, я болезненно честен и хочу встать кому-нибудь на плечо, чтобы смотреть над головами, слышать нечто кроме голосов, например, музыку легких истин. Я стремлюсь к легкости, дознаваясь правды и готов презирать себя, если стану выглядеть пафосно. Подождите. Не спешите. Презирать себя хватит, это понравилось бы ребячливому трусу, а некто новый отрицательно качнет головой и обойдется без призрения. Конечно, я буквален, я громоздкий, не ошеломляющий и все же я не простой пассажир. Я не успокоюсь. Буду кромсать строку. Буду. Кромсать. Строку. Буду удалять слова без боли, памятуя чувство меры. Обособленный минималист и надрывный критик - разбираю себя, чтобы не быть пассажиром или пешим однолицым воином.
Мне нравится гулять в молчании, при этом я могу остановиться и произнести несколько фраз вслух, если уверен, что меня никто не услышит. Затем несколько мгновений буду пытаться разглядеть в этих фразах резон или удручающую беспочвенность, любой исход подойдет, ведь я учусь говорить и думать. Просто нужно принять это, ведь какова радость: все время учишься думать и говорить, не труп и не безликий, всегда готов поверить мастеру. Грейся рядом с мастером, пока сам не начнешь источать тепло.
Четыре грязный чашки, три ложки, три тарелки, лак стола поблек от пыли, в левом ухе легкий звон и тихо снуют дешевый машины. Здесь мой угол, стол, здесь первые двадцать пять лет оставлены. Мне кажется, жизнь человека, доведенная до идеала, должно состоять и трех раз по двадцать пять лет. Рождение, становление, понимание. Мне кажется это честное количество времени. На этом все. Не стану привязывать этот текст к случаю, но, думаю, он возник неспроста.Как и всегда, сказал не все и выдал чушь за стиль, такова моя работа. Еще встретимся.