Падает снег. Падает и падает, засыпает тропинки и дороги, деревья и дома, машины под окнами, грязь и неуют недавней оттепели. Готовится зима к встрече Нового года. Как хорошая хозяйка, наводит всюду порядок и чистоту, кипенную белизну намораживает. Вот и реку заморозила, покрыла блестящим синим льдом, деревья в лесу одела в сверкающие, белые, пушистые шубы.
Тихо в лесу, морозно. Но обманчива эта тишина… Идет здесь своя жизнь, не заметная на сторонний взгляд, но очень даже непростая. Вот снег следы заметает: это гналась лиса за зайцем, а он через реку сиганул. Выскочила Патрикеевна на лед, разъехались у нее лапы, остановилась рыжая, язык высунула, тяжело дышит, - опять не поймала! А заяц обернулся, ушами водит – смешно ему! Да, совсем осмелели косые! Снег белый, и они белые, попробуй, разгляди их, да еще и поймать сумей!
- И не разглядишь их, противных, особенно если и глаза уж не те, - вздыхает лиса. – Придется, видать, опять одними мышами пробавляться!
Коротки зимние дни. Солнце невысоко поднимается, описывает наскоро дугу по небу и прячется за зубчатой кромкой далеких гор. Падают сумерки, и быстро ночь приходит. Глядятся в зеркала застывших рек мерцающие звезды, о чем-то шепчутся, переговариваются…
- Холодно! Голодно! - воет на далекой лесной поляне волк. Близко к городу боится подойти, а деревни сейчас пустые стоят. Трубы не дымят, окна не светятся, не брешут во дворах собаки, – разъехались дачники по городским теплым квартирам и всю живность увезли с собой. Нечем волку поживиться. Лоси и те пошли хитрые. К городу подались, только что на улицы не заходят. Хоронятся в лесах возле городских окраин, пасутся, осины обгладывают. А серому туда дорога заказана. Заметят люди – убьют!
- Медведю хорошо, - завидует волк. – Лежит себе в берлоге, лапу посасывает, весны дожидается. И горя ему, мохнатому, мало!
Жалуется луне и звездам волк на свою тяжелую жизнь, да они что – они не пожалеют!
На дне замерзших озер и речек подо льдом, как под теплым одеялом, спят русалки, завернувшись в длинные свои волосы. В глубоком омуте Водяной похрапывает, пузыри пускает, а сом его сон сторожит. Кикимора, подружка его, в гости к Домовому подалась. Сидит сейчас, небось, чаи с ним распивает в какой-нибудь из заброшенных деревенских изб.
Шуршит снег, поскрипывает, - это идет-спешит по лесной лыжне припозднившийся путник. Замел снег лыжню. Страшновато в лесу одному ночью. Тяжело идти по рыхлому снегу, а еще и рюкзак на плечи давит. Кажется, город где-то рядом, но конца лыжне все нет и нет. Кружит она по лесу, как будто увести куда-то хочет. Может, это леший водит – путает? Да нет, спит сейчас лохматый непробудным сном в своем логове-берлоге под корягами. Сам путник виноват, что с дороги сбился. Нечего по ночам лесами бродить.
Спешит-бежит лыжник, сердце у него колотится, кажется, вот-вот выскочит. Горят на небе звезды. Деревья тихо стоят, не колышутся. Мороз лютеет к ночи, щеки щиплет, дыхание захватывает... Но вот, наконец, лес кончился. Вывела лыжня к широкой замерзшей реке, а за ней город огнями светится...
Скользит без страха человек по реке.
- Лед в такой мороз крепок, - думает.
Да не тут-то было! Вверху по течению комбинатишко вредный стоки в реку спускает. Разъели они лед недалеко от городского берега, тонкий он и ломкий. Провались - и не вылезешь в такой мороз с лыжами-то. Кричать будешь – никто не услышит, а и услышат – помочь не смогут, - никого лед не выдержит. Ах, обойди опасное место, путник, не спеши!
Поспешил – провалился! Кричать – кричал. И слышали люди, и помочь пытались, да не успели. Уж очень мороз был крепок. Заморозил, остановил сердце. Подойти смогли уже к мертвому. Уже мертвого изо льда вырубали, вытаскивали… Ладно, хоть имя свое и адрес успел прокричать…
Морозит зима, кипенную белизну намораживает. Все равно ей, ледяной красавице, что человеком меньше стало на свете. Сам виноват: сиди у огня, по морозу не шастай! Как и тысячу лет назад, сильна зима, и один на один не сладишь с ней. Люди сильны, когда они вместе, - было так всегда и так всегда будет.