Сашин отец характер имел трудный. Он был не злым, но очень вспыльчивым человеком, а если выпьет, в драку лез из-за пустяков, не глядя, с кем связывается. Ему нередко и попадало. Габаритами он не отличался, и в милицию его забирали не раз.
Алексей Иванович Рублев – так нарекла его мать, когда он появился на свет в деревеньке Рублевка близ Дона. Из этого понятно, что все, кто жил в этой деревне, прозывались Рублевыми.
Рисунок 2
Отец Алексея Ивановича, понятное дело, Иван, имел двоих сыновей Петра и Кузьку от первой жены, которая, потеряв много крови при родах последнего, умерла. Кузьку чудом выходили. Хорошо, что мать Ивана была еще в силе, она ходила за Кузьмой. Иван долго числился вдовцом, но пришло время, и он женился на молодой девушке из соседней деревни.
Восемнадцатилетняя Феня была ничего собой, из десятка, как говорится, не выбросишь, но здоровьем была слаба. Часто болела. Вскоре началась 1-я Германская война. Крестьян загребали, как сухую траву. Призвали и Ивана. Он ушел, оставив дом, двоих сыновей, пожилую мать и молодую жену, которая понесла уже его будущего сына Алексея.
Лёнька родился слабым и очень крикливым.
- Ну, что ты все горлопанишь, как оглашенный! – говорила мать и всовывала в беззубый рот младенца хлебную жвачку.
Молока у матери было мало – сказывались недоедание и постоянные болезни. Но, бог дал, Лёнька выжил, и как только через год он пошел, вернулся с войны калекой отец. Хоть и калека, но все же отец! С ним надежней и сытней.
Без ноги, Иван крестьянским трудом заниматься не мог. Нужда заставила взять в руки топор и стать плотником. Руки у него были и сильными и умелыми, а глаз острым, и дело как-то пошло. К тому же оказалось, что и фантазии хватало. Резать наличники, коньки и вообще разные причудливые украшения, у Ивана получалось лучше всех. Семья жила бедновато, в котле было негусто.
А кто жил богато в те времена? Разве что кулаки-перекупщики. Они-то держали в кулаке всю деревню, высасывая из бедняков последние соки.
Старшие сыновья росли быстро, особенно Петр. К шестнадцати годам он стал здоровенным верзилой. И в кого только?! Он запросто мог свалить любого мужика! Молодая кровь его заставляла поглядывать на мачеху совсем не по-сыновьи. Иван был крутого нрава и как только заметил, как горят глаза Петра, отозвал сына в сторонку и сказал:
- Ищи, сынок, свое счастье, где хочешь! Земля большая, да и ты гляди, уже какой! А в моем доме шалить не смей!
Петр знал, что у отца рука тяжелая и слов он на ветер не бросает, и разве он будет драться с родным отцом да еще с калекой! Не долго думая, он собрал котомку, получил отцовское благословение и подался на юг, к Черному морю. Где-то под Херсоном есть местечко Голая пристань, там Петр Рублев и осел на всю жизнь.
Время идет - лихое все время. Заканчивается гражданская война. Лёньке всего семь лет. Мать его Феня в очередной раз заболела, только на этот раз тяжелей, чем раньше. Она долго лежала, кашляла, держась за иссохшую грудь, и как-то ночью, захлебнувшись кровью, отдала богу душу.
Еще одну невинную жизнь забрали страшные годы войны и революции. Истории не ведомы чувства сострадания, ее не волнуют судьбы. Для пламени истории жизни человеческие – это дрова, и сгорит человек или все человечество – истории безразлично.
Сгорела Фекла, оставив на мужа-инвалида его старую больную мать и семилетнего Лёньку.
Кузьма уже взрослый, ему шестнадцать. Пора за старшим братом подаваться в люди. Образование у него хорошее: четыре года ходил в церковноприходскую школу. Руки есть, голова на месте – а что еще надо молодому парню!
И подался Кузьма в Екатеринодар, большой южный город. Пристроился там в депо слесарем. Работал старательно. Прослыл человеком честным и преданным делу рабочего класса и как только вошел в совершеннолетие, порекомендовали его в милицию: защищать революцию.
В милиции служил он на различных должностях, побывал в разных переделках. В Великую Отечественную воевал на Южном фронте, остался жив, осел с семьей в Темрюке и жил там до последних дней.
Но вернемся в 1922 год.
У Ивана Федоровича стали болеть суставы. Сказались два года окопной жизни: осенние дожди, зимние стужи и весенние промозглые ветры. Вот уж и топор в руках плохо держится, а что говорить о ногах! Болит культя, болит и единственная нога. Лёнька еще не помощник, и бабушка уже не встает, вот-вот предстанет перед всевышним.
Так оно и случилось. Весной 23-го Лёнькиной бабушки не стало. Когда она умерла, Лёнька плакал мало, хотя бабушку любил. Видно, все слезы выплакал на похоронах мамы. Тогда его еле оттащили от могилки. Его просто унесли на руках почти без сознания. Он надолго замкнулся в себе, и только бабушка отогрела его своим теплом.
В жизни бывает так, все вдруг меняется до неузнаваемости. Всего-то три года назад была большая семья, и вот уже остались Иван Федорович, немощный калека, и Лёнька, совсем еще малец. Да и вправду малец: в свои восемь лет он был худ и мал ростом, как шестилетний.
Как-то летним днем Иван Федорович подозвал Лёньку, который бегал по двору и хворостиной сшибал лебеду, завел сына в хату, усадил на лавку, помолчал, погладил по немытой голове, что редко с ним случалось, и спросил:
- Ну что, Аника-воин, делать будем? Нету у нас с тобой никого. Ты вон какой у меня: один хребет торчит. И я калека старый, ни рук, ни ног – одни сучки сухие.
Он сидел на лавке, опершись на костыль и уткнув подбородок в свои немощные руки. Отец молчал, молчал и Лёнька. Злая судьба будто хотела их доконать совсем. Не нужны они на этом свете, потому что слабы. Этот мир не любит слабых. Какой от них прок? Им нужна еда, а работать они не могут.
А что же бог, он равнодушно смотрит, как погибают люди? Отец с Лёнькой каждое воскресенье ходят в недалекий храм. Они оба верующие. Так помоги же им, бог! Не дай помереть с голоду! Они будут молить тебя и просить – не бросай их!
Лёнька насторожился: что-то отец долго молчит.
- Папань, ты чего приумолк-то?
Отец будто очнулся, обвел отрешенным взглядом избу, словно прощался. Глаза его остановились на иконе, которая находилась в красном углу.
- Вот что, сынок, видно, нам нужно прибиваться поближе к богу!
Лёнька вздрогнул:
- Ты что, папань?
- Пойдем служить в храм! Может, на что сгодимся, даст бог, возьмут нас!
Иван Федорович и Лёнька ютились в каморке, где был один деревянный топчан и что-то вроде стола. Отец выполнял посильные работы, за это его кормили. Лёньку, пока не определили в приют, кормили тоже. Власти с религией боролись. Содержать и воспитывать детей в церкви не позволяли.
Лёнька характером был непоседлив, но память имел цепкую. Он знал все молитвы и живо интересовался всеми перипетиями святых и даже самого Иисуса Христа. По вечерам при свете лучины он пытал отца, почему бог кого-то любит, а других мучает.
Иван Федорович объяснял сыну, что бог любит всех, просто он посылает испытания за грехи. Но Лёнька вроде и понимал отца, но за что бог наказывает его с отцом, почему умерла его мамка, понять не мог. Когда он успел нагрешить? Воровал у соседа яблоки – но разве это грех? У них тоже ребята яблоки воровали. Это же все просто так, попробовать, чьи яблоки вкуснее.
А мамка только и знала, что работала с утра до вечера, еле таская ноги от непосильной болезни. Первое время она часто снилась ему во сне. Она как будто стояла где-то в сторонке, грустно смотрела на Лёньку, но никогда его не обнимала. А он так хотел подойти к ней и прижаться, но не мог сдвинуться с места.
Потом мамка перестала сниться, и Лёнька стал забывать ее лицо. Он напрягал все свое воображение, но лица не видел, только помнил ласковые руки, теплые и шершавые и очень любимые. В такие минуты Лёнька тихо плакал и просил бога, чтобы он там не обижал ее. Иногда угольком он рисовал где-нибудь на стене воображаемое мамкино лицо и молился, глядя на нее, как на икону.
Может быть, когда-нибудь мама явится ему, и он сможет разглядеть и запомнить ее лицо навсегда. Являлся же Христос после вознесения! А мамка, она тоже святая, и он заливался слезами, размазывая их по лицу испачканными угольком руками.
Как-то в последние дни осени, когда почти все листья с деревьев облетели и лужи покрылись ледком, в их жилище появился мужик с лицом, изуродованным ударом сабли, в солдатской шинели и сапогах, (остальная одежда на нем была штатская). Он о чем-то поговорил с отцом, после чего Лёньке велено было одеться потеплей и отправляться с дядей Терентием в приют, в город Лебедянь.