Мир лежит в пошлости. Она подобна болотной хляби, окружающей нас со всех сторон. И мы живём в этом прелестном окружении, прыгая с кочки на кочку, пытаясь удержаться. Но отчего-то часто подскальзываемся, обидно срываемся, неприлично пачкаемся в липкой субстанции, обдающей нас, затем вылезаем, отряхиваемся, отмываемся и продолжаем скакать дальше по своим ненадёжным жизненным кочкам.
Взятая в своём потенциальном измерении пошлость – это неспособность удерживаться от периодических соскальзываний в липкую жижу всего недолжного, недостойного, неприличного. Она - то, от чего мы можем, вроде бы, удерживаться, но, вот, почему-то не удерживаемся и позорно проваливаемся.
Пошлость в её актуальности – это уже сам факт позорного провала, то есть живописная картина, центр которой занимает человек, с виду вполне приличный, но неприлично обляпанный грязными пятнами и подтёками дурно пахнущей субстанции.
Те, кто склонны к умственным занятиям. порой задаются вопросами, касающимися сущности пошлости. Предлагаются различные её определения, которые чаще всего сами оказываются довольно пошлыми, поскольку формулируются теми, кто сам стоит одной ногой на кочке, а другой - в соседствующей рядом с ней болотной жиже.
Отчего так происходит?
Намёки на ответ мы находим у классиков, обладавших острым метафизическим слухом и особым чутьём на пошлость. Вспомним образы Мефистофеля из «Фауста» Гёте и того черта, с которым дискутировал Иван в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Оба художник, обладающие проницательной интуицией и мощным интеллектом, вывели на первый план одно и то же свойство черта – его пошлость. Именно она предстаёт одним из главных атрибутов нечистого духа. В ХХ веке К.С.Льюис укрепил эту мысль своими «Письмами Баламута».
Если от констатаций художников-мыслителей двинуться дальше, в глубь темы и обратиться к библейскому богословию, то открываются по-настоящему интересные вещи. Оказывается, есть основания говорить о том, что пошлость – трансцендентна (имеет запредельные основания), онтологична (укоренена в самом строе человеческого бытия), демонична (питается тёмной энергией из богопротивных источников).
Когда богословы называют черта обезьяной Бога, то они констатирую непроходимую, неискоренимую пошлость Божьего врага. Совративший Еву и Адама, он передал им от себя порчу пошлости, сделал её наследственной болезнью всех людей.
Читая Книгу Бытие, мы негодуем на Адама, недостойно ведущего себя перед Творцом, глупо оправдывающегося и нахально пытающегося свалить всю вину на любимую женщину. Поведение нашего праотца можно квалифицировать в разных этических терминах. Но несомненно одно: в нём присутствует изрядная доля непорядочности и пошлости. И этим своим родовым капиталом он, утративший богоданную цельность натуры, щедро поделился со всем будущим потомством.
Всё раздваивающееся, половинчатое уязвимо для проникновения в него порчи пошлости. Не пошлы только Бог и те, кто Ему верен до готовности принять смерть за Него.
Пошлость – это роковой зазор между тем, кем человек призван быть, то есть образом и подобием Божиим, и тем, чем он предстаёт в жизни, - падшим существом, способным к мелким грешкам и большим преступлениям.
Пошлостью пронизаны жизнь и культура падшего мира. Она может выглядеть комичной. В сущности, вся сфера смешного, комического – это бесконечное многообразие различных манифестаций пошлости. Однако жизненные, социальные, духовные последствия таких манифестаций, чаще всего, отнюдь не комичны, а трагичны и даже катастрофичны. Весь мир трагического предстаёт как вздыбившаяся стихия устрашающих последствий человеческой пошлости.
Жизнь и культура падшего человека – это, по сути, драматическое пространство всевозможных смешений комического и трагического, над которыми веют враждебные вихри демонической пошлости. И не оттого ли современный постмодернизм, превратившийся в разливанное море господствующей пошлости, вызывает у зрителей, слушателей, читателей невольные вопрошания: «А во что же всё это, в конце концов, выльется?» И тревожные предчувствия подсказывают: «Вероятно, ни во что хорошее…». А, собственно, на что должны рассчитывать люди, возлюбившие тьму и пошлость? Очевидность логических и причинно-следственных связей между комической пошлостью и трагической расплатой за неё не оставляют места для благодушных иллюзий.