Пятого сентября 1993 года, со мной произошло, событие, которое изменило мою жизнь.
Не хочется подробно рассказывать о нём. Боюсь, это будет воспринято, как хвастовство. Хотя, хвастаться решительно нечем.
В общем, на меня было совершено нападение. Двое ранее незнакомых мне лиц напали на меня с хулиганскими целями. Это нападение выявило мою полную неготовность к, подобного рода, приключениям. Я вёл себя неправильно и должен был умереть в тот день, но почему-то не умер. Я отделался синяком на лбу, прокушенной рукой, лёгкой черепномозговой травмой.
Почему я не умер? Ведь нападавшие озверели от моего сопротивления, и суть конфликта плавно перешла из области выяснения, кто кому нос разобьёт, в область выяснения, кто кого убьёт. Численное преимущество было на стороне противника. Возможности сопротивления я исчерпал. Я должен был погибнуть в тот день, как многие погибли в девяностые. Но я не погиб. Меня спасло божье чудо. Мимо ехал наряд милиции. Они вмешались, и вот я жив. Вероятность такого события ничтожно мала. Бывает, я месяцами не вижу проезжающую милицейскую машину. Но в тот день, они проехали весьма вовремя. Если бы я выдумывал эту историю, то я, вероятно, счёл бы такой приём большой натяжкой и постарался придумать более вероятный способ спасения своего героя. Но эти трое парней спасли меня, за что я им искренне благодарен.
Итак, когда это случилось, я понял, что живу по недоразумению. Что-то в книге судеб было напутано. Толи страницы слиплись, толи опечатка допущена. Проанализировав данное событие, я пришёл к выводу, что я совершенный лох, что я не умею драться, не умею ориентироваться в экстремальных ситуациях, поступаю неправильно, упускаю все возможности.
Выход был только один – начать заниматься боевыми искусствами. И я начал ими заниматься. Это оказалось увлекательнейшим делом, которое захватило меня целиком.
В тренировках годы проходят быстро. По мере того, как росла моя боеготовность, я ощущал себя всё увереннее. Я перестал бояться подвыпивших компаний в тёмное время суток. Мне стало спокойно и легко. Да и сами хулиганы стали обходить меня далеко. Видно, чувствовали, что со мной лучше не связываться. Я ощущал свою силу и готов был дать отпор, или защитить слабого. Но…
Почему-то, я не ощущал себя настоящим воином. Потом, я прочёл у Миямото Мусаси, что путь воина – это путь принятия смерти. Если ты не готов принять смерть в любой момент – значит, ты не воин.
А я не был к этому готов. Я тренировался, чтобы выжить, а не для того, чтобы умереть. Возможность смерти так же пугала меня, как и прежде, лишала силы и уверенности. И я решил принять смерть, как неизбежность. Я хотел подружиться с ней, привыкнуть к ней, стать своим.
И я начал работу. Каждый день я убеждал себя, что смерть - естественный и неизбежный исход для всего живого. Что жизнь только кажется мне привлекательной, потому, что я животное и боюсь. На самом же деле, смерть это небытие. Оно не хорошо и не плохо. Ведь эти понятия существуют только для живого. После смерти они не имеют значения.
До 1961 года меня не было. Но это было не хорошо и не плохо. Просто меня не было.
Когда-нибудь, меня снова не будет. Это называется - смерть. Но это – то же самое, что было тогда. Меня просто нет. И это тоже не хорошо и не плохо. Будут другие люди. У них будут другие проблемы. Им будет наплевать на меня. Был я, или не был? Какая разница? А меня уже не будет, и мне тоже будет безразлично, есть эти люди, или нет их? Был я, или не был?
Так я себя убеждал. Я разговаривал сам с собой на эту тему. И каждый день я находил новые слова и новые аспекты этой темы.
И вот я заметил, что с некоторых пор, я стал привыкать к мысли о смерти. Я перестал испытывать страх. У меня не стало того детского неприятия своего неизбежного конца. Но что-то было не так.
Я заметил, что небо перестало быть голубым. Оно стало каким-то не настоящим. Как бы придуманным, или прочитанным в книжке. Пища стала терять свой вкус. Фильмы и книги перестали меня радовать. Отношения с людьми стали ненастоящими и безразличными. Мне стало легко думать о том, что когда-нибудь, я потеряю своих близких. Жизнь стала серой и бесцветной. Даже боевые искусства перестали доставлять прежнее удовольствие.
Я пытался воспитать в себе презрение к смерти, а воспитал презрение к жизни. Я как бы перестал жить. Телом я ещё жил, а сознанием уже перешёл туда, где нет ни добра, ни зла, где нет ни света, ни тьмы, где нет ни наслаждения, ни мучения. Жизнь с каждым днём теряла смысл. Краски блекли. Сердце становилось всё равнодушнее. И я сказал себе: «Стоп!».
С этого момента я перестал доказывать себе неизбежность смерти. Я попытался забыть о ней. Как забывают в детстве. «Смерть, - думал я, - это не из моей реальности. О смерти пишут в книжках. Смерть показывают в боевиках. Но её не существует, потому, что она невозможна. Есть я, есть земля и небо. Есть моя жена и дети. Есть хлеб и молоко. Есть пиво и колбаса. Всё есть, кроме смерти. Оглядись вокруг. Ну, и где тут смерть?».
Так я думал. И я забыл о ней, как в детстве. Жизнь снова обрела прежние краски. Хлеб обрёл вкус и запах. Я снова стал наслаждаться моментом своего существования. Но я не был воином, а значит, был не вполне мужчиной. Я чувствовал, что перед лицом смерти могу сникнуть и струсить. Смерть по-прежнему была непринята, а потому пугала и не давала жизни.
Так прошло двенадцать лет. Я решил сменить тренера. Я не считал его плохим. Ведь плохим или хорошим можно быть только в сравнении с кем-то другим. Я перешёл в другую школу боевых искусств. Я решил забыть всё, что изучал прежде. Ведь для того, чтобы попробовать другой чай, нужно опустошить свою чашку. И я всё забыл. И пришёл к новому учителю наивный и готовый начать всё с начала.
Через некоторое время, я обнаружил разницу. Нет, мой прежний учитель был не хуже. Он просто был иным. Он учил другому - тоже очень полезному. В новой группе я был лучшим при освобождении от захватов, у меня была отличая реакция, я лучше других чувствовал дистанцию, у меня была наработана готовая структура, я был лучшим в выведении из равновесия, в болевых захватах. Это был старый багаж – итог двенадцати лет учения. Спасибо моему старому тренеру Петру Ивановичу Бакулеву.
Но вместе с тем, новый тренер стал давать другие навыки, о существовании которых, я даже не подозревал. Мир боевых искусств, как бы перевернулся. Сила стала слабостью. Слабость стала силой. Всё обрело новый смысл.
Раньше я укреплял только тело. А дух укреплялся сам, по мере укрепления тела и роста уверенности.
Теперь, мы посвящали тренировке психики времени не меньше, чем наработке боевых навыков.
Мы выполняли специальные упражнения – переход от гнева к страху и обратно, переход от радости к печали и обратно. Мы прошли упражнение превращения в зверя и обратно в человека. Появились первые ощущения, что психикой тоже можно управлять. Пришло понимание, что психика в бою не менее важна, чем боевые навыки.
И вот однажды, мой новый тренер предложил нам поближе познакомиться со смертью. Новое упражнение называлось «медитация смерти».
Я помнил свой неудачный опыт знакомства с ней, и насторожился. Но, я надеялся, что теперь я уже не буду самоучкой. Возможно, опираясь на опыт других людей, я смогу достигнуть лучших результатов. И я доверился тренеру.
Условия опыта оказались удивительно простыми. Мы должны были представить, что через тридцать секунд умрём. Вот и всё. Нам было запрещено совершать какие-либо действия, запрещено общаться друг с другом. Каждый оставался наедине со своей смертью, до которой оставалось только тридцать секунд.
Итак, время пошло. Оказалось, что тридцать секунд – это много. Тридцать секунд ожидания смерти - это очень долго. Чем занять себя на эти тридцать секунд, если всё не имеет смысла?
Общаться с товарищами нельзя. Самое актуальное в эти тридцать секунд – выжить. Но, по условию упражнения, это было невозможно.
Я хорошо помню первое ощущение, возникшее от этого упражнения. Острое неприятие смерти, неверие в неё, бунт против неизбежности. Всё внутри тебя кричит: «Нет, я не умру! Я как-нибудь извернусь и выживу. Нужно убежать! Но куда бежать? И чем это может помочь? Хочется дать кому-нибудь в морду, победить кого-нибудь, прорваться. Но, драться не с кем. Нет препятствий. Некуда прорываться. Твой противник смерть. Она неосязаема. Это просто небытие. Его нельзя ударить, его нельзя потрогать. Его даже нельзя увидеть. Хочется истратить последние секунды на то, чтобы, как в голливудском фильме, обезвредить мину. Но мины нет. Нечего делать. Ты весь кипишь, суетишься, торопишься, а делать нечего. Секунды бегут, и сделать ничего нельзя.
Меня охватывает злость, досада, отчаянье. Я так много работал над собой, только для того, чтобы так беспомощно умереть! Как слепой котёнок в помойном ведре! Обидно! Стыдно! Нелепо!
-Тридцать секунд прошло, - объявляет тренер. - Мы все живы. Давайте поделимся впечатлениями. Кто что ощущал?
Это здесь традиция такая – после каждой тренировки описывать свои ощущения, задавать вопросы, делиться впечатлениями.
И я косноязычно пытаюсь выразить всю злость и безысходность своих чувств, порождённых осознанием смерти.
На прощание тренер предупреждает нас о том, что нельзя слишком часто делать это упражнение. Не чаще раза в неделю!
Я, конечно же, верю ему. Я уже знаю, что смерть, при неумелом общении, умеет высосать из человека силы и жизненную энергию, лишить его радости жизни. Но, ещё большего я не знаю. Я знаю, что многие люди, слишком самонадеянно медитирующие – сходят с ума. Об этом предупреждал меня мой старый тренер. И я сам видел такие примеры. Я видел истерические припадки у женщин, слишком глубоко погрузившихся в транс.
И я гоню мысли о смерти, продолжаю жить, как ни в чём не бывало. Но опыт тридцатисекундного ожидания постоянно остаётся со мной. Раньше я не знал, как это бывает, теперь знаю. Это стало частью меня.
Прошла неделя, и мы снова приступаем к медитации смерти.
-Представьте себе, - говорит тренер, - что через тридцать секунд вы умрёте. Время пошло.
Я снова ожидаю смерти. Но я уже не мечусь. Я уже осознал бесполезность метаний. Я думаю. В голову лезут мысли о незаконченных делах.
Я не достроил баню. Я хотел выстроить её в тирольском стиле. Но там всё дело в устройстве фронтона и слег. Теперь, после моей смерти, жена наймёт таджиков. Они сделают всё не так. Баня будет некрасивой – не такой, как я её задумал. Печально.
Я не доучился играть на гитаре. А ведь у меня безумно дорогая гитара - испанка. Куда её теперь? Кто её оценит? Так и будет пылиться на шкафу.
А работа? Кто долечит моих больных? Кто выведет их в ремиссию, если на всю область специалистов моего профиля всего только тридцать семь человек?
А роман? Кто его допишет?
Я понимаю, что никто этого не сделает. Всё это пропадёт, зарастёт паутиной. От этого становится грустно. Но гнева нет. Досады нет. А есть только грусть и сожаление.
Так прошла вторая медитация. Прошли тридцать секунд. Но они прошли совсем не так, как в первый раз.
Проходит ещё неделя, и мы снова ждём смерти. Время пошло. Через тридцать секунд мы все должны умереть. И изменить этого никто не может.
Я снова наедине со смертью. Но, в этот раз нет ни гнева, ни грусти. Есть только спокойствие и понимание, что суетиться не нужно, что всех дел не переделаешь. Что любой человек, умирая, оставляет незавершённые дела. Но мир от этого не рушится. Новое поколение будет жить своим умом и сделает всё не хуже нас. Я умру, но жизнь будет продолжаться. Если будет возможность, нужно будет извлечь из смерти максимальную возможную пользу и, конечно же, последнее удовольствие. То самое удовольствие, которое можно получить только один раз… Я начинаю понимать тех воинов, которые спокойно, уверенно шли на смерть, ради пользы своего дела.
Похоже, я принял её? Жизнь не потеряла красок, но даже стала ещё сочнее, слаще. Смерть перестала пугать. Жизнь и смерть стали как бы двумя сторонами одной монеты. Одно не возможно без другого. Мне уже не нужны сказки о загробной жизни. Я знаю, что живу только здесь. От этого обострилось восприятие действительности. Я стал жить более по-настоящему. Я знаю, что всему этому когда-нибудь, возможно, очень скоро, настанет конец. Но это совершенно не пугает меня.
Ну, это сейчас я такой храбрый. А что будет, когда я увижу её перед собой? Я пытаюсь вспомнить тот день - пятое сентября 1993 года. Что я тогда ощущал? Не помню. Но это точно был не страх. В критической ситуации совершенно не думаешь о смерти и не боишься. Есть только горячка боя.
Пожалуй, сама смерть – ничто. Всё дело в ожидании. Мне 53. И с каждым годом я приближаюсь к ней. Я, как пионер, всегда готов. Но это совершенно не мешает мне жить. Может быть, это и есть душевный мир?
Тут можно было бы поставить точку. Но моё общение со смертью на этом не прекратилось. Дважды мне довелось разговаривать с ней.
Не пугайтесь, не спешите вызывать дурбригаду. Это просто такое упражнение – общение со своим подсознанием. Это – попытка ответить на свои вопросы, поиск решения в сложных жизненных ситуациях.
К упражнению нужно быть готовым, то есть - развить своё ощущение движения ЦИ. Хотя бы просто гонять её по малому кругу, но обязательно в обоих направлениях. Неплохо, если Вы выполняете и более сложные упражнения – «Костяной меч», «Драконы играют с жемчужиной», и д.р.. Неплохо, если Вы уже общались со своими внутренними сущностями.
Тогда Вы сможете беседовать и со смертью. Не буду объяснять методику входа в это состояние. Этого нельзя делать заочно. У каждого человека есть свои особенности, а, следовательно, свои пути. Но, каждый способен побеседовать со своей смертью.
Главное, не стоит беспокоить её по пустякам. Она не обидится. Нет. Просто в этом нет смысла. Ведь я не знаю, бесплатны ли эти разговоры. Не нужно задавать ей дурацких вопросов. Например, умеешь ли ты играть на губной гармошке. Смерть не умеет играть на губной гармошке. Она так Вам и ответит. Но, какую пользу Вы извлечёте из этого ответа?
Я не стану передавать содержание наших с ней разговоров. Ведь это мои личные вопросы. Нет необходимости выставлять их напоказ. Сообщу только своё общее впечатление от общения с нею.
Смерть нельзя назвать приятным собеседником. Первый раз общаться с ней интересно. Потом, почему-то не тянет.
Смерть разговаривает довольно грубо и цинично. Она всегда спокойна. Она никуда не спешит. Она всегда говорит искренне. Она ничего не боится и никогда не лжёт. Она не обольщает никого и ни с кем не заискивает. Она не пытается никого обмануть, завлечь в ловушку, приблизить Ваш конец.
Она мудра, но на всё смотрит только со своей точки зрения. Она никогда не входит ни в чьё положение, и не желает знать ничего, кроме того, что ей положено знать по должности. Она не спесива, не заносчива. Она проста в общении, но всегда держит дистанцию. С ней невозможно подружиться. У неё нет любимчиков. Невозможно стать для неё своим. Разве только в том смысле, что все мы когда-нибудь умрём. В этом смысле, мы все для неё - свои.
Разговоры со смертью неприятны, но полезны. Они реально помогают принять правильное решение. Помогают чётко проанализировать ситуацию, без шор, без розовых очков, без амбиций и страха.
После разговора со смертью запутанная ситуация начинает казаться простой, выводы – очевидными. Всё как бы раскладывается по полочкам.
Как она выглядит? У всех по-разному. Обычно человек видит её в том облике, в каком она впервые предстала ему.
Я впервые столкнулся со смертью в возрасте семи лет. Я помню, около нашего подъезда толпился народ. Но, шума не было. Люди либо молчали, либо разговаривали вполголоса.
Когда я подошёл ближе – увидел гроб на двух табуретках. В гробу лежал покойный. Это был пожилой мужчина в сером в ёлочку пиджаке. Он был совершенно лысый. На лбу была короткая, но глубокая царапина.
Я - глупый ребёнок, конечно же, связал причину смерти с этой царапиной.
Потом он явился мне во сне. И вдруг я заметил, что лысина – вовсе не лысина, а гладкая костная поверхность черепа. Когда он повернулся ко мне лицом, то я увидел, что это действительно не лицо, а человеческий череп. Особенно сильно запомнилось, что все зубы до единого, были на месте.
Я очень испугался и проснулся.
Вот этот широкоплечий мужчина в сером пиджаке, с голым черепом и со здоровыми крепкими зубами, которые из-за отсутствия дёсен казались очень длинными, и стал для меня символом смерти.
В этом облике, смерть и предстала предо мной в наших беседах.
Вот и всё, чем я хотел с вами поделиться. Как видите, смерть нельзя презирать. Это выражение неверное. Оно придумано тем, кто никогда не презирал смерть, но думал, что храбрецы её презирают. На самом деле, храбрые люди не презирают, а принимают смерть. Это разные вещи.
Спасибо, что заглянули в мою чёрную тетрадь. Этими мыслями хочется с кем-то поделиться. Но разговор на эту тему всегда не клеится.
Я буду рад, если мой опыт кому-то пригодится.
Так я закончил этот небольшой рассказ о своих опытах общения со смертью и опубликовал его в понедельник 29 декабря 2014. Но, на следующий день, во вторник, эта история получила неожиданное продолжение.
За ночь выпало много снега. Поскольку вторник у меня выходной день, занялся чисткой дорожек на своём садовом участке. Ведь свежевыпавший снег убрать довольно легко. Если же дождаться, когда снег подтает, а потом замёрзнет, тогда придется долбить наст. А это в несколько раз увеличивает объём работы.
Я хорошенько выспался, сделал зарядку. Потом, в костюме Адама, повалялся в свежем пушистом снегу. А у нас на участке очень красиво. Прямо за забором – сосновый бор. Сосны все одеты снегом. Тихо. Только дятлы иногда стучат. И воздух изумительно чистый.
Обычно, после зарядки я принимаю холодный душ. Но соблазн искупаться в таком нежном пушистом снегу был непреодолим.
Искупавшись в снегу, я бегом вернулся домой, закутался в тёплый махровый халат, сварил кофе, поджарил глазунью. После завтрака, я минут тридцать поиграл на гитаре. У меня такой закон – каждый день, хоть несколько минут играть.
Выполнив все эти утренние ритуалы, я оделся и пошёл чистить снег. Чистить свежий пушистый снег, любуясь на заснеженные сосны, слушая перестук дятлов, наблюдая, как порывы ветра срывают с сосен облака снежной пыли, это – величайшее удовольствие. Пока неспешно работаешь, в голову лезут разные мысли.
Постепенно мои мысли вернулись к одной проблеме, над которой я мучился последние полгода.
За это время мне не раз приходила мысль посоветоваться со смертью. Но, я каждый раз отклонял эту мысль. Мне казалось, я сам могу решить эту проблему. Не стоит привлекать смерть там, где можно обойтись без неё. Но, время шло, а я всё топтался на месте.
И тут, я разозлился на себя, за свою медлительность, за то, что я полгода не могу собраться с мыслями. Мне захотелось немедленно найти решение, любой ценой. Работа по чистке дорожек была закончена. И я решил в третий раз обратиться за советом к смерти.
Я отложил лопату и провёл ритуал обращения к смерти. После этого, я стал ждать. Так получилось, что я стоял на дорожке, соединяющей угол бани с углом веранды. Я был обращён лицом к бане, а веранда была у меня за спиной.
Так я прождал секунд десять-пятнадцать. И вдруг, почувствовал, что за спиной кто-то стоит. Я не посмел обернуться, ибо полагал, что если смерть возникла, на этот раз, у меня за спиной, значит, она желает стоять именно там.
Я, не оборачиваясь, посмотрел на неё внутренним взором, и увидел её возле угла веранды. Она была в белом длинном одеянии, вроде савана. Голова, как и в прежние времена, имела вид черепа с полным набором здоровых крепких зубов. В тёмных глубинах глазниц горели маленькие острые искорки.
Я поздоровался с ней и изложил суть своего вопроса. Смерть несколько секунд молчала, а потом вместо ответа задала свой вопрос.
Это было необычно. Раньше она только отвечала и никогда ни о чём не спрашивала. Как быть? Зачем она задаёт вопросы? Неужели она чего-то не знает?
Я ответил. Врать было бы, конечно, глупо. Ведь я сам её пригласил. Если я хочу получить правдивый ответ, я не имею права на ложь.
Смерть задала мне два или три вопроса. И только ответив на них, я понял, зачем она это делала. Вопросы оказались наводящими. Отвечая ей, я сам ответил на свой вопрос.
-И поторопись, - сказала мне смерть напоследок. – Ведь ты не знаешь, когда я за тобой приду. Ты бездарно потерял полгода. Если так пойдёт и дальше, ты никаких проблем решить не успеешь.
Я всё понял. Как всегда бывает после разговоров со смертью, в голове наступила полная ясность. Решение было очевидным. Даже странно, что я не мог додуматься до него сам.
Я поблагодарил смерть, за мудрый совет, и сказал, что мне всё ясно, и вопросов больше не имею.
Смерть молчала, стоя у меня за спиной. Толи она ждала, что я задам ещё какой-нибудь вопрос, толи сама хотела что-то сказать. Так прошло ещё секунд десять-пятнадцать.
И вдруг смерть исчезла. Я ясно ощутил, что за спиной никого нет. Я был один. Только сосны тихонечко шумели на ветру.
Я оглянулся. Мне хотелось посмотреть на то место, где я ощущал присутствие смерти. Как же я был неприятно поражён, обнаружив в том самом месте маленькую расчищенную от снега площадку.
Как я уже говорил, возле угла веранды, дорожка раздваивалась. Чистя её, я заехал лопатой чуть дальше, чем было нужно. И образовалась маленькая площадка, очищенная от снега, этакий аппендикс. На ней было бы удобно стоять человеку, не желающему загораживать дорожку.
Я приписал это случайному совпадению. Но любопытство разбирало меня. И тут мне пришла в голову мысль, исследовать это место в энергетическом плане. Есть ли в нём какая-либо энергетическая аномалия?
Недолго думая, я стащил зубами перчатки и медленно поднёс руки к тому месту, где только что стояла смерть. Я ожидал, что не замечу ничего особенного, или почувствую некую пустоту, воронку, дыру. Видимо, мои мозги были засорены общепринятыми штампами. В кино потусторонние силы являются через некие порталы, тоннели между мирами, дырки в пространстве. Дырка всегда ассоциируется с пустотой. Вот я и ждал пустоты. Я как бы сформулировал для себя вопрос таким образом: «Есть ли там пустота, или нет ничего?».
Но вопреки моим ожиданиям, я ощутил полноту. Над маленькой площадкой, мои руки наткнулись на сгущение энергии, вплоть до чувства лёгкого сопротивления. Как будто я окунул руки в более вязкий воздушный пузырь.
Диаметр аномальной зоны был около полуметра, а высота – примерно метр двадцать. Хотя высота фигуры казалась мне примерно метр семьдесят. То есть, там, где мне виделась голова и плечи, никакой аномалии я не ощутил, а ниже пространство было как бы более плотным, чем вокруг.
Тогда я исследовал пространство вокруг аномальной зоны и обнаружил ещё одну аномалию. К юго-юго-востоку от зоны уплотнения, я ощутил неприятные покалывания в ладонях.
Когда я выводил руки из этой зоны – покалывание прекращалось. Когда возвращал руки в зону, покалывание возобновлялось. Я исследовал окружающее пространство, с целью определить форму и размеры новой (колючей) аномальной зоны. И оказалось, что она вытянутая, наподобие дорожки, или следа. Этот «след» уходил по прямой линии на юго-юго-восток.
Сначала он шёл наискось по садовой дорожке, потом проходил сквозь сугроб, потом «след» продолжался на другой стороне сугроба, через парковочную площадку, и упирался в забор.
Дальше за забором я уже не стал его отслеживать. Довольно того, что я прошёл по этому «следу» метров двенадцать.
Результаты исследования, сильно озадачили меня.
Что это было?
Раньше я полагал, что смерть, с которой я разговариваю, существовала только в моём воображении. Я думал, что это был всего лишь мыслеобраз, общаясь с ним, я общался всего лишь со своим подсознанием!
Мне казалось, что это я сам гляжу на ситуацию глазами выдуманной мной смерти.
Но, тогда почему в месте, где она «стояла», возникла энергетическая аномалия? Я сам себе её придумал? Внушил себе, что найду, и вот нашёл? Хорошо! Тогда откуда след?
Ведь мне казалось, что она просто появилась из ничего, а потом так же исчезла. Но след указывал на то, что она толи пришла откуда-то с юга, толи ушла в этом направлении, после разговора со мной.
Ведь колючий след был обнаружен мной случайно. Я совершенно не ожидал найти ничего подобного!
По голове пробежали мурашки. Получается, что эта сущность, которую я считаю смертью, способна передвигаться по поверхности нашей планеты. Только в отличие от нас, она перемещается по прямой, не обращая внимания на сугробы и заборы.
А может быть, это одна из моих внутренних сущностей?
Нет, это исключено!
Во-первых, с чего бы моей внутренней сущности оставлять следы в окружающем пространстве?
Во- вторых, учитель говорил, что внутренние сущности чётко делятся на два класса – сущности слова и сущности действия. Причём, сущности слова умеют только говорить и действуют только словом. Физические же действия для них недоступны. Сущности же действия умеют только действовать. Поговорить с ними невозможно.
Сущность же, с которой общался я, умела говорить, причём говорила довольно умно, и умела действовать – перемещалась в пространстве и оставляла энергетический след. Я уверен, что это действительно была она – смерть.
Можно сомневаться в способности смерти говорить, но в её способности действовать сомневаться невозможно.
Так с кем я разговаривал? Сам с собой? Со своим подсознанием? Или с какой-то внешней сущностью, которая стояла на том самом месте и ушла по тому самому следу?
До сих пор не могу найти ответа. Самый простой ответ заключается в том, что мне следует показаться психиатру. Но, всегда ли самый простой ответ является правильным?
И потом, я хоть и не психиатр, но курс психиатрии я изучал в медицинском институте. И я чётко помню эмпирически выявленный постулат – психически больного человека невозможно убедить в том, что он психически больной. Невозможно доказать ему, что его бред является бредом. Здорового человека можно убедить, что он – больной. Но больной в это никогда не поверит.
Значит, сам факт того, что я усомнился в своём здоровье, доказывает, что я здоров?
Надо бы выкинуть всё это из головы на несколько дней. Потом – снова обдумать.