Маша, Машенька… Хорошая девочка, с симпатичным личиком, со стройным тельцем, папина любимица дорогая, причем в самом прямом денежном смысле: заботливый предок, по счастливому совпадению судьбы, успешный бизнесмен, не жалеет материальных средств, затраченных во благо своего, уже совершеннолетнего, чуда. С самых пеленок малыш с румяными щёчками и ягодичками купался в обожании, всё внимание падало именно на него, то есть её, ненаглядную и драгоценную, море игрушек сопутствовало принцессе в детстве и разлилось в океан в дни сегодняшние. Но и с серьёзными вещицами прелесть обращалась играючи, смотрела на них небрежно, свысока, даже не замечала, а тягу к ним ровесников презирала. Конечно, техника последних новинок, комфортабельные апартаменты это само собой разумеющееся, данность цивилизации. Что уж говорить о кухне высшей кулинарии, качественной одежде, познавательных турах заграницу, о культурной насыщенности, когда они рядом, стоит протянуть руку и взять, не жаловаться на трудности, а с оптимизмом преодолевать его, Маше же, хрупкой и тонкой девушке удается жить на полную, почему другие не могут? Мелочные, ленивые и смешные они. Отец не щадя сил вкладывает средства в развитие кровинушки. А доченька в свою очередь радует творческими достижениями, по подозрению, божественного происхождения. Машенька поет изумительным голосом, сама песни пишет! С глубоким содержанием, а иногда с неразгаданным таинственным подтекстом: очевидец не поймет, мудрец в думу впадет. А танцует как?! И постановкой, между прочем, занимается. Талантливейший человек. Главное многосторонний, впрочем, у таких исключительных людей всякое начинание превращается в доскональное завершение. Стало быть, отец её так и думал, но не Илья.
Илья выглядел мрачноватым и подавленным, но только с виду. Хотя окончательный разрыв с молодым и перспективным талантом и огорчил его ненадолго, настроение пребывало в ровном, почти невозмутимом, спокойствии. Собственно, никакого расставания и не существовало. Дважды сходить вместе в кафе выпить кофе - за романтические встречи с намеком на близкие отношения назвать сложно. Так поболтали немного и разбежались, отвернувшись друг от друга, не оборачиваясь и тоскливо не провожая взглядом спину уходившего. Да и встречаться с напыщенной девкой с мозгами курицы, у которой суть жизни сбита в ком из глянца нестерпимая мука. Её песни… Илья поражён после прослушивания некоторых записей и чтения пары тройки заготовок, поражён не гениальностью, о которой подлизываясь шумят более бедные по достатку, но амбициозные в означенном направлении, полные зависти друзья, вальсирующие толпами вокруг её, а поверхностью и примитивностью, тексты с обрывистыми общими фразами, без малейшего зачатка критического мышления. Как при наличии доступа к благам, можно было не постичь их, хотя бы отдалённо. Очевидно, знакомство с культурой той или иной страны сводилось к фотографированию у достопримечательностей или на фоне шикарной панорамы, открывающейся из президентского номера отеля. Или у бассейна, большого и приятно голубого цвета, в одном из тысячи купальников, выгодно подчеркивающего грудь. Эта девушка дорожит собой до восторга, красоваться перед публикой её призвание, искреннейшая мотивация всёй активности. Любить Машу обязан каждый, самозабвенно, с жертвой. О жертве, кстати. Папа должен гордиться независимостью взрослого его ребёнка: содержание легким перышком падает на мужественное плечо друга сердца, ну, или на другие части тела. Благоразумной и невинной называть эту избалованную молодую особь, всё равно что утверждать, будто пригнув с небоскрёба обязательно гладко приземлишься на пятки и после живенько побежишь по делам.
Сама встреча оказалась недоразумением, на что надеялся тогда Илья, пригласив поболтать эту недалёкую, он теперь затруднялся себе ответить. Основное оправдание – незнание человека; коллега по работе, будь она проклята, познакомил, раззадорив предварительно рассказами о наивности богатенькой двадцатилетней девчушки, о возможностях приятно провести время, с интимным исходом, даже может быть. Под словом «интимный» подразумевалась, естественно, плотская связь. Илья озадачился, воображая путь к разукрашенному коллегой исходу. На вопрос же откуда взялась информация о податливости богатенькой девчушки к обаянию мужского пола, коллега лишь смутился, развел руками и с оттенком трагизма и явного неудовлетворения желаний протянул: «рассказывают». После познакомил, втянул в омут лоска и высокомерия, притащив внутрь танцевальной студии виртуозным враньем о своих победах в любовных битвах. Фальшь общения с известной особью послышалась с первых звуков, разговор натягивался за уши приличия, которого Илья на дух не переносил, но искорка гипотетически возможных неожиданностей продлила их контакт, на удивления Машенька согласилась выпить тет-а-тет чего-нибудь чашечку. Узнав, что скромный наряд не чудачество мажора, а скучность унылого образа жизни, без аттракционов, салютов и прочего торжества, собеседница прекратила, разразившуюся было болтовню и потухла энтузиазмом. Чистой экзотики встреча повторилась еще раз, интерес к притворству угас окончательно, вот и разбежались. Однозначно, насытиться духовно цель не стояла, уловить дельную мысль тоже, ни чувственной атмосферы не ощущалось, ни рассудка не прощупывалось. Оставался интимный исход?
Илья шёл по улице, не обращая внимания на прохожих, шум автомобилей долетал из далекой дали, несмотря на непосредственную близость оживленной дороги. Вдруг резко остановился и свернул в противоположную сторону. Неистово захотелось освободиться от стесняющих условий, или точнее продолжить сбрасывать с себя бесполезную мишуру. И, следуя искусственности ненужного знакомства с возомнившей себя звездой эстрады, в мусорку полетит и бестолковая работа, уже целых три месяца ущемляющая достоинство. Заискивать перед потенциальными покупателями ради пропитания нестерпимо унизительно, и как не ищи положительную сторону услужливости консультанта-продавца, её никак не найти. Во-первых, ты - миниатюрная шестерёнка корпорации, крутящаяся для обогащения кучки собственников, во-вторых, коллектив, он же обслуживающий персонал, - стадо пользователь, без знания дела, то есть электроники, которою продают по завышенным ценам, для той самой кучки, да так называемый специалист даже объяснить себе отличие аналоговых от цифровых устройств не способен, не говоря о предоставлении полной информации об изделии покупателю, собрату по несчастью, последний и вопрос сформировать затрудняется, не то, что вникнуть самостоятельно в секрет электронного мира, для саморазвития, для познания, что в третьих. Илью с печального начала, с устройства на пресловутую должность менеджера, переполнял стыд. Чему можно научиться у людей вокруг, кроме как прыгать на задних лапках, виляя хвостиком, ожидая косточку с продажи. Электронная техника, бытовая, гаджеты - бесспорно прекраснейшее увенчание мысли человеческой в материальном продукте, но к гению науки работники супермаркета не имеют отношения. Зачастую, - исключения приятные есть, - в большинстве, в массе, подобные консультанты – рассадник невежественного раболепства.
Илья, бодрый и решительный, влетел в магазин, забрал расчёт, лицо сияло блаженством, всякое раздражение от этого места исчезло, его, как бы и не существовало уже, да и не было никогда ранее. Воодушевление накрыло с головой, в душе благоухали цветы, играла радуга, царили свежесть и беспечность…
- Илюха, привет, - у входа окликнул весело любовных дел врунишка - чего такой счастливый, порхаешь как мотылек?
- Ааа, – рассеяно отозвался Илюха, словно и не замечая обращающегося.
- Как там наша миловидная и творческая натура? Склеилось у вас, ребятки? – к вопросу немедленно добавлен неприличный жест, демонстрирующий как, собственно, все клеится у мужчины и женщины. – Чертовка, хороша. Да?
Илья приостановился на секунду, махнул рукой и сухо сказал:
- Я уволился. Пока, – развернулся и направился прочь.
- Звони, пиши…- протянул удивленный и малость обиженный коллега. Как пылинка жару остывает, необратимо потухая в полной темноте ночи, так и кратковременная радость гибнет навеки в пространстве тягостных проблем, причём вся горечь оголяется после мгновенной эйфории приятных чувств. Тягостные насущные проблемы выслеживали Илью почти год. Столько времени прошло с выхода из родительской гавани. Гавань была мелкая и усеянная острыми булыжниками и, конечно, сладко там не приходилось, но, выйдя в открытые воды, постигла иная неудача – большие волны социальных неурядиц и холодная темнота человеческого равнодушия. Тогда он год как закончил университет, в свои двадцать три сидел дома без занятия, от чего горевали его родители и что побуждало их на длинные монотонные лекции о шее и безделье. Уши устали от ворчливых нравоучений, забросил сынишка суму за спину и без заблуждений о лучшей жизни потопал, поехал поездом точнее, в соседний, за подобием мощности и возможностей, населенный пункт. Променял, как говорится, колющий предмет на мылящий. В день переезда даже вид из окна вагона не сулил ничего хорошего: зловещий, пасмурный, слякоть, влажность. Зачем горбатиться, проливая пот, за горбушку хлеба? Нет, это не вопрос заключающий ответ. К сожалению, некоторым недостаточно одного хлеба для личностной гармонии, а со скудной зарплатой и весомой откатом за жилье, большего не получишь. Кто вправе имея крышу над головой, сдавать другую в пользование взамен на деньги? Прожорливые собственники! Человеку негде голову приклонить на ночь, а они, устроившиеся благополучно, материальную выгоду высматривают или духовную в виде трепета стяжательства. Беда дружественная тварь, поэтому к собственнику квартиры присасывается посредник - риелтор, без которого и взять в пользование квадратные метры невозможно. Мелкий общественный паразит тянется к более крупному паразиту. Илья заселился, потратив все скромные сбережения, стиснув зубы поклонился экономической системе несправедливости и от явной потребности есть подался в грузчики на макаронную фабрику, затем в развозчики бакалеи на продуктовый склад и, наконец, в консультанты. Периоды вне работы превышали время, потраченное на добычу денег. Три месяца в супермаркете, слишком затянулись, хотя в отличии от первых двух работ, последнюю и трудом язык не поворачивается назвать.
Радость увольнения миновала. Илья приуныл, осознавая кошмарность надвигающихся полуголодных будней и необходимость опять высматривать способ нащупать банкноты в кармане.
Уныние затронуло негодование, что в свою очередь возбудило штормовую буру самого отчаянного возмущения положением дел. Жить бы в любви, обласканным красотой, наслаждаться каждым вздохом, очаровываться самым малым и неприметным, купаться в оптимизме. Нужен остов убеждений для ежедневной искренней улыбки, для расположения к людям, запас силы проявить участие и сострадание. Илья не ощущал этой светлой силы внутри, его остов не собран прочно из приятных воспоминаний прошлого, - их попросту в памяти не отыскать, - возвратиться в определенный момент и черпнуть с него вдохновения на благие дела затруднительно, а без назидательного примера из опыта, остаётся лишь неопределённость, добро и зло на грани. Илья мог опереться на свою надоевшую исполнительность, лишенную творчества, он тщетно искал свой путь.
Ёго родители из среднего сословия, прилежные граждане-налогоплательщики, из тех, которые ждут указания сверху, наставления от начальства, правительства, по советской привычке, для которых запись о стаже в трудовой книжке – показатель безупречности, чем больше вписанных лет, тем безупречней человек. Подход с иерархией заслуживает уважения, но сама попытка воплотить идею в жизнь развалилась вместе с Советским Союзом, облагораживание дикой евроазиатской зоны сорвалось, князьки, помещики, купчики, этакое благородное отребье пользователей воскресло в виде большого и не совсем бизнеса под благословения вышедших из подполья попов. В анархии нового времени даже формально трудовая книжка макулатура. А у этих людей, кроме рабочей исполнительности и ёще одного мифа о базовой ячейке общества, семье, ничего и нет: ни могучего интеллекта, ни изящного внутреннего мира, ни материального достатка. Средний класс серых исполнительных советских людей, раздражённый бодрствованием капитализма воспитывал Илью. Кажется его родители не заморачивались о серьезности рождения ребёнка и последствиях роста в социальных джунглях, а решились на авось, как все, как большинство. Есть детский сад, школа, пусть там и воспитывают. Там коллектив, друзья-товарищи. Ребёнок родился, и его пинком толкнули в систему массового образования, где ни внимания, ни проницательности, ни ласки взрослых, зато программа, план. Родители малыша горячо верили в подлинность системы, непоколебимо, так непоколебимо, что даже если бы и умели наблюдать за развитием его, то отреклись в пользу воспитательных учреждений. Илья не отрицал наличие в детстве основных средств для организма, как особи: доставало еды, одежды, укрытия от холода, дождя и ветров; в том скорее и трагедия: к нему относились как к вазону, а не частичке общества, личности. Способностей не разглядывали, талантов не замечали, на успех не настраивали, внушали сплошную исполнительность. И сын, ученик, младой гражданин исполнял свой долг, принимал поставленную задачу, безропотно подчиняясь, не получая от результата действий моральное удовлетворение. Собирал игрушки и ставил на место, ходил в детсад и школу, без опозданий и досиживал до последнего звонка, делал уроки, уступал в общественном транспорте стареньким, здоровался с соседями, навещал родственников, помогал по хозяйству – всё во избежание строгого недовольного взгляда мудрого взрослого, который введет себя зачастую странным образом, заставляя переносить смущение, собственную ненужность, бесконечную недооценку. Взрослый наказывает ни за что, за компанию. В начальной школе не раз его друг крутился, дурачился, срывая урок, за это отправлялся в угол, а без повода и соседу по парте, Илье, указывали другой, за чужие проделки.
Люды жестоки. Взрослые, обманывают, причиняют боль, а ровесники отличаются неистовым злом. Его друг-вертун, сейчас Илья и связываться забыл с этим приличным семьянином, после женитьбы успевшего наклепать двух отпрысков, удивлял постоянно, один раз особо примечательно.
После окончания третьего класса, на дворе стояло чудное лето. Июнь одел ребят в лёгкие шорты и футболки, водрузил кепки на головы, засыпал дарами садов. Сочная клубника таяла во рту, косточки черешен летели пушечным ядром умелым прижатием пальцев на несколько метров. Зелень, эффектно наполнившая город, гордилась буйной молодостью. Погода не томила жарой и посылала своевременно с облачков свежий дождик. Дни продлевали полномочия, утро школьника перестало быть сонным, а отдаленность ночи обещала полноту впечатлений. Друг-вертун позвал Илью к себе в гости, нетерпеливо настаивая на незамедлительном приходе. Придя к однокласснику, он заметил, что тот начал чрезмерно возбуждённо суетится на кухне. Взрослые отсутствовали, и в квартире мелкий наследник оказался абсолютным властелином. На обеденном столе лежала коробка из-под обуви, а в ней крохотное пушистое существо, с черненькими глазками, светло-коричневым клювиком, стояло неуверенно на розовеньких ножках, пошатываясь. Цыпленок, похожий на мягкий жёлтый клубочек, совсем, словно не имел крылышек, чуть заметно поворачивал головку и жалобно тихонько попискивал. Хрупкий птенец изумлял невинностью, сжимал детское сердце беззащитностью. «Пи-пи» умиляло и поражало своею проникновенностью, оно издавалось существом и вплеталось в струны души, разливаясь теплом по всему телу. Илья заворожено всматривался в цыплёнка, боясь спугнуть, мальчик замер, не шевелился, старался не дышать. Вся нежность, вся любовь мироздания сконцентрировалась в этом удивительном шарике. Вылупился недавно, несколько часов назад пробился с яйца, слабенький, мокренький, успел только просохнуть, наверное, не ел, не пил водички никогда, просился к маме, одинокий, без братиков и сестричек. Хотелось прикоснуться, приголубить, утешить, создать комфортные условия и возместить утрату родного гнезда собственной опекой. Несмело, ребёнок медленно протянул руку внутрь к солнышку, которое не реагировало на движение склонившегося над ним гиганта, продолжало попискивать и пошатываться. Робкая ладонь накрыла пушок, подрагивающие от невероятной ответственности пальцы аккуратно захватили его, подхватили под животик и приподняли. Поднесши к лицу малютку, Илья просиял счастьем: жалобные крики прекратились. Цыплёнок ютился в тепле рук, успокоился, закрыл глазки и, полностью расслабившись, как-то смешно уткнулся клювиком в палец.
- Где… откуда… ты его взял? – спросил тогда Илья друга, бегавшего возле плиты.
- Купил. Купил на рынке, только что, – хвастливо и чрезмерно взволновано ответил вертун.
Илья не удержался и поцеловал в предполагаемый гребешок убаюканное чудо.
- Пора, готово, – вскрикнул друг, – давай мне его, давай!
Скользнуло недоброе предчувствие, мурашки почему-то побежали по коже. Жалко было отдавать птенца, вырывать из уюта, и слишком подозрительно вел себя этот вредный пацан. Но он его; купил, говорит, значит его. И обречено передал сокровище владельцу. Тот бережно его принял, криво улыбнулся и поманил к плите, где грелась на огне кастрюля. Вода в ней паровала и должна была скоро закипеть.
Илья почуял беду непоправимо поздно. Товарищ, который обнадежено бережливо принял цыплёнка в теперешний ужасный, роковой момент швырнул беспечно дремлющего цыплёночка в кастрюлю. Прогремела катастрофа, мир обрушился, земля ушла из-под ног, в ушах застыл звон: вода поглотила золотой комочек, он непривычно резко дернул лапками, засуетился тельцем, замотал головкой и затих, там. А перед глазами шокированного мальчика мучения застыли в вечности. Нервно вздернулась нижняя губа, брызнули слёзы. Разбитый мир кричал от боли. Друг разочаровано пробормотал:
- Всё?... Так быстро.
В детские капризы входят зверские убийства? С садистом дружба остыла, расположение сменилось отвращением. Повзрослевшие забавы его тоже не раз кололи своим необузданным варварством. Там было и издевательство над интеллигентными учителями, в их сторону летели скомканные листы из тетрадок, жевачки, плевки, ругательства; и порча школьного имущества, ломались стулья, парты, оббивалась штукатурка со стен и потолка, рвались или поджигались стенды; и прочие социальные нестыковки отрочества. Теперь, конечно, вчерашний изверг опомнился и превратился в надежного главу семейства и любящего отца. Ирония. А вдруг в бесчинстве таится глубокий смысл перерождения: чем чаще происходили злодеяния, тем крепче добродетели, основанные на ошибках и раскаяние? Что если путь, праведного характера, невозможен без сознательного причинения зла окружающим, не случайный вред, а нарочный является фундаментом, на котором устанавливается остов из приятных воспоминаний, когда ты отчаянно гнобишь предшествующую чёрную полосу и от порицания самого себя приобретаешь святость? То есть сваренный живем цыплёнок, может сейчас стоять костью в глотке или камнем давить мозг или что-то там ещё, когда папаша видит деток своих, играющими с животными, и он учит их состраданию ко всёму живому, говорит о священности жизни в каждом земном существе, внушает любовь. Поддонок, молящий на коленях Вселенную о вразумлении, о снисхождении разума, умывающийся слизистыми выделениями и вопящей о помиловании судьбы, судя по нестандартному мышлению последней, вправду способен поймать благодать с небес.
Подростком Илья то и дело наживал разочарование в людях, не держащих слова, бесчестных, противоречивых. Однажды родители отправили его в летний лагерь, именно сослали по своему усмотрению и желанию, называя отсылку отдыхом, причём, весёлым, дескать, море, песок, костер, отряды, песни-пляски. К названию лагеря руководство прилепило ещё некую дерзкую приставку, вроде «развивающий», сулившую скачек, подъём, расширение, того что может скакать, подыматься и расширяться. Тяжело, не зная, было предположить обязательность педагогического подхода базы отдыха к прибывшему рекруту, терпение, выдержку вожатого, здоровою атмосферу с пропагандой физкультуры, да и культуры вообще, но интуитивно, глубоко внутри догадки рождались о необходимости порядка и занимательного полезного материала. В некоторой степени вероломно говорить об отсутствии познавательного элемента для подростка в употреблении алкоголя, вдыхании табачного дыма и сексуальном раскрепощении, в некоторой. Направляющим вектором развивающей детской базы оказались вышеуказанные развлечения, под шум морской волны, между прочим. Отрадой Илья принял возникшую оппозицию из отвергающих вредные привычки, бдящих целомудрие и нащупывающих нравственную нить. Менее противно наблюдать за пьянством и озабоченностью сверстников с единомышленниками, ворчание в унисон имело целебные свойства для раненой психики. Илья зачеркивал дни в календаре, выжидал время возвращения домой из обители извращения. Удар исподтишка последовал от проверенных соратников в конце смены, они перешли на вражескую сторону, пустившись за одни сутки во все тяжкие. Предатели усугубили замкнутость Ильи, тянувшуюся с раннего детства. Разочарование в людях напоминало о себе регулярно и после лагеря.
Окончил школу, отсидел от звонка до звонка, потому что так надо. Школа представлялась обязательным обрядом с характером принуждения. Урок за уроком Илья добросовестно нёс взваленный долг перед покровительственной таинственной стихией – наивной верой. Ни сну, ни скуке не подчинялся он, сидел, слушал, записывал поток информации, которому не было практического применения, из которого в лучшем случае один процент впечатался знаниями, а подавляющая масса дат, формул, терминов сваливалась в темные коморки памяти, без дальнейшего употребления. Какое же пренебрежение со стороны тех, кто обучает не замечать неусвояемость предмета и продолжать бесцельно его преподавать. Неужели литературные произведения, тонко воспринимаемых свою действительность мыслителей, могут быть поняты не имеющими и приблизительного представления о говорящимся детьми, в придачу в непомерном количестве и сокращенном хрестоматийном варианте? Илья отсидел, по тому самому принципу сухой и пресной надобности поступил в университет, в тот, что за три квартала стоял от дома. В вузе преподавательский состав порицал низкий уровень школьной полготовки, и посему без неловкости поощрял коррупцию. Стадная масса студентов пошло гналась за дипломом и степенью, не вникая в суть специальности, от чего становилось вдвойне тошно, нежели от корыстолюбия и раздутого самомнения уважаемых профессоров. Кто чаще не навещал пары на старших курсах, студенты или преподаватели, вопрос спорный, но те и другие в совокупности не беспокоились о качестве учебного процесса. Илье уже не приходилось присутствовать ради присутствия, никто никому претензий не выставлял, люди все взрослые и жестоки в персональном эгоизме и равнодушие к другим.
Илья вкусил в юности нигилизм, критически взглянул на мир, прикидывая множество точек зрения, увлёкся мечтами, возвышенными идеями и даже пописывал стихи. Исполнительность, слишком долго сдавливавшая его, попала в немилость, парень отверг слепую веру и признал за авторитет личный, хоть скудный, зато родной опыт. Получение диплома спровоцировало монотонные лекции родителей, повторялись фразы о заработанном хлебе и попытках зацепиться за что-нибудь. Илью не прельщало заняться лишь бы чем, лучше «никак», чем «как ни будь», жизнь для удовольствия, для реализации планов. Отсутствие средств не обещало радужные перспективы, только постыдную работу на гнилую продажную систему. Илья ненавидел суету без результата, жить с целью жевать сто лет хлеб низко, без морального удовлетворения, как скот, как серое большинство, лучше умереть, кончив самоубийством.
Старики оказались неугомонными, прожужжали все уши, их присутствие выводило с равновесия. Илья не стерпел, взял остатки денег со стипендии, закинул в дорожную сумку гардероб, сел на поезд и собственно вся биография.
На квартиру уволенный, но свободный, Илья пришёл мрачнее тучи, подавляла ничтожность обстановки. Арендованные квадраты напомнили о скорой выплате за следующей месяц, а денег с расчёта не так и много, уплатить хватало, и на еду, если не баловать живот, а вот новые джинсы не светили. И за интернет услуги неуплата набежала, погасить бы.
Досуг сложился у Ильи нескладно. Из развлечений: фильмы и книги. Кино нравилось разных жанров, после расторжение с первыми работами глотались партиями сериалы, изо дня в день, с утра до ночи, и ночью не однажды. Когда видеоряд надоедал порядком, в ход шла беллетристика и научно-популярная литература. Телевидение в наличии с тремя десятками национальных каналов не вызывало интерес, познавательные передачи не транслировались, рекламу же смотреть таблеток, подгузников и прочего мерзко.
За окном стемнело, Илья поужинал, посмотрел голливудский фантастический фильм и лег спать. Возобновилась отшельническая жизнь, сунуться на работу не надо, отсюда и контактировать с людишками необходимость отпала. Никаких неспособных формулировать предложения, никаких любвеобильных шутов, никаких искусственных кукол Машенек.
Думы о прожитом, мятежные и суровые, обступающие Илью с разных сторон в последние годы, притом самоанализа было несоизмеримо больше чем происходящих событий, упорствовали в атаке и в последующую неделю. Всё неосмысленное существование его представлялось кошмаром, в котором его вели на поводку предрассудки и страх отступиться от указываемого курса. Детское и подростковое послушание, кого угодно, только не себя, стеснило становления гордости, здравого самолюбия, не сконструировало стабильных убеждений, не внушило уверенности в действиях, лишенных целенаправленности. Напряжение подавленности детской воли не разрядилось юношеским вольнодумством, а возросло из-за пассивной критики, критики без адреса получателя. Взросление - процесс тяжёлый и болезненный по природе - под сопровождение веселого любопытства и страстного интереса смягчается по завершению для восприятия приятными воспоминаниями и цепочками ассоциаций. Уникальность Ильи исключала так называемую детскую непосредственность в соответственный период жизни и обостряла внимание на господствующих вокруг пороках и несправедливости. Поэтому повзрослев и оглядевшись назад молодой человек был уверен, что не поддерживал отношение с людьми, в высшем смысли этого слова, с достойными уважения или даже его презрения. Качество большинства человечества, и его в том числе, желало лучшего. Качество убогое, увы, как и он сам.
Коммуникабельность не входила в список выдающихся социальных характеристик Ильи, и не удивительно, что он с превеликим удовольствием теперь отключил мобильный телефон, звонок входной двери и окунулся в затворничество, глубже прежнего, ибо в принуждённый период работы тоже дичился посторонних и в компании не замечался. Вне работы он, махнув рукой на окружающую серость и суету, как правило, находился в медитативном спокойствии, абстрагируясь от форм и сущностей. Социальный мир раздражал с каждым входом в него больше и больше, состояние порой доходило до яростного исступления. Относительно стойкий эмоционально и контролирующий поведение на людях, он сдавливал отрицательную энергию и вымещал посредством просмотра триллеров или воображения. Воспаленный мозг рисовал кровавые картины расправы над маньяками, злодеями, всем хитрым, коварным, дрянным, над надоевшими знакомыми… Помогали физические нагрузки: упражнялся с гантелями или на перекладине и брусьях.
В эту неделю Илье вспомнилась случайная встреча с рабочими макаронной фабрики, в тоскливый период таскания мешков и выслушивания кривой речи напарников, их грубого юмора и примитивных историй, звучавших, тем не менее, с огромным задором и ликованием. Он гулял по кварталам города, что делает иной раз подолгу, наткнулся на шайку развесёлых макаронников, пребывающих в привычном своем состоянии в законный досуг, под мухой, в облаке сигаретного дыма, для праздного любопытства понаблюдать за хмельным косяком присоединился, держась поодаль, не вникая в разговоры. Шумная артель приплыла на пригородное кладбище, обступила плотным кружком свежую могилу и справила дружно малую нужду. Настроение говорило о торжестве справедливости, о свершении заслуженного возмездия тому, кто лежат под насыпью венков от скорбящих и настроенных помнить вечно, закопанный в земле. Оказалось, действительно, произошёл конфликт, по словам бедных и оскорблённых, жуткий в своей подлости, начатый на ровном месте и раздутый мажором, погибель его в аварии, не что другое, как приговор обидчику высшим небесным судом. В вердикте, вероятно, не хватало одного пунктика и щепетильные в вопросах кармы решили внести поправку. Странно, как минимум. Осквернение бесчестно, гаденькое. Но в надругательстве виднелась борьба против угнетения, против объекта раздражения, это конкретное действие, выказывающее несогласие, простое и наивное, имело значительный эффект для участников ритуала.
Почему он никогда не допускал протестных шалостей, мелких поступков направленных против окружения в выраженной доступной его правде форме? Боясь осуждений, почему не превозмогал страх? Не тихо возмущаться, себе под нос, а выбросить колкость, в чью-то сторону. Можно…можно разбить окно зажиточным ублюдкам. Идея ввела в азарт. Сегодня же вечером, в понедельник, он пойдет и разобьет окно первого или второго этажа высотки или коттеджа, как получится. Сладостное злорадство, ещё не совершённого поступка, уже овладевало им, ощущалась интенсивная выработка адреналина и эндорфина. Разобьет окно и пробьет колесо, тому, кто не считает автомобиль лишь средством передвижения, но роскошью, кто и сто метров пройтись ленится, лелея свое ожирение. В объяснение и оправдание намеченного плана смешивались фрагменты морали, животного инстинкта, революционного бунта, что, впрочем, неважно, главное он хотел действовать остросоциально, дерзко, со злостью, хищно, уверенно. Он хотел.
Илья приготовил небольшой, но прочный кухонный нож и дожидался темноты, лежа на ветхом протёртом диване, смотря в потолок, стараясь не думать о порыве, навещающим его и прежде, но с подобной отчётливостью никогда. Его ровесники крушили рукотворные изделия, вторгались в личное пространство себеподобных без размышлений, захотел-сделал, не останавливаясь, не оборачиваясь, беда, конечно. сумасброд, эти ровесники, невежи полные и ханжи, противоречащие и словом, и делом, падаль… Для возвышения он не станет искать миссию, цепляться за оправдания, хочет и сделает.
Земля обернулась по оси к Солнцу до насыщенной темноты на улице. Илья двинулся на задание. Жертвой выбрал окна и колёса района, где, если верить шуту экс-коллеге, живет-поживает талантливая и перспективная Машенька. Нож, завернутый в целлофановый пакет и помещенный в потайной карман куртки, причинял дискомфорт, непривычный груз мешал при ходьбе, переложить было некуда, а нести сверток в руке, казалось, вызывающе и опасно. Смущение от неловкости сбило с толку, сломало настрой, несостоявшийся мститель возвратился в гневе домой. Уселся немедля к компьютеру, скачал с интернета два фильма ужасов и просмотрел разом, не без удовольствия.
Наутро Илья уверял себя в низости планированного, в том, что изменять окружающий мир человеку достойно исключительно путём диалога, деликатностью манер, а не грубостью и ожесточёнными нападками. Да, у него нет доступа к материальным благам, да, к людям накопилось много отвращения, да, он чувствовал себя отверженным, утопающим в болоте невежества, но в душе есть свет, скрытый, творческий, способный гуманно, без деструктивной злобы, сразить социальные неурядицы. Парень шатался по квартире, из угла в угол, с коридора на кухню, барабанил кулаком по стене, плюхался на диван, срывался с него, заходил в ванную умыться холодной водой, всё без дела, без вдохновения. К концу дня вышел на улицу, умиротворился созерцанием клочков сырой и голой, в спячке природы, захваченной в ловушку асфальтом и строениями, понурыми и безрадостными. Илья улыбнулся.
- Исчез, не попрощавшись, как туман бесследно испарился. Здравствуй, увидела, специально перебежала дорогу, в неположенном месте, заметь, рисковала из-за тебя, скрытного беглеца, - рядом появилась миловидная брюнеточка, весело и пронзительно взглядывавшая на Илью. Девушка - очередной консультант из магазина электроники, заведующая отделами плоек и миксеров, кажется; ещё одна из больших знатоков техники, девушка и техника – это вещи совсем не совместимые; но симпатичная, очень, нравилась всем сослуживцам энергичностью, веселым нравом, красотой. Нравилась Илье, она настоящее украшение той команды заискивающих пред покупателями лакеев, своим обаянием притягивала толпы мужчин посетителей и те безвольно обмякали, расставались с рассудительностью и практичностью и покупали даром им ненужный предмет. С ней заигрывали, беспрерывно говорили комплименты, благодарили, как-то сверх меры, за консультацию, наиболее развязные звали на свидание. Но у прелестной брюнетки был молодой человек, встречались они внушительный период времени, поэтому более улыбки и вежливого пожелания удачи и всего хорошего ничем обрадовать своих поклонников не могла, держалась профессионалом на рабочем месте. – Как посмел втихомолку уволиться, бросив на произвол судьбы коллектив? Не совестно ли?
- Привет. Не совестно, - внутренне Илья искренне умилился, увидав девушку, сказочно хорошую собой, но по состоянию угрюмой задумчивости, ответил небрежно.
- Мы – коллектив сплочённый, дружный, увольнение кого-то одного – потеря для всех, а тут боевой товарищ по собственному желанию, в самоволку подался, - она обворожительно мелодично хихикнула и кокетливо сжала губки. – А если бы не Серёжа Масленков, то и вовсе не узнали о причине пропажи, Галчонок (Галина Петровна – толстая, краснощекая бабёнка, по паспорту даже молодая барышня, которой слегка перевалило за тридцать, проводившая расчет, старший менеджер и по совместительству бухгалтер) только обязала Олесю выйти на твою смену, ни слова не сказав больше. Зачем ей скрывать увольнение подчинённых? Она невыносимо ответственная, педантичная, и, есть подозрение, с манией преследования, - брюнеточка опять хихикнула. – Думает, великие босы старшим братом наблюдают круглые сутки за нею, исключительно ею, одной и каждый взмах руки её подчиненного должен быть задействован к работе, как у рабочих на фабрике Форда, а переброситься фразами, когда даже покупателей нет – преступление…
Вопросы из ряду приличия и вежливости не требуют особо внятных ответов на них. Девушка, не останавливаясь, говорила с энтузиазмом, жарко. Неважно о чем она, птичка певчая, трещала, но звучный гомон трогал сердце, убаюкивал нежностью. Самая грозная суровость рядом с ней таяла, преображаясь в доброжелательную невинность.
- … таким образом, в партии обнаружилось три брака, представь себе…
Илья даже в ответ не кивал, мерно шагал, глядя неопределенно вперед.
- … Отыскала наконец-то подарок на день рождение нашему чудаковатому другу и иду к Валере, он где-то сейчас с работы подъедет. Так ты куда направляешься? – напоминание о Валере пришлось некстати, кольнуло. Этот Валера, молодой человек брюнеточки, пролез третьим лишним между ними; воцарился уют, гладкая и ровная атмосфера между молчащим парнем и болтающей девушкой, и на тебе – Валера.
Илья указал рукой, через нескрываемую потугу, виной которой сукин сын Валера, направление свое – вперед. К рассказу девушки, отбросил краткую и сдержанную реплику:
- Не признаю дни рождения.
- Да, я слышала, - изменившимся тихим тоном сказала попутчица, - ребята жаловались… ммм, рассказывали, что ты не любитель праздников, звали с собой, отказался …
- Официальных, принудительных, навязчивых, - вспыхнул он, - ожидаемых долго и особняком выведенных в календаре. Не поддерживать год отношений с человеком и в отмеченную дату исполнить повинность: позвонить и пожелать стандартный набор поздравлений? Для протокола. Что бы сказать приятность человеку необязательно ждать повод двенадцать месяцев, а не делаешь будний день его светлее, то зачем притворяться в официальный?
- Если не поддерживать отношения, то да, верно, – согласилась почти шепотом брюнеточка.
Впервые за минут двадцать она умолкла на пару секунд.
- За предстоящие именины мы с Валерой можем не волноваться и идти с чистой совестью, с новорожденным общаемся, видимся… - милашка оживилась вновь, вещали девичьи уста очередную историю, мелькание Валеры на сцене рассказа обжигало мужское достоинство Ильи. Подкрадывалась ревность, невидимый конкурент перетягивал на себя близость очаровательной девушки даже издалека, отсутствуя, притом имеет непосредственный доступ к соблазнительной особе рядом. Беспокойство об «интимном исходе» замаячило в воображении, интересно, есть ли шанс соблазнить ее, завладеть сладким плодом?
- Изменяет? – оборвал Илья
- Что?! – удивленно переспросила девушка.
- Твой принц верный и преданный, или изменять изволит?
- Я не понимаю… зачем ты… - она явно смутилась, подзадорив провокатора.
- Вы встречаетесь года два – фантастический строк, по-моему. Ты воркуешь о сердечном друге своем: он зазнобой засел в твоей жизни, или, не так грубо выражаясь, подставляет своё плечо регулярно, разделяет твои переживание, хотя бы выслушивает постоянно, как я сейчас, вероятно поддерживает. Насколько же искренние ваши отношения, понимаете вы друг друга, на самом деле, или трезвый взгляд со стороны обнаружит у вас притворство и предательство, физическое, духовное?
- Очень нетактично, тон неприличный…
- Любопытно знать, какие мистические силы связывают такой союз, возрастом в два года. Головокружительная дистанция. Не находишь? Вряд ли, ведь омут ваших взаимодействий – натуральная среда обитания твоя. Так тепло произносишь имя своего ненаглядного, откуда столько расположения? Что скрепило вплотную тела и души? Обстоятельства? Наверняка приятные совместные воспоминания, но не мелочны ли они, подобно хождениям по дням рождения или ужину при свечах? Как вобрать в себя человека, поглотить, проникнуться его сутью, если царапаться в пространстве поверхности, копошиться в стереотипах? Слушай, не разойтись бы нам, можешь свернуть обратно на противоположный тротуар? Меня коробит мурлыкание влюбленных, псевдовлюблённых и их присутствие.
- У нас настоящее чувство, без псевдо, и тебе того же желаю.
Илья ощутил подлость и цинизм язвительной речи. Но не укорял себя за непристойность, за раздраженность на счастья любящих и любимых молодых людей, естественное, светлое, мирное счастье, потому что иначе не получилось бы. Потому что его сущность напряжена.
- Извини, не принимай всерьез.
- Ничего, не переживай, - брюнеточка остановилась и ласково, без малейшего оттенка обиды улыбнулась. – Я на месте, вот дом Валеры. Всего доброго. Пока, заходи к нам, не забивай коллег, скидку организуем на товар, в случае покупки – она хихикнула и помахала ручкой, ступая к подъезду.
- Пока, удачи, – провожая тоскливым взглядом, ответил Илья.
Не получалось, не везло, не счастливилось с девушками: физиономией заурядный, в карманах ветер, в голове на пьедестале мутный и назойливый идеал. Разборчив, брезглив.
Первый поцелуй в кутеж гормонов – мягкий шаг навстречу близости. У него оказался наскок. Без сомнения, конфузы обычны в грандиозном мероприятии прикосновения девственных губ и щекочущих кончиков язычков, без смешных моментов даже не обойтись: смазанные прицелы, застенчивые прижатия, возбуждённые подергивания. Трепетно, на крыльях влюблённости… или, чем половое созревание не шутит, симпатии. Плавно, чувственно, страстно, с вожделением – тут, как темперамент распорядится. Неизменимая суть в наслаждении поцелуем и тем, кого целуешь. Первый поцелуй Ильи похож на вкручивание лампочки или мокрую уборку, или что-то ёще слишком банальное, исполняемое технично и даже с досадой, потому что надо. Она не была страшная, не совсем, по крайней мере; в её глазах, что-то блестело, да, должно было блеснуть, разок. Поцелуй не по любви, симпатии и не любопытству, а надобности вступить в клуб целовавшихся, по гендерной неминуемости, обреченности. От воспоминания чуть-чуть знобит и передергивает, С верхушки лет, парень негодовал об утраченной приятности и бранил себя за неудачный выбор партнёрши, правда, подобного экстремизма с поцелуем не повторял. А вот уже первый половой акт… тьфу!
Илья нахамил хрупкой девушке по неспособности держать себя достойно. Широким махом рванул к себе. Он взбесился на окружение в котором родился, на родителей, на непутевых друзей, сомнительных знакомых, на чертов город, где снимает, так унизительно, квартиру, на не развивающую личность работу, он взбесился на все то, что формировало его теперешнего.
Илья взлетел по ступенькам, ворвался в арендованную нору, уготовил, по-старому, сверток с ножом, сунул его за пазуху, захлопнул со стуком входную дверь и как торнадо понесся в Машин район.
Жажда деструкции побуждала предпринимать меры немедленно, не дожидаясь ориентировочного места. В соседних кварталах окна сговорчиво умоляли бросить в них нечто увесистое. Сознательная осмотрительность сменилась хищным инстинктом выжидания удобного момента атаковать, рука уже подобрала камушек и ждала команды старт. Пульс бился немного учащенно, но ровно. В проходящем узеньком дворике людей не наблюдалось, стоял на подъездной площадке автомобиль на сигнализации и только, кругом способствующее затишье. Илья замер, сконцентрировался на окне неосвещенной комнаты второго этажа и метнул в мишень. Камушек достиг цели, звякнул стеклопакет … и остался цел. Одинокая вечерняя фигура без спешки удалилась восвояси.
Для самоудовлетворения парень предположил о незаметной ему царапине. Догадкой охотник не насытился и продолжил рьяно нападать на новые жертвы. Комом сбился лишь первый блин, последовал успех. Задействовались снаряды крошечные и покрупнее, летели они в квартиры пустые и полные народу, бросались вызывающе, на риск, почти в открытую, перед носом у жильцов, адресовавшимся посягательство, но трескались и раскалывались лишь внешние листы, внутренние устаивали. Усердие в тандеме с половиной кирпича - наибольшей угрозой доселе - увенчалось абсолютной победой: разлетелся вдребезги весь стеклопакет.
Илья переключился на покрышки и шины. Подкравшись сзади к внедорожнику – машине для езды по бездорожью, а не для создания пробок, о чем городские франты и дельцы забывают – он нагнулся, будто бы завязывая шнурок ботинка, вытянул сверток, достал нож и пырнул им колесо. Заточенное лезвие разорвало резину, послышался свист.
Хулиганский разгул продолжился, в немилость, для пущего морального удовольствия, попадали более дорогостоящие авто. Не всегда кухонный нож справлялся с толстым слоем резины, иногда и за несколько ударов, зато настойчивость попыток приносили и результат.
Резвясь раскрепощённостью, Илья стал действовать несколько вальяжно, затаившись при свидетелях. Расправляясь с очередным транспортным средством, вздрогнул от сиплого баса, неожиданно вскрикнувшего прохожего, нарисовавшегося подле пикантной операции. Мужчина возраста пожилого ораторствовал о беспределе сред белого дня, хотя был глубокий вечер и о патрулирующих полицейских недалеко, хотя никто там, конечно, не патрулировал.
Рейд набирал обороты, полгорода позади отмечены вереницей битого стекла и проткнутых шин, впереди работы не початый край. Нож припрятывался за скорой необходимостью под рукав. Илья наткнулся на целую безлюдную стоянку, где фонарь задорно подсвечивал раздолье буянству. Он приступал к введенному в систему делу, как вдруг, некстати, прикатил хаммер и сорвал кайф. Водительская дверца медленно открылась и из нее выходила Машенька! Серьёзная, озадаченная, под впечатлением какого-то клипа какой-то поп-звезды, она грациозно выставила на ступеньку одну ножку за другой, поднялась ровненько во весь рост и спрыгнула как козочка. На её плечиках красовался легонький полушубок, затейливо дополняющий игривый образ.
Илья ехидно сверкнул зубами и бойко подошёл к знакомой.
- Детка, как настроение?! – спросил он восторженным голосом.
- О… ты, – отозвалась с небрежностью Маша, додав с презирающим высокомериям, - детка? – ей явно не нравилась перспектива фамильярного разговора и контакта вообще.
- Дай-ка я тебя обниму! – театрально развел руки Илья.
Машенька сжалось от надвигающей неприятности.
- И поцелую!
- Ты что-нибудь принял? Я не собираюсь… - она выставила оборонительным жестом ладошку.
- Шучу, расслабься, - успокоил Илья. – Я думал, ты живешь в районе коттеджей, дальше чуток отсюда. Во-о-н там.
- Да, так и есть, – нехотя проскрипела она, – я к подруге заехала.
- Замечательно, - он придвинулся к ней впритык и хладнокровно прошипел, – знаешь, а может и не пошутил, насчет поцелуя-то.
Илья бросился на девушку, Машенька взвизгнула. Их объятие длилось секунд тридцать, и за это время парень объекту страсти нанес три удара ножом в грудь и четыре в живот. Тельце, бессильно упавшее ему на руки, подергивалось, с ротика издавались предсмертные хрипы. Он втащил умирающую в салон, умостил лёжа на передние сидения, пока копошился, та скончалась. Трупик в распахнутом окровавленном полушубке уставился выпученными глазками в удивлённом изумлении на бардачок, будто узрев, что вся тайна жизни находится в нем.
Парень закрыл дверцу и с поспешностью удалился с места казни, твердо, без признаков истерии, в полном сознании. В мыслях он не отрицал преступности содеянного, знал о жестокости порыва, угрызения совести не было, напротив умиротворяющее облегчение.
Домой возвратился поздно, за полночь, уставший и голодный. Замаранный целлофановый пакет, служивший свертком, зарыл в мусорном ведре. Орудие убийства тщательно вымыл, нарезал им хлеб и колбасу, съел бутерброд, почистил зубы, лег спать и через мгновение уснул младенческим сном.
На следующий день Илья решил устраиваться на работу.