Бонн летом
Пару слов о нашей с Алёшкой поездке в Бонн (для меня - первой).
В прошлом году в середине июля Алёша взял меня с собой в Германию. Он тогда жил в Кёльне. Мы с ним на машине от нас добирались до его жилья часов 18. Но по дороге мы ещё заезжали в Мюнхен. Там побродили, мал-мал заблудились. Алёшка был там не впервые. Но я его сбила с толку своей "интуицией". Потом столько всего хотелось увидеть, что получилось, как в сказке: кустик за кустик, пенёк за пенёк...
У Алёшки я прожила дней десять. Он старался по возможности показать мне Кёльн, его окрестности и некоторые немецкие города.
В Бонн мы плавали на катере. Причём, туда плыли часа три, а обратно - раза в два быстрее. Бонн - южнее Кёльна. Очень близко. Народ даже ездит из Бонна в Кёльн на работу. И это не занимает много времени. Но по Рейну, конечно, не то, что по шоссе добираться. Автомобильная дорога прямее. Рейн течёт на север. Естественно, против течения мы плыли медленнее.
Вид на окрестности с воды сильно отличается от того, что видишь, когда едешь на машине. Этим летом мы с Серёжей были у Алёшки в Кёльне вдвоём. И снова наш сын был гидом. В Бонн мы уже ездили вечером, на машине. К тому же шёл дождик. Впечатления были снова чудесные, но совсем другие.
У нас в распоряжении было несколько часов, пока катер плывёт до конечной остановки и обратно до Бонна. Поэтому мы немного прошлись по историческому центру к зданию ратуши. ( На площади возле ратуши издавна устраиваются торговые ряды, народные развлечения - нарядное здание 18 века с гербом курфюрста Клеменса-Августа наверху, по чьему приказу оно построено. С 1949 года, во времена двух Германий, президенты ФРГ впервые показывались перед своим народом, выходя на крыльцо ратуши. Крыльцо, хоть и парадное - совсем маленькое. Не наши российские масштабы! Сам Бонн, кстати, не насчитывает и 300 тысяч жителей.) И поскорее направились к дому Бетховена. Нам не хотелось забегать туда "по-японски".
(Ты когда-нибудь наблюдала, как посещают заповедные места организованные группы японцев? Пробегают залы, словно сдают зачёт по стометровке, останавливаясь возле двух-трёх самых известных экспонатов и фотографируясь на их фоне с блаженными туристическими улыбками. Отщёлкав несколько кадров, сломя голову дружно несутся к следующему, энному запланированному на день объекту. Впервые они меня так озадачили во Флоренции, в галерее Уффици. Мы стояли перед "Рождением Венеры", вдруг накатила многоголосая волна, нечто среднее между щебетанием и мяуканьем - вмиг где-то на уровне наших подмышек зал наводнился одинаковыми холщовыми панамами, дисциплинированное движение панам нас откинуло назад и заблокировало у противоположной стены, застрекотали видеокамеры, панамы поочерёдно кучками сбивались возле шедевра Боттичелли, так, чтоб было видно и само полотно и что эти кучки, ради встречи с прекрасной Венерой преодолевшие тысячи вёрст, безумно счастливы соприкосновеним с высоким искусством, согласованно кивали перед объективом фотографа, видимо, утверждая ответственность момента соприкосновения. Мы потеряли было надежду приблизиться к картине, но экскурсионные панамы цвета компьютерной техники, как при морском отливе, внезапно схлынули. )
В музее Бетховена мы и провели большинство времени. Страшно подумать, что дом, где родился гений, без которого немыслима музыкальная жизнь планеты, мог быть снесён и современные люди никогда не смогли бы с благоговением войти в низенькие двери, подняться по узким деревянным лесенкам, пройти по шершавым вздыбленным доскам растрескавшегося пола, знавшим походку, голос, привычки хмурого и молчаливого мальчика, впоследствии прославившего и Бонн, и Германию, и свой век. Дом собирались снести из-за ветхости. Но один горожанин выкупил его, чтобы спасти. Спасибо этому благородному гражданину.
В такие священные места всегда тянет снова и снова. Музей совсем небольшой. Нельзя сказать, что он забит экспонатами. Но - дух! Атмосфера! Тем, что там есть, хочется проникнуться без спешки, хочется ещё и ещё раз ощутить подошвами бугристость грубого некрашеного пола, хочется спокойно изучать документы, досконально рассматривать гравюры, портреты, тайком от смотрителей коснуться дряхлых клавиш органа...
Сходив в гости к великому композитору, мы, конечно, чувствовали себя совершенно в ином измерении, нежели встречавшиеся нам прохожие. Окружающее воспринималось через очищающий фильтр возвышенного. Было жарко. По периметру площади с памятником Бетховену на лавочках сидели бабушки с внуками, мамы с детьми и ели мороженое, какие-то взъерошенные зеленоволосые юнцы мирно растянулись прямо на тротуаре, подложив под головы пёстрые потёртые рюкзачки. Напротив собора под тентом экстравагантной витрины молодёжной моды оригинальный инструментальный состав - две виолончели, скрипка, электропианино, аккордеон и ударник - видимо, студенты, самозабвенно музицировали, без пауз перепрыгивая с Моцарта на ходовые попсовые песенки, с популярных мелодий на Чайковского, и было не понятно, то ли они репетируют, то ли играют для публики. Июльское небо всей своей синевой выражало полное удовлетворение происходящим. И даже парень, на вид нормальный, без признаков бомжеобразности, похожий на лицеиста или гимназиста, не имеющего понятия, где убить каникулярный день, попросивший у Алёши денег, причём с таким выражением, будто это пустяк, ну, как шариковая ручка на минутку, показался лишь чудаком типа тех, что сидят на пляже в рубашке и брюках, когда остальные загорают и купаются. В другом случае я бы возмутилась. А тут только пожала плечами. Мы как раз в тот момент рассматривали огромные головы, лежащие у подножия собора, и гадали, кто бы нас мог просветить. Попрошайка сбил нас с панталыку. Так мы тогда и не разгадали загадку. Потом я отыскала сведения о том, что на месте Боннского кафедрального собора находился мемориал, где в третьем веке были захоронены два римских легионера, замученные во время гонений жестокого римского царя Декия, ярого противника утверждения христианства. Латинские имена легионеров, признанных великомучениками: Cassins и Florentius ( Кассин и Флоренций ). Их мощи хранятся в раке под алтарём собора. А две громадные отрубленные головы, словно небрежно валяющиеся на мостовой (от этого зрелища - мурашки по телу) - скульптура, якобы, созданная в память о пострадавших за христианскую веру.