Плыла по морю белая яхта. Часть 7

ЧАСТЬ 7. «Птица счастья по саду гуляла, птица счастья яблоки клевала. Поклевала, да и полетела…»


                Гуляла женщина с зонтом,
                С чеширским палевым котом.
                Возможно, это был фантом, 
                Навеянный волшебным сном…
                А ей сидеть бы у окна,
                Считать синиц и есть варенье,
                Она же в самый звездопад
                В зонт собирает все подряд…
                Листочки, звездочки,стихотворенья.
                Светлана Бондаренко.
                Калининград


Глава 1. «Вам перчатка, милый сударь. Вызываю на дуэль! Вы смеетесь! Хорошо же! Драться – здесь, сейчас, теперь!»

     Легла поздно, спала  недолго, проснулась рано, но выспалась хорошо. Правду говорят: «Неспокойная совесть спать не дает!»  Вот потому я проснулась рано.  Моя совесть говорит, что я должна была позвонить маме. А я ей в ответ: «Я ей сказала, что у меня нет денежек. И ночью будить её даже очень неправильно! И, вообще, тебе сегодня лучше не выступать! Это я раньше, до вчерашнего вечера, «сидела на двух стульях», и мне было о-о-очень неудобно сидеть. А теперь, когда я сижу на полу, хоть и больно шлепнулась, мне удобно. Падать-то некуда! И тебе, голубушка, совесть ты моя неусыпная, бескомпромиссная,  сегодня работы нет! А чтобы тебя усыпить, я  прочту тебе стихи в благодарность за твою заботу о моей нравственности. Вот в них Бондаренко всё обо мне написала, как будто предвидела все мои жизненные кульбиты.

                Я от каждого «люблю»
                Перышко себе возьму,
                А из перышек любви
                Выйдут крылышки мои.
                Я подранок в этой жизни,
                А уж осень настает.
                Мне без этих легких крыльев
                Не осилить перелет.

Послушала? Теперь спи. А я о себе сама позабочусь».
Только мне сначала надо было понять: дела мои идут на лад или дела мои на ладан дышат? И я бы подумала об этом, но  шепот на соседней полке не давал мне сосредоточиться. Я открыла глаза.  На нижней полке напротив меня сидел улыбающийся Федор, а  Вика ногой выталкивала его с полки. Я решила выяснить причину этого явления:

- Доброе утро! Из-за чего развернуты военные действия? Вика, тебе нужна моя помощь?

Ну, вот! Все-таки, разбудил!  Лен, это он спозаранку пришел тебе подарок вручить.  Для него состояние влюбленности, что для машины разлитое масло на шоссе -  заносит. Тормоза не срабатывают. Он уж раз пять притаскивался.  «На модэ-э-эль посмотреть!»   И сделать ничего невозможно, он с детства такой упертый. А-а-а, ты ведь не знаешь, Федор мне сводный брат по отцу. Так что любая «модэль», в перспективе, моя будущая родственница. Может, ты согласишься?

- Боюсь, огорчить Федора, но художники, целующие первых встречных-поперечных девушек в вагоне поезда, меня не интересуют. Так что,  в модели я не гожусь!

- Опоздали, девушка!  Он уже тебе папку с рисунками принес. Можешь смотреть. Федор! То рвался будить, то сидишь, как истукан!

- Доброе утро, Леночка! Ты, растрепанная с утра, мне ещё больше нравишься! Я такой тебя  должен нарисовать, если рисунки мои тебе понравятся.
И он протянул папку.  И я стала смотреть.  Рисунков было пять, но маме и Нине можно было показать только один. Несомненно, на них была я, и даже очень похожа. И даже очень хороша. Рисунки были подписаны.  На рисунке с названием «Знакомство» я немного настороженная, нахохленная, чуть утомленная и, все-таки, любопытная и веселая. Как он это все совместил в одном портрете! Но вчера я точно была такая, и Федор это уловил.  А вот «Желание», «Нега», «Тоска» и «Соблазнение»! Это были рисунки, которые Федор рисовал вместе с проказником Амуром! И Амур ему так напомогал….

     Рисунки меня удивили! Они были приличными, этого не отнимешь. Но они были сексуальными, возбуждающими! Я даже оторопела. Когда он меня такой увидел?!  У меня запрокинута голова, полуопущены веки, чуть приоткрыт влажный рот с приподнятым на верхнюю губу кончиком  языка. Девушка, жаждущая поцелуя!   Нет сомнений! И эта девушка я…  Я на рисунке «Желание».

     Буду по мере увеличения эротичности описывать рисунки Федора.  Я стала рассматривать «Негу».  Я в постели. Рука согнута  в локте, голова  на локте, глаза открыты, выражение их спокойно-мечтательное. Простынь сползла, одна грудь видна полностью, у другой сосок прикрыт наполовину. Полное впечатление, что я испытываю блаженство. Под простыней угадывается контур тела, контур ног с разведенными коленями.  Я даже  осторожно посмотрела на себя: я в свободной футболке,  грудь спрятана под ней. Дальше мне трудно было определиться, что эротичнее: «Тоска» или «Соблазнение». Но «Тоска» очень реалистична. На этом рисунке я лежу почти в той позе, но уже приоткрыв рот. Я, как бы, вздыхаю, руками сжимаю свои груди и пальцами оттягиваю соски. Лицо расслабленное,  грустно - тоскливое,  с выражением страдания и блаженства. Воспоминания мучают и возбуждают одновременно.  Мне явно хочется прекратить эту муку, но я не в силах отказаться от удовольствия, которое получаю от этих воспоминаний. 
 Кровь прилила к моим щекам, я сидела пунцовая. Вика и Федор ждали, когда я посмотрю последний рисунок «Соблазнение»: я лежу на постели, глаза хитрые, верхние зубки слегка прикусывают нижнюю губу. Руками я натягиваю простынь до подбородка. Я почти вся накрыта простынею, высоко  оголена только одна нога, слегка согнутая в колене, и бедро. Чуть-чуть виден  краешек треугольника  курчавых волос на лобке. Я точно знаю, что спала в бриджах!  Но глядя на этот рисунок, я стала сомневаться. Я мгновенно  вспотела.  Я смотрела на Федора широко раскрытыми глазами и молчала. Рисунки сделали меня голой и беззащитной перед Федором. Я была потрясена тем, что чужой человек так много обо мне знает.

- Меня первый раз в жизни рисовали. Они хороши, но их нельзя никому показывать, -  тихо произнесла я. И медленно сложила рисунки в папку.

- А я их рисовал для тебя. Я просто нарисовал твое женское «Я». Ты там такая, как я тебя вижу.  Правда, я многое другое ещё увидел и хотел бы нарисовать, но времени не хватило.

-Ты совсем не ложился спать?

-Нет! Если бы я уснул, как бы тогда узнала, как я к тебе отношусь? А теперь ты знаешь, и можешь решить, как ты ко мне будешь относиться. Я пойду, а ты подумаешь.

И он ушел. Вика уселась по-турецки и сказала:

-Федька очень талантливый, так все говорят.  Только ему на идиоток всяких везет.  Он же ещё и красивый, и обеспеченный. Вот они его и хотят охомутать. Только он ищет свою половинку. Как Сальвадор и Гала. Его отец возил в Испанию в ранней юности, побывали и в Фигеросе. Там Музей  «Замок Гала Дали».  Федор, когда вернулся,  перечитал все, что про них нашел.  Учил испанский, чтобы читать на нем все в подлиннике. А стихотворение Поль Элюара о Гала одно из самых его любимых. Знаешь такое? Нет? Сейчас прочту, чтобы ты лучше Федора поняла.

Она стоит у меня перед глазами,
Её волосы смешались с моими.
Она принимает цвет моих глаз.
Она тонет в моей тени,
Как камень в синем небе.
Глаза у неё всегда открыты,
Она не даёт мне спать.
Её мечты при свете дня   
Заставляют погаснуть все солнца.
А меня заставляют смеяться и плакать,
И снова смеяться, и говорить,
Не сказав при этом ни слова.


     Между прочим, Федор не пустышка. Он понимает поэзию, и хорошо образован. Знает английский, испанский, я уже об этом говорила, французский и персидский. Куда ж без сентиментального Востока!  Он ведь окончил институт Азии и Африки при МГУ. Выбрал кафедру иранской филологии.  Но потом  под влиянием моей мамы стал заниматься интерьерами. 

- Вика, дорогая! Я тебе на слово верю и не сомневаюсь в талантах Федора. Может, из Федора  Дали и получится. Но я точно знаю, что из меня Гала не выйдет. Максимум, на что я сгожусь Федору, смогу быть моделью для скульптуры «Девушка с веслом». Федор интересуется парковой скульптурой?

И я выползла из-под одеяла и изобразила из себя парковую скульптуру с высунутым языком. Мы стали смеяться, а сверху раздался голос Севы: «Вика, где ты нашла эту чокнутую, которая  раннее утро встречает высунутым языком?» -  «Вот, а ты говоришь, что на Гала не годишься! А мой муж считает, что ты -  чокнутая. Значит, в самый раз»- сказала Виктория, и мы стали смеяться еще громче.

- Победа, дай поспать! - сверху свесилась лохматая голова Севы.
 
- Не получиться, голубчик ты мой! Разбудил голову? Буди и тело! Скоро Москва. Дома будешь досыпать.

- А чего никто Ритку не будит? А только меня!

 - Ритку Монстрик унесет под мышкой, а я не умею носить дылдов. Лен, а ты куда сейчас?

- Я и сама толком не знаю. Я первый раз в Москве.

     Сверху свесилось уже две головы, и у каждой было по два вытаращенных от удивления глаза. Вика же лишь приподняла бровь. Да…. Похоже, мне удалось их,если не поразить, то заинтересовать своей персоной. Я улыбнулась: «Вот такая деревня!» Головы с глазами спрятались.
 
- Мне надо сделать несколько дел в Москве: положить деньги на телефон и перезвонить маме, купить билет на поезд и посмотреть Красную площадь и Кремль.

- Позвони сейчас, если она рано встает. Билет купим по электронке. Во сколько у тебя поезд? Вечером? Тогда так. Идем к нам завтракать и покупать билет. Мы живем рядом с Казанским вокзалом. Это через площадь от Ленинградского.  Севе надо на кафедру, а я прогуляю и покажу тебе Москву. Звони, а то на перроне одна суета будет.

Я набрала телефон и услышала такой родной голос мамы.

- Леночка, ты где? Я вся в волнении. Твой телефон не отвечает, я не спала всю ночь. И Борис Михайлович тоже. Едешь поездом в Москву и сегодня выезжаешь  домой? У тебя все в порядке?  Вчера звонил Олег, очень расстроенный. Рассказал, что он был вчера на Дне рождения у однокурсницы.  После праздника решили поболтать, вспомнить прошлое, попить кофейку. Ты их увидела и  все превратно восприняла. И убежала. Зачем? Думаешь, что от всего можно или убежать, или спрятать голову в песок? Опять берешь пример со страуса? Олег тебя искал.  На вокзале он тебя не нашел. Поедет сегодня в аэропорт и к вечернему поезду. И он, и мы положили тебе деньги и на телефон, и на карточку. Пожалуйста, Ленусь, перезвони Олегу сейчас, а то у него сегодня операционный день.  Он в пятницу прилетит. Надо было поговорить, а не убегать. И ещё. Срочно звони Макаровой. Она  обязательно хочет с тобой увидеться. Я ей перезвоню, и Ирина тебя разыщет. Кстати, она в курсе твоих проблем с Виктором, и я тоже. Господи, какая ты у меня дурочка! 
Я слушала маму и искала в сумке свой телефон. Вот гадский потрох! Вместо того, чтобы отключить звук, вчера я вырубила телефон.

- Мамочка! Дорогая моя! Я хотела вчера тебе позвонить, но пока разобралась с делами, то была уже ночь, и я не стала тебя беспокоить. Прости меня, я ведь вчера случайно вырубила телефон и не заметила. У меня все хорошо, и даже с Олегом. Гора с плеч. Я только очень прошу, сама перезвони Олегу. Я не буду.  Это не обсуждается! Но больные-то не виноваты. Ему никуда не надо ехать в Питере, чтобы меня искать. А прилететь в гости к родителям? Я этого ему запретить не вправе. С Макаровой встречусь обязательно. А называть меня, родную дочь, «дурочкой» из-за чужого тебе Виктора: это выходит за рамки моего понимания. Я звоню с телефона одной очень хорошей девушки Вики, но надо мне иметь совесть. Я тебя очень люблю. До встречи, мамуль.
Я, наконец-то, выудила из сумки свой телефон и включила его. Телефон сразу зазвонил: звонил Олег. Я не стала отвечать на звонок. Открыла опцию «Новое сообщение» и задумалась…. Потом написала: «Прости, я не буду отвечать». А потом добавила: «Мне все равно, как ты будешь с Элиной встречать восемнадцатилетие. Надеюсь, выдумка вас не подведет».  «Как хороши, как свежи были розы…» Но завяли! Как говорит мой сосед дядя Коля, известный певец …  в нашем подъезде: «Чего уж нет, уж то и не пройдет!»

     Я решила пойти умыться, но тут снова зазвонил мобильник. Сводница моя, Макарова! Пусть даже не начинает «Сказ о Гусаке и несостоявшейся его подруге Балде!»  Но она и не стала. Она просто обрадовалась: «Чтобы тебя не привело в Москву, я так рада с тобой увидеться! Привет, лапусик! В двенадцать я тебя жду у фонтана у стеклянных лифтов в Лужковском цирке на Манежной площади. Метро «Охотный ряд». Запомни! Тебе есть у кого спросить, узнать, где это? Чудесно. Билет на поезд не покупай, ты летишь самолетом. Все. Целую, До встречи».

И этот «ирландский вулкан» потух, оставив меня в некоторой нерешительности. Цирк на Манежной площади?
- У тебя проблемы? – спросила Вика.
- Изменения в планах, скажем так. Мне надо быть в двенадцать в цирке на Манежной площади.
И снова, как два перископа наоборот, появились две головы с вытаращенными глазами. Одна из них мужским голосом переспросила: «Цирк на Манежной? В тех географических координатах цирк только в одном месте: в Кремле».

- Может я не так выразилась. Мне нужно встретиться с подругой  у фонтана у стеклянных лифтов в Лужковском цирке на Манежной площади. Метро «Охотный ряд». Вот так!

- Ну, да! Ну, да! Купол есть, построен при Лужкове, народ глазеет на тряпки, сойдет за зрелище, буфет в наличии. Возьму на вооружение: Лужковский цирк! Имеет право на существование. Это магазин «Охотный ряд». Туда легко добраться, -  пробасил сверху Сева.

- Не забивай ей голову. Я её туда отвезу, - отрубила Вика.

- Мы её туда отвезем, - раздался голос Федора. – Я это заслужил. Я выполнил, Леночка, твой наказ. Да, желание музы – наказ для художника. Или наказание…

     И с этими словами он протянул мне ещё один рисунок. Он назвал его «Для тещи». Я улыбнулась, представив богемного Федора маминым зятем. Было в этом что-то совсем нереальное. На рисунке, где я была явно красивее, чем в жизни….  Ну, я так считаю. Думаю, что Федор в качестве подхалимажа это сделал. Так вот. На рисунке я была изображена примерной ученицей в форме с белыми кружевными воротником и манжетами, в фартуке, тоже белом, с белом бантом в заплетенной косе, перекинутой на грудь. Я сижу на парте с дисциплинированно сложенными руками. Этакая взрослая гимназистка, внимательно смотрящая вперед, но с некоторой чертовщинкой во взгляде.

- Не Гала, - сказал Сева, заглянув сверху на рисунок.  – Но, может, это и к лучшему, а то выпендрежа вокруг и так достаточно. Лен, на вид, вот, ты нормальная!

- Сева, - оборвала его Виктория, - наверное, ты думаешь, что говоришь комплименты.

- Несомненно. Нормальность в настоящее время редкий дар. И, как все исключительное, этот дар привлекает внимание. И должен высоко  цениться. Только ценителей вокруг тоже мало. Одни «ходячие эксклюзивы». И если бы не ты, моя лучшая женушка на свете, то я бы влился в ряды Серег и Федоров. Кстати, а где Серега? А Монстрик? Федор, ты их разбудил?

- Монстрика разбудил, а Серегу нет. Зачем мне конкуренты  в борьбе за Елену Прекрасную? – ответил Федор, вставая передо мной на одно колено и протягивая мне, как дар, папку с рисунками. – Осознание, что ты владеешь моими рисунками, послужит мне, хоть и слабым, но утешением в нашей разлуке.

- Позёр, иди будить Серегу, мы уже подъезжаем, - наподдал ему Сева.

     Федор так горестно вздохнул, что мы рассмеялись. Он пошел будить Сережу. А я отметила, что у меня отличное настроение, будто я в другой параллельной реальности. Мне было с ними легко и весело. Поезд подошел к перрону. Пришел Монстрик, буркнул: «Привет всем!», нежно сгреб с полки миниатюрную Риту, поставил её на пол. Затем взял мою и Ритину сумки. «Чернов со мной теперь век не расплатится!» - и понес их к выходу из вагона. Мы гурьбой вывалились на перрон. Они ещё минут пять обменивались планами на сегодня. Сева, Федор, Вика и я распрощались и пошли к выходу. «Нам некогда», -  крикнула Вика. «Стоять! – крикнул Сережа. – Тебе всегда некогда». С этими словами он подошел ко мне и поцеловал руку. Федор смотрел снисходительно, и это раззадорило Сергея. Он медленно выпрямился и смачно,   долго и с явным удовольствием поцеловал меня в губы. Федор дернулся. «Що тэ дергаешься, дурашка? – придуриваясь, сказал Сева.  – Она же идет с нами, а он с девушкой расстается!» Все засмеялись. И я, несмотря на то, что я была, как переходящий кубок, у моих новых кавалеров. А раз кубок, то, значит,  игра. А если быть честной, то мне это даже импонировало. Было приятно, после двух таких  откровенно позорных для меня расставаний с двумя мужчинами, почувствовать, что ты кому-то нравишься.  «Потерпела фиаско», потерпела, притерпелась и  уже становится легче. 


Глава 2. «Семь вузов можно кончить враз, из пыли спрессовать алмаз, но все бы ЭВМ сгорели б до конца, коль поручить расшифровать им женские сердца. Ты мучишься, она поймет, ты влюбишься, она поймет…»
 

     Квартира у Севы и Вики была не чета моей. Большая, дизайнерски обставленная.  «Это моя мама оформляла.   Она ведь дизайнер, и очень востребованный.  Мы после свадьбы здесь поселились. Я в Севку влюбилась, когда пришла на учебу в университет первый раз. В дверях столкнулись, да так неудачно, я метра два ещё летела. Он бросился извиняться, помогал подняться. И допомогался», - и Вика счастливо рассмеялась. – А поженились мы на втором курсе. Родители к тому времени перебрались в дом за городом, а нам оставили квартиру.  Так что «гнездо» мы не сами свили, но очень его любим. Приезжай надолго, у нас остановишься. Я тебе все о Москве поведаю и покажу. Мы с Севой – коренные москвичи, - с гордостью добавила Вика. – Только Сева – «сова», а я – «жаворонок». Поэтому он после завтрака  завалится досыпать и потом на кафедру. А мы с тобой и разлюбезным моим братцем двинемся в путь- дорогу».

     Наскоро позавтракав, мы отправились в эту самую «путь-дорогу». По тропе моего любопытства. Мне все было интересно. Я вертела головой направо и налево.  Вика взяла меня, как ребенка, за руку. И правильно. Я первый раз на себе прочувствовала «час пик». Пик он и есть пик. Со всех сторон один этот «острый пик». Очень он мне не понравился. Я с радостью покинула метро.  В метро я с благодарностью вспомнила наши большие супермаркеты. И хоть Нина ругалась, что их будут строить скоро на кладбище, но зато в них были эскалаторы. Без привычки быть запиханной на них в «час пик» было бы вдвойне неприятно.  В следующие мои приезды в столицу я каталась в ночном полупустом метро, и оно мне понравилось. «Понвравилось», - как я говорила в детстве.  Мы вышли из метро в самом центре Москвы. Я это сразу поняла. Мозг выдал все знакомые картинки. Вот Исторический Музей. Вот Манеж и Александровский сад. Вот…. «Пошли быстрей на Красную площадь, времени мало», - сказала Вика. Они с Федором взяли меня за руки и потащили, весело на меня поглядывая. И вдруг остановились. Я удивилась.

- Мы присутствуем на уникальном событии. Елена Прекрасная, а может, даже, и Премудрая сбрасывает свою «лягушиную кожу» и  впервые в своей сказочной жизни торжественно начинает топтать «сердце нашей Родины». Заметьте: топтать. Прикиньте: сердце. И при этом будет радоваться!  Может нам попался экземпляр кровожадной Елены? Нет, господа, доброй, но любознательной. Полмира стремятся побывать  на Красной площади. Но мы будем любоваться только нашей Еленой. Единственной и неповторимой. Так давайте, лебедушки мои, гаркнем «Ух!» и вступим.

- Болтун ты, Федька! Подозреваю, нас ждет картина «Первый шаг Елены Прекрасной  по сердцу Родины!

     Но Федор настоял, и мы крикнули «Ух!» и побежали в горку…  Мы прогулялись по Красной площади. Я потрогала брусчатку площади,  стены Кремля, полюбовалась ГУМом. И влюбилась… в Собор Василия Блаженного. «Лен, как ты умеешь так распахивать глаза?» - спросила Вика. Вот, безобразники! Они получали удовольствие, наблюдая за мной. А я ничего не могла скрыть. Мое лицо было научно-популярным фильмом «Выражение лица человека при различных эмоциях». А на «Ваську блаженного», как сказал Федор, я смотрела с выражением на лице, которое можно описать словом «восторг». Я сказала об этом ребятам.  Федор это прокомментировал так: «Обалдевание сказочной Елены при виде сказочного терема». Мы «пощелкались» на мобильники. «Модель « на память», переносная копия», - так обозначил сей факт Федор. А я подумала, что художники сродни гинекологам: видят все сокровенное. Но это не ухудшило моего настроения.

     Магазин «Охотный ряд» мне очень понравился. Он  в десять распахнул двери для посетителей, но и в двенадцатого часу народа было немного. Это мне понравилось. Я хорошо рассмотрела магазин. Забавный. Мы спустились на лифте к фонтану, и я сразу увидела Ирину… и Юрочку Гусака. Вот так сюрприз!  Приятный! Как я рада была их увидеть! И они нас увидели, но, по-моему, наша живописная группа их несколько озадачила. Первой шла я. Одета я была в голубые джинсы и джинсовую же куртку, в красные полусапожки на низком каблуке, в которые я заправила джинсы, вокруг шеи красный шарф. А сзади шествовала  миниатюрная Вика: вся в белом. Очень элегантная. Белые джинсы заправлены в белые высокие сапоги на тоненькой высокой шпильке. Белое полупальто- накидка из мягкой ткани, очень свободное, ей очень шло. Наряд довершал платок, белый в черный горох, завязанный изящным узлом. Горох на косынке и волосы были одного цвета. Шелковая косынка и волосы красиво блестели. Лицо у неё бледное, глаза черные, большие, из косметики только красная помада на губах. Мимо такой девушки, не заметив её, не пройдешь. А уж на фоне одетого  в черную кожу Федора! Брюки у него заправлены в высокие грубые армейские ботинки, вокруг шеи несколько раз замотан яркий желтый шарф, лицо смуглое, глаза голубые и ямочка на подбородке. Длинные черные волосы стянуты сзади в хвост. Роста он был высокого, хотя и «уступал» младшему Гусаку сантиметров пять-семь, но рядом с Викой казался великаном. Я расцеловалась с Ириной и Юрой, затем их всех перезнакомила и увидела, что Ирина нахмурила брови, когда я её познакомила с Федором. Взяв с меня обещание, что я приеду к ним в гости, и, получив от меня приглашение, приехать ко мне, Вика и Федор стали прощаться, сказав при этом, что они меня, царевну-лягушку-шпионку, оставляют в надежных руках.  Я поцеловала Викторию, мы с ней сердечно распрощались. Федору я протянула руку для пожатия, но он не стал её пожимать: он поцеловал каждый пальчик и начал читать стихи, глядя мне в глаза: 

Что такое любовь?
Это боль отреченья,
Это радость вернуться к себе самому,
Это счастье без всякого разрешенья,
Это шанс вместе быть и не быть одному,
Это время, расставшееся с часами,
Это нежность оттаивающей души,
Это мука желания слиться телами,
Это чувство исчезнувшего Я и ТЫ,
Это слёзы, когда умирают надежды,
Это стон иссушившей разум мечты,
Это грусть посреди безлюдной пустыни
одиноко падающей звезды...»


     После этого Федор передал мне папку с рисунками, а не отдал Юрочке, как до этого сумку, и с вызывающим видом  поцеловал меня в губы. Я даже не стала сопротивляться. Только улыбнулась, что очень не понравилось Макаровой. Юрик реагировал спокойно. Пять минут назад он делал тоже самое.  Когда ребята отошли, Макарова набросилась на меня. «Что это было? Что за стихи? Где ты надыбила этого красавчика, и почему он так нахально себя ведет? Как-то очень собственнически, по-хозяйски! Так с этим Федором ты танцевала вальс у себя дома?!» Я сначала растерялась, а потом вспомнила, что я так ничего ей про моего «домашнего» Федора не рассказала. Я радостно рассмеялась. Я так по ним соскучилась, что мне было приятно слышать от них все. Тем более уже целых пять минут обо мне никто не заботился, а тут «вахту сдал - вахту принял»! Вместо Вики «заступила на дежурство» Ирина.  Мы пошли к машине Юрочки, и я по дороге рассказала им про Федора. Ирина и Юрий сказали, что мой Федор их устраивает, а сегодняшний не очень. Макарова бросилась меня целовать и сказала: «Как хорошо, что ты не наделала глупостей!» Будто я маленькая глупая девочка! Юрик, улыбаясь, смотрел на нас. И только спросил: «Лен, а как этой малышке Вике удается сделать так, что она смотрит на всех сверху вниз, даже на меня?» - «Друзья прозвали её Победа». – «Что-то верное в этом есть!»  – согласился Юрочка. Ирина хотела посмотреть рисунки, но, к счастью, Гусак нас стал торопить. Мне не хотелось огорчать Ирину отказом. И мы покатили в аэропорт. А мне захотелось узнать, что да почему, зачем и  отчего. 
 
     Мы с Иришкой устроились на заднем сидении в большой красивой машине Юрочки, и я спросила: «Это похищение? Или авральная эвакуация?» Они засмеялись.  Ирина  ответила:

-   Я просто еду провожать вас  в аэропорт. Мне хотелось тебя увидеть, поболтать, а Юрочка и шофер, и украшение салона, и, главное, он тоже летит с тобой.   Замечательный собеседник, прекрасный телохранитель. И это все тебе даром на целую неделю.  Он летит в командировку. Я даже не спрашиваю, рада ли ты. Я и так вижу, что рада. Хотя подозреваю, что в твоей голове некоторая сумятица. Ведь там где Юрочка, там и Виктор.

     Щеки мои вспыхнули. Ирина всегда  обо всем высказывается прямо, а это меня иногда смущает. Я бы лучше сначала подумала, попереживала прежде, чем высказаться вслух. Но попереживать мне Макарова не дала.

-Вот скажи мне, дорогая, только честно, до момента, как вы расстались с Виктором, все было хорошо? Или у тебя появились сомнения в себе, в своей любви к Виктору?

- Ирина, ну так нельзя! Прямо в лоб!

- А ты в какое место предпочитаешь? Есть такое выражение «Дуешь в попу». Ты предпочитаешь это место лбу? Туда, что ли, я должна говорить? Я просто спросила тебя: «Так ты уверена, что любишь Виктора?» Ты не могла бы так же просто ответить?

     Я вздохнула жалостливо, но это не помогло. Макарова молчала и ждала, младший Гусак, похоже, тоже. Я решила отшутиться.

- Ты и так знаешь ответ: «Виктор – номер один, а на втором месте Юрочка. 

В атмосфере салона как бы  висела  табличка, но не «Ждите ответа», а «Ждем ответа». И я набрала воздуха:
-Нет, в моей любви нет сомнений, не только капельки, даже одной молекулы. И было все замечательно. Но только было….

     И я заплакала, я заревела и решила выплакаться за все предыдущие дни. Стойкая оловянная солдатка попала в огонь и «поплыла». Не выдержала накала. Не выдержал и Юра:

- Ирка! Твою мать! Ну, что ты с ней, как на допросе?!

 Но увидев, что мы с ней обнимаемся и ревем, ещё раз сказал:

 - Твою мать! – и добавил – Всем бабы - дуры достаются, а мне бабочки – дурочки! У вас платки есть? Салфетки? Ирина! Кончай реветь, и расскажи ей все подробно. А то я остановлю машину, буду рассказывать сам, и мы опоздаем.  Ты этого добиваешься?

Но мы только всхлипывали и шмыгали носами. Хотя, похоже, гроза пошла на убыль.  Потом Макарова сказала:

-Юрка, ну ты и монстр. Я то молчать должна, то говорить. И все по вашей указке. Вы меня замучили.  Я хочу с ней сама общаться. Без вас.

- Без нас, моя милая, никуда. Без нас -  нельзя! Без нас вы пропадете: умрете от тоски и любви. Мы - сильный пол. Мне, вон, Леночка в любви отказала, а я, ничего, живу. Вот шофером к ней устроился. Ир, ты будешь ей рассказывать, или я сейчас же останавливаюсь?!  – рыкнул он на Ирину, и это подействовало. Мы притихли.

-Лен, начну с момента Вашего последнего расставания.  Я только рассказчица. Но информацией уже владею. Так вот, Виктор проснулся от звонка мобильника. Это звонил риэлтор по поводу квартиры. Надо было срочно ехать смотреть. Они договорились о встрече. А вечером  Виктор был приглашен на День рождения к своему партнеру. Вместе с тобой. Виктор предупредил, что у него здесь невеста, и он придет с тобой. Почему невеста? Потому что перед этим мероприятием, должно было состояться ещё одно, но романтическое. Только для вас двоих. Он заказал столик в ресторане на шесть часов, где собрался сделать тебе предложение и подарить кольцо. Обо всем этом, не раскрывая зачем он тебя будет ждать в ресторане, он написал записку и положил её на видное место: на журнальный столик около букета. Забрал свои вещи, так как эту ночь собирался провести с тобой в люксе, в гостинице. Ждать тебя у него времени не было. Он решил, что перезвонит тебе из такси. Время поджимало. Выскочил, захлопнул дверь и понял, что забыл телефон на тумбочке в прихожей. А ключа у него же не было! Но волноваться не стал, так как был уверен, что ты догадаешься принести телефон, когда придешь в ресторан. В записке просто написал место, время и,  что форма одежды должна быть парадной. Добавил, что любит и ждет очень-очень.  Но ты не пришла. Он попросил Марину, своего исполнительного директора, по пути в ресторан, где должны были праздновать День рождения, заехать к тебе. Перезвонить тебе он не мог, так как номера твоего не запомнил. Ведь он же ни разу тебе не звонил! Он стал звонить нам и Юрику. Но мы в этот вечер, именно, в этот вечер компанией, ни раньше, ни позже, пошли в театр и ресторан. Телефоны отключили по просьбе администрации театра. Кто звук отключил, я совсем вырубила. В ресторане было шумно. Виктор уже купил новый телефон и отправил нам сообщения. Мы ему поздно вечером сбросили твои телефоны.  Они с Марина ещё раз вечером съездили к тебе домой. И там сердобольная старушка Татьяна Петровна сказала, что за тобой заехал Дима,  и ты уехала с ним, наверное, с ночевкой. Причем, сказала это так, как будто это само собой явление разумеющее. Виктор, конечно, обалдел. Но хоть и сильно огорчился, решил с тобой переговорить: узнать все «из первых рук», ну, или «из первых уст». Позвонил поздно вечером, но ты не взяла трубку. Он перезвонил тебе утром. И очень удивился, когда ты ему сказала: «Иди в баню!» Он пытался понять, что случилось. Даже говорил, что это не в твоем духе, но ты заявила, что он тебя плохо знает, а за телефоном пусть пришлет секретаршу. Все воскресенье  у него было загружено, надо было везти документы в аэропорт, но до этого они с Мариной снова к тебе приехали, но не застали. Потом работа по аренде, покупке и ремонту помещения, с риэлтором посмотрел несколько квартир. Вечером он снова решил приехать к тебе и уже дождаться тебя обязательно.  Твоя мама пришла за Шерифом по твоей просьбе и увидела Виктора, сидящего на лестнице. Она уже знала, что у тебя какие-то проблемы с Виктором, но отнеслась к этому с пониманием. Решила разобраться. Как только они вошли, поскучневший одинокий Шериф полез к Виктору. Виктор его приласкал, он успокоился. Котенок стал носиться по комнате. Стал играть с бумажкой, которую никак не мог достать из-под шторы. Виктор решил ему помочь. И сразу все понял. Ты не прочитала записку, так как с ней поигрался  Шериф и загнал её под штору ещё до того, как ты вернулась домой.  Он понял, что ты подумала о его исчезновении! А когда он от своей будущей тещи узнал, что ты ходила в баню утром с Ниной, то до него дошло, что ты сказала: «Иду в баню!», а из-за всей неразберихи и неожиданности он понял не так. Он же услышал «Иди в баню!».  А тут ещё и мама сказала, что Дима – муж Нины. И что ты была сильно расстроена, наверняка, поэтому поехала к Нине. Когда все пазлы потихоньку стали собираться в готовую картинку, то не только Виктор, но и Зоя Павловна расстроилась. Она сказала, что ты в полном раздрыге  улетела в Питер. Практически без денег, совершенно не зная Питера, в ночь. Они пытались дозвониться, но «Абонент» был недоступен. Еще и Олег добавил страстей. С одной стороны Виктор обрадовался, что у тебя ничего не сладилось  с Олегом. С другой, все пришли в ужас, что вдруг с тобой что-то случилось ночью в Питере. Разбудили меня, дозвонились до Юрки, и мы договорились дождаться утра. Если от тебя не будет новостей, то мы поедем в Питер тебя искать. Так что поездка в аэропорт – это нам награда по сравнению с поисками тебя в Питере. Но если бы не Юрочка, я из тебя бы дух вытряхнула ещё у фонтана. Гордыня её заела! Бедненькая ты наша! Брошенная! Решила страдать в одиночку! А поговорить с людьми тебе сложно?! Мы же все тобой обиженные, твоим недоверием. Гадина ты, Войцеховская! Сколько людей из-за тебя всю ночь не спали. Маме твоей «скорую» вызывали. С сердцем было плохо. Убила бы тебя сама!  Хотя еще утром думала, что тебя ночью в Питере убили.  Плакала потихоньку. Или думала, что какие-нибудь придурки тебя в притон мусульманский транспортируют. Это Юрик обещал Виктору обращаться с тобой, как с китайской вазой, а я нет.

И она сильно ударила меня по плечу, а потом еще раз.

 - Эй, дамы! Вы там подачу тренируете или отрабатываете нападающий удар? Если это драка, то знайте: я всегда мечтал посмотреть настоящую женскую драку. Я сейчас припаркуюсь  и полюбуюсь!

-  Заткнись! Лучше молчи, Юр! – и она обняла меня и стала плакать.

 И я стала плакать. Я ни разу не слышала, как ревут белуги. Но в книжках читала, что так пишут. Ещё в них пишут, что выплакался, и на душе стало легче. В моем случае так не вышло, моя душа сгорала от стыда вместе со своей хозяйкой. Но Макаровой полегчало. Я, шмыгая носом, попросила прощения у них.  На что Макарова, немного уже успокоившаяся, сказала: «Маме позвони!» 
 Юрик, который все это время не вмешивался, вдруг жестко сказал:

- Не смей! Нечего маму пугать своим гнусавым сопливым голосом. Сели, успокоились и обе повеселели. И ни одной слезинки  больше. Буду я по аэропорту шарахаться с двумя ревущими коровами!

-Мы не коровы!- с возмущением воскликнули мы одновременно…. И засмеялись.

-Не-е! Я, наверное, никогда не женюсь. Ну, переспать, это понятно, потребность организма. А терпеть такое, и губить сыростью салон?! У-у-в-о-о-ль-те!

      А мы счастливо смеялись! Макарова обняла меня и радостно сказала: «Какие мы с тобой хорошенькие коровки, не то, что этот бесчувственный бык». Но Юрик на провокацию не поддался, он только качал головой и улыбался.   

      Я уже успокоилась, но на всякий случай, чтобы подлизаться, именно так, я спросила у Юрочки про свой голос и что, наверное, уже мне можно  позвонить маме. Но Юрочка разбил в своей жизни столько женских сердец и так много знал о дамских уловках, что сразу сказал, чтобы я перестала подхалимажничать. «Я бы на твоем месте уже давно позвонил и никого слушать не стал!» Я задохнулась от возмущения. Открыла рот и… тихо закрыла. У меня же никто трубку не отбирал, я сама согласилась. Он прав. Но если бы он был не за рулем! Я бы…. И что я бы?  Дааа, с Юрочкой мне не справиться!  Нет,  «худой мир лучше доброй ссоры». Я стала звонить маме. Она сказала, что чувствует себя нормально и приедет меня встречать в аэропорт. Теперь, когда она узнала, что я с Юрой и Ириной, она спокойна и довольна. 

      И вот наступило время прощания. Ирина сердечно расцеловалась с Юрочкой. Он довольно заурчал: «Ох, как я люблю целоваться! Но только с вами, других женщин я вообще не замечаю». Мы обе притулились к нему, и он нас бережно обнял. Хорошо, когда люди понимают друг друга! Мы с Иришкой душевно наговорились в машине, и поэтому расставались спокойно. «Я знаю, что мы скоро обязательно увидимся». -  «Я буду по тебе скучать, моя милая Макарова». – «Не успеешь!» - крикнула она мне вдогонку
   

Глава 3. «Жизнь моя, как эта птичка, то взметнет, то резко вниз, но всегда найдется кто-то, чтобы к солнцу поднял ввысь!»

     На борту самолета я уснула почти сразу, как только взлетели. Я лишь  немножко посмотрела в иллюминатор. Все-таки это была мой первый полет на самолете. Я совсем не боялась. Ведь я же под защитой Юрочки! Самолет его видел, и, наверняка, оценил какой он большой, сильный мужчина и преданный друг. Не мог же самолет уронить все эти ценные качества в моих глазах. Я была уверена, что полет пройдет как надо. А ещё я так хотела спать!  Я даже не уверена в том, что хотела бы продолжать такую  бурную и насыщенную жизнь, как в последние два дня. «Я хочу на пенсию». Это была моя последняя мысль перед тем, как я уснула, положив голову на грудь Юрочке. У меня так бывает часто: мне надо поспать минут пятнадцать, но так чтобы ничто не мешало. Сон должен быть глубоким.  Я просыпаюсь обновленным отдохнувшим человеком. Вот и сейчас я проснулась такой. Затем зевнула и снова вырубилась, но уже получив подушку и пледик. Наверное, Юрочка вздохнул с облегчением, я  ему создавала неудобства  в полете тем, что дрыхла у него на груди, а он старался не шевелиться.  Это я сообразила, хотя мне было с ним удобно  и тепло. С Юрочкой даже было лучше, чем с пледиком. Но зато он выпил и мой сок, и съел мой обед. Баш на баш! Но вот кресла приведены в вертикальное положение. Мы идем на посадку. И пора делать марафет. Нельзя, чтобы мама расстраивалась из-за моего плохого внешнего вида.

 Я достала косметичку, и Юрка сразу сунул туда нос и пальцы. Стал доставать то одно, то другое. Рассматривал с интересом и бережно складывал назад в косметичку. «Лен, посмотри на меня? Видишь?»  Я не поняла, что я должна  увидеть: «Нет, а что я должна увидеть?» - «Внутрь смотри!» -  Я пожала плечами. -  «Во мне умер великий гример, звезда мировой величины! Я же интересуюсь дамской парфюмерией. Я даже туалетную воду могу отличить от лосьона, дезодорант от лака, блеск для губ могу  отличить от помады. Я велик! Вот только не могу понять, как можно на одно малюсенькое веко наложить пять теней?!  А, главное, зачем?! Я продолжала краситься и разговаривать одновременно: «А это, как у  Чингиза Айтматова в одном из романов, если я не путаю. «Нам про ракеты и космос, дорогой товарищ, все понятно. Ты лучше нам скажи, как повидло попадает в конфеты-подушечки». Это, Юр, всё красоты для!»

- Лен, я тебе один старый анекдот расскажу.  Ты, уж, не обессудь! Но приходит новый русский к врачу и жалуется, что когда поест черную икру, то г…но у него черное. А если ест красную, то оно красное. Что, мол, доктор, посоветуете делать? А доктор ему и говорит: «А вы ешьте г…но, как большинство людей, и с г…ном будет все в порядке.» Я к чему это? Знаешь, сколько нам, бедным мужчинам, приходиться съедать помады: то красной, то розовой, то коричневой. А сейчас уже и зеленая пошла, и черная! Думаю, нам пора следить за стулом.
 
- Юр, как хорошо, что гример так внутри тебя и остался! А то бы из всей парфюмерии ты нам оставил только расческу. И ту с одним зубом!

- Ну, ты-то мне и лохматая нравишься! Тебе бы я волосы пятерней расчесывал, да ревнивого твоего Виктора побаиваюсь. А ты точно решила, что он твой?!  Не передумала? – акцент Юра сделал на местоимении «он», и это меня насторожило.

Было в этом разговоре что-то не только шутливое. И мне оно совсем не нравилось. Вроде, мы с Юрочкой все уже выясняли в наших отношениях. А он снова и снова заходит то с одной стороны, то с другой стороны потоптаться  на чувствах. Проверяет? « Юра, я понимаю, что ты делаешь еще одну попытку, и ты прав. Мы ведь с Виктором и с тобой не виделись полгода. Все могло измениться, но не изменилось! Давай не будем больше к этому возвращаться!»  - «Леночка! Если бы ты пила водку, ругалась матом, то при выяснении отношений в пивной тебе бы цены не было. Прямо, без обиняков, без дамских люлей!»  - «Юрочка! Мало того, что ты брат моего любимого Виктора, так ты ещё и мой друг, я надеюсь. И, как друга, я тебя люблю.  Вот поэтому всё и сразу, и до конца мы выяснили!» - «Конечно, мне бы больше понравилось наоборот. Но жизнь такая сложная штука! Я за вас с Виктором рад. Но можно мне чуть-чуть позавидовать?» - «Нет, нельзя! Виктор и так горя нахлебался!» - «Лен, прости дурака! А я кто тебе: деверь или шурин буду?» - «Пока только дурак!»  Я решила сменить тему и стала спрашивать про работу, про московское житиё-бытиё, про спорт. Так и сели незаметно! Мне понравилось летать самолетом.

Удивило только поведение людей. Стюардесса говорит: «Просьба всем оставаться на своих местах до полной остановки двигателя!» А её никто не слушает. Все вскочили, тащат сумки, выстроились в проходе. Всё, как в поезде, когда стоянка одна минута, а пассажиры выходят все.  Народ ведет себя предсказуемо. Интересно, а на кораблях как?  Бог даст, узнаю. У нас с Юрочкой багажа нет, только ручная кладь. Мы быстро выходим в зал прилета. И я сразу останавливаюсь и верчу головой. От неожиданности Юрочка налетает на меня сзади с двумя сумками, и я лечу с приличной скоростью по залу, спотыкаюсь и, похоже, собираюсь или врезаться в колонну, или  растянуться на полу, если до колонны не долечу. Но меня подхватывают чьи-то сильные руки и спасают и от синяка, и от позора. Я собираюсь поблагодарить спасителя, поднимаю глаза, и сердце мое делает «Бух!», замирает и потом быстро – быстро «Бух-бух-бух!». Меня в объятьях держит Виктор, а вокруг на полу рассыпаны розы. Много-много роз. Я никого не вижу вокруг, так как мы сразу стали целоваться. А люди, большинство, стараются  не наступать на розы, обходят их. Две девочки: одна маленькая, лет четырех, и другая, лет восьми, стали их собирать. Собрали и стали ждать, когда мы закончим целоваться, внимательно глядя на нас. Пришлось прервать это прекрасное занятие. Они протянули нам цветы, и малышка  спросила: «Вы лубите дрруг дрруга? И селуетесь, чтобы у вас были дети?» Мы стали смеяться.

 И тут я увидела, что нас приехали встречать мама с Борисом Михайловичем, Нина с Димочкой. Юрик уже со всеми познакомился, пока мы целовались. Я взяла у девочек цветы, оставив им по одной розе, расцеловала их, но они не ушли. Я обернулась к своим… Они стояли чуть-чуть поодаль... и улыбались. Я снова повернулась к Виктору…   Передо мной, преклонив одно колено, стоял Виктор. Он держал двумя пальцами красную бархатную коробочку с кольцом. «Леночка! Любимая! Я боюсь, что ты снова куда-нибудь исчезнешь и не успеешь сделать меня самым счастливым мужчиной на свете. Ты - часть меня, и я клянусь, что буду бережно и нежно ухаживать за тобой, насколько хватит моих сил и жизни. Выходи за меня замуж!» Вокруг стояли мои близкие люди, малышка с сестрой, останавливались совсем незнакомые: то ли встречающие, то ли пассажиры. Люди образовали круг около нас. Я обвела их всех глазами, они почти все улыбались и внимательно смотрели на нас. Я смутилась, растерялась…  и молчала. И стало тихо. Они стояли и молчали, и ждали, что я отвечу. Маленькая девочка подошла ко мне, взяла меня за руку и спросила: «Ты сто молчис? Не хочис зэниться?»  «Хочу, очень хочу - сначала тихо, потом  громко  сказала я. «Виктор, я очень хочу стать твоей женой. Я согласна стать твоей женой!» Он одел мне на палец кольцо и нежно поцеловал меня в губы. «Ну, вот, и позэнились!» - сказала девчушка. А люди вокруг и мы с Виктором засмеялись. А потом нам стали аплодировать и кричать «Горько!» Мы начали целоваться. Люди  спокойно пошли по своим делам.

К нам подошла сначала мама, поцеловала меня и Виктора и сказала: «Дай Бог вам  счастья!» Потом стали поздравлять Борис Михайлович, Нина, Дима, Юрочка.  Я рассматривала своё кольцо. Оно было очень красивое, и я об этом шепнула Виктору. Он прошептал мне в ухо: «Как ты!» И в этот момент кто-то тронул меня за рукав.  Я оглянулась. Передо мной стояла молодая женщина и держала за руки девочек, которые собирали для нас розы. «Извините, пожалуйста, нас,  но примите подарок от моих дочек. Это игрушка моей младшей дочери. Им так хочется вам её подарить!»  Младшая девочка прижимала игрушку к груди. Виктор поднял девочку на руки, и она протянула мне игрушку…  лохматого рыжего котенка. «Её зовут Рррызая. Это косычка. Она рррызая, как я!  Она ласковая, и не будет салапаться!» Мы с Виктором засмеялись. «А у нас живет рыжий котенок Шериф. Она будет ему подружкой»,- объяснила я  девочке. «Они тозе позэнятся», - сказала девочка и протянула  ручки к маме. Мама взяла её на руки, а я поцеловала её сестричку. И они пошли. Я крикнула им вслед: «А как зовут ваших замечательных девочек?» «Старшую дочку  - Людочкой, среднюю - Иришкой, но она сейчас у бабушки. А малышку зовут Леночкой».  «Спасибо! Огромное спасибо!» - крикнули  мы с Виктором. И они ушли.  А мы посмотрели друг на друга, и Виктор тихонечко спросил: «Неужели?» А я тоже тихо ответила: «Ужели, ужели». Наше «ужели» вряд ли могло произойти в большом столичном аэропорту. Только в моем родном городе! Я же его люблю, и, похоже, это взаимно. Нас уже позвали. Мы все, и рыжая кошечка с нами, пошли к машинам. Нас ждал праздничный ужин!

 

Глава 4. «И, как в романах мы читали: «Они тут оба зарыдали»…  Каков истории венец? Для них счастливый был конец».

     Через месяц мы с Виктором сочетались законным браком. Жаль не смогла приехать супружеская чета Макаровых и младший брат мужа, мой деверь Юрочка. Жаль! Ни четы, ни деверя.  Это я специально так говорю. В моей жизни нет официальных названий родственников, да и сами родственники, как таковые, в ней отсутствуют. Нет братьев и сестер: ни родных, ни двоюродных. Я не хожу в гости к тете или дяде. А теперь ещё нет свекрови, свекра, золовки. Зато есть «де-веррррь». И будет невестка или сноха, или сношеница.  Последнее слово мне незнакомо было. А мы теперь супружеская чета: Виктор Гусак и Елена Войцеховская.  Да, я осталась под своей девичьей фамилией. Не Елена Гусак! Это меня удивило. Я думала, что Виктор захочет, чтобы я ею стала. Я бы повыпендривалась немного,  якобы из-за женской вредности, ведь жаль расставаться с такой красивой фамилией, но потом согласилась. А Виктор сказал, что ему пока  очень нравится Елена Войцеховская. «Пока»… была в этом какая-то недоговоренность. Но не начинать же семейную жизнь со своим милым Виктором Петровичем с выяснением какого-то «пока».  Ключевое слово сейчас «милый», а не «пока». Выясню, я умею ждать.
 
«С милым». Как говорится, «с милым рай и в шалаше»...  Возможно, но всё зависит от места, времени, обстоятельств... и погоды. «С милым рай и в шалаше, если милый атташе»... Вероятно, подойдёт все выше написанное, но ещё нужен, как минимум, и милый - атташе, который или уже имеет шалаш, или сумеет его соорудить. Я шалаши строить не умею. Да и среди моих приятелей что-то ни одного атташе нет. Опять не мой вариант! А какой же мой?..

А мой вариант подошел мне тютелька в тютельку! Получилось всё неплохо. Да чего лукавить "неплохо"! Получилось всё здорово! Я счастлива! Оооо-чень! Я  и не смела рассчитывать, что мы с Виктором поженимся! Все прошло, как пишут журналисты, «в теплой дружеской обстановке», но весьма скромно. По-домашнему. «Это чтобы ты своими сияющими глазищами не подожгла какой-нибудь ресторан!» - сказал Виктор. И мне пришлось ограничиться тем, чтобы "сияющими глазищами" прожигать обручальное колечко на пальчике. Я им любовалась каждые две минуты. Оказывается кольцо, подаренное мне в аэропорту, было кольцом помолвки, репетиционным.  А настоящее обручальное кольцо украсило мой палец только сегодня в ЗАГСе. В старинном красивом ЗАГСе, мимо которого протекает… нет, не река времени, просто, река. Точнее, не просто река, а великая русская река. Это очень красиво. И торжественно. И быстро. А нашу маленькую свадьбу отмечали дома: мы с Виктором, мама с Борисом Михайловичем и Нина с Димкой. Одни молодожены! На свадьбе я получила от всех только один подарок: это был огромный, размером с крышку письменного стола конверт, в котором лежали большие разноцветные буквы с прицепленными к ним конвертиками и радуга. Я повесила буквы на радугу на крючки по цветам согласно подсказке «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Из каждого конвертика достала по одному разноцветному листочку, разложила их по порядку, и у меня получилось следующее: "Когда Очень Желаешь Знать Где Сюрприз  Фантазируй!" Каждое слово было окрашено в соответствующий цвет. Мне для угадывания было дано три попытки, и я их все профукала. Не отгадала! Хотя мне была дана подсказка, что в сюрпризе принимают участие все присутствующие на свадебной церемонии и ещё, как в старом советском фильме, "три плюс два". Считать я умела: одиннадцать, "счастливые барабанные палочки". Но вот что они собираются "набарабанить", я не отгадала!

 Я уже приготовилась к тому, что сейчас мне расскажут о сюрпризе, но не тут-то было. Они решили меня помучить. Но я знала, что «слабое звено» - это моя мама. Я "юлой" весь вечер крутилась около неё, она виновато посматривала на меня, но помалкивала. Да и Нина с Борисом Михайловичем приглядывали за ней, периодически напоминали ей, что она дала слово, что не проболтается. Виктор же на все мои вопросы отвечал поцелуем. И я понимала, что если хочу, чтобы мои губы крепенькими и здоровенькими дожили до ночи, то я должна смириться и умирать от любопытства в одиночку. Конечно, мои разлюбезные муж, мама, друзья долго не выдержали: игра в "молчанку" им давалась едва ли не с большим трудом, чем мне моё горестное незнание и неудовлетворенное любопытство. Я ещё старательно и тяжко вздыхала каждые пять минут. Они шушукались по углам, и было видно: что-то затевают. Я ждала. Терпеливо. Хотя это качество в больших объемах у меня хранится на складах моего характера, но сегодня оно было в дефиците. Пришлось позвать помощницу. В помощницы я взяла выдержку, благо спортивные занятия помогли её закалить. Пять замечательных разжигателей любопытства сдадутся на милость моей выдержке!

 И они сдались: взяли буквы  и довели до сведения «трудящейся молодёжи» в моем лице «Протокол о намерениях». Они достали нарисованную радугу. Построились, как на детском утреннике, «в линейку» и продекламировали. Вот как это  звучало:

Муж: «Красная буква «ка»: Когда? Каким образом? Куда?»

Мама: «Оранжевая буква «о»: Отъезжаем! И желтая буква «жэ»: Железнодорожным транспортом в Москву!»

Дима: «Буква «зэ», зеленая: Зачем?»

Борис Михайлович: «Голубая буква «гэ»: Гулять, так гулять! И синяя буква «эс»: Свадебное путешествие начинается!»

Нина: «Леночка, ты же знаешь, мои любимые цвета красный и фиолетовый. Первый я люблю за яркость и эффектность. Но сегодня самый яркий объект во Вселенной для тебя -  твой муж. Красный отдали ему. Фиолетовый я обожаю за таинственность. Его отдали мне.
Буква «эф»: Февраль. Годится для свадебного путешествия и февраль! Ну что там ещё на «эф»? Финляндия? Франция? Темно и холодно в феврале. А свадебное путешествие должно быть, как каникулы у Бонифация, горячее и веселое. Объявляю февраль... в Таиланде! Свадьбу гуляем в Таиланде! Нас одиннадцать: простое счастливое число! Вылетаем из Москвы, правда, через два месяца. Ну что ты открыла рот, моя красота, и не спрашиваешь: «Кто ещё?» Все свидетели и помогатели вашей любви. Все мы и ещё Иринка Макарова с мужем, разлюбезные Юрочка и Никита с .... Гитара само собой! Но он едет с девушкой своей, Мариной. Учиться у вас будет. Так что вы не подкачайте! Никаких семейных ссор в бунгальном раю. Ну, чего молчишь, Леночка? Перевариваешь?»

Я бросилась целовать всех. Я смотрела на их радостные лица.  Мы были все такие счастливые. Так вот ты какое счастье! Я сказала только, что бунгало лучше, чем шалаш. Все засмеялись. А Нина добавила, что Виктор, свет наш Петрович, лучше, чем атташе.

Как хорошо, что среди моих друзей нашлось много любителей «рая в бунгало». И если говорить о месте, времени, обстоятельствах и погоде, то всё совпало идеально.

  Я вообще ни разу не была за границей! Мне все интересно. Хотя народ пальцы веером раскидывает и с ленцой произносит: «Турция?! Египет?! Ну что вы! Мы в прошлом году были в Доминикане, а сейчас на круизном теплоходе по Средиземному. Главное, выбрать приличную палубу». - «Нет, мы на сафари в Африку!»  Но круизные лайнеры и сафари я только по телевизору видела.  Да они меня и не манили! А однажды читала интервью с одной известной дамой, в котором она сетует на трудности жизни: «О чем Вы говорите! Какие отпуска! Все время одна работа! Особенно, у мужа. Если только зимой съездим на пару недель в Альпы, а летом недельки на три в Карловы Вары. Нет, нет, какой отдых!» Я потихоньку ускользнула в ванную комнату, уставилась в зеркало и вытянула надутые губки: "Опять Таиланд!" и ... прыснула. За лето на даче я сильно загорела, стала шоколадной. Загар речной липучий, но ровный и красивый. И даже сейчас, в декабре, он был золотисто-коричневым. И вот когда я надула губы, то из зеркала на меня посмотрел тощий подкопченный поросенок с зажмуренными глазками и розовым пяточком. Мордочка была такая забавная. Я засмеялась. Смех услышал мой муж, пришлось показать и ему "счастливого поросенка".

 А заодно я ему раскрыла секрет, как я "вспоминала" его на этом самом месте в первый день после приезда из отпуска. Я медленно рассказывала и плавными движениями показывала ему, как это было. Я ему рассказываю, как я  пальцами ласково водила по соскам, а сама в это время медленно расстегиваю молнию сбоку, опускаю лиф платья, вытаскиваю грудь из бюстгальтера и уже по настоящему пальцами рисую круги на обнаженной груди. Соски от  удовольствия сморщиваются и начинают ныть. Я говорю Виктору, что после этого  я, стоя в одиночестве в ванной комнате, ощутила, что между ног стало влажно.  И в это время я поднимаю юбку, моя рука скользит по животу в трусики. Рука вся мокрая. «Я была вся наполнена желанием и вынуждена была прислониться к стене, так как голова моя кружилась. Как сейчас, - добавляю я. -  Представляла тебя, Виктор, будто ты во мне, и совершала ритмичные движения. Рукой между ног  я гладила себя, думая о нас с тобой на утесе. Я кусала губы, чтобы не стонать от удовольствия. Другая  рука  ласкала губы, шею, грудь.  Я, как в реальности, чувствовала тебя. Моё тело отзывалось на ласки.  Каждый изгиб тела помнил тебя. Я тогда одна достигла вершины удовольствия. Сейчас ты здесь, ты со мной». Я до конца расстегнула молнию, платье, приятно шурша, упало на пол. Я не стала снимать бюстгальтер. Все равно грудь я уже достала из чашечек, и она свободно и  ритмично вздымалась над ними.  Руку из трусиков я вынимать не стала, а стала ласкать свою сокровенную «точку замирания сердца» с таким забавным для моих ушей названием «клитор». Клитор… клейстер… клястер… кластер… Оооо! Какое блаженство… Присутствие Виктора и то, что он смотрит на меня, делали мою игру необыкновенно сладостной. О-о-чень сладкая мука! Мне хотелось, чтобы она не кончалась, и, одновременно, я жаждала скорейшего завершения. Виктор подошел, провел ладонью по моему лицу и груди, задержался на ней на несколько мгновений, затем достал мою руку из трусиков и стал целовать мои влажные пальцы, второй рукой снял мешающие нам мои трусики. Я с затуманенным взором, вся вздрагивающая от пробегающих по телу токов, стояла перед ним в одном бюстгальтере.  Он сам раздеваться не стал. Он повернул меня к себе спиной, отодвинул  от стены и положил на стену мои ладони. Затем требовательно, даже грубо, провел пятерней по спине. Я сильно прогнулась и непроизвольно пододвинула  к нему ягодицы. Похоже, этого он и добивался. Он проник двумя пальцами внутрь меня и стал совершать внутри круговые движения, другой рукой он ласкал мой клитор. Вот тогда-то я поняла, чем мои ласки в одиночестве отличаются от ласк Виктора! 1: 0, нет, 10:0…  О, нет-нет-нет! 100: 0 в пользу Виктора... Ох! Я сначала извивалась, потом я только мелко вздрагивала и тихонечко поскуливала. Я просто боялась лишиться даже маленькой частицы удовольствия. Я старалась, упираясь ладонями в стену, чтобы не упасть, подальше от неё отодвинуться и быть ближе  к Виктору. Моя попка следовала за движением его пальцев и тоже стала совершать круговые движения. От неожиданности ощущений, по-моему, я даже  стала дышать через раз. Вращение ускорилось, дыхание мое стало частым, от восторга я начала повизгивать. Нет, было похоже, что я тихонечко скулила. Я боялась, что Виктор уберет руки. Он убрал их только, чтобы расстегнуть брюки и выпустить из тесного плена одежды «повелителя и господина», которого я с нетерпением ждала, и ждать которого уже не было сил. Сначала были медленные ласки: вниз, касание клитора, мой стон, вверх, вздох, снова вниз, снова стон… волны блаженства следуют одна за другой, мутят разум, но я уже хочу большего. Я прижимаюсь и вскрикиваю. Мощным толчком Виктор направляет «господина» внутрь. Лишь одно мгновение я чувствую его твердость где-то внутри меня, затем эти резкие и сильные толчки заставляют меня позабыть обо всем, кроме желания двигаться в одном ритме с Виктором. Эти сильные и требовательные толчки внутри меня постепенно сделали мои мышцы крепкими и жадными до этих толчков. Они сжимали кольцо около желанного «гостя», лишали его возможности покинуть уютный гостеприимный «дом». И время стало разгоняться. И толчки, сначала сильные и резкие, стали частыми и нервными. Время ещё ускорило свой бег. У меня перед глазами все плыло и вертелось цветастым водоворотом. Эти скачки сводят меня с ума, но я не хочу, чтобы они  заканчивались. О, нет! Я очень хочу, чтобы они поскорее закончились мгновениями истинного наслаждения, которые мы с Виктором научились дарить друг другу.  Оба стона слились в один. В голове моей яркие вспышки следуют  одна за другой. Именно, их я жаждала. И вдруг откуда-то из глубины поднялся огненный пульсирующий шар. Миг, взрыв, стон и …  удовольствие, как краска по стене, стекает по нервам, сосудам, электрическим током сбегает по слизистым поверхностям  и кожным покровам. Анатомия и  биохимия любви превращается в мгновенья счастья. Наши с Виктором мгновенья какой-то безумной страсти. Вряд ли это назовешь минутами тихой радости! Дождалась… и слабость растекается по всему моему «ватному»  организму. Виктор должен был поддержать меня, потому что полученное удовольствие сделало меня мгновенно обессиленной. Будто я все силы растратила на то, чтобы каждая клеточка моего организма узнала, что такое ненасытное желание! Хорошо, что Виктор меня поддерживал, я «таяла и растекалась». Нам пришлось приходить в себя некоторое время, что бы мы могли дышать спокойно и смогли заговорить. А я ещё и потихоньку обретала силы стоять самостоятельно, хоть и прислонившись к стене. Виктор стоял передо мной на коленях, поддерживал меня под ягодицы и ласково целовал низ живота. Потом он нашел мои трусики и аккуратно одел их на меня. Я все ещё была тряпичной куклой, не способной к движениям. Затем он встал и ловко запрятал мою грудь в бюстгальтер, не забыв при этом её поцеловать. Стряхнув свадебное платье, он стал и его одевать на меня. При этом он не забывал говорить мне ласковые слова и расхваливать меня. Я «парила в небесах». Мне это было очень приятно. Когда мужчина добивается тебя и награждает тебя комплиментами, это понятно. Теплая «лапша на ушах» очень расслабляет покоряемую даму. Но гораздо ценнее и приятнее, когда достигнув желаемого, он продолжает ласкать тебя и дарить теплые слова: подогревает уже остывающую «лапшу». Короче, я млела.
 «Ты рассказала такую душещипательную историю, но сегодняшнее представление очень затронуло мою душу. И не только. Прекрасный спектакль! – сказал Виктор, - Жаль я пропустил весенний показ, но осенняя постановка, на мой взгляд, удачнее.  Замена виртуального героя на реальный персонаж сделала постановку такой динамичной! Особенно, талантливо сыграна женская партия. Блестящее исполнение, и я уверен, что актриса не полностью раскрыла свое дарование. Она обязательно порадует нас новыми ролями. Я восхищен ею». Больше он ничего не успел сказать, нас позвали. Он облизнул моё ухо и прошептал: "У нас впереди целая ночь и целая жизнь!" Ему пришлось поддерживать меня, так как представление «театра одной актрисы» закончилось тем, что актриса к концу выступления никак не могла прийти в исходную форм. Если бы я была мороженым «пломбир», то была бы сейчас лужицей из липкого мороженого, растекшегося по блюдцу между двумя расквасившимися вафлями. Если бы я была «пломбиром». Но я была, как эскимо: та же лужица, но ещё сбоку развалившаяся бестолково на тарелочке палочка, я же не могла «раскиснуть» до конца: у нас гости. Я согласна была лежать «палочкой на тарелочке», я так хотела спать, ну, или хотя бы принять горизонтальное положение. Хорошо, что когда Виктор с этой «тарелочкой» вернулся к гостям, все были заняты рассматриванием наших отелей в интернете. Они уже знали о них все, что можно узнать, и хотели показать мне.  Виктор пристроил «тарелочку» у компьютера, и все наперебой стали рассказывать ей, как они втайне готовили нашу поездку, и что меня и в Таиланде ждёт сюрприз.  Они радовались, как дети.

 И это было хорошо. Так как «эскимо» продолжало таять. Я счастливо улыбалась, делала вид, что слушаю, но в мире для меня сейчас существовало только моё влажное от поцелуя ухо, набухшие от томления груди и вновь изнывающий от желания низ живота. Клитор чувствовал прикосновение трусиков и ритмично сокращался, опять требуя ласк.  Между ног все было влажное, теплое и скользкое. Как мне это нравилось! Мне было трудно скрывать обуревавшее меня возбуждение, хотелось широко развести ноги, разбросать колени. Я с трудом сидела с видом внимательной школьницы. Я легко могла представить вид влажных волосиков в треугольнике между моими бедрами, но представить, как хорошо в неизвестном Таиланде могла с трудом. Я смотрела на фотографии отелей и видела вместо них улыбающегося Виктора… и представляла его обнаженным. Хорошо, что я сидела в кресле перед компьютером! Иначе я бы просто осела на пол. Актриса ненормальная! Решила подразнить Виктора! Я поискала его глазами. Он стоял у стены, улыбаясь.

У меня защемило сердце: мой единственный, любимый, моя половинка. Мне всё ещё не верится, что Виктор со мной, что он мой муж. Наверное, за те полгода, когда мы жили в разлуке, я, чтобы убежать от душевных мук, настолько сильно заморозила надежду на счастливое совместное будущее, что каждый с грохотом отвалившийся от промерзшей глыбы кусок льда заставляет меня вздрагивать и удивляться тому, что надежда моя не только выжила, но даже стала крепче. Я смотрю на Виктора и кусаю губы. Это чтобы не заплакать. Ведь я не боролась за него! В отличие от Виктора, который шаг за шагом шел к нашей встрече. «Я не разрешаю тебе потерять меня и не разрешу никогда», - сказал он при первой после долгой разлуки встрече. Виктор решил, что я буду его женой, и женился на мне. Я же решила, что не могу выйти за него замуж, и упивалась жалостью к себе, бедненькой. Мне все ещё не верится, что я стала его женой! Я счастлива. Но где-то во мне засела мысль, что я ещё пожалею о потерянном времени. Под видом покорности судьбе я взрастила гордыню. Судьба, прости мне этот грех! Я ласково продолжаю смотреть на любимого из моих детских грёз. Вот он, мой Ихтиандр! Или Грей? Мой Виктор! Вот счастье моё, моё, моё! Наше, наше, наше!


Все собрались пить чай со сладостями и разговорами. Выяснилось, что две дамы боятся лететь самолётом. «Лучше бы поездом или на лошадке. «Сам на коровке, дети на лошадке». «В отличие от нас Леночка уже летала. Но она хотела этого уже много лет». Это Нина вспомнила историю моего знакомства с «крылатыми птицами». Виктор, мало знавший обо мне, потребовал рассказать. «О! Она росла рассудительной послушной девчушкой, и, если бы не «пружинки  бесконечных идей» в её голове, то забот бы мы с ней не знали», - рассмеялась Нина.
 
Ну, да! В детстве я была послушным ребенком, ни в какие истории старалась не попадать. Но эти самые истории сами ко мне вязались. И немного мешали моей послушности разнокалиберные идеи, замешанные на любознательности, и всегда в избытке роившиеся в моей голове. Мама всегда говорила: «У нас столько «каш и огурцов», на целую книжку, да Носова нет записать!». Это она о моем любимом детском писателе Николае Николаевиче Носове вспоминала. Я по много раз перечитывала его рассказы. Борис Михайлович и Дима некоторые мои истории слышали от мамы и Нины, находили их забавными. А Димка ещё и добавлял, что меня надо было назвать Дениской, а фамилию дать «Кораблёва», как в рассказах Виктора Драгунского.

А в истории с самолётами ничего особенного нет. Мне было шесть, а моей закадычной подруге детства Лидочке Лисовой  уже исполнилось семь. Она пошла в первый класс. Когда я приходила к ней в гости, она поджимала губы, строго смотрела на меня и важничала: «Если ты хорошенько попросишь, то я расскажу тебе про уроки в школе». И я просила с применением секретного оружия: «Лидочка! Пожайелуста!» По-моему, я всё правильно говорила. Лидочка сдавалась. Так вот, у моей Лидочки был ещё один повод важничать: её папа, военный, был куда-то командирован, и они с мамой ездили в аэропорт его провожать. «Там было столько самолетов. Жаль, что ты их не увидишь. Они такие красивые!» - «А ты запомнила дорогу на аэродром?» - «Спрашиваешь! Сначала все время прямо и в конце налево». Два дня я вела вкрадчивые разговоры с дворником Ван Ванычем о важности самолетов и строительстве новых аэродромов, причем, говорил только дворник, а я лишь упрашивала рассказать ещё. И маршрут мне стал ясен. Моя четырехцветная ручка удобно устроилась в Лидочкином пенале, а конфета "Косолапый мишка" у неё за щекой... и Лидочка сдалась. Назавтра после её возвращения из школы был намечен поход на аэродром. Вода в дорогу закреплялась за Лидочкой, так как у её папы была фляжка, а сухари и яблоки - за мной. Денег у нас никаких не было, идти нам предстояло пешком. Главное, не забыть панамки.

 Сказано - сделано. Сначала было жарковато, начало сентября ничем не отличалось от жаркого августа. Воду быстро выпили. Мы дружно шлёпали по тротуару вдоль трамвайных путей. Когда они закончатся, нам надо будет просто повернуть налево на дорогу к аэропорту. День, трамвайные пути и продукты питания закончились одновременно. И силы тоже хотели заканчиваться. Они были на исходе, но последний сухарь, яблоко и передышка на трамвайном кольце сделали из нас вновь идейных путешественников. Смущали сгущающие сумерки, но нам же осталось только свернуть налево. Ох, уж это налево! Тротуар закончился. Мы шли по краю шоссе, обсаженного пирамидальными тополями. Шли достаточно долго. Стало темно. Но и впереди, и сзади нас была только еле сереющая лента шоссе и обступившие нас темные силуэты тополей. Мимо проезжали автомобили, изредка автобусы и машины «буханки», так называли тупорылые маленькие автобусики мальчишки, но никто на нас не обращал внимания. Аэродрома не было. Наша уверенность добраться до аэродрома исчезала с каждым следующим шагом. А еще вокруг что-то шуршало, щелкало и вздыхало. Что-то нам становилось все неуютнее. Да и что уж такого в этих самолетах?! И аэродром как аэродром. А тут ещё Лидочка вспомнила, что ей надо написать целую страницу крючочков и палочек к завтрашнему дню. И мы решили вернуться....
Легко сказать. Но глаза уже слипались, а ноги двигаться не хотели. Нужна была помощь. И помощь не замедлила явиться: мне в голову пришла замечательная идея. Мы должны идти строем и петь строевую песню.

Сказано - сделано. Идем строем и поем песню за песней. Мы вспоминали и «Коричневую пуговку», «По долинам и по взгорьям», «Катюшу» и даже песню не по сезону, но очень для нас подходящую «Маленькой елочке холодно зимой», которую вряд ли можно отнести к строевым песням. Главное, мы продвигались. Когда мы вышли к трамвайному кольцу, маршируя под песню «Солдатушки - бравы ребятушки!», на нас обратили внимание два милиционера, дежуривших на этом участке. Мы шли, качаясь, с закрытыми глазами, в панамках в третьем часу ночи и во все горло орали: «Наши жены - пушки заряжены»...

Они нас еле угомонили и с трудом добились вразумительных ответов. Потом патрульной машиной доставили нас, уснувших у них на руках, встревоженным плачущим мамам. Не спал и весь наш подъезд. Даже бабульки. А парни на мотоциклах гоняли по городу в поисках двух «глупых мартышек». Но это всё мы узнали потом. Все так были рады нашему возвращению, а причину для путешествий сочли очень уважительной, что нас даже не ругали. Ругал себя только наш дворник Ван Ваныч: «Да как же я, старый пень, не догадался, чего меня два дня Аленка самолетами изводила!» А когда Лидочкин папа вернулся из командировки, он показал нам и аэропорт, где были большие самолёты, и маленький аэродром с маленькими самолетами. И мы с Лидочкой решили стать или лётчицами, или стюардессами. Жаль только, что Лидочкиного папу вскоре перевели служить на Дальний восток, и они уехали.

Так выглядела эта история изнутри. Виктор потом заставил меня ещё раз её рассказать, так сказать, послушать участника события, хотел прикоснуться к первоисточнику. Но в артистическом изложении Ниночки она действительно была похожа на те самые "огурцы и каши "писателя Носова и выглядела уморительной. И доставили немало приятных минут слушателям. Мужская половина так воодушевилась моей историей, что исполнила с энтузиазмом песню про «солдатушек - бравых ребятушек», затем вспомнили «штормовые ночи Спасска» и «есаула с конём». Трио звучало так неплохо, что мы сначала только слушали. Но потом мама с Ниной не выдержали и присоединились. А они были мастерицы петь!

 Не пела только я. Я размышляла. Сколько я ещё нового должна буду узнать о человеке, за которого вышла замуж. Семейную жизнь мы только учимся строить. Мы, как дети, которые учатся строить пирамидку. Ведь чтобы собрать пирамидку надо иметь не только ось с главным колесом, но и много кружочков с дырочкой посередине и закрепляющую пипку. Красивая пирамидка получается, если собирать её из фигур разного диаметра и цвета. Так слова "Я тебя люблю" - это только ось. И в крепости этой оси я уверена. А с остальными фигурами сложнее. Но нам надо обязательно построить красивую пирамиду.  И правильной формы: и с математической, и с человеческой точки зрения. Пи-ра-мид-ка! Фигура номер "Раз" у меня уже есть:  мой муж хорошо поёт...



Глава 5. «Незримый ветер паруса колышет, я в этом мире не одна, вот бриг под знаменем пиратским проплыл у моего окна. За ним корабль Ассоль и Грея»…

Окно открою и, вся в белом,
Шагну на борт, и поплывем
По океану воздуха под лунным светом
 И звездным, сказочным дождем.
Огнями-бусинами города сияют,
Как жемчуга морского дна.
Светлана Бондаренко.

     Судьбою мне было дано две свадьбы: маленькая и близкая, большая, но дальняя. И по времени, и по расстоянию. Мы с Виктором поженились в декабре. Я не очень люблю…  Точнее, я терпеть не могу наши, хоть и короткие зимы. Снега почти нет, а если есть, то занесен серой унылой пылью. Определение «белый и пушистый» подходит ему также, как старому вытертому овчинному тулупу название «горностаевая мантия».  А ещё ветра!.. Я плохо уживаюсь с ветром даже тогда, когда  во всю летом светит солнышко. Даже когда ветер занимается общественно-полезным трудом: весной пригоняет стаи туч и поливает, словно из лейки, раскрашенные в нежно-салатовый цвет поля, луга, леса. Я все равно огорчаюсь, слыша, как он воет за окном потому, что тучи очень тяжелые. А уж зимой! Я его ощущаю нутром. Он залетает внутрь и через рот, и через уши, и через глаза. Без всякого разрешения гуляет сквозняком в утробе, раздувает мысли, не дает ни на чем сосредоточиться. Словом, не дает ни задуматься, ни порадоваться, ни погрустить. Он забирает меня в полон. Если ветер сильный, то мне кажется,  что все мои усилия направлены на сохранение целостности конструкции моего организма:  чувствую себя соломенным чучелом, одиноко стоящим в поле. Виктор всегда сочувствовал мне в ветреные дни, прижимал к себе и говорил: «Соломинка моя любимая!» Ради этого я готова была жить в местах, где ветер дует круглый год, ну, может, с одним выходным. Постепенно  и другие стали меня так называть. Особенно, нравилось так меня называть детям. Вот в такой декабрьский ветреный день мы и поженились. А мне было о-чень хо-ро-шо! Мне было не до ветра. Я выходила замуж за моего любимого Гусака! Честно, я об этом не мечтала. Я думала, что это нереально и… не мечтала. Но вот только что было темно и страшно, а появился Виктор, включил свет, и стало светло и радостно. Виктор-выключатель!.. Нет, Виктор-включатель!.. Смешно и радостно. И мы смеемся. Прям на регистрации, в торжественный момент!  Ай-яй-яй!  Хулюганы!

Маленькая и близкая свадьба мне понравилась. А о большой и дальней я в декабре не задумывалась. Мне просто нравилось жить рядом с Виктором. Мы оба работали, особенно, он, но я ещё и училась. Мы даже на бадминтон старались выбраться вдвоем, чтобы больше времени проводить вдвоем. Дорога туда плюс тренировка плюс дорога обратно: так и «набегало» наше « кое-что».  На бадминтоне он пришелся ко двору. Даже Славе: он уважал сильных противников, а Виктор часто «надирал ему задницу». Мы обживались и обрастали друзьями. Вот и Денис с Мариной и Женечка, услышав про наш Таиланд, сказали, что тоже поедут. Похоже, так и скупим весь отель. Нас стало четырнадцать. А потом пришли новогодние праздники, замечательные такие праздники. Я тогда поверила, что есть Дед Мороз и Снегурочка. А кто ещё мог так все здорово устроить!

Тридцатого декабря мы справляли у Макаровых  Дни рождения  Иринки и Юрочки. Угораздило их родиться в один день! Было очень весело. А вот в новогоднюю ночь праздновали в доме у родителей Виктории и Федора. Родители укатили, дети прикатили. Нет покоя большому красивому дому. Как это вышло? Как-то само собой. Так решила Вика, а она всегда своего добивается. Как? Как-то само собой. Вот такое «масло масляное»! И нас, собирающихся в Таиланд, стало двадцать. «А что студентам делать, как не шататься по разным всяким Таиландам?!» - резюмировала Вика, узнав  о ближайших перспективах. – «На свадьбу-то как охота! Федор, а тебе охота побывать на Елениной свадьбе?» - поддразнила она Федора. « Мне с Леночкой всегда и везде охота, хоть на свадьбу. Я могу даже с ней и на брачную ночь остаться», - отпарировал Федор. «Но, ты, гений, не зарывайся!» - рыкнул на него Виктор. Но совсем без раздражения, больше для порядка. Он уже тоже успел попасть под неотвратимое обаяние Федора. При знакомстве с Виктором Федор сразу определил позицию: «Наша Елена не только Прекрасная, но и Премудрая, поэтому не одобрить её выбор я не могу. Но момент для атаки караулить буду. Так и знай! Это тебя будет стимулировать беречь её и любить! А мы с тобой будем друзьями. Идет?» - «А у меня есть выбор?» - «Есть, можешь меня вызвать на дуэль по откусыванию ушей. Даже если ты победишь, я все равно останусь в выигрыше. Я буду подписывать картины Ван Гог-2. Но дуэльствовать будем после Таиланда». И все рассмеялись.

 Итак, четырнадцать плюс Вика, Сева, Федор, Монстрик, Рита и… Серега. Куда ж без него! Итак, таким составом мы и поехали отдыхать в Таиланд. Сначала на два дня в очень небольшую, но очень недешевую виллу, расположенную на холмах в Чалонге, с потрясающим видом на Адаманское море и совсем недалеко от церкви Ват Чалонг. Это в монастыре с таким смешным именем Ват Чайтарарам. Сначала на вилле была подготовка к церемонии в виде Спа-процедур, чтобы снять усталость от перелета и акклиматизации, потом мастер-класс от шеф-повара  и девичник, и ночь, когда я ночевала с Викой. Виктора со мной нет. Мы постимся,  чтобы слаще была следующая ночь. А вот на следующий день, точнее, вечером  была сама церемония и бурная ночь после воздержания…  М-м-м-м! Ночь…   А утром мы уже  поселились в  симпатичном отеле на берегу теплого моря. И нега с нами устроилась, и лень, с ними любознательность, тяга к новому и экзотика окружающего мира справлялись с трудом. Но справлялись и побеждали. Мы каждый вечер куда-нибудь выбирались.

 
В отеле в Чалонге нам пошли навстречу и устроили всех наших, хотя располагали небольшим количеством свободных вилл. Но все решилось к обоюдному удовольствию договаривающихся сторон. А вот в отеле, расположенном на пляже Накалай, мы совсем уж без проблем отдыхали целую неделю.  Я, возможно, очень подробно всё перечисляю, но перечисление доставляет мне удовольствие…   Балдеж! Словно красивые ровные крупные жемчужины перебираю. Мне кажется, что я могу по минутам вспомнить это сказочное приключение. Золушка, танцующая  с принцем на балу, меня поймет. У меня нет хрустальных туфелек, а, вот, принц есть! Я помню все по минутам, но мне так жалко делится ими. Я  уже завела второй ящичек. Первый называется «Мечты», а второй – «Счастливые дни». Я туда складываю всё самое-самое, уже туда спрятала  многое, а теперь вот сложила свою незабываемую свадьбу в Чалонге. Ключ спрятала. Не дам!  Это же не обычное туристическое путешествие. Вот про парк «Фантаси», про шоу-кабаре « Симон», где собрано столько трансвеститов, я могу рассказать. Не сказали бы, что трансвеститы, я бы и не поняла.  Меня все в Таиланде удивляло. Но это же моя первая и единственная поездка за рубеж! Для меня поездка в Таиланд, что полет на крыльях  экзотической бабочки для Дюймовочки.  И ещё… Я уже было собралась подумать про нас с Виктором, что мы какие-то сексуально-озабоченные маньяки. Чем больше наши тела покрывались загаром, тем больше эрогенных зон на них появлялось. К какой бы части моего тела Виктор не прикоснулся, сразу же появлялось желание. И хотелось сделать ЭТО здесь и сейчас. И если был, хотя бы намек на возможность осуществимости наших сокровенных желаний, они выполнялись с огромной долей сообразительности и изобретательности. Где только можно и нельзя! Однажды ночью мы с Виктором лежали на пляже, восстанавливая силы, и он тяжко вздохнул. «Почему так тяжко?»  - спросила я.  «Такая заманчивая золотая луна, а нами не охваченная. Там мы этим ещё не занимались!» Мы стали смеяться. Не зря говорят, что смех заменяет сто грамм сметаны. И нам стало восхитительно и на планете Земля. Обошлись и без Луны. По-моему, мы даже дышали реже, чем хотели. Между вдохом и выдохом и между выдохом и вдохом есть паузы, я же хотела всегда. «Сигнал» между ног не отключался ни на секунду.  «Зуммер» гудел тихо, но постоянно.  Обозначал  «Готовность №1» независимо оттого, чем я занималась: завтракала, плавала, разговаривала, спала. Сны я видела только сексуальные, про это и говорит нечего. «Зуммер» не был слышен только во время наших с Виктором любовных утех. Но потом я присмотрелась и поняла, что атмосфера, сам воздух Пхукета также действует и на остальных. Так вот почему мы нечасто встречаемся! То-то неслышно звонкого голоска Нины. Мама не волнуется, что я обгорю. Ну, ужинаем вместе, ездим на экскурсии, а потом «раз»…   и компания,  отвеселившись и  отсмеявшись, разваливается. Все «погрязли» в любви! Нет, «окунаются в море любви». Не так! Все сначала блаженствуют в этом море, потом  восстанавливают силы и вновь предаются блаженству. Хорошо устроились! А я  даже потеряла «поклонника шпионок» Сереженьку.  Не зря Евгения с древнегреческого переводится, как «высокородная, благородная». Мой бывший «рыцарь» поменял госпожу. А Женька, моя строгая Женька, с удовольствием приняла его ухаживания. Она призналась мне, что влюбилась. Может, поженятся? Это было бы замечательным подведением итогов нашей поездки в Таиланд,  Эдема для влюбленных. Тогда я задумалась, а как поживает в этом плане мой второй доблестный «рыцарь» Федор? Да, и Юрочка?  Наши красавцы только на рыбалке не были окружены стайкой тайских девушек, а в остальное время!.. Только и слышался щебет этих райских пташек: «Юя!», «Едя! Да, «мир ярких красок»  благоволит любви.    И это называется отдыхом!  Своего рода экстремальный туризм, его разновидность: «любовный» туризм. Оказалось, подходящий для нас с Виктором вид туризма. Вот такая она вторая свадьба: она  для нас большая-пребольшая… далекая-предалекая… и очень – пре очень…  Может, страстная? Да… Может, нежная? Ещё какая!.. А может, незабываемая? На всю оставшуюся жизнь!..

             

Глава 6. «А может, существую во Вселенной в прошлом и будущем одновременно? Везде сейчас?»

Незримый ветер паруса колышет,
Я в этом мире не одна,
Вот бриг под знаменем пиратским,
 Проплыл у моего окна.
За ним корабль Ассоль и Грея…

Светлана Бондаренко.

      Может, я существую и в прошлом, и в будущем, как пишет Николай Кофырин? Но существую ли я сейчас? Сегодня? «Везде сейчас?» Нигде сейчас! Интересно, можно ли назвать мое существование жизнью?  Нужно. Я вот не верю в магию чисел или имен. Точнее, не верила. Сейчас сомневаюсь.  Может, цифры судьба рисует?..   Моя учительница по математике Асия Ринатовна Хусаинова жила математикой, любила математику. Даже хобби у неё было под стать этой любви:  решала задачки по математике. «Мир цифр – это огромный мир. Мир красоты, точности и…  магии цифр», - я помню, как воодушевленно она это говорила. Но мой мир чисел  вызывает у меня оторопь.


Сегодня двенадцатое ноября – День ангела Святой Елены. Именины Елены, праведной королевы Сербской. День, выбранный для нашей долгожданной встречи нашей подругой Ириной Макаровой. Ей судьба его подсказала. День очень большого события для меня -  День рождения Илюши Гусака. Сегодня Илюше исполнился годик. И два года, как Виктор приходил ко мне с признанием в любви, но…   Но так ни разу нам и не удалось с ним вместе быть в День Святой Елены!

 Были гости. Были даже неожиданные гости. Заходила Сонечка с Жорой и своими краснощекими двойняшками Ванечкой и Манечкой. Кудрявые головки  - это в Соню. У Манечки кудряшки мамины – черные, а у Ванечки волосики русые, в папу. У Манечки волосы забраны разноцветными резиночками в четыре торчащих хвостика. Ванечке сделали один хвостик сзади. Ванечка насупленный и серьезный. Манюша улыбчивая и вертлявая. Будешь тут насупленным и серьезным, когда сестра ходит за тобой с вытянутой рукой и сжатыми в кулак пальцами! Стоит Ванечке притормозить, как кулачок сестрички упирается в спину или бок. Куда придется! Они зашли на минутку, только поздравить. Илюша спал, и их не увидел. Зато он сегодня неожиданно нашел себе заботливую няньку. Асия приходила со старшей дочкой Софией. Красивая девочка! Попросила разрешения поиграть с Илюшкой. У нее так все ловко получалось. Она его даже кормила. Ася не нахвалится: «Помощница растет. Она даже с Николенькой остается сама. Справляется».  Мы с Асей теперь не вместе учимся, я же академку оформляла. Но перезваниваемся часто, иногда гуляем вместе. Ася - мой бальзам для души. Она  меня может успокоить, посоветовать.  Я же совсем беспокойная мамаша.  Когда пришли  Ася с дочкой, у меня была Наденька, моя подруга с работы. Они друг другу понравились. А я подумала: «Как много хороших людей возле меня!»

Вечером приехали  Борис Михайлович,  Димка и Юрочка. Ниночка осталась с Алешей дома, у него режутся зубки, поднялась небольшая температура. Мы с ней отметим позже. Илюша был доволен своим Днем рождения: он любитель посиделок на ручках. Мне обычно некогда за делами, а уж сегодня он посибаритствовал: и Борис Михайлович, и Дима, и Юрочка не давали ему покоя: и подбрасывали, и щекотали, и катали, и качали. А потом он пригрелся на руках у родного дяди Юры и уснул. Сейчас он спит и улыбается. Радость моя! Счастье мое! Жизнь моя!

Но вот все ушли. Юрочка и Борис Михайлович  хотели остаться  помочь. Но я сказала, что справлюсь сама. И они, проявив чуткость и деликатность, не стали настаивать. Юра только шепотом спросил: «Не будешь плакать?» Я отрицательно покачала головой. Я очень  хочу побыть в одиночестве. Я почти год жила, как сжатая пружина. А сейчас я хочу быть в одиночестве, только среди воспоминаний. Свершилось. Я одна. Мне трудно было быть сегодня среди людей, но я понимала, что я должна разделить с ними и радость, и грусть. Это ведь первый День рождения сыночка, такого желанного. Трудно нам далось проживание этого года, но мы справились. И вот в комнате горят светильники-свечи: белая, розовая, красная и зеленая. Почти два года назад, в День Гусака, они впервые вошли в мою жизнь и стали раскрашивать её по своему усмотрению. Цвета смешивались, иногда разбавлялись до нежных оттенков, а то пламенели огнем, были периоды, когда они смешивались некрасиво, в противные грязные кляксы. Но они были. А потом погасли, и жить без света стало невозможно. Темнота навалилась каменной глыбой,  и лето стало черным.  Я перестала радоваться любимому лету. Без радости я стала серой: жизнь стала серой. А мне всё равно! И тогда эти фонарики вступили в неравный бой с чернотой и серостью, почти потухли, но не сдались и, как стойкие оловянные солдатики, несут свою верную службу, не дожидаясь от меня благодарности. В детстве мама мне читала сказку о красках, и они стали для меня одушевленными. На вопрос «Что тебе купить на День рождения?» я всегда говорила: «Краски!» А на вопрос «Что ещё тебе купить?» ответ был неизменным: «Ещё краски!» Но сейчас так мало разноцветья в моей душе. Даже нет сил вспомнить название этой замечательной сказки.  Так сложились обстоятельства….  в эти мои два  года длиною в целую жизнь.

Вот сказала «обстоятельства» и вспомнилась школа….

Когда я училась в восьмом классе, меня очень увлекали книги о жизни художников.  Случайно удалось познакомиться с книгой Анри Перрюшо «Сезанн». Книга мне очень понравилась, и удивил эпиграф: строки из романа Эмиля Бурже «Птицы улетают, а цветы осыпаются». Они идут эпиграфом к одной из глав во второй части романа. Об Эмиле Бурже я не слышала тогда, но эти строки сделала девизом. Красиво написала их и положила под стекло.  Меня потрясло даже название романа "Птицы улетают, и цветы осыпаются". Какая щемящая грусть в этих словах!

«Успех, монсеньер, - это все, а между тем, что он доказывает? Ничего... Он зависит от места, от времени, от обстоятельств», - вот что было написано на обратной стороне красивой обложки от шоколадки с  репродукцией картины Кустодиева  «Баня». Все думали, что меня прельщают роскошные формы барышни или «веника шикарного», как говорил «Кудряшка». А я девиз там прятала!
 А сейчас я девиз сменила, точнее, меняю  в зависимости  от вопроса, который  в данный момент выедает, как червяк яблоко, мой мозг. Если это: «Но почему?», то я как заведенная талдычу: «И этот голос ваш, и полумрак, и пролитого кофе знак – всё предвещало мне беду…».  А если это:  «Как жить дальше?», то в голове крутятся другие строки, написанные для таких, как я, Светланой Бондаренко:  «Как пережить несчастный этот рок? Когда прилипнет серая тоска, и одиночество постылое пристанет…»

Строчки крутятся в голове заезженной пластинкой с шипением и щелканьем. А хочется их кричать  во весь голос, выть, завывать, подвывать, вопить…. Ну, что там еще можно делать, лишь бы стало хоть на йоту, на малую толику легче!   Нельзя жить молча! … Нельзя …. Нельзя шуметь…. Илюша спит.
Я помню, как в школьные годы мой тренер по легкой атлетике Вячеслав Сергеевич учил меня держать баланс: «Найди перед собой точку, зацепись за неё глазами и держись за неё крепко-крепко». Чтобы жить дальше, я точно знаю, надо мне за что-то уцепиться, чтобы не утонуть в море из горя. И я дала себе обещание, как только Илюше исполнится годик, я напишу повесть о нашей с Виктором любви. Я «зацепилась» за чистый лист. Да ведь лучшего собеседника и не найти! Он, чистый гладкий белый лист, не будет приставать к тебе с вопросами, сбивая с мысли, не будет хихикать, раздражая неуместностью этого самого хихиканья, не будет кривить губы от  снисходительности или удивленно поднимать брови от недоверия. Он будет тебя слушать и слышать. Он будет дышать с тобой унисон.
«…Все зависит от места, от времени, от обстоятельств»….
 
Место...

 Мой любимый родной город. Город моей детской беззаботности, солнца и радости, веселой волнующей юности и ярких красок. Город страданий,  любви и страсти, надежд и счастья. Город смерти…

Время...
 
Какое оно разное время! Если взять первый наш с Виктором февраль, точнее, конец февраля, то сказочное время. Ту зиму мы закончили свадьбой в Таиланде. Сердце мое замирает, трепещет и совершенно бессовестным образом собирается остановиться, чтобы сохранить мгновения нашего с Виктором опьянения от счастья, мгновения  наслаждения друг другом. Я помню, что я в Таиланде все время ходила с глупой улыбкой на лице. Мне очень хотелось ходить с открытым ртом, но я подумала, что это уже перебор. Когда мы приехали на виллу, где должна быть свадебная церемония, Виктор спросил: «Ну, как?» А я ответила: «Тундра!» Он так удивился моей реакции: «Почему тундра?»  - «Не знаю!..  Нет, знаю… Короче, про человека, находящегося в ступоре, обалдевшего, ну, на которого оторопь напала и довела его до полной тупости, у нас в классе говорили «Тундра!» Как я сейчас. Это я знаю. А вот почему вспомнила, именно, это, не знаю. И вообще, сказочник, не приставай! У меня от всей этой неожиданности дыхание сперло.  Мне надо раздышаться, чтобы не пропустить ни одного мгновенья нашей сказки. Я же впервые начинаю жить в ней». Виктор обнял меня, и мы так простояли несколько минут, не шевелясь. И я смогла дышать спокойно. Мне рядом с Виктором всегда нравилось всё: трава, деревья, дождь, заборы, лужи, грязь, хлеб, соль, снег…   Мне нравилось жить рядом с ним. А уж в Таиланде, на отдыхе, в свадебном путешествии! Да ещё рядом со счастливыми друзьями! Тут даже говорить не приходиться, что  я восхищалась каждой прожитой минутой.

 Но все чувства кажутся окрашенными в приглушенные пастельные тона по сравнению буйством красок моих эмоций, когда я увидела корабль с алыми парусами. Корабль мечты… стоял у причала…   Разве мечта, которая никогда не могла быть исполненной, может стоять на якоре у причала?! Про меня можно было сказать «Сколько тундр!» И если безумный восторг – это то состояние, когда диаметры окружностей широко распахнутых глаз и рта становятся одинаковыми, то я была  олицетворением этого состояния. И я сделала то, что так плохо умела делать, и что мне всегда давалось с огромным трудом: я заплакала. Сначала я это делала тихо, неслышно, незаметно. Никто не понял. Потом у меня прорезался голос, и плач перешел в рыдания. Но никто не стал утешать меня, так как думали, что этим займется Виктор. А он от неожиданности растерялся. И я так  и стояла одна и лила, как героиня детского мультика, крокодиловы слезы. Потом все дамы бросились меня утешать, получилась «куча мала», набили шишек, чуть меня не столкнули в море и сами еле удержались на причале, хотя и попадали. Но стали смеяться. Стоявшая позади нашей кучи мужская половина компании сначала удивленно смотрела на нас,  а потом они уселись рядом с нами и тоже стали смеяться до слез. Как смогли, так и развлекли зевак вокруг! Виктор сидел рядом со мной, обнимал меня за плечи и целовал мои влажные глаза. «Красавица моя, у тебя есть личный персональный Грэй, готовый за тебя в огонь и в воду!  И теперь ты сама должна писать романтическую историю своей жизни. «Волшебник» Грин здесь тебе не поможет. А я буду твоим соавтором. И теперь мы уже будем не Ассоль и Грэй, или, как его, Ихтиандр, а будем Ильфом и Петровым. Ты кем хочешь быть: Ильфом или Петровым?»  Я тогда сказала: «Я хочу быть долго-долго Гусачихой.  Мы будем «Два веселых гуся»!»  И мы все дружно поднялись и побежали к яхте с алыми парусами.

 А потом пришла Весна. Она с самого моего детства  всегда радость приносила, а в прошлом году она столько счастливых денечков прихватила для меня. Весна  была ранняя и не сильно ветреная.  И запах акации, запах моего страха, растворился в наших с Виктором днях, будто это было не в этой жизни или не со мной, или  не весной. В нашей с Виктором весне аромат цветущих яблонь  стал запахом счастья, благоухающая сирень, как у Елены Сербской, стала символом нашей любви.  В мае мы с Виктором ходили на выставку сирени. Я даже  купила по этому поводу длинное платье без рукавов с широкой юбкой, где по подолу шел красивейший купон с ветками сирени. Какой только сирени мы там не увидели:  темно-фиолетовую, бледно-розовую, голубую,  белую. И как сказал Виктор: «И даже сиреневую сирень, наверное, праматерь всех остальных». А после мы гуляли в парке среди кустов сирени настоящего сиреневого цвета, искали цветочки с пятью лепестками, соревновались, кто больше найдет и… съест! И будет тому счастье! И Виктор победил. Он был горд и шептал мне в ухо: «Я победил!  Я победил!» Но я остановилась, шутливо нахмурилась и заявила: «А вот и нет!  Я победила!»  «Как это? С чего бы?» - удивился Виктор.  «А потому, что я знаю, что у меня в животике растет маленький ребенок, а ты нет!» Ой! Вы бы видели его лицо… огорченное. «Ну, да! Тогда, конечно. У меня в животе не может расти маленький….» И тут до него дошло…. Ребенок!  Он встал на колени, стал целовать мой живот, потом приложил ухо и сказал: «Я его слышу!» - «И видишь?» - «И вижу и слышу, и мы с ним уже дружим! Эй, ребенок! Я тебя и твою маму люблю! И сирень теперь люблю!»  Он прижал меня к себе, и мы просто, молча, стояли. Я, думаю, он вспоминал Илюшу. Я тогда решила, что обязательно надо нам мальчика. Нашего Илюшу.

 «Прекрасная Весна, почему ты уходишь?» -  «Я вернусь. Не грусти! Я привела к тебе твое любимое  Лето. А оно уступит место Осени. И твоему любимому ноябрю. Ты же уже любишь ноябрь?» - «Уже, очень! Осенью же День Гусака и именины Елены Сербской!» - «А вспомни прошлую Зиму! Свадьба дома, свадьба в Таиланде! Неужели тебе Зима не нравиться? А если я тебе напомню о Новогодних каникулах с Виктором в Москве, когда ты у каждой светящейся елки на площади стояла с открытым ртом и ловила снежинки. А огромные, покрытые снегом лапы елей на даче родителей Виктории и Федора, где вы встречали Новый год? Виктор стряхивал на тебя с них снег. Снег попадал за шиворот, а ты смеялась, И Виктор смеялся, и вы падали на снег и кричали «Ураааа!»  Ведь здорово зимой?!» - «Здорово, я теперь и Зиму люблю. Декабрь…. Месяц, когда была первая наша свадьба. Ветер так старался  сделать из моей юбочки парашют, что Виктор не выдержал и шутливо заворчал:  «Это свадьба не со мной, а с ветром! Он заглядывает тебе под юбку, приподнимает её и любуется твоими красивыми длинными ногами. А я должен соблюдать приличия. Я ревную тебя к этому шалопаю. О чем я думал, когда согласился на невесту в мини?!» Зато в феврале на второй нашей свадьбе в Таиланде он говорил по-другому: «Хорошо, что платье мини, а то бы пришлось отдельный чемодан заводить под твой свадебный наряд!» А я была в макси! Виктор удивился, и его лицо стало таким смешным!»  -  «Да, Леночка! Ты схитрила! Я тоже иногда так делаю. Бывает, спрячусь в марте, а Зима не может меня найти, чтобы попрощаться. Начинает злиться: снегом напоследок швыряет да ночи морозит.  А я лишь днем  выгляну, ручьев наделаю и снова спрячусь. Это я специально хитрю, чтобы Вы, люди, вздыхали и говорили: «Уже ведь март! Скорее бы весна пришла!» А я смеюсь и радуюсь! Могу схитрить и в апреле, и в мае. В мае мне нравится Лето дразнить. Оно готово в твоем городе по полгода гостить, и все ему мало. Притворюсь, что заснула.  А Лето  видит, что меня нет на посту, хватает жару и тащит её в май, надрывается, но тащит! Красное такое становиться. Его и зовут «Лето красное». А я возьми да напущу прохладным утром озноб на его жару. Вот смеху-то смотреть на его удивленное лицо.  Да только наши с тобой хитрости какие-то беспечные, безобидные: видны, как на раскрытой ладошке. Это я опять про твою динную белую юбку вспомнила, которую ты надела под платье на свадебное  торжество на вилле в Пхукете. Ты ещё в ней потом в море Адаманском  плескалась, когда вы вернулись с шоу трансвеститов. Смешная ты!»  -  «Это я купила красивый дорогущий итальянский гипюр и сшила длинную юбку под мини платье. Спрятать её в чемодан было легко.  А как трудно было спрятать  шляпу, которую я заказала из того же гипюра! Спасибо, Ниночке! Выручила. Знаешь, моя дорогая Весна,  хоть это были зимние денечки, но я чувствовала  твое присутствие. Такая распрекрасная погода была и столько цветов!» - «Да, уж мы с Лето постарались! А вот Осень надулась: «Она должна больше всего любить ноябрь, это я её с Виктором соединила!» Пришлось напомнить этой ворчунье, что познакомились-то вы весной. Она добрая, когда приходит. Просто со временем становиться хмурой, холодной и неприветливой. Завидует Зиме с её белым снегом. Иногда из вредности засыпает снег пылью или заливает грязной водой». – «Да с этим чертовым Гусаком я сама набекрень стала: все месяцы полюбила. Только бы Лето на меня не обиделось.   Раньше я только его любила! Но мне жаль, что ты уходишь. Ты прошлый год такая необыкновенная была.  Лучшая в моей жизни!» - «Чтобы знать, что лучшее в жизни, надо эту жизнь прожить. Живи долго и счастливо, а я побегу, а то Лето хмурится, грозой грозится. Смешно получилось?! Побегу,  Лето сильно ревнивое. Лету красному, распрекрасному надо, чтоб только его любили». И Весна улетела, разогнав одинокие последние парашютики с запоздалых одуванчиков. И издалека до меня донеслось: «Мне так жаль… прости… за март». И я вспомнила март…

О том, что  весна уже недалеко, первым сообщал мой нос.  Еще вокруг неуютно по-зимнему, но ноздри уже начинают  раздуваться. В воздухе появился этот манящий, острый, обещающий радость запах весны. Это как у французов говорят об аромате духов. Женские духи должны сказать: «Я ушла, но я ещё здесь». Так и весна говорит: «Меня ещё нет, но я уже здесь». Я очень любила это время. Но вот март прошлого года…



Глава 7. «Неужто леший шутки шутит, свою заводит он игру и призраками разум мутит?»

Усну, приснится удивительный сон,
Где белые вороны и розовый слон,
Оранжевое небо, малиновый звон!
Проснусь – понять ничего не могу.
Серая ворона клюет бечеву.
Переклевала, сказала: «Лети!»
Где сон, где явь – поди разбери.

Светлана Бондаренко. Калининград

     Из Таиланда мы вернулись в первый день весны. Отдохнувшие, загоревшие. «Неприлично светишься изнутри. Вызываешь у мужчин желание поклоняться, а в женщинах будешь чувство зависти. Поверни реле, уменьши яркость для спокойствия окружающих тебя сотрудников», -  сказала Наденька, когда я вышла первый день на работу. Я засмеялась и ответила: «Есть такое нестрогое философское учение, вроде у французов, которое говорит: «Наслаждайся и доставляй наслаждение, никому не делая зла».  Наверное, я его сторонница. Надь! Просто, я утром просыпаюсь, перед уходом вижу Виктора и получаю дозу счастья и любви. Это как хорошая радиация. Свечение от этих чувств держится до следующей встречи». «Ну-ну!» - сказала Надежда, покачав головой.  Приближалось восьмое марта. Мама, Нина и я ждали его с нетерпением. Первый женский праздник, который мы встречаем не только на работе, но и дома с нашими мужчинами.

Виктор получил приглашение на официальное празднование, и я, как его супруга, должна была присутствовать. Потом праздник должен был продолжиться в коттедже у одного из его партеров по бизнесу. Я там никого не знала, предполагала, что мне будет некомфортно, но посмотреть как живут владельцы таких коттеджей нашей «Рублевки» было интересно. Это, по-моему, для девочки из бедной семьи извинительно.  Да и любопытно было взглянуть на людей, с кем Виктор общается. Особенно, на Марину. Татьяна Петровна описала её как красавицу. Я даже скачала старый фильм «Гадюка» и посмотрела. Актриса Нелли Мышкова мне понравилась. И предстоящий праздник я рассматривала не как официоз, а как развлекаловку. Но как я должна выглядеть?  Мы этот вопрос решили с Ниной быстро. «Главное, не затенять природные данные». С этим настроем мы выбрались в магазин, выбрали очень простое, без рукавов, без украшений,    облегающее  темно-серое платье  из гладкой ткани. Вырез был фигурный, но, на мой взгляд, мог быть поскромнее. Да и разрез сзади впечатлял! Но так как в дополнение мы подобрали удлиненный кардиган из черного гипюра с плотным рисунком без подкладки, застегивающийся на одну пуговицу, с длинным рукавом, то вид признали удовлетворительным, приличным.   Черные лодочки на высоком каблуке и тоненькая золотая цепочка довершили образ строгой  молодой женщины. Волосы я  просто  закрутила в узел и заколола большой  черной пластмассовой, но вполне приличной заколкой. Надеюсь, что праздник не остановят  из-за моей заколки из несолидной пластмассы.  «Нам бы необыкновенный шляпец, и английские лошади могли бы играть в поло без инфаркта», - завершила мою подготовку к выходу Нина. Виктор сказал, что все великолепно, но без всего этого ему нравится больше. «Ради тебя мы сейчас все это быстренько снимем, и возьмешь её в театр натуральной»,  - отреагировала Нина. Виктор ухмыльнулся: «Первая часть предложения звучит заманчиво. Может, черт с ним с театром?» - «Ну, уж нет!  Мы пахали, работали. Урожай собран. Иди, гордись!»   

И мы ушли. И мне не показалось, что это очень тяжкое мероприятие. Представление в театре порадовало. Да и на приеме в коттедже все было нормально, только непривычно. Я очень устала от калейдоскопа незнакомых лиц, с которыми меня знакомили. Кстати, Марина мне понравилась. Она была приветливая, уделила мне много времени: короткими, но достаточно едкими репликами рассказала про «блюдо в котле», в котором варится мой муж. И «рецепт» мне показался очень даже непростым. Марина со своим кавалером сидели за столом далеко от нас. Когда Марина отходила, она внимательно посмотрела мне в глаза и тихонько сказала: «Не навреди, но будь осторожна!» Пока я обдумывала её фразу, она, весело щебеча что-то своему приятелю, пошла к столу. Виктор, которому пришлось несколько раз оставлять меня в малознакомой компании, подставил мне руку «кренделем», и мы тоже пошли к столу. Есть мне совсем не хотелось, хотелось домой. Но я поняла, что ещё не время. Я приветливо улыбалась и думала о том, как хорошо бы  сейчас играть в бадминтон. Мне было жаль пропущенную тренировку, на которой нас наши мальчики должны поздравлять с праздником. Хотя я допускаю мысль, что не одна я хотела бы поменять вечеринку на любимое занятие. Но что-то заставляет этих людей быть здесь.  Возможно,  это больше для дела, чем для удовольствия.  Хотя с моим опытом, я вряд ли вправе делать какие-то выводы, тем более такие скоропалительные.    Похоже, сценарий вечера прописан не на один час. Народ уже был прилично пьян и распустился почище мартовской мимозы, что мне было удивительно.  Надо бы вместо «прилично» написать «очень сильно», но, опять же, это на мой взгляд.  А «монастырь» - то чужой!   Когда народ начал покидать разоренные столы, в соседнем зале зазвучала музыка. По-моему, помещение такого размера и комнатой-то неправильно называть. Надо сказать, танцы с малознакомыми партнерами в разных стадиях опьянения меня доконали окончательно. Мне стало жарко и грустно. Я сняла кардиган, но не знала куда его пристроить. Просто перекинула через руку и устроилась чуть в стороне, у двери.  Виктор куда-то отошел.  Подошла Марина и, смеясь, меня пожалела.  «Что, закружили тебя пузаны? Скоро можно уже будет отбывать.  Но здесь есть и библиотека, и зимний сад.  Там редко кто бывает.  Это по коридору направо». Я её поблагодарила и сказала, что воспользуюсь её предложением, только Виктора предупрежу. «Я передам», - сказала Марина, и я отправилась на поиски уединения.   Приоткрыв дверь, ведущую в библиотеку, я услышала, что там кто-то ведет негромкую беседу. Я не стала входить. Отправилась  в зеленый сумрак прямо по коридору. Это был зимний сад. Зеленый свет шел от подсветки внутри чаши негромко журчащего фонтана. Этот изумрудно подсвеченный фонтан да ещё свет от разноцветных фонариков на дорожках за окном напомнил мне шоу фонариков в моей ванной осенью. Мне стало и радостно, и грустно одновременно. И если в моей ванной все казалось волшебным и таинственным, то здесь свет ощущался незваным  гостем, был зыбким и ненадежным, словно в любой момент мог исчезнуть. Мне захотелось уйти, но в зимнем саду никого не было, и я осталась. Просто переместилась к огромным от пола до потолка окнам веранды, поближе к цветным фонарикам, в их праздничный свет. И не зря.

Я увидела за окном четверых мужчин, ведущих беседу. Один их них был  мой муж. Я прислонилась к косяку и стала любоваться Виктором, стоящим ко мне лицом. Он выглядел спокойным, безмятежным. Но потом я заметила, что глаза его иногда щурятся. А это обычно  случалось  или в минуты сильной сосредоточенности, или при крайней раздраженности. Я внимательно стала наблюдать за ними. И хотя Виктор улыбался, у меня сложилось впечатление, что разговор, который они ведут, Виктору неприятен. Я так увлеклась, что  вздрогнула от неожиданности, увидев на стекле около лица крупную мужскую кисть. Черные волоски на пальцах, ухоженные ногти и неожиданно тонкое золотое обручальное кольцо. Хотя в кино, наверное, это должна была быть массивная печатка или, как в «Бриллиантовой руке», крупный перстень с камнем. Кисть выглядывала из рукава  мужской белой сорочки. Рукава пиджака видно не было. Кому-то, как и мне, стало жарко. Я растерялась и не повернулась сразу.   Затылок потеплел от чужого частого дыхания, наполненного запахами прошедшего ужина, выпитого алкоголя. К сожалению, у незнакомца не все в порядке было с желудком. Резкий аромат  мужского парфюма догнал эту адскую смесь и сделал её,  мягко говоря, одуряющей.  Я скривилась и подумала: «Боже, какая бурда!».  «Любуетесь своим мужем?» -  тихо спросили сзади хриплым голосом с едва заметным акцентом. Я хотела отстраниться и повернуться. Во-первых, чтобы оказаться на расстоянии от незнакомца или знакомца, если меня с ним знакомили. А во-вторых, я должна была рассмотреть столь неприятного своей бесцеремонностью мужчину. Эти несколько секунд промедления были расценены подошедшим совсем неожиданным образом: он всей массой грузно навалился на меня, прижав к стеклу.  Я почувствовала, что брюки скрывают бугор твердой мужской плоти, ритмично пульсирующей у меня на копчике.  Я не двигалась, ожидая продолжения. «Он недорогая и хрупкая оправа для такого бриллианта, как ты», - услышала я. И хотя одна моя грудь больно врезалась в металлическую раскладку окна,  я не шевелилась и молчала. Ждала момента, когда он ослабит хватку, чтобы оттолкнуть и ускользнуть. Ну, не изнасилует же он меня в зимнем саду! « Я весь вечер за тобой наблюдаю», - раздалось у самого уха. Он, не отпуская меня, опустил одну лямку с плеча и поцеловал его. Приняв мое молчание за согласие, он задышал чаще, провел языком по шее, убрал руку с окна, положив мне её на низ живота. Это он поступил опрометчиво! Равновесие его стало неустойчивым, я воспользовалась этим и резко двумя локтями ударила его в корпус.  Маневр удался! Мало того, что я сумела оттолкнуть его, он еще от неожиданности с размаху плюхнулся на пятую точку и громко икнул. Я рванула в коридор. В проеме я оглянулась: меня никто не преследовал. Он сидел на полу и что-то громко говорил мне вслед.  Я не поняла ничего, ни одного слова. В тусклом свете фонтана я не могла рассмотреть его  лицо, но то, что это был брюнет с проплешиной на затылке, я успела заметить. Я быстро проскочила коридор и снова оказалась среди гостей. Я постаралась нацепить улыбку на лицо. Больше всего мне хотелось немедленно пересмотреть у всех мужчин кисть правой руки, но не факт, что хозяин нужной мне кисти собирается участвовать в моем шоу. Поняв абсурдность моей идеи, я немного успокоилась. Я не испугалась, но вот беспокойство за Виктора стало распускать корни. После происшествия почву оно нашло благодатную. Совершенно спокойная с виду я присоединилась к публике в гостиной, где слушали скрипачку и гитариста, не забывая про разносимые официантами напитки. Я поискала глазами мужа, но нигде его не увидела. И тут кто-то сзади взял меня за локоть. Я сильно дернулась от испуга.  Нет, всё-таки я испугалась, просто хорохорилась. «Что с тобой? Ты чего?» - удивленно спросил  меня Виктор, когда я оглянулась. «Просто я засыпала от усталости, а ты меня разбудил». – «Домой?» - «С радостью!»

  Я завтра решу, говорить ли Виктору о происшествии в зимнем саду или нет, мне надо сначала выяснить какую роль в этом эпизоде сыграла  Марина. Был ли этот «спектакль» отрежиссирован? Или это был экспромт?  Я понимала, что я никакая не сногсшибательная красавица, чтобы взрослый мужик потерял от меня голову.  Может, просто выпивка подвигли его на такие подвиги?! Как в песне: «Кто на новенького?»  Ну, и ладно тогда! Не шатайся по чужим зимним садам. А, вот, если  нужна была конкретно жена Виктора Гусака! «Это совсем другой коленкор», -  говорил наш покойный дворник Ван Ваныч. Как там Марина сказала: «Не навреди, но будь осторожна»…

 Накануне восьмого марта я попросила у Виктора мобильный Марины, вроде как хочу поздравить её сама. Это ему показалось хорошим знаком, так как ему хотелось, чтобы его коллеги с удовольствием приходили к нам в гости, после того как мы переедем в новую, большую квартиру. Он меня измучил с этой новой квартирой. Советовался по каждому пустяку. И хотя мы вместе «вили новое гнездо», грусть меня не отпускала: мне не хотелось покидать родное, уютное, пригретое и, много ещё какое, старое гнездо.  С работы я позвонила Марине и попросила встретиться со мной. Поболтать за чашечкой кофе в удобное для неё время. Поболтали. Какое у меня сложилось впечатление? Во-первых: она вряд ли будет моей доброй приятельницей. Вероятно потому, что мой муж – мой муж. Муж, с которым её связывают интересы бизнеса. И этим бизнесом интересуются и другие люди, которым не нравится стремительное внедрение представителей московской компании. «Жаль, что Виктор не  искусный дипломат, если грубее выразиться, не интриган, и ты ему в этом не помощница. Неискушенная в правилах игры, поэтому я тебя и  предупредила. Счастливые семейные пары циничный мир денег, любовниц, конкурентов, связей раздражают. Хочется внести в их мир дисбаланс. И таких попыток будет много».  Я сказала, что уже одна была. Подробности рассказывать не стала. Но по каким-то отрывочным фразам я поняла, что она и так их знает. Но на мой вопрос «Вы знали, что меня ожидает  в зимнем саду?» она отрицательно покачала головой и сказала, что её предупреждение касается атмосферы и тенденций, господствующих в незнакомом для меня обществе. «Я должна рассказать об этом Виктору?» - «Вам решать. А разве есть что рассказать?» Действительно, что я ему скажу?  Пьяный мужик, которого я даже не рассмотрела, тискал меня в течение нескольких секунд? А чем мой вырез и разрез не повод?  Ах, я просто сняла кардиган? А он был просто вдрызг пьян. А фразы? Обыкновенные избитые фразы, как в любом кино про бизнесменов. Ты чувствуешь себя бриллиантом, который хотят поместить в более дорогую оправу? Нет? Тогда и говорить то не о чем.  Был ли толк от встречи с Мариной? Не знаю, она совсем из другой жизни. Умная и красивая дочь крупного бизнесмена, разведена, амбициозна и … жестка.  Дааа! Совсем не я!
И я послушалась не так  Марину, как  Омар Хайяма:

Молчание – щит от многих бед,
А болтовня всегда во вред,
Язык у человека мал,
Но сколько жизней он сломал.

 Виктору я ни о чем не рассказала, чтобы его не расстраивать. Теперь мне кажется, что я сглупила. Глупота  хрущобная! Но ведь ничего из ряда вон выходящего не происходило, и эпизод в зимнем саду  стал просто неприятным случаем с пьяным  мужиком. Тем более, нам хватало и приятных событий.

 Мой День рождения отметили неожиданно. Я не про празднование  в деревне у БМ. Хотя было здорово. Впервые и мои Маринка с Денисом и Женькой прикатили на машине, Надюшка была.  Лучше всех было Сонечке и Жоре, которые вроде и с детками были, и они им не докучали, так как влились в разнокалиберные  ряды ранее сдружившихся ребятишек.  Еще Юрочка прилетел в командировку с двумя коллегами, и они решили остаться на  майские праздники. Но главное, никакой дедовщины: «старики» радушно  приняли всех.  Всем «сестрам по серьгам « раздали, никто без работы не остался. Но делали её с задором, песнями и прибаутками. Народ по пикнику за зиму соскучился. «Пора нам шатер, что ли, устанавливать, как на татарской свадьбе?» - выдал идею БМ.  Но народ не поддержал.  «Зачем нам времянка? Сделаем на поляне веранду, ведь и зимой, бывает, собираемся». И сделают, если решили.  Праздновали не только мой День рождения, это было «Именинное ассорти», как мы его называли. Весенний День именинника.  Мой уже один раз праздновали, там мы Виктора и разыграли.

Предложение отпраздновать мой День рождения на празднике  рокеров и байкеров за городом, где группа Жорки собиралась выступать  на сцене в старых заводских корпусах,  поступило от Сонечки. Ребята из группы с удовольствием поддержали: они всегда готовы к хорошим розыгрышам.

 Накануне моего Дня рождения они заскочили к нам поздно вечером, предварительно уточнив дома ли уже Виктор, и пригласили нас на ежегодный праздник местных байкеров и их гостей. Виктор стал отнекиваться, отговаривался занятостью, мол, он хоть и уважает мотоцикл, но не любитель таких сборищ. Пришлось мне присоединиться к Сонечке и Жорику. Мол, я давно мечтала побывать на чем-нибудь эдаком. Виктор, нехотя согласился. А тут ещё  на работе на следующее утро «неожиданно» захотели побывать там и Юрочка с коллегами. Мероприятие было ночное, за городом, поехали двумя машинами. Второй машиной управляла Женька.  Народу было много, формат был не наш.  Мужчинам предлагали билетики какой-то лотереи, наших мы «уговорили» взять по билетику: это было обязательным условием розыгрыша. Устроились сбоку от сцены, предварительно  обговорив, что после выступления группы наших друзей, не дожидаясь окончания праздника, поедем домой.  Не знаю, как другие, но я там чувствовала себя неуютно. И идея с розыгрышем мне уже не казалась забавной. Но «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Когда объявили наших друзей, децибелы ударили по ушам. Это означало, что их знают и любят. Женя отвлекла Виктора. А мы с Юрочкой в качестве сопровождающего незаметно ускользнули и  не без труда добрались до сцены, где меня уже ждала Сонечка с «прикидом». За сценой стоял шикарный байк, на который посадили меня, вручив мне какие-то шумовые музыкальные инструменты, похожие на железные банки, наполненные горохом. Если бы я не знала, что это я сижу на байке, я бы себя не узнала. Высокие  сапоги, крошечные кожаные шортики и распахнутая коротенькая курточка,  надетая бюстгальтер, на голове бандана. И все красного цвета! Волосы я распустила, они шелковой блестящей волной  улеглись на моей спине, на лице  огромные очки.  Сонечка была в похожей одежде, но черного цвета. Впрочем, все остальные были тоже в черном. Мы с хозяином байка резко выкатываем на залитую светом сцену  и останавливаемся в центре. Вокруг поднимается рев, наверное, такой рев и называется « диким». Неуютно! Да я в шоке, хочется сбежать и не принимать участие в нашем розыгрыше! Но Жора уже представляет новую солистку Ред. И говорит, что поездка на байке и страстный поцелуй от Ред достанутся победителю лотереи. Рев перекрывает его слова, я вскидываю вверх руки с врученными мне банками-шумелками.  Да я просто вцепилась в них, чтобы унять дрожь!

 Сонечка у стойки микрофона легко  перетряхивает красный мешок с шариками от пинг-понга, на которых написаны номера. Она пританцовывает в такт музыки. Зрители в такт хлопают в ладоши. Только публика не знает, что шарики все имеют один номер 99. Мешок ведь запечатан устроителями лотереи, а устроители-то мы. Сонечка вскрывает мешок и объявляет: «Номер 99!» И показывает шарик с номером  всем: «Прошу хозяина номера 99 подняться на сцену и получить приз!»   Сбоку от сцены заметно движение, и через некоторое время под свист и крики болельщиков на сцену Юрочка выталкивает недовольного Виктора. Ему ничего не остается делать, как вымученно улыбаться. Сонечка в микрофон: «Победитель сейчас вместе с нами, вами и…новой солисткой исполнит одну музыкальную композицию, она подарит ему страстный поцелуй, и мы отпустим их, чтобы они смогли насладиться музыкой ветра, поющего песню «На бешеной скорости!»  Зал ревом поддержал предложение Сонечки. Жора подал мне руку и помог подняться, забрал банки. Я распахнула объятья Виктору, но он… меня не узнал и не бросился ко мне в объятья, как мы предполагали. Сонечке пришлось «слегка» подтолкнуть  Виктора, чтобы он не испортил нам «хэппи энд». А мне пришлось снять очки. И только оказавшись в центре сцены около меня, Виктор смог в этой рокерской певице узнать свою жену. Он только покачал головой и уже с радостью пошел получать награду. Мы стали целоваться с таким упоением, что публика взревела. Сонечка сказала: «Отпустим сегодня Рэду без дебюта? Мне кажется, им очень хочется обогнать ветер!»  - «Да-а-а-аа!!!!» - таков был вердикт зрителей. Мы сели на байк и покинули сцену.  Группа стала исполнять композицию «Rock you like a hurricane» из репертуара Scorpions, где есть примерно такие слова «Мое тело горит и начинает кричать. Желание приходит и громко заявляет о себе»…  «Закручу вас как ураган»… Да, то был не вечер, то был … ураган… наш с Виктором личный ураган любви… 

Нет, не могу писать…   Эти «чертовы» слезы застилают глаза…  Они портят чистые листы бумаги… Нельзя писать на влажных кляксах – бумага рвется…  Невозможно писать, когда душа вся… в этих рваных кляксах… не писать нельзя… Если я не буду писать, то сойду с ума от постоянно вертящегося вопроса «За что?»  Мне, иногда, кажется, что я смогу жить только тогда, когда вся «выпишусь»: перескажу  себе свою жизнь. Рана в душе кровоточит, и белая бумага – это мой «хирург в белом халате»…  Я смогу… Я допишу…   Я расскажу… «Помоги себе сам»…

Когда мы уходили, то слышали, как Сонечка раскрывает секрет нашего розыгрыша, рассказывает, что вот так любящая жена сумела удивить своего мужа, а затем все члены группы выбросили оставшиеся девяносто девять шариков  зрителям: в них были  пригласительные на их концерт. Шум толпы перекрыла музыка Scorpions  «Still loving you». Зрители взревели. Я не очень большой любитель рока, но моя «школьная любовь» Сергей был фанатом этой группы. И композиции «Still loving you» мне очень нравились. И хотя я потерпела фиаско в отношениях с Сергеем, музыку эту люблю. И Сонечка знала это. Отъезжали мы, провожаемые звуками этой песни «Я все ещё люблю тебя». Пела Сонечка. Я была очень счастлива, но где-то в голове, словно песчинка на языке, опасливо промелькнула мысль «слишком нереально хорошо».  Нереально хорошо… только мой… только с ним… Дрожь пробегает от эмоций, когда вспоминаю ту ночь…  Не поделюсь … Не отдам тот осколок разбитого счастья… только мой…
 Про лето завтра ночью… 



Глава 8. «Видно выпал мне терновый венец, но я с легкостью его приму. Видно так угодно Господу самому!»

И выпорхнула вмиг чья-то душа,
Прозрачным облаком поплыла не спеша.
Осталась чья-то душа без жилища.
Где же ей жить? Позади пепелище.
Вьется дымкой, заглядывая всем в лица.

Светлана Бондаренко. Калининград


                Лето.  Лето красное… лето страстное…. Беременность я переносила хорошо. Тем более учеба закончилась, и я могла больше отдыхать. Хотелось больше быть с Виктором. Но как вспомню прошлое лето…   Ох, уж, это лето! Навалило столько работы на Виктора. Ему приходилось допоздна засиживаться в будни, чтобы выкроить время для выходного. Часто уезжал в командировки. Часто на гастроли уезжали и Сонечка с Жоркой. Они помирились с мамой Сонечки, и она с удовольствием сидела с внуками. Даже приезжала с ними к нам в деревню, где я проводила ленивую беззаботную часть отпуска. Еще весной в мой День рождения Виктор сказал, что он уже придумал подарки нам для Дней рождения: «Я не очень разбираюсь в житиях святых, но кое-что прочитал. И понял, что мощи Святой Елены Сербской хранятся в монастыре святого Савина, вроде так. Этот монастырь, основанный ещё в 11 веке, недалеко от города Герцег-Нови. Не знаешь где это? Это, дорогая моя, на берегу обожаемого тобой моря. Там все пропитано историей. Там…  мы все сами увидим: и острова, и крепости, и пещеры. Может, даже увидим пропитанный запахом сосен горный  воздух. Как увидим? Глупышка! Подставим ладошку и будем смотреть. Я дарю нам поездку в Черногорию. Нам же надо в Долину любви у реки Ибар? А исток её в Черногории, в Зете. Что ты мне должна подарить? Свое согласие и обещание не забыть взять платье с сиренью!» Вот так! Как в детской песенке: «Лучший мой подарочек – это ты!»

 Вначале августа  Виктор уехал в Москву на две недели,  перед отпуском работа увеличивалась в разы: что-то надо утрясти, кому-то передать, кое-что успеть самому, решить, доделать, договориться, встретиться. Словно уезжаем в Черногорию не на две недели, а, как минимум, на два года. Но его чувство ответственности, вероятно, родилось раньше его самого. Слова «надо сделать хорошо» всегда были с ним, не отпускали ни на минуту его от себя. Не было в нем пофигизма ни капельки. Не уверена, что мне бы с ним работалось легко…    Мы с Надькой, по возможности, с удовольствием отлынивали от трудовых обязанностей, но не буду раскрывать наши маленькие рабочие секреты. Я, конечно, понимаю, что груз наших обязанностей легок, и как говорит Наденька: «Может от нас пользы больше, когда мы не работаем. Вред не наносим».  У Виктора наоборот: груз тяжел, и для пользы дела он должен «всегда крутить педали», да еще объезжать «опасные участки дороги». И пока на велосипеде, а лучше бы на танке, да я бы рядом на втором. «Педалей в нашем бизнесе только две: газ и нефть, а желающих их покрутить тьма тьмущая. Здесь он - командир аванпоста, если по-немодному, а по современному «форпоста». Но как не назови»…  Так объяснил мне суть их работы Юрочка.  Виктор уехал в Москву «изыскивать возможность» почтить память Елены Сербской в Черногории. Выполнить свое «во-вторых».  И никого. Только мы! А с меня взял обещание, что после возвращения мы переберемся в новую квартиру, и устроим большое новоселье. Я согласно кивала, но, кто бы знал, как мне не хотелось покидать родное гнездо. Я все понимала: и просторнее, и лучше, и удобнее, но как  расстаться с «родовым поместьем в хрущевке»?!… 

Я, как верная жена, села ждать его «у окна». На эти две недели я оформила отпуск и стала «маминой дочкой». Она уже проводила свой отпуск в деревне. Как нам было здорово, хотя редко мы были одни, всегда кто-нибудь гостил. Да и соседи не забывали. Радовало то, что, несмотря на мое замужество, с родителями Олега отношения остались хорошие. Во многом, благодаря Юрочке. Он нравился всем, легко влился в наши ряды. Когда он появлялся, то сразу становился главным действующим лицом:  «елкой», около которой мы все водили хоровод! Как-то так всегда все само собой устраивалось. К Виктору родители Олега относились спокойно,  уважительно, но дистанционно. В деревне мне было спокойно. Как в рекламе «Хорошо иметь домик в деревне!» Всем было неплохо, кроме Ниночки. Ей было плохо: токсикоз первой половины беременности.  «Надо было играть в волейбол, - говорила она, глядя на меня. – Может ещё не поздно начать? Лен, пойдем, поиграем в волейбол, может, полегчает». Дима, как наседка над единственным цыпленком, вскидывался: «Ты что? Нельзя!» - «Да шучу я, шучу!» Ниночка подходила, клала ему голову на грудь, и Дима успокаивался. В выходные прилетел и мой долгожданный муж, мы долго плавали, затем дурачились и плескались в реке, загорали. Потом  наелись ухи, раков, арбузов. О съеденных арбузах мы пожалели, когда возвращались в город. Они не хотели ехать в город, они хотели остаться на природе. Мы их пожелания учитывали, приходилось часто останавливаться. Виктор приехал радостный, все уладилось, мы через неделю летим в Черногорию! Путевки он уже купил, могу начинать считать купальники. «Главное, не забудь сарафан с сиренью, в котором ты сказала мне про ребеночка!»- напомнил Виктор. Дурачок! Во-первых,  не сарафан, а платье. И, во-вторых, я и без него обязательно взяла бы платье с сиренью. Приятно носить платье, в котором муж тобой любуется! Но вот мы и приехали  домой. Хотелось спать. Мы, уморенные выходным днем, заснули.

 Утром, после ухода Виктора, я вспомнила, что не сказала ему, что сегодня пойду на УЗИ. Я первая в нашей семье узнаю кто у нас будет: мальчик или девочка. Я просто люблю этого ребенка сразу. Но я люблю и мужа, и хочу родить ему сына.   «Доктор, скажите, кто там в животике?» Фу, все волнения позади! В животе растет сынок! Маленький Илюша! Он о папе уже все знает, так как я ему все рассказываю, а папа  ещё не знает, что у нас будет Илюша. Я набрала телефон Виктора, чтобы сообщить ему об этом. Но у него была «летучка», а я не хотела делать это впопыхах. Это же торжественный момент! «Давай где-нибудь пообедаем или приходи на обед домой, у меня для тебя сюрприз»,  - сообщила я равнодушному мобильнику. В ответ он принес голос Виктора: «Извини, Леночка, сможем увидеться только вечером. Дела». Ну, все равно я не могу хранить эту радость до вечера в себе! Я позвонила маме на работу и договорилась, что она придет ко мне на обед. Ей я сразу сказала про Илюшку, ей нельзя лишний раз волноваться, она же про УЗИ все знала и ждала моего звонка. Она очень обрадовалась. Она тепло относилась к своему зятю, знала, как он хочет детей. Первого, конечно, сына, а там, сколько получиться…  и девочек, и мальчиков.  Это он с ней обсуждал, знал, что на всех желаемых мальчиков и девочек я не соглашусь. А она проболталась! Но сейчас мы обе рады! 

Как говориться, «обед прошел в теплой дружеской обстановке». Мы позвонили Нине, доложили обстановку. Нина сказала, что она нисколько «не сумлевалась». « Ещё когда это обговаривали: Алеша Попович, Илья Муромец и Добрыня Никитович!»  Потом она рассмеялась и сказала: « Я Зоечку понимаю. Я тоже не хотела бы мальчика назвать Добрыней. Уж, больно имечко непривычное. Потом кто-то должен оставаться «на стреме», на дежурстве. Мы ей будем оставлять наших красавцев, а сами хвосты распушим, как зимние белки, и «по веткам, и «по веткам». Она засмеялась: «Я в отличие от некоторых увеличиваю валовой доход родины. Вношу посильный вклад в её богатство черновиками и испорченными листами. А вы, мешая мне работать, мешаете и процветанию страны. Брысь, обжоры! Увидимся!» Из комнаты негромко доносилась музыка, которую я часто слушала, её даже мама приняла. Это была рок-баллада «Скорпионс». «Still loving you». Музыка играла тихо и не мешала нашей беседе. Мама вспомнила, что её ждут дела и собралась уходить.  Я пошла её провожать. Прихожая встретила нас звуком дверного звонка.  Мама открыла дверь: на пороге стояли двое незнакомых мужчин. Они что-то сказали маме, но я не расслышала, только её «Заходите, пожалуйста!» Мне пришлось отступить в комнату, куда прошла мама и двое серьезных молодых мужчин. Один был по-спортивному подтянут, светловолос и сероглаз. Второй внимательно смотрел на меня тоже серыми глазами. Он был бритоголов. Это был крупный высокий парень, увидя  которого, комната моя сразу сжалась, уменьшилась в размерах. Ему удалось заполнить собой все свободное пространство. Тихо играла композиция «Ветер перемен», и я чего-то сильно испугалась. Они задавали вопросы, но я ничего не отвечала. Я молчала, всматриваясь в их лица. Я видела, что губы у них и губы мамы двигаются. Она им что-то отвечала, но слова я слышала, как сквозь вату. Потом я собралась и включилась в беседу. И я услышала, как молодой человек, тот который был пониже ростом, сказал: «Вы, пожалуйста, присядьте!». Я послушно села на диван, мне стало холодно. А сквозь «вату» до меня долетели слова: «Ваш муж, Виктор Петрович Гусак убит…» Он что-то продолжал говорить, но я уже неслась в пропасть, кружась в водовороте красок, звуков, пока не достигла дна, где было черно, тихо, и наступило это «всё и ничего».  Когда я пришла в себя, то сразу увидела лицо мамы. Краски на нем стерлись: её огромные глаза потеряли яркость, стали блеклыми. Даже ресницы, про которые Ниночка говорила: "Всем на зависть",  не придавали ни живости глазам, не добавляли красок лицу. Они были просто черными на белом полотне лица, таком белом, словно кто-то насыпал на него муку, оставив черными только ресницы и серыми губы. И я закрыла глаза и уши, чтобы не слышать музыку, слова которой я так хорошо знала. Но они продолжали звучать в голове помимо моей воли:

О, девочка, я покидаю тебя.
Да, я покидаю тебя.
Я должен уйти сегодня вечером.
О, девочка, я покидаю тебя.
Да, я покидаю тебя.
Я должен уйти сегодня вечером.
Я не могу остаться.
Я не могу остаться.
Я не могу остаться.   

Я не хочу это слушать! Я не могу это слушать! Я не хочу этого понимать!..

Запах нашатыря ударял в нос, мокрая вата холодила виски.

- Леночка! Девочка моя! Держись! «Скорая» уже едет!

 - Мама,  а ты помнишь, как я в детстве любила песню о короле из «Гусарской баллады? Я ещё думала, что там про меня поют: «Лена, Лена, бум-бум». Там такой куплет был: «Однажды смерть-старуха пришла за ним с клюкой, ее ударил в ухо он рыцарской рукой». Там смерть была старухой.  А у Терри Прачета в книгах смерть мужского рода-племени. Мам, мне кажется, я только, что видела черный балахон, но как в тумане.  Точнее, я даже заглянула под капюшон, а там ничего нет. Совсем ничего… Темная бездна. Я сначала подумала, что это, как бесчувственное безмолвие.  Оно…   Может быть смерть «оно»? Но тут услышала голос. Голос такой утробный, что я не поняла мужской или женский, как  в детстве, когда на одном конце один человек кричит в длинную трубу большего диаметра, а другой слушает на другом конце. Но я точно услышала, что было сказано "Ви-и-и-к-т-о-о-о-р убит!"  Какой страшный сон!  Почему он мне приснился? Мама, да что с тобой? Ты такая бледная!

- Леночка, Соломинка ты наша! Ты очнулась? Слава богу! Ты потеряла сознание, и очень меня испугала. Сейчас приедет "Скорая". Полежи.

- Мамочка, как здорово Виктор прозвал меня Соломинкой! Мне нравится. И теперь вы все так меня зовете. Со мной уже все в порядке. Просто мне привиделось, как в детективе, что к нам пришли из полиции и сообщили, что Виктор... убит. И я очень испугалась. Нет, я умерла от ужаса! Ну, что возьмешь с беременной?! 

Лицо мамы дернулось, словно она коснулась кипящего чайника. Глаза наполнились слезами. Она стала гладить  меня по голове. И я начала бояться…   Бояться того, что она мне сейчас скажет. Мне надо было зажать руками уши, зажмурить глаза. Мне надо….  Я не знала, что мне надо делать, чтобы не знать того, чего я не хочу знать!

- Моя любимая беременная доченька, ты, в первую очередь, должна заботиться о будущем ребеночке, о новой жизни. Доченька, Леночка, нужно думать об Илюше, а ты в обморок падаешь! Лежи, не вставай! Вот уже и "Скорая".

Приехавшая на вызов врач после осмотра сказала, что нужна госпитализация. И добавила, что желательно, чтобы я не спускалась по лестнице сама. Хотя носилки - плохой вариант. Они с трудом разворачиваются в подъезде. Тут в дверном проеме появился молодой крупный мужчина спортивного вида  и сказал маме: "Собирайтесь. Я отнесу вашу дочь до машины на руках".   Увидев его, я оцепенела и прошептала: "Мама, Виктора больше нет?" Мама закрыла глаза. Слезы текли из-под ресниц. Она,  тоже шепотом, ответила: "Виктора больше нет".
 
     - Это не может быть правдой! Я должна ему сказать, что у нас будет Илюша. Он же не знает! Он очень обрадуется.

Больше я ничего не могла говорить, куда-то исчез воздух. Я стала задыхаться. Врач сделала мне укол и стала объяснять, что волнение может спровоцировать выкидыш. "Вы же этого не хотите? Надо думать о будущем малыша", -   ласково, но с напором  несколько раз она повторила мне эти слова.  "Только об Илюше?" - "Только об Илюше?!" Она еще что-то говорила, но смысл слов до меня не доходил. Я собралась, обняла за шею незнакомого молодого мужчину, и он донес меня до машины "Скорой помощи". Мама поехала со мной, но в больнице её должна была сменить Нина. Маму ждал следователь. У больницы нас уже ждали  Красины и Борис Михайлович. Мне назначили строгий постельный режим.  Да у меня и не было  ни сил, ни желания «вытаскивать из песка мою страусиную голову». « Слой песка» отсекал от меня мир или меня от мира, а самое главное, «песок» поглощал звук и эти страшные слова "организация похорон". Всем этим занимались Борис Михайлович, Димочка и партнеры Виктора по бизнесу. Врачи всячески оберегали меня, запретив какое-либо участие в подготовке траурной церемонии. Но то, что я буду на похоронах, обсуждению не подлежало. Даже если бы мне пришлось ползти до самого кладбища, я бы ни минуты не колебалась. Я бы только попросила прощения у Илюши, что ему так приходиться прощаться с папой. Договорились, что меня и медсестру на кладбище повезет Дима. А после похорон он сразу увезет в больницу. Накануне похорон прилетел Олег. Он переговорил с моим лечащим врачом. Договорились, что Валентина Семеновна будет его информировать о моем состоянии. Об этом сказала мама. Прилетела Ирина Макарова и Юрочка, но никому не разрешили посетить меня. Да я и не хотела никого видеть! Я жила, как в телешоу "За стеклом". В стеклянном кубе обитали я, Илюша и... Виктор. Я не сошла с ума. Я просто должна была с ними говорить. Именно, чтобы не сойти с ума от невозможности вернуть все назад. Теперь я знала, что такое безысходная тоска. Это когда какая-то злобная сила прядет из твоей души тонкую колючую нить.  А тоска вытягивает из тебя сантиметр за сантиметром эту нить жизни и наматывает её на бездушную металлическую бабину безысходности. И ты можешь кричать и умолять не делать этого, можешь молчать и лежать без единого движения или злиться и вопить, но тоска безжалостно, безостановочно вытягивает из тебя душу с этой ноющей болью, отбирает желание жить.


Глава 9. «Мне кажется, что кошмар становится реальностью.
Последние дни рая закончились для тебя и меня».
 
 «Перекрестный огонь». Песня группы «Скорпионс»

     Наступил день похорон. День солнечный, жаркий, но со злым, несущим песок, ветром. Казалось, ветер меня кусает, чтобы я поняла, что нелепо молодого красивого мужчину в солнечный летний день закапывать в землю. Я с ним согласна. Тем более меня поразило, что Виктор и не изменился. Мозги мои просто плавились под черным шифоновым шарфом. И не только от жары, а и от нестерпимого желания увести  Виктора с дороги, по которой может ходить только память об умершем человеке. Я так хочу увидеть его живым!  Может, он просто уснул в этой жуткой деревянной коробке? Как в «Консуэлло». Может, врачи не смогли понять, что это летаргический сон? Они ошиблись! Надо кому-нибудь сказать об этом срочно. Вон же Юрочка, он же Виктору родной брат!

- Юра, зачем вы его хотите закопать? Он же просто заснул! Надо, чтобы врачи им занялись!

- Леночка! Милая! Врачи им занимались. Они уже сказали, что Виктор совсем уснул. Навсегда. Леночка, мне очень горько тебе это говорить, но ты должна смириться с мыслью, что Виктора нет в живых. Вам с Илюшей надо жить дальше без него.

Я рассмеялась:
- Ты говоришь ерунду! Он нас никогда с Илюшей не оставит. Просто одному ему было трудно после смерти первого Илюши. Он боялся. И он взял в помощники ангелов небесных. Они и Витя всегда будут с нами, просто они живут не на земле. Просто мы слишком много черпали счастья. Вот оно быстро и кончилось. Мы щедро жили друг для друга, вот и исчерпали наше счастье. Ведь это горькая жизнь длинная, а счастье измеряется мигами. Миг счастья! Но есть еще память! Я не собираюсь с Виктором прощаться. Я просто пришла его проводить». Я тихонько заплакала, спрятавшись от посторонних глаз у Юрочки на груди. «Юра! Ты не понимаешь! У нас с ним никогда не будет нашего сентября... и  нашего  октября. Никогда не будет у меня доченьки с раскосыми черными глазенками!”

Я плакала...  Наконец-то, плакала. Слезинок накопилось много, они сбегали мокрыми дорожками по бледным или, как сказала моя мама, "обескровленным "щекам. А ветер пытался засыпать песком эти дорожки. Но они атласными ленточками блестели на тусклом безжизненном овале лица. Ветер царапал песком щеки. Я не отворачивалась. Я ему не мешала. Я чувствовала себя столетней старухой, и сил, чтобы поднять руку и вытереть слезы, у меня не было. Стояла возле, как страшно написать это слово, гроба Виктора и слышала противный звук, словно на клочки рвут ткань. Я слушала, как рвется на мелкие клочки моя душа. А злобный ветер равнодушно разметал клочки по всем сторонам света.

Но нельзя упросить секунды не бежать! Нель...  зя...   Никак нельзя! Нель...  зя  у... мо... лить... И вот наступил этот жуткий момент нашего расставания. Я вздрогнула. Невозможно плаксой прощаться с Виктором. Ведь есть же притча про слезы родных и души умерших, для которых эти слезы, как тяжкий груз, который мешает им радостно парить над землей. Нет, я мешать не буду. Я не испорчу рыданиями мое последнее свидание, я должна запомнить каждое мгновение. Я промокнула глаза, проморгалась, пощипала себя за щеки, покусала губы. Краски вернулись на лицо. Я расправила плечи, глубоко вздохнула, резко выдохнула, улыбнулась и нагнулась к самому уху Виктора, рассказала ему про Илюшу, поцеловала любимому лоб, глаза, щеки подбородок, руки. И, в последнюю очередь, поцеловала его губы. Летний день был  жаркий. Солнечные лучи нагрели гроб, черный пиджак мужа, а губы Виктора не согрели. Они оставались холодными. Я тоже не могла их согреть. Мы вдвоем замерзли от ненависти к этому жаркому августу, разлучившему нас навсегда. Я ласково погладила окоченевшие щеки мужа и тихо сказала: "Спасибо, любимый!"  Мама поддерживала меня под руку. Отвела от ямы в сторонку, чтобы дать возможность другим людям попрощаться с Виктором Петровичем Гусаком. Я бездумно смотрела на венок из белых роз с черной траурной лентой.  Потом я прочитала надпись и чуть не задохнулась, так как не смогла сразу сделать вдох. На черной траурной ленте я прочитала: «Гусаку Виктору Петровичу  от поклонника Елены Войцеховской». Странная надпись. Что за венок?! От кого? Сейчас я не могу об этом думать. Силы мои на исходе. Я повернулась и, никого и ничего не дожидаясь, пошла к машине. Виктор доверил мне будущее нашего малыша. И я должна дать жизнь нашему сыну Илюшеньке.  А "камни" я буду собирать в другое время.

 И я вернулась в больницу  "жить за стеклом". Точнее,  вернулся биоробот с именем «Вдова Елена Войцеховская». И этот биоробот функционировал с трудом, так как внутри него дребезжали оторванные платы, путались оборванные провода, панели были покорежены, экраны мерцали, но были треснутые. Внешне всё выглядело благополучно, но биоробот требовал срочного ремонта и перепрограммирования. Биороботу нужно, чтобы его звали «Мама Ильи Гусака», и он готов ради этого многое вытерпеть.

Я должна стать "мамочкой". И тогда я, как другие молодые женщины в больнице, слышала бы: "Мамочки, завтрак!" или "Мамочки, уколы!". Правда, радужными перспективами врачи меня порадовать не могли. Угроза выкидыша и подавленное состояние крепко держали мое нетвердо стоящее на ногах будущее и вели его не в нужном направлении. Сопротивляться было трудно. Дух мой был сломлен... Сломался...  Остался лишь корпус с табло, на котором мигает надпись: "Стать мамочкой".  Я не хочу быть только молодой...  . Невозможно это осознать! Молодая вдова Елена Войцеховская, даже не Гусак... вдова... вдава... вдавленная жизнью в горе... . Нет! Я очень хочу и должна быть Еленой Сергеевной Гусак - мамой Ильи Викторовича Гусака. Маленького родненького Гусенка.

И как ни странно, помогла мне Лариса, бывшая Лариса  Гусак, ныне Ростовцева. Она и её муж приехали на похороны Виктора. Сначала я не знала об их приезде, но на следующий после похорон день мама мне сказала об этом и добавила, что Лариса хотела бы со мной увидеться. «Я ей сказала, что ты ни с кем не хочешь встречаться. Она ответила, что понимает, как тебе сейчас трудно, и попросила просто передать, что тебе надо с ней поговорить. Решай сама, хотя я думаю, что это тебе не к чему».  Неожиданно для себя я не только согласилась, но и с нетерпением стала ждать её прихода. Мне стало казаться, что она  сможет мне что-то новое рассказать о Викторе, чего я без неё никогда не смогу узнать. Как весточка от любимого, который находится далеко.

Когда Лариса вошла в палату, я была ошеломлена  тем, что она такая же рыжеволосая и кудрявая, как Макарова. Она была не такая высокая, как Ирина, но намного красивее. Фарфоровая кожа, огромные зеленые глаза, черты лица были правильные. Косметику она не использовала, да ей она и не была нужна. Лариса была такой, как рисуют на иконах. Она была такая светлая, так ласково улыбалась. А ещё Лариса была беременная! Живот был большой, но она вошла величаво, «гордой походкой беременных». От неё счастье искрами рассыпалось во все стороны.  Увидев мое изумление, она рассмеялась и сказала: «Илюша был тоже рыжим и кудрявым, в меня, только глаза раскосые, как у  Виктора. Я не буду рассказывать тебе, как мне досталось то страшное время. Поверь, смерть ребенка ещё ужаснее. Но не будем об этом. Спасибо, что согласилась со мной встретиться. Я это делаю не столько для себя и тебя, сколько для Виктора. Это он меня спас, вернул к жизни. Без него не было у меня будущего. Не было бы моего сегодняшнего счастья. Мы с Димой уже дождаться не можем наших малышек. У меня в животе две девочки. Мы им даже имена придумали: Наденька и Настенька.   Ты же понимаешь, что судьба дала тебе шанс? Не отказывайся от него. Виктор всегда хотел сына. Твоя мама сказала, что ты не успела ему рассказать про Илюшу. Не переживай, душа его знает о нем». Мы с ней долго проговорили: и про прошлое, и про будущее. Она нисколько не сомневалась, что у меня всё будет хорошо. Мне показалась, что это моя старшая сестра, которую мне всегда хотелось иметь. Словно, она взяла и своими теплыми руками вынула все острые осколки из моего сердца, залечила мои раны, сделала из выматывающей душу тоски светлую грусть.  Уходя, она поцеловала меня сначала в одну щеку: «Это тебе!», затем в другую: «Это я целую маленького Илюшку!», затем нежно коснулась губами моего лба и сказала: «Передашь благодарность мою Виктору! Он всегда будет с тобой, он ушел из жизни счастливым. Спасибо тебе! Мы обязательно увидимся!» Она ушла, а я повернулась на бок и уснула. Спала крепко и без сновидений. Меня никто и ничто не тревожило. Только утром, когда я проснулась, я, первым делом, подошла к зеркалу и долго смотрела на себя и удивлялась: «Что такого нашел во мне Виктор? За что он меня полюбил?»
 
И мы с Илюшей "тянули" сколько могли. И почти дотянули до установленного срока, но 12 ноября случился  День маленького Гусака...  День рождения Ильи Викторовича! И эта кроха стала учить меня жить. Появившись на свет, он подарил мне желание дышать полной грудью. Он подарил мне желание жить... и помнить. Помнить и ...жить.

 Глава 10. «…В бесконечности вселенной звезд далеких вижу свет. Может, там тебя я встречу через много-много лет».

И, кажется, что нет, уж, силы жить,
Все серо, подло и ничтожно,
Все рухнуло в единый миг.
Нет правды, всё наигранно и ложно.

И только детские тревожные глаза
Тебя от бездны отрывают.
Они беспомощней тебя,
А всё ж, как могут, утешают.
 Светлана Бондаренко. Калининград.


     Бывают ночи, когда белые листы бумаги в одиночестве грустят на моём столе, а я не могу написать ни одного слова. Это когда мне нужно «выплакаться», когда каждая буква,  как слезинка, и пишу  о том, о чем вспоминать больно. И я опять «по-страусиному» прячусь от этого. И тогда я, как наяву, слышу голос мамы: «Ну, давай, спрячься от жизни в коробке с красками, в книжках, в музыке, если сможешь стать маленькой и спрятаться в магнитофоне. А проблемы твои будет решать «дядя Федя». Я даже слышу, как тетя Нина её поддерживает и говорит: «Дядя Федя съест медведя и проблемы все решит!» А мама сердится: «Нина, хоть ты ей объясни, что  нельзя проблемы накапливать!» Тетя Нина хмурит лоб и серьезно говорит: «Нечего проблемы заводить. Зоя, отстань от неё. Ну, какие у неё проблемы!» - «Пока, никаких, но она растет, и проблемы будут вырастать». – « А может, Зоя, если  вовремя спрятаться в коробке с карандашами, нет, лучше в толстой книжке «Война и мир», то и проблем не будут копиться?» - «Вот! Вовремя ты вспомнила Толстого. Уж, какие заботы были у богатенькой и благородной Наташи Ростовой?! А сколько она проблем завела! Нин, но ты-то знаешь, что жизнь не сказка!» - «А жаль, Зоечка! Хочется в сказку! Ленка, иди сюда! Буду с тобой  «за жисть» разговаривать!» - «Мам! Тетя Нин! А в сказке что сначала бабам Ягам говорят?!  Вы, говорят, бабы Яги  сначала обогрейте, накормите, а, уж потом в печь сажайте!»  - «За бабов Яг сейчас у меня схлопочешь! – смеётся тетя Нина, - а, в принципе, ты совершенно права. Зоя! Ты почему нас не кормишь? «Есть хотят котята, малые ребята!» Вот ты, Зоенька, считаешь, что сказки – ложь. А она вон как ловко вывернулась от разговора про то, как урок прогуляла!» - «Да, я не прогуляла, я просто ушла. Фильм последний день в ближнем кинотеатре показывали. А у меня в этот день тренировка. Если бы я не ушла, то до тренировки бы не успела посмотреть. В классе его  я, Тамарка Зосимкина и Наталья Лебедева не видели.  Пришлось уйти». – «Зоенька, причина уважительная и нашлась. «Из всех искусств  для нас важнейшим является кино»,  - так нас учили. Видно их тоже этому учат. Только не говори, подруга, что «мы были святыми, и мы, в отличие от вас»…  Мура это! Зоечка, давай картошку! Слюнки текут. Я понимаю, что тебе хочется, чтобы она вытащила «голову из песка». Жизнь – такая веселая штука, что прячь голову в песок или не прячь, а когда поддадут сапогом под зад, то, где бы ни была голова, она сразу начинает думать о заднице.  А чей это будет сапог, не угадаешь!» 
 
 Когда мы с Илюшей выписались из больницы, то центр круга, вокруг которого все вращалось, оказался в моей квартире.  Без помощников мы с Илюшей не оставались. Конечно, главными помощницами были мама и Ниночка, которую токсикоз оставил в покое. Она сразу этим воспользовалась: поправилась, похорошела. Беременность очень ей шла. А тут ещё Антонина Петровна, соседка по площадке, вышла на пенсию, а муж продолжал работать шофером. Своих детей у них с Николаем Петровичем не было.  Огорода не было. Ей скучно было. Вот она и помогала днем мне с Илюшей. Мы с ней уже обговорили, что со следующего сентября я продолжу учебу в институте, а она будет нянькой. Борис Михайлович и Дима были главные снабженцы и прогульщики. А как назвать ещё людей, которые прогуливаются с колясками? Не станешь же их называть «гуляльщиками».

 В свободное от работы время, а его было совсем немного, с Илюшей любил гулять его дядя Юра. Он изменился после смерти брата. Вроде бы все тот же Юрочка Гусак, обаятельный, красивый, веселый. Только я видела, что чаще он озабоченный, он уже не рассыпал вокруг себя фейерверком беззаботность и радость.  Такое было ощущение, что только около Илюши он становился прежним.  Изменились и наши отношения. Юрочка при жизни Виктора всегда петушился.  Хоть и в шутливой, точнее, в его традиционной манере, не скрывал, что не оставит попыток отбить меня у старшего брата, чем вызывал улыбки Виктора. Сейчас мы перешли  в категорию чувств, гораздо для нас более ценную: родственные души. И он, и я твердо знали, что в трудные  времена всегда на свете есть хоть один человек, на которого ты можешь положиться, который тебя не предаст и не покинет. Но именно это чувство выветрило сексуальность из наших отношений. Да, мы по-прежнему были молоды, здоровы, привлекательны, но не это мы ценили  друг в друге.  Отравляло наши отношения только одно: мы оба не знали ответа на вопрос  «Кто?» Вот и добрались до обстоятельств...

Обстоятельства...

 Кто же оборвал жизнь Виктора? Точнее, кто приказал? Следователь, который встречался со мной, сказал, что Виктора убил профессионал. Ударом в область сердца. Был солнечный день. Виктор первым выходил из подъезда девятиэтажного дома. Из освещенного подъезда в полутьму «предбанника» между двух входящих дверей. Из этой полутьмы и был нанесен удар. Виктор умер мгновенно. Водитель закрыл  дверь квартиры на втором этаже, сбежал по ступенькам вниз. Он не сразу понял ситуацию, нагнулся над Виктором и получил сильнейший удар по голове! Вероятнее всего за машиной следили, так как маршрут они поменяли неожиданно.  Они ехали на встречу, где должны были подписываться документы. Было очень жарко. «Сейчас бы маминого компота из холодильничка!» - сказал Виктор. «Да мы мимо моего дома будем проезжать, там я Вас и напою компотом, Виктор Петрович. Моя жена всегда в холодильнике держит, чтобы я квас не пил! Считает, что компот полезней. Варит без сахара!»   Водитель выжил, но стал инвалидом.  Доказана его непричастность.  «Разбой» статья 162 УК РФ, если я не путаю.  И ничего не пропало, и свидетелей нет. И беспомощный взгляд без вины виноватого Юрия Петровича Гусака!  Я пыталась с ним разговаривать на эту тему, хотя разговаривать очень тяжело. Он считает, что он что-то просмотрел, чего-то не заметил в хитросплетениях здешнего бизнеса, не допомог Виктору.  «Юра, ты себе помоги! Вряд ли проблемы в бизнесе исчерпались гибелью Виктора! Ты теперь должен быть вдвое осмотрительнее и осторожнее. Может, не нужен тебе этот сегмент «трубы»?  - « Отступить предлагаешь?» - « Ты мне нужен живой и здоровый!» Больше мы не разговаривали на эту тему, но всегда знали, что «беременность не рассасывается».  Для меня же, вопреки всем правилам русского языка, слово «бизнес» пишется с буквы «пэ».

Зима мелась, пушилась, пуржилась. Вот уж скоро и Новый год! Я вспоминаю радостное празднование в прошлом году и такое безрадостное в этом. Юра не собирался отмечать свой День рождения. Но магия цифр довлеет над всем. Именно, тридцатого декабря меня рано утром разбудил негромкий стук в дверь. Стучал человек, который знал, что в доме маленький ребенок. Я открыла дверь  и увидела пьяных Димку и Юру. «Знаешь, как холодно?!» - ответили они мне на мой вопросительный взгляд. -  «Мы Ниночку поддерживали. Мы не оставили её в трудное время! Мы всю ночь дежурили под окнами роддома. И не зря! Мы родили Алешку Красина. Но было холодно, и мы согревались. А сейчас стало голодно, и мы пришли».  Я давно не видела таких счастливых глупых мужских лиц. Господи, как хорошо, что они такими могут быть! Я только на одну секунду подумала о Викторе, но потом сосредоточилась на «довольных мордах двух здоровых голодных и пьяных кабанов». Хотя вряд ли кабаны бывают довольными, когда они голодны. А уж пьяными?!  Вот так неожиданно, без спроса счастье  вошло в нашу жизнь накануне грустного Нового года.  Тридцатого наши красавцы продрыхли у меня на диване до вечера, а День рождения Алешки и Юрочки пришлось праздновать вместе с Днем рождения Нового года!
 
Вот она математическая глава в «Книге Судеб!» Та самая магия цифр…    К  Дням  рождения Юрочки и Ирины добавлено радостное  событие:  День рождения Алексея Дмитриевича Красина.  Судьба решила так. Главное, что роды прошли хорошо: и Алеша, и Нина чувствовали себя хорошо.

Зима старела, время её заканчивалась, она злилась, так как понимала, что все хотят, чтобы она ушла. «Ах, так! Я вам уже надоела? Я вам не нравлюсь? Вот вам тогда!» И она напускала на людей злые северные ветра. Они, как голодные отощавшие волчьи стаи, завывали по ночам, набрасывались из-за углов, рвали воротники и капюшоны. Пронизывающий ветер заставлял поздних прохожих ускорять шаг, рваться в тепло, позабыв о скользких тротуарах.  Февраль, потирая серые огромные ладони, сыпал на крылья ветров  колючую снежную крошку и шептал на ухо, собирающим на улицу людям: «Ну, как погодка? Нравится?» и порывисто смеялся, хлопая форточками. «Как выходить-то неохота в такую погоду, но надо. Что за февраль в этом году!» - вздыхали люди. И продолжали жить в феврале.

А нам не до гуляний! Илюша заболел. У него высокая температура. Нельзя смотреть на маленькое крошечное тельце без слез. Ещё страшнее до него дотронуться: вдруг он опять, как раскаленный уголек. Температура спадает, но вновь поднимается. Наш участковый врач Ираида Константиновна приходила, назначила лечение, сказала, что бы обязательно вызвали завтра. Медсестра с нашего участка Лидия Федоровна живет в нашем доме, она будет делать уколы. Раньше, когда я была маленькая, я думала, что это неудачное соседство: ни сосульку  пососать, ни босиком по лужам побегать.   Лидия Федоровна, если видела это, то всегда ругалась. Сейчас я свое мнение поменяла на противоположное. Как хорошо,  она живет в нашем доме. Общими усилиями мы справились, мы выкарабкались. Немножко отощали, так как Илюша плохо ел. Но сейчас все позади, кроме панического страха, что поселился в моей душе. Я стала бояться. Я вспомнила слова Ларисы и поняла их: «Это ещё страшнее!»

Прошло несколько дней. Мы с мамой сидели на кухне, пили чай, болтали. Она выглядела осунувшийся и утомленной. «Мамуля, ты плохо выглядишь. Что-то произошло или заболела? Может вам  поехать отдохнуть?» - «Нет, дорогая. Куда я от вас с Ниночкой уеду?! Мне будет неспокойно.  Ты не обижайся на меня, на то, что я скажу. Просто пока Илюша болел, я все время думала о смерти. Я ни спать, ни есть не могла. Я так боялась, что ему достанется судьба первого Илюши! Не сердись, но я ни о чем не думала, кроме этого. Я готова умереть была, если бы это помогло», - и она зарыдала. Я ничего не смогла с собой поделать. Я рыдала вместе с ней. Я говорила: «Мамочка, ты что! Виктор умер, и ты стала думать о смерти! Я тоже все дни боялась. Мне было страшно уснуть. Вдруг я проснусь, а Илюша не дышит. Но ты мне так нужна! Нам нужна!»   Мы выплакались, и стало легче. Мы сидели друг напротив друга опухшие, с красными глазами и носами. Мы еще хлюпали, но уже стали успокаиваться, когда проснулся Илюша. Мама взяла его на руки, а он ей стал улыбаться. Я очень любила свою маму, но не очень знала, как и чем она живет. Эгоизм детей? Не знаю. К сожалению, я поздно об этом задумалась.  Уходя, мама сказала: «Завтра 20 февраля. В прошлом году мы прилетели в этот день в Таиланд. А двадцать первого ты была на свадебной церемонии такая красивая и счастливая. И Виктор был тебе под стать. Но ты и сейчас счастливая: у нас есть Илюша. Как там ребята поживают? Как Ирина  со своим Ирешевым? Как дела у остальных? Как Женечка? Ладно ли у них с Сергеем? Что-то я давно о них не спрашивала, а ты не рассказывала». – «Мамулечка, « гроза» миновала, мы поправились. Давай пойдем к Ниночке, и я вам все про всех доложу. А сейчас одним предложением: «Всё у всех нормально!» На том и расстались.


 Я хожу все вокруг и около. Точнее, по скручивающейся спирали, по очень быстро и очень туго скручивающей спирали. Первого марта прошлого года мы вернулись из Таиланда.  Прошел год. Если бы мне в прошлом году кто-то нагадал, как я проживу этот год, то я подумала бы, что у меня есть враги, которые меня ненавидят, даже, как в присказке, «ненавидят лютой ненавистью». А это прошел год моей жизни! Звонок в дверь, я понимаю, что надо начать двигаться, а иначе проснется мой маленький сынок.  Не хочется шевелиться, а надо встать, дойти до двери и открыть замок. Очень трудно…  Я встаю, шаркаю ногами до прихожей, ничего не спрашивая, открываю дверь.  На площадке стоит Гена Лебедев. Возвращаюсь в комнату, ложусь на диван, накрываюсь пледом с головой, отворачиваюсь к стенке и начинаю плакать. Тихо-тихо. Слышу, что Гена пододвигает стул и садится. Тишина. Мы молчим. Потом он начинает говорить:

-В тот день, когда ты, как зайчишка-трусишка, спряталась от меня, я познакомился с твоей мамой, с Зоей Павловной. Это и определило мою дальнейшую жизнь. Всем я обязан ей. Она, похоже, ничего тебе не рассказывала. Мы же разговаривали за дверью, и ты не слышала, что она спросила мой домашний адрес. И через несколько дней с подарками для бабушки и огромным пакетом еды для меня она пришла к нам в гости. Я был на стадионе, её не застал. Бабушке она очень  понравилась. Бабуля моя все ей рассказала:  мол, внука, в хорошую футбольную школу зовут в столице, у них и интернат есть, а уж потом из армии в их клуб. Но он из-за неё не едет, а внук хороший, работящий, заботливый. Зоя Павловна догадалась,  что речь идет о ЦСКА.  Бабушку «хлебом не корми», а дай только о внуке поговорить. А мама твоя замечательно умеет слушать. Она ещё не раз приходила: и когда я был в отъезде, и втроем мы чаевничали, если у меня было время. Бабушка в ней души не чаяла. Так Зоя Павловна и уговорила меня уехать в интернат. Я не мог часто приезжать из-за отсутствия лишних  денег, но всегда был спокоен.  Бабушка была ещё в силах, сама по дому все делала, с соседками дружила, но они все старенькие. За ними за самими нужен был уход. Потом  в восемнадцать в армию призвали и сразу в футбольный клуб, я за молодежку вначале выступал.   Вообщем-то, я всегда упертый был в спорте, но нужен ещё и шанс. Этот шанс мне твоя мама дала.  Когда бабушка слегла в больницу, Зоя Павловна к ней постоянно приходила. Она её даже с  Борисом Михайловичем успела познакомить, успела их благословить. Бабушка дождалась моего приезда, я успел попрощаться с ней, за руку её держал. Она спокойно с улыбкой умерла: «Геночка, я за тебя спокойна. У тебя есть ангел, Зоя Павловна. Ты на свете не один!»  Родня есть на свете, но вся развеселая. Больше на собутыльников отца и матери похожа, чем на родных людей. Мы её похоронили весной, ты отдыхать на море уехала. А мне хотелось с тобой встретиться. Может, покрасоваться хотелось. Я тогда, как дворовый щенок был, все хотелось, чтобы кто-нибудь похвалил. Как в фильме «Марья-искусница»: «Из простых лягушек, а как квакает!» А больше всего хотелось, что бы ты меня похвалила. Смешно! Не спорю вокруг меня много хороших людей, но, преимущественно, мужского рода. Если бы не Зоя Павловна, я бы думал, что мужским родом и ограничиваются хорошие люди. Но твоя мама  не просто хорошим человеком была, а ещё и красивая женщина. Вот моя теория и рухнула. Ты, знаешь, Лен, ты пока первая и единственная моя любовь.  Другие не затрагивают душу.   Я очень хотел тебя увидеть. И увидел… в аэропорту, где ты такими сияющими глазами смотрела на черноволосого молодого мужчину! Как бы мне хотелось, чтобы на меня когда-нибудь смотрели так!  Вы были счастливыми и влюбленными. Зоя Павловна не заметила меня, она вами любовалась. Мне кажется, что я тогда здорово поумнел, вырос.  Ох, и злой я был на весь свет! Мне казалось, что, вот, стану классным игроком, бабки повалят, и ты сама прибежишь. Хотя знал, что для тебя это неважно, но мечталось, хоть как-то привлечь твое внимание. Ты для меня, как зонтик одуванчика в порывах ветра: не ухватить, а как хочется победить ветер. Я сегодня прилетел, раньше не мог. Обязательства перед другими не позволили. Но я очень хотел успеть. Прости, не смог. А на похоронах твоего мужа был, только ты там никого не видела. Точно, как спящая красавица, замурованная от всех в хрустальном саркофаге.  Я все рассказал. Деньги я оставлю на столике, раз ты опять прячешься от меня. И телефоны, и адрес. Ты всегда можешь обратиться за помощью ко мне. До свиданья, зайчишка-трусишка!»

Я услышала звук отодвигаемого стула, и в голове зазвучали мамины слова:

 -  А, в- третьих, ты бы и в дальнейшем могла позволить совершать подобные трусливые поступки, что для меня неприемлемо.

Я отбросила плед, устроилась на краешке дивана, нечесаная, зареванная, и тихо сказала:

- Ген, я не от тебя прячусь, а от горя. Мне жить не хочется, а не только кого-то видеть и разговаривать. Нельзя же столько на одного человека нагружать горя! Она умерла в годовщину моей свадебной церемонии с Виктором. Борис Михайлович сказал, что накануне вечером она пересматривала прошлогодние наши  фотографии, качала головой и говорила: «Боря, посмотри какие мы все здесь счастливые!»  А потом среди ночи разбудила его: «Боря, что-то мне с сердцем плохо!» Он  вызвал «Скорую!», дал какие знал лекарства. Врачи приехали быстро, но она уже умерла. А вчера было девять дней.  Потом будет сорок . Потом полгода маме и годовщина мужу. Я тебе расскажу, о чем нам с Ниной мама рассказывала. У нас в семье испокон века смерть пару забирает. Вот живут люди, живут. А потом смерть приходит и кого-то забирает.  И вслед за ним умирает в течение полугода  еще и другой член семьи. И обычно смерть забирает младенца. Мне сейчас кажется, что мама своей любовью Илюшу защитила.

Гена вернулся, сел около меня на диване. Я положила ему голову на колени. Он бережно гладил меня по волосам.

- Я не знаю, может такое быть или нет на самом деле, но то, что ради твоего сына или тебя твоя мама, не задумываясь, пожертвовала бы жизнью, чистая правда.  В этом вся Зоя Павловна. Лена, тебе так повезло в жизни, у тебя была такая мама. Поверь мне, уж, это я точно знаю! Не всем везет, как тебе.

- Ген, ты знаешь, её хоронили от нашего дома, народа было много, но кошки людей не испугались, они все вылезли из подвалов и жалостливо мяукали. Их разгоняли, они отбегали, но не уходили. Садились в сторонке и мяукали. Соседка баба Таня сказала, что они все чувствуют. «Провожают Зоиньку!» Разве такое может быть?

- Но если они чувствуют землетрясения,  наводнения, другие беды, то, может, и смерть чувствуют. Я сегодня на кладбище был. Могила Зои Павловны вся в цветах. Лучше бы цветы при жизни дарили.

- Нет, Ген! Ни она, ни я не любим срезанных цветов. Мама говорила, что это загубленная в угоду блажи красота. Цветы должны прожить свою жизнь.

- Удивительные вы! «Загубленная красота!» Обычно, женщины любят, когда им дарят букеты. Чем дороже, тем лучше.

- И бабочек в коробочках на булавках. Ну, уж, нет! Загубленная красота! Ген, ты же с самолета, потом с кладбища! Наверное, голодный! Идем на кухню.
Я поднялась, Генка Лебедев тоже встал, и я опять почувствовала себя маленькой и бестолковой.

- Спасибо, но я уже опаздываю на самолет. У меня сегодня обратный рейс. Я приехал попрощаться с Зоей Павловной и привез деньги. Теперь ты о нас все знаешь и не откажешь мне в просьбе: я хочу, чтобы памятник был от меня.  Мне жаль, что я не смог приехать раньше. Я думаю, ты не станешь возражать и заставлять меня забрать деньги. Адрес и телефоны на столе. До свидания, спящая красавица!

Он нагнулся, ласково поцеловал меня в щеку и вышел.

«А лодка все плыла , а лодка все плыла»… 

 
Послесловие.

     Если Вы читаете «Послесловие», то, значит, это у Вас я прошу прощения за все ошибки, несовпадения времен, лишние запятые и точки. Мы рассказывали вдвоем историю моей любви к Виктору Гусаку: я и моя боль. Мы начали писать в ноябре, в День рождения Илюши.  Все так было недавно, эмоции захлестывали, а буквы или скакали перед глазами, как блохи, или терялись, словно рубль в глубоком сугробе. Я не жалуюсь, я просто объясняю, почему так, а не иначе. Я не могу ещё сказать, что время лечит. Моя форма тоски, видно, трудно поддается лечению, поэтому такой перерыв между шестью частями и последней, седьмой. Между «карате-до» и…  «карате-после». Я сейчас плачу, потому что вспоминаю и заново все переживаю.  Я теперь плакса. Пока плакса. Но я дала себе слово, что расскажу о нас, и «завяжу» со слезами.  Я теперь Елена Гусак. А где вы видели плачущую гусыню?! Писать было так тяжело, но не писать, вообще, было невозможно. Я не писала, я разговаривала ручкой с бумагой. Я сумела закончить только сейчас. Вы имеете полное право сказать: «Тоже мне студентка филологического факультета! Вот такие они сейчас, грамотеи!» Я Вас понимаю, но и Вы меня поймите. Я... не могу… перечитать… написанное… Пока так…

 Да, я студентка филологического факультета, уже второго курса. Я обязательно  продолжу учебу в университете. С моими помощниками это должно быть. Мне очень помогает  Борис Михайлович. Я всегда хотела, чтобы у меня был папа. Конечно не такой ценой. Но после смерти мамы я считаю его отцом, а он меня дочкой. Отцы  - это понятие не только биологическое. Помогают и Нина с Димой. Нина для меня, как старшая сестра. Илюша же души не чает в Димке. И с Алешей они так хорошо играют.  Очень он любит и «дяю Юлу». Юрочка удалось доделать начатое Виктором. Филиал работает успешно, и Юра вернулся к работе в Москве, но часто приезжает в командировки. Смерть Виктора для бизнеса не крах. Иосифу Виссарионовичу Сталину приписывают фразу «У нас незаменимых людей нет». Американский президент Вудро Вильсон в далеком 1912 году использовал в избирательной кампании лозунг «Незаменимых у нас нет!». А французам она приглянулась ещё в 18 веке. Вот и в 21 веке она не потеряла свою актуальность. Хотя слова, которые приписывают Робеспьеру звучат значительнее: « Есть люди полезные, но нет ни одного необходимого. Один только народ бессмертен».

Меня бизнес не касается. Гибель Виктора не считается связанной с бизнесом. Я пыталась узнать  у Марины что-нибудь про венок, про человека, говорящего с еле заметным акцентом. Она сказала, что ничего не знает и советует мне поменьше узнавать. Деньги за Виктора я все получила. Марину с тех пор не видела. Постоянным моим источником существования стали деньги от сдачи нашей новой квартиры, где никогда не было нашего новоселья.  Помогали бы и Борис Михайлович, и Юрочка, да нам с Илюшкой всего и так хватает.  Илюшка в надежных руках. У него замечательная нянька Антонина Петровна. Опасаюсь только одного: она его избалует. Татьяна Петровна  иногда заводит разговоры о Юрочке. Вот, мол, какой красавец пропадает. Больно гож! Я не сержусь, она не со зла меня сватает. А Юрочка ей сразу больше Виктора понравился.  Но мир мой не делится по половому признаку. Вокруг просто люди. А Юрочка? Я его считаю своим братом. Илюша нас сделал родными людьми. И он стал ко мне относиться, как к сестре. Раньше, наверное, в нем дух соперничества со старшим братом жил. Сейчас это все в прошлом. Это раньше  роль второго сына, младшего, ему давалась нелегко. А сейчас, как ни горько это писать, ему так не хватает Виктора. Наверное, даже больше, чем мне. Он с ним с пеленок знаком.  Не только Илюша, но и память о Викторе нас сделала братом и сестрой. У меня большая семья: отец,  старшая сестра, зять, племянник, брат. Но мне так не хватает моей мамы и моего мужа!   Я сделала сама себе подарок ко Дню рождения. Я записала историю о длинной любви дочери к матери и историю о  своей короткой и незабываемой любви к мужу. Я не писательница. Я рассказчица. Я  отдала в компьютерный набор мои исписанные листки накануне своего  Дня рождения и попросила не править. Пусть будет, как написано. Мне кажется, что если люди будут читать, то они смогут принять от меня  маленькую частицу счастья, хотя и маленькая  частица горя им  тоже может достаться. Так по крошке и разберут они глыбу, которая не дает мне дышать и жить. Светлая память моим любимым людям: Виктору и маме! 

И ещё. Если какие-то события показались вам событиями из вашей жизни, то надеюсь, что это куски из моих беззаботных счастливых дней. Если нет, то я могу вам только посочувствовать. В вашей жизни тоже были нелегкие моменты. Вспомните, что надо, как при тренировке баланса «зацепиться» глазами за «точку». Держите баланс! Не давайте «черным кругам перед глазами» погасить радость каждого мгновения в этом мире. Постарайтесь найти хоть крошечную песчинку счастья и берегите её. И ещё одну, и ещё… Трудно взбираться по песчаному бархану в одиночку, но надо!

Мама и Виктор, Виктор и мама. Они протягивали мне руки и помогали шагать по бархану счастья. И я с радостью шла за ними, не задумываясь . И вот их не стало. Некому удержать меня на зыбучем песчаном бархане. И я беспомощно сижу у его подножья. Но надо подниматься, надо протянуть руку маленькому Илюше и начать помогать ему. Жизнь моя сделала «крутой вираж».

  «Если вы не научитесь управлять собой, то вами будут управлять другие».   Я послушаюсь мудрых китайцев, я справлюсь, я научусь. 

И так захочется мне жить,
Сначала все начать.
Но как мне быть, но как ступить,
Не наследив опять?

 Светлана Бондаренко. Калининград.



P.S.
 Сегодня в День рождения в мой дом заползла бриллиантовая «змея». Браслет от неизвестного дарителя доставил курьер.