Мэтью был прекрасен. Можете себе представить корнета Оболенского или Дениса Давыдова? Дворянская стать, гусарская удаль, христианское смирение и...и вот в последенем поколении к этому добавились голливудская улыбка и специализация финансового аналитика. Глаза и волосы как у Сергея Есенина, рост как у Владимира Маяковского и благородство речи как у Льва Толстого. Просто восторг. Все женщины русских ужинов в Брюсселе мысленно предавались пороку с Мэттью на сеновале воображаемой русской усадьбы. Были готовы быть и бедной Лизой, и барышней-крестьянкой и даже крепостной актрисой, лишь бы оказаться рядом с Мэтью в состоянии поэтического флирта или просто рядом за столом на одном из четырех русских ужинов в год.
Ужины с квашенной капустой, кулебякой и растегаями были инициативой одной милой русской женщины, замужество которой ее бывшие соседи в пределах бывшего СССР считали удачным. А она просто уехала в Брюссель, выйдя замуж за очаровательного и закомплексованного Эмиля, но речь не о нем. Он на русские ужины не приглашался. Суть ужинов — игра в ностальгию, игра в нежелание интегрироваться в тухлый европейский мир, игра в высокодуховную касту капусты и водки. Пока все не познакомились, было очень интересно. Разные волны эмиграции, диссиденты, не совсем диссиденты и совсем не диссиденты. Лариса собирала на ужины всех русских большой финансовой компании, в которой работала и всех русских, которых смогла найти по Брюсселю. Было хорошо. Родная речь, чаще всего забытые в самостоятельном режиме рецепты советской кухни, болтовня за накрытым клеенкой столом. И полная русского сарказма игра в «кто больше бережет память предков?».
И вот однажды в соседний с Ларисой департамент чего-то там финансового приехал новый сотрудник из далекой Канады — Мэтью Апракс. Его сакральная русская ментальность при встречах в коридорах не ощущалась, но не обратить внимания на такого красавца Лариса уже не могла. Уже. Ведь всему своё время. Угадайте перед каким сезоном русских ужинов Мэтью появился в Брюссельской компании? Конечно. Всё русское должно случаться осенью. По законам поэзии и самосозданной ностальгии. Спустя всего три дня во время воскресного тенниса с девчонкой из HR-службы Лариса — узнала главное: Мэтью — потомок русских эмигрантов. Матвей Апраксин был правнуком русского офицера, уехавшего в Канаду через Францию еще в 20-е годы ХХ века. Теперь оставалось придумать как пригласить Мэтью на осенний русский ужин: невзначай спеть в коридоре «Ой, мороз, мороз» или просто прислать ему приглашение через корпоративную почту, в виде открытки с визуальным образом рублевской троицы? Как же прекрасен новый маленький и тактический смысл жизни на фоне глубокой русской духовности и бельгийских дождей. Лариса совершила пару походов по магазинам, даже мысленно не употребляя мелководного термина: «шопинг». Перечитала «Отца Сергея» у Толстого, пяток рассказов у Чехова и вдохновенно написала Мэтью в корпоративной почте трогательную, по своему ощущению, электронную записку. Когда она нажимала кнопку: sent — горячая волна чувств пробежала по ней сверху донизу и она представила себя у дерева в ожидании благородного Дубровского.
Милостивый государь, Мэтью!
Имеем честь пригласить Вас на русский ужин в Брюсселе. Вечер сохранения традиций и духовного общения. Будем счастливы лицезреть Вас в воскресенье после службы в ресторане Les Nouveaux Russes.
Ваша Лариса Рувэ.
Спустя бесконечные долгие четыре минуты и двенадцать секунд Лариса обнаружила в своей почте письмо от Мэтью:
Милостивая государыня, Лариса!
Бесконечно рад и смущен, оказанной мне честью. Буду безмерно счастлив и горд возможности присоединиться к Вам и Вашим гостям в грядущее воскресенье сего года. Не сочтите за дерзость и позвольте задать вопрос о стиле одежд на Вашем собрании, ибо сие мне покамест неведомо. Нижайше прошу меня простить за скромность моих познаний в истинно культурной жизни Брюсселя.
Искренне Ваш — Матвей Апраксин.
Лариса прикусила нижнюю губу и опустила руки на клавиатуру. Так началась их переписка. А ее профессиональная эффективность сместилась к образу бытия советских почтовых ящиков и КБ. Слава Господу нашему, Вседержителю — до ужина было всего три дня. Бесконечно длинных дня.
Первый бал Наташи Ростовой? Просто смешно. Встреча Татьяны и Онегина? Уже теплее. Возвращение Пьера Безухова? Почти. Мэтью Апракс был мил, потрясающе воспитан, его русская речь и знание классической русской же литературы мгновенно затмили все высоты остроумия и сарказма еврейских диссидентов, эмигрантов по глупости и мнимых узников совести. Мэтью Апракс цитировал оды Ломоносова, знал годы основания всех лейб-гвардейских полков и смел рассуждать о спорной роли Юсуповых в истории Государства Российского. Это был настоящий бал русских традиций словесности и культуры. Мужчины втянули лысеющие головы в диссидентские плечи, а женщины ждали мазурки. Все дуэли были заведомо выиграны. Все окна спален заведомо распахнуты. Однако Матвей Апраксин был еще и скромен. Это привлекало и раздражало не меньше других его достоинств. Он подарил брюссельской общине всего два своих присутствия и спустя полгода отправился представлять мировую финансовую корпорацию куда-то еще. Слава Богу, русские, евреи и армяне есть в любой стране, которая нуждается в мировой финансовой корпорации. «Будет и той русской общине счастье», — думала Лариса и вспоминая его глаза и два самых ярких эпизода общения из осеннего и летнего ужинов. На первом, осеннем ужине, Матвей смущенно переспросил бывшего профессора физики твердого тела МГУ после его фразы:
Как же хорошо, что мы все покинули совок, - профессор потянулся за очередной рюмкой.
Покинули, простите меня великодушно, что? Что такое совок, изволите пояснить новичку? - Матвей бы неподдельно смущен своим незнанием этого глубокого термина.
Тогда все ощутили некое неприятное и сиротливое неудобство, а профессор, вернув рюмку на стол нетронутой, пустился в лингвистические оправдания. Второй раз Матвей ненароком всколыхнул дождливую коллекцию брюссельских ностальгий уже на летнем ужине. Бывший главный редактор «Вестника Наро-Фоминска» Илья Борисович Зиськин очень остро поставил вопрос о том, что темы бытия вечные, а вот язык литературы и журналистики всё время должен корректироваться под стиль общения новых поколений, чтобы быть востребованными. Матвей Апраксин дождался поистине случайной паузы в словесном потоке размышлений нынешнего сотрудника Брюссельского зоопарка, месью Зиськина и очень тихо произнес:
Темы произведений Александра Николаевича Островского и Антона Павловича Чехова были русскому дворянскому сословию не столь интересны, однако ж русский язык и внутренняя драматургия их творчества делали их востребованными у всех сословий.
Зиськин обомлел. Зиськин промолчал. Зиськин сменил тему. В Матвее Апраксине не было агрессии спорщика. Он был какого-то другого сословия.
Спустя три года Лариса Рувэ приехала в Москву, как спикер масштабного семинара по IT-обеспечению банковской деятельности. Он а искала российской самобытности из окна шикарной машины, которая везла ее из аэропорта в отель. Кроме высоты сугробов по обочинам — другой самобытности не нашлось и Лариса привычно включила ностальгию по невозвратным потерям русской культуры и ментальности.В отеле на бывшей улице Горького она чувствовала себя неуютно. Оказалось, что здесь большинство людей — просто постояльцы, а не шпионы, миллионеры и плохие тёти, о деятельности которых даже говорить-то неприлично. Почему-то очень захотелось жвачку с Дональдом Даком и темно-синие джинсы. Но сегодня она спикер, зарубежный гость и...и никаких джинсов.
Сорвав аплодисменты основной частью своего доклада и блестяще ответив на вопросы аудитории, Лариса пошла к выходу из зала. В самом центре Москвы она выступала на французском, ее переводили синхронисты и зал восхищался ее «западной» краткостью и иллюстративностью информации в докладе. Она вышла в зону кофе-брейка и ощутила странное притяжение. Ее определенно тянуло в соседний конференц-зал. Расстояние в десять метров до соседней двери она почти пробежала. Холодная медь дверной ручки и она услышала его. Услышала и увидела. Три с половиной года назад Матвей Апраксин хвалил ее уху и говорил с ней о Чехове. Сегодня его галстук был чуть приспущен, он был вальяжен и напорист на кафедре конференции по интернет-маркетингу.
Мы должны воспринять сторитейлинг как азбуку создания новых контентных решений при расширении ассортиментного ряда товаров и услуг. Отбросьте сомнения — есть тренд, есть рынок, есть целевая аудитория. Чего мы хотим? — прибыли! Так поднимете задницу и с диванов и включайтесь в борьбу за рынок. Формирование российского рынка вот-вот закончится. Создайте мотивацию своего успеха сами.
Лариса присела в кресло и осторожно взглянула на свою соседку, которая не отрывала взгляда от спикера.
Позвольте, на минуту? - Лариса взяла из рук восторженной слушательницы программу конференции. Та отдала — необорачиваясь. Синхронисты старались вовсю. Кто из них владел тем русским языком, на котором мог говорить Матвей Апраксин? Но сегодня они переводили с английского хэдлайнера конференции — знаменитого Мэтью Апракса.
Лариса поднялась и вышла. Смотреть на это действо сил не было. Она вспомнила красавчика Сережу, секретаря комсомольской организации ее школы. Его выступления перед сборами макулатуры были такими же вдохновенными. В ушах всплыли неуверенные попытки профессора физики из МГУ объяснить Матвею, что такое «совок», который мы покинули. Она усмехнулась и представила совсем уж странную картинку: на морском берегу на лошадях стоят в ряд все четверо неуловимых мстителей и целятся в уходящий пароход. Звучит залп. Пошли титры. Настигла ли пуля кого-то из белоэмигрантов — зритель не видит. Идут титры. Бесконечно долгие титры.