Глава 5. ПУШКИН В ОДЕССЕ.
Портрет Пушкина. Тропинин В. А. 1827
Когда друзья Пушкина, В.А. Жуковский, П.А. Вяземский и А.И. Тургенев, узнали, что граф М.С. Воронцов назначен новороссийским генерал-губернатором, они стали хлопотать о переводе поэта в Одессу. Павел Вяземский, лицейский друг Пушкина, и Александр Тургенев просили министра Нессельроде утвердить решение о дальнейшей службе поэта у графа М.С. Воронцова. Тургенев писал Вяземскому: «Я два раза говорил Воронцову, истолковал ему Пушкина и что нужно для его спасения. Кажется, это пойдет на лад.< > Воронцов берет Пушкина к себе от Инзова и будет употреблять, чтобы спасти его нравственность, а таланту даст досуг и силу развиться». За разрешением Пушкину переехать из Кишинева в Одессу новый генерал-губернатор Воронцов обратился к государю. Получив согласие, он направил письмо А. И. Тургеневу, в котором обещал присмотреть за поэтом, «и всецело содействовать развитию его таланта».
Летом 1823 г. Пушкин получил новое служебное назначение, и из захолустного Кишинева был переведен в шумную, многолюдную, еще молодую Одессу, которая была основана в 1794 г, всего лишь 30 лет назад. Город еще не сформировался, но как порт на южном море, благодаря постоянному присутствию большого числа иностранцев с деньгами отличался в культурном плане большим разнообразием по сравнению со многими российскими городами. Одесса становилась столицей южного края России, здесь же решил обосновать свою резиденцию новый генерал – губернатор и приступил к строительству своего дворца. Одесса привлекала гостей итальянской оперой, ресторанами с кухней из морепродуктов, первоклассным казино, сюда исправно доходили западноевропейские газеты и книжные новинки.
Пушкин в стихах образно описал Одессу, в которой он прожил всего лишь год.
Я жил тогда в Одессе пыльной.
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый Славянин,
Француз, Испанец, Армянин,
И Грек, и Молдаван тяжелый,
И сын Египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
Поселился Пушкин в гостинице коммерсанта Рено, на верхнем этаже, в угловой комнате с балконом, с которого поэт любовался морем. Рядом с гостиницей располагались одесский театр и казино. Обедал поэт в ресторане Отона, который сам обслуживал гостя. Свой быт кратко представил в нескольких строчках:
Бывало, пушка заревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь Я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленной,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Поэт состоял в штате в министерстве иностранных дел, ему полагалось жалованье 700 руб. в год, но получал его с большой задержкой. Первую треть жалования, причитавшегося ему за январь – май 1823 г., ему вручили только 13 декабря. Приходилось жить скромнее, чем в Кишиневе, где он пользовался сердечным гостеприимством генерала Инзова. В тетрадках, после 8 декабря 1823 г. есть черновик записки: «Посылаю вам, генерал 360 рублей, которые я вам уже давно должен. Примите мою искреннюю благодарность. Извиняться я даже не смею. Я пристыжен и смущен, что до сих пор не мог уплатить вам этот долг. Но это произошло потому, что я пропадал от нищеты. Примите, генерал, уверенье в моем глубоком почтении».
Обедал иногда у знакомых, довольно часто в ресторане Отона в долг, где «часы летят, а грозный счет меж тем невидимо растет». Денег не было постоянно. 25 августа Пушкин писал брату: «Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не могу. Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу идти; хоть я знаю Закон Божий и 4 первые правила, но служу и не по своей воле – и в отставку идти невозможно. Всё и все меня обманывают – на кого же, кажется, надеяться, если не на ближних и родных. На хлебах у Воронцова я не стану жить – не хочу и полно. Крайность может довести до крайности. Мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию – хоть письма его очень любезны».
Сохранился рассказ старика извозчика по прозвищу Береза: «Был тут в графской канцелярии Пушкин. Чиновник, что ли.< > Возил я его раз на хутор Рено. Следовало пять рублей; говорит, в другой раз отдам. Прошло с неделю. Выходит: вези на хутор Рено. Повез опять. Следовало уже десять рублей, а он и в этот раз не отдал. Возил я его и в третий и опять в долг: нечего было делать; и рад был бы не ехать, да нельзя: свиреп был да и ходил с железной дубинкой. Прошла неделя, другая. Прихожу я к нему на квартиру. Жил он в клубном доме, во втором этаже, вот сверху над магазином Мирабо. Вхожу в комнату. Он брился. Я к нему. Ваше благородие, денег пожалуйте, и начал просить. Как ругнет он меня, да как бросится на меня с бритвой. Я бежать, давай Бог ноги; чуть не зарезал. С той поры я так и бросил. Думаю себе: пропали деньги, и искать нечего, а уже больше не полезу. Только раз утром гляжу, – тут же и наша биржа, – растворил окно, зовет всех, кому должен. Прихожу и я: «на вот тебе по шести рублей за каждый раз, да смотри, вперед не совайся!» – Да зачем же ездил он на хутор Рено? – «А Бог его знает! Посидит, походит по берегу час, полтора, потом назад».
1000 рублей, которые Пушкин получил в качестве гонорара за «Руслана и Людмилу», пришлось отдать Н. Всеволожскому, погасившему его карточный долг, а залогом кредита была рукопись со стихами. 2 января 1822 г Пушкин писал Вяземскому: «Кавказский мой пленник кончен – хочу напечатать, да лени много, а денег мало и меркантильный успех моей прелестницы Людмилы отбивает у меня охоту к изданиям». За «Кавказского ленника» Гнедич выдал ему 500 рублей, и естественно, они все пошли на покрытие долгов еще в Кишиневе.
«В Одессе Пушкин писал много, – рассказывал брат Лев Сергеевич – и произведения его становились со дня на день своеобразнее, читал он еще более. Там написал он три первые главы «Онегина». Он горячо взялся за него и каждый день им занимался. Пушкин просыпался рано и писал обыкновенно несколько часов, не вставая с постели. Приятели часто заставали его то задумчивого, то помирающего со смеху над строфою своего романа. Одесская осень благотворно действовала на его занятия. Надо заметить, что Пушкин писал постоянно только осенью».
Одесса стала периодом творческого подъема поэта. Одновременно он завершал и дорабатывал «Бахчисарайский фонтан», начал первую главу «Евгения Онегина». Между второй и третьей главой «Евгения Онегина», в декабре и январе он рифмовал «Цыган». А весной «Цыгане» и «Онегин» чередовались на его столе, и рядом с ними в тетрадях появлялись черновики то «Демона», то незаконченной гражданской лирики, «Сеятель», «Недвижный страж дремал». Стихи рождались и лились, и, казалось, ему надо было лишь держать перо, а оно само выводило непревзойденные шедевры:
Сижу ли с добрыми друзьями,
Лежу ль в постели пуховой,
Брожу ль над тихими водами
В дубраве темной и глухой,
Задумаюсь - взмахну руками,
На рифмах вдруг заговорю.
Лишь только весной 1824 г. Пушкин рассчитался с долгами и почувствовал себя материально независимым. Его друг князь Павел Вяземский, не дожидаясь появления книги «Бахчисарайский фонтан», прислал поэту 3000 рублей. Деньги дошли до Одессы к 8 марта, а книга, печатавшаяся в Москве, до Петербурга дошла только 18 марта. А.И. Тургенев писал Вяземскому: «Фонтан здесь продается с успехом. (21 марта). Пушкин, получив такой баснословный гонорар, радостно благодарил благодетеля Вяземского: «От всего сердца благодарю тебя, милый Европеец, за неожиданное послание или посылку. Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше право не хуже другого. Одно меня затрудняет; ты продал все издание за 3000 р., а сколько ж стоило тебе его напечатать? Ты все-таки даришь меня, бессовестный!.. Уплачу старые долги и засяду за новую поэму. Благо я принадлежу к нашим писателям 18 века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть для улыбки прекрасного пола» (8 марта 1824 г.).
Проблема пушкинистов, комментировавших связи и отношения поэта с женщинами в Одессе, чаще всего заключается в том, что в угоду своим утверждением они избегали дат и порядка событий, преднамеренно или несознательно, путая их. Для четкого понимания, что происходило, составим хронологическую таблицу связанных с поэтом фактов, даты которых удалось установить из переписки и записок современников, и приведем важные для наших размышлений документы.
9 мая 1823 г. начата первая глава «Евгения Онегина» в Кишиневе.
11 мая 1823 г. граф М.С. Воронцов назначен новороссийским генерал-губернатором и полномочным наместником Бессарабии.
.
Весной 1823 г. Иван Ризнич вернулся в Одессу вместе с двадцатилетней женой Амалией.
3 июля 1823 г. Пушкин прибыл в Одессу.
Середина июля 1823 г. Пушкин был представлен Амалии Ризнич на одном из вечеров в ее доме или в оперном театре. Как выяснилось позже, она была в это время на третьем месяце беременности.
23 июля 1823 г. в Одессу прибыл вновь назначенный генерал-губернатор М.С. Воронцов, среди встречавших был Пушкин.
25 августа 1823 г Пушкин сообщает в письме к брату о завершении поэмы «Бахчисарайский фонтан», в скобках поясняет: «новая моя поэма».
6 сентября 1823 г. в Одессу приехала к мужу Елизавета Ксаверьевна, она была на 8-м месяце беременности, жила на даче, пока отстраивался городской дом.
22 октября 1823 г. Пушкин закончил 1-ю главу «Евгения Онегина».
22 октября 1823 г. в письме к Александру Раевскому сообщает, что «моя страсть в значительной мере ослабела, а тем временем я успел влюбиться в другую, я раздумал».
23 октября 1823 г начата вторая глава «Евгения Онегина
23 октября 1823 Елизавета Ксаверьевна родила сына Семена.
26 октября 1823 г. стихотворение «Мой голос для тебя и ласковый и томный»
3 ноября 1823 г. в рукописи на полях 16-й строфы второй главы «Евгения Онегина» появляется изображение Е.К. Воронцовой со спины в декольтированном платье.
Начало ноября 1823 г. - крестины сына графа М.С. Воронцова, Семена.
В декабре 1823 г. на листе с LX строфой 2-й главы «Евгения Онегина» появляется портрет графини и еще шесть набросков ее изображения. А всего с октября по декабрь 1823 г. он нарисовал 17 портретов Воронцовой.
8 декабря 1823 г. закончена вторая глава «Евгения Онегина».
12 декабря 1823 г. большой бал у Воронцовых ,
25 декабря 1823 г. - у Воронцовых большой обед,
31 декабря 1823 г. – у Воронцовых маскарад,
1 января 1824 г. Амалия родила сына Александра.
6 января 1824 г. - маскарад у Ланжеронов.
13 января 1824 г. - благотворительный маскарад в театре, устроенный Воронцовой и Ольгой Нарышкиной.
До 8 февраля 1824 г. написано стихотворение «Все кончено: меж нами связи нет».
8 февраля Пушкин ужинал у Воронцовой
8 февраля 1824 г. начата третья глава «Евгения Онегина», которая была окончена в октябре в Михайловском.
12 февраля 1824 г. - второй маскарад у Воронцовых.
18 февраля 1824 г. - у Воронцовых бал-маскарад
12 марта 1824 г. Пушкин выехал в Кишинев по «личным делам», через три недели вернулся,
20 марта 1824 г. Е.К. Воронцова уехала в имение своей матери, графини Браницкой под Белой Церковью, вернулась после 20 апреля. Была занята своей 2-хлетней дочерью, которая тяжело заболела.
24 марта 1824 г. граф Воронцов написал письмо Нессельроде, в котором настаивал на удалении Пушкина из Одессы.
«Его сиятельству графу Нессельроде.
Одесса, 24 марта 1824 г.
Граф! Ваше сиятельство осведомлены об основаниях, по которым молодой Пушкин был послан несколько времени тому назад с письмом графа Каподистрии к генералу Инзову. При моем приезде сюда этот генерал, если можно так выразиться, вручил его мне, и он жил с тех пор постоянно в Одессе, где находился еще до моего прибытия и в то время, когда генерал Инзов был в Кишиневе. Никоим образом я не приношу жалоб на Пушкина, справедливость даже требует сказать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее, чем был прежде, но собственный интерес молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца, заставляют меня желать, чтобы он не оставался в Одессе. Основной недостаток г. Пушкина -- это его самолюбие. Он находится здесь и за купальный сезон приобретает еще множество восторженных поклонников своей поэзии, которые, полагая, что выражают ему дружбу лестью, служат этим ему злую службу, кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что он замечательный писатель, между тем он только слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Байрон), да кроме того, только работой и усидчивым изучением истинно великих классических поэтов он мог бы оправдать те счастливые задатки, в которых ему нельзя отказать {В копии зачеркнут конец фразы: "и стать отличным писателем"}. Удалить его отсюда, значит, оказать ему истинную услугу. Возвращение к генералу Инзову не поможет все равно он будет тогда в Одессе, но без надзора {В копии иначе: "ибо это вовсе не удалит его от Одессы, и в таком случае он останется вне моего надзора".}. Кишинев так близко отсюда, что ничто не помешает этим же почитателям поехать туда; да и, наконец, в самом Кишиневе он найдет в боярах и в молодых греках достаточно скверное общество.
По всем этим причинам я прошу ваше сиятельство испросить распоряжений государя по делу Пушкина. Если бы он был перемещен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий. Я повторяю, граф, исключительно в его интересах я обращаюсь с этой просьбой. Я надеюсь, что моя просьба не будет истолкована ему во вред, и убежден, что, только согласившись со мною, ему можно будет дать более средств обработать его рождающийся талант, удалив в то же время от того, что может ему сделать столько зла.
Я говорю о лести и о столкновении с сумасбродными и опасными идеями.
Имею честь быть с глубоким уважением вашего сиятельства преданнейший и покорнейший слуга»
8 апреля 1824 г Воронцов обращается к другу действительному статскому советнику Николаю Михайловичу Логинову помочь ему избавиться от Пушкина
«Я писал к графу Нессельроду, прося, чтоб меня избавили от поэта Пушкина. На теперешнее поведение его я жаловаться не могу, и, сколько слышу, он в разговорах гораздо скромнее, нежели был прежде, но, первое ничего не хочет делать и проводит время в совершенной лености, другое — таскается с молодыми людьми, которые умножают самолюбие его, коего и без того он имеет много; он думает, что он уже великий стихотворец, и не воображает, что надо бы еще ему долго почитать и поучиться, прежде нежели точно будет человек отличный. В Одессе много разного сорта людей, с коими эдакая молодежь охотно водится, и, желая добра самому Пушкину, я прошу, чтоб его перевели в другое место, где бы он имел и больше времени и больше возможностей заниматься, и я буду очень рад не иметь его в Одессе».
29 апреля М.С. Воронцов напомнил Н.М. Лонгинову: «О Пушкине не имею еще ответа от гр. Нессельроде, но надеюсь, что меня от него избавят. Сегодня к вечеру отправляюсь в Кишинев дней на пять».
30 апреля 1824 г. Амалия Ризнич получила загранпаспорт.
В начале мая 1824 г. Амалия вместе с сыном и тремя слугами покинула Одессу.
2 мая 1824 г. М. С. Воронцов из Кишинева вновь написал К. В. Нессельроде: «По этому поводу я повторяю мою просьбу - избавьте меня от Пушкина; это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе».
4 мая 1824 г. М.С. Воронцов из Кишинева снова обратился к Н.М. Логинову: «Казначеев мне сказывал, что Туманский [чиновник Воронцова, поэт и приятель Пушкина] уже получил из П[етер]бурга совет отдаляться от Пушкина, и я сему очень рад, ибо Туманский -- молодой человек очень порядочный и совсем не Пушкинова разбора. Об эпиграмме, о которой вы пишете, в Одессе никто не знает, и, может быть, П<ушкин> ее не сочинял; впрочем нужно, чтоб его от нас взяли, и я о том еще Нессельроду повторил».
Между 12 и 15 мая Воронцов получил личное письмо императора Александра I от 2 мая: «Граф Михайло Семенович! Я имею сведения, что в Одессу стекаются из разных мест и в особенности из Польских губерний и даже из военнослужных без позволения своего начальства многие такие лица, кои с намерением или по своему легкомыслию занимаются лишь одними неосновательными и противными толками, могущими иметь на слабые умы вредное влияние.< > Будучи уверен в усердии и попечительности Вашей о благе общем, я не сомневаюсь, что Вы обратите на сей предмет особенное свое внимание и примете строгие меры. < > Пребываю в прочем к Вам благосклонный, Александр».
22-24 мая 1824 г. Пушкин нарисовал поверх стихов XXIX строфы третьей главы «Евгения Онегина» портрет Воронцовой, которая представлена почти во весь рост; подробно нарисована голова.
22 мая 1824 г. предписание графа Воронцова коллежскому секретарю Пушкину отправиться в уезды Херсонский, Елизаветградский и Александровский для сбора сведений о распространении саранчи.
23 мая 1824 г. поэт расписался в получении 400 рублей «на прогоны» и покинул Одессу
Около 26 мая 1824 г. граф Воронцов получил письмо от Нессельроде от 16 мая: «Я представил императору Ваше письмо о Пушкине. Он был вполне удовлетворен тем, как Вы судите об этом молодом человеке».
31мая 1824 г. Пушкин вернулся в Одессу, в «Journal d'Odessa» от 2 июня 1824 г. в числе прибывших 31 мая в Одессу значится коллежский секретарь Пушкин
Май - начало июня 1824 г. письмо Воронцова дипломату Антону Антоновичу Фонтону, с которым он находился в дружеской переписке:
«Мой дорогой Фонтон! Озарите меня еще раз светом Вашего разума. Наследство нашего доброго Инзова продолжает причинять мне массу хлопот! Каждый из нас должен уплатить свою дань молодости, но Пушкин уже слишком удлиняет свою молодость. Попал он в общество кутил: женщины, карты, вино. Нужно отдать ему справедливость, что все кутежи эти сходят у него благородно, без шума и огласки. Поэтому будь это кто иной, нечего было бы и сказать. Но Его Величество живо интересуется Пушкиным, и в мою обязанность входит и заботиться о его нравственности. В Одессе задача эта не легкая. Если бы и удалось уберечь его от местных соблазнов, то вряд ли удастся сделать то же по отношению прибывающих путешественников, число которых все увеличивается и среди которых у него много друзей и знакомых. Все эти лица считают долгом чествовать его и чрезмерно превозносят его талант. Пушкина я тут не виню: такое отношение вскружило бы голову человеку и постарше. А талант у него, конечно, есть. Каюсь, но я только недавно прочел его знаменитый «Руслан», о котором столько говорили. Приступил я к чтению с предвзятой мыслью, что похвалы преувеличены. Конечно, это не Расин, но молодо, свежо и занятно. Что-то совсем особое. Кроме того, надо отдать справедливость Пушкину, он владеет русским языком в совершенстве. Положительно звучен и красив наш язык. Кто знает, может быть, и мы начнем вскоре переписываться по-русски. Если Вы не читали, прочитайте «Руслана» - стоит».
7 июня 1824 г. Пушкин подал заявление на имя А. И. Казначеева об отставке:
«Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, не знаю, в праве ли отозваться на предписание Его Сиятельства. Как бы то ни было, надеюсь на Вашу снисходительность и приемлю смелость объясниться откровенно на счет моего положения. 7 лет я службою не занимался, не писал ни одной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником. Эти 7 лет, как Вам известно, вовсе для меня потеряны. Жалобы с моей стороны были бы не у места. Я сам заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради Бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость. Думаю, что граф Воронцов не захочет лишить меня ни того, ни другого.
Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить. Вы знаете, что только в Москве или ПБ можно вести книжный торг, ибо только там находятся журналисты, цензоры и книгопродавцы; я поминутно должен отказываться от самых выгодных предложений единственно по той причине, что нахожусь за 2000 верст от столицы. Правительству угодно было вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалованье чиновника, но как паек ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моем времени и занятиях. Вхожу в сии подробности, п. ч. дорожу мнением гр. Воронцова так же, как и Вашим, как и мнением всякого честного человека».
Пушкин писал, что чувствует свою совершенную неспособность к службе и готов, «если граф прикажет, подать в отставку». Письмо заканчивалось заявлением о том, что у него аневризм: «Вот уже 8 лет, как я ношу с собою смерть».
7 июня в 1824 г. Одессу приехала княгиня В.Ф. Вяземская
14 июня 1824 г. Воронцовы с больной дочерью со всем высшим одесским обществом, включая А. Раевского и О. Нарышкину, отправились на яхтах в Гурзуф. Пушкин остался в Одессе.
Июнь – июль 1824 г.- письмо М.С. Воронцова к Фонтону.
«Мой милый Фонтон, вы никогда не угадаете, что там было. Стихи, рапорт в стихах! Пушкин писал: «Саранча летела, летела и села. Сидела, сидела — все съела и вновь улетела»… И вот я решил на другой день утром вызвать Пушкина, распечь или, вернее, пристыдить его и посадить под арест. Но ничего из этого не вышло.
Вечером начал я читать другие отчеты по саранче. На этот раз серьезные, подробные и длинные-предлинные. Тут и планы, и таблицы, и вычисления. Осилил я один страниц в тридцать и задумался — какой вывод? Сидела, сидела, все съела и вновь улетела, — другого вывода сделать я не мог. < > Мне стало смешно, и гнев мой на Пушкина утих. По крайней мере, он пощадил мое время. Действительно, наши средства борьбы с этим бичом еще слишком первобытны. Понял ли он это или просто совпадение? Три дня я не мог избавиться от этой глупости. Начнешь заниматься, а в ушах все время: летела, летела, все съела и вновь улетела. Из всего мною сказанного ясно, что место Пушкина не в Одессе и что всякий другой город, исключая, конечно, Кишинев, окажется более для него подходящим. Вот и прошу я вас, мой дорогой Фонтон, еще раз проявить во всем блеске ваши дипломатические способности и указать мне, во-первых, кому написать, и, во-вторых, как написать, чтобы не повредить Пушкину».
Конец июня 1824. Пушкин описал ситуацию Вяземскому:
«Я поссорился с Воронцовым и завел с ним полемическую переписку, которая кончилась с моей стороны просьбою в отставку. Но чем кончат Власти, еще не известно. Тиверий рад будет придираться; а Европейская молва о Европейском образе мыслей графа Сеяна обратит всю ответственность на меня. Покаместь не говори об этом никому. А у меня голова кругом идет» .
Середина июня 1824 г. Пушкин в ответ на письмо А. И. Казначеева, которое не сохранилось, изложил свое отношение к создавшейся ситуации:
«Вы мне говорите о покровительстве и дружбе. По-моему, это две вещи несовместимые. Я не могу и не хочу претендовать на дружбу гр. В., еще менее на его покровительство: нет ничего для меня унизительнее патронирования, и я слишком уважаю этого человека, чтобы унижаться перед ним. На этот счет у меня свои предрассудки демократические, которые стоят предрассудков гордости Аристократической. Я жажду только независимости (простите мне это слово ради его сущности), – и я ее добьюсь ценой мужества (работы) и упорства. Я уже преодолел отвращение писать и продавать свои стихи, чтобы жить. Главный шаг сделан – если я все еще продолжаю писать по капризному наитию воображения, то раз стихи написаны, я уже смотрю на них только как на товар, по столько-то за штуку. Я не понимаю ужаса моих друзей (да и не очень хорошо знаю, что такое эти мои друзья)».
«Мне надоело зависеть от хорошего или плохого пищеварения начальства; мне надоело, что в моем Отечестве со мной обращаются с меньшим уважением, чем с первым попавшимся (болваном) бездельником Англичанином, который является, чтобы щеголять среди нас своей (глупостью) тупостью (небрежностью), своим бессмысленным бормотанием. Нет сомненья, что гр. В. как человек умный сумеет обвинить меня перед публикой – очень лестная победа, и я предоставлю ему досыта ею насладиться, тем более что мне так же мало дела до этой публики, как и до порицаний и восхвалений в наших журналах».
11 июля 1824 г. министр Нессельроде известил графа Воронцова о том, что «по воле императора Пушкин не только будет удален из Одессы, но и подлежит высылке в Псковскую губернию, в имение родителей под надзор местного начальства»
23 июля 1824 г. Елизавета Ксаверьевна вернулась в Одессу, гости остались в Крыму, муж отправился в служебную поездку
24 июля 1824 г. Воронцов отправляет из Симферополя графу Гурьеву предписание исключить Пушкина из списка чиновников коллегии иностранных дел и отправить на жительство в Псковскую губернию
25 июля 1824 г. Вяземская в письме к мужу сообщила: «Графиня Воронцова и Ольга Нарышкина вернулись два дня тому назад. Мы постоянно вместе и гораздо более сдружились».
29 июля 1824 г. градоначальник Одессы Гурьев объявляет Пушкину об отставке, на дорогу ему выдано 389 рублей
«Нижеподписавшийся сим обязывается данному от г-на Одесского градоначальника маршруту без замедления отправиться к месту назначения в губернский город Псков, не останавливаясь нигде на пути по своему произволу; а по прибытии в Псков явиться к г-ну гражданскому губернатору. Одесса. 29 июля 1824».
Пушкин подписал и другую бумагу:
«По маршруту от Одессы до Пскова исчислено верст 1621. На сей путь прогонных на три лошади триста восемьдесят девять руб. четыре коп. получил коллежский секретарь Александр Пушкин».
29 июля 1824 г. Пушкин был на даче у Воронцовой. Перед отъездом Пушкина из Одессы в Михайловское графиня Воронцова подарила ему на память свой портрет в золотом медальоне и перстень.
30 июля 1824 г. Е. К. Воронцова отправилась в Белую Церковь
1 августа 1824 г. Пушкин выехал из Одессы в Михайловское.
С 21 августа 1824 г. Елизавета Ксаверьевна в Киевской губернии у матери.
Октябрь 1824г. - стихотворение «К младенцу».
Осень 1824 г. - элегия «Ненастный день потух».
Вторая половиной декабря 1824 г. - первая половина марта 1825 г. в Михайловском написано стихотворение «Сожженное письмо».
3 апреля 1825 г. родилась Софья Воронцова.
Летом 1825 г. умерла Амалия Ризнич.
7 июля 1825 г. - стихотворение «Желание славы».
В тетрадях поэта под номером № 2382, на странице 68-69 было обнаружен черновик письма, неизвестно кому предназначенный и от какого числа, а в тетради № 2373, на странице 24 другой черновик. Эти письма были опубликованы в собраниях сочинений Пушкина под редакцией Морозова, в 1887 г.
В письме упоминаются два важных факта: «Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. День S.V. был решающим в моей жизни». Поклонники нравственности графини Воронцовой и господства Собаньской над душой поэта считали и доказывали, что эти письма были предназначены Каролине, и трактовали свою версию следующим образом:
• 5 января 1830 г Пушкин записал в альбом Каролины свое стихотворение,
• День S.V. (St. Valentin) - день Святого Валентина (2 февраля) он написал ей письмо признание.
• А впервые Пушкин увидел Каролину 2 февраля 1821 г. (9 лет назад)
Авторы версии предполагали, что Пушкин в это время был в Киеве, куда ездил с Раевскими из Каменки на помолвку Екатерины Николаевны Раевской, и там он мог встретиться с Каролиной Собаньской. Но как выяснилось из неопубликованного письма М. Ф. Орлова к А. Н. Раевскому от 12 февраля 1821 г. помолвки не было, и в Киеве встречи не было.
Александр Лацис в процессе реконструкции событий и анализе оригинала письма пришел к выводу, что «письмо относится не к 1830-му, а к 1832-му году, и речь в нем идет не просто о годовщине, а о 9-ой годовщине.
«S.V.» не день Св. Валентина, (2 февраля), как утверждала Цявловская, и не день Св. Валериана (15 декабря), как полагал Яшин, а день Св. Викентия (11 ноября). Клочок земли, к «которому он готов совершить паломничество» Лацис перевел «[Првб-р;жiе] М» как Правобережие». «Речь идет, – писал Лацис, – о Правобережье Днепра, где находилось родовое имение Воронцовой «Мошны. Так как никакого отношения к Правобережью Собаньская не имела, остается единственный возможный адресат – Воронцова».
Александр Лацис предположил, что впервые Пушкин увидел графиню во время крещения ее сына Степана, которое состоялось 11 ноября 1823 г в день Святого Винсента. Удивляет, что столь много сделавшие для восстановления истины неопушкинисты забыли еще об одном очень важном празднике, который шифруется буквами S.V. -«Sainte Vierge» - день «Святой Девы», «Рождества Пресвятой Богородицы» (8 сентября). С датой празднования Рождества Богородицы связано торжество Непорочного зачатия Девы Марии 8 декабря (ровно за 9 месяцев до ее Рождества).
Пушкин пишет письмо не 11 ноября, а 8 сентября 1832 г. в день Рождества Богородицы, а 9 лет назад 8 сентября 1823 г. он впервые на обеде у Воронцовых увидел беременную графиню, которая прибыла в Одессу 6 сентября. Прибывшая 4 августа 1832 г из Англии графиня, в начале сентября еще была в Петербурге. На одном из званых вечеров она встретилась с четой Пушкиных.