Мамона маячит на встречке
Мамона радарит в кустах
Кружит над добычей как кречет
Всегда при деньгах и делах
Мамона приполз на эту землю. Вцепился в нее как жук колорадский. Навалился как тьма. Из ниоткуда. Как ядовитое облако. И отравил все.
Лестью отравил, подкупом, развратом.
Прожорлив мамона. Слабинку чует - растет на глазах, свирепеет.Таращит по сторонам глазенки белые, безмозглые, шарит рукой костлявой в воде мутной.
Портупею на брюхо напялил, фуражку с кокардой на пустую голову водрузил, погоны на китель прилепил и поскрипывает хромовыми сапогами в кабинетах.
Развалится в кресле и вещает, в зубах ковыряясь:
- Нужен я народу, дичает без меня голытьба. Я для нее инновации и прогресс, демократия и порядок. И свобода, равенство, братство, и права всякие человеческие…
И действительно, равенство проповедует. Под собой...
Посулил свободу - подсунул произвол.
Посулил справедливость - посеял корысть.
Посулил братство - шарит по карманам. Ворует у своих, прячет у чужих.
- Все для вас, - гыкает мамона, государство вам требуется, стану государством, анархии хотите, стану анархией. Я всегда и везде, я вам нужен.
Подлость любит и убийство. Мамона там, где визг, кровь, бытовуха. Похоть его - исподтишка убить и труп оклеветать.
Власть обожает. И деньги. Глотает их как воздух, не подавится.
Труд не любит мамона. Ни Смита не любит Адама, ни Рикардо, ни Ивана-слесаря, ни Егора-пекаря…
- Людишки, - глаголет мамона, - труд у них источник богатства, видишь ли. Тьфу на вас!
- Власть! Власть! Власть! - вот богатство! Что хочешь, то и бери. Тут тебе откатики, тут тебе мигалочки, лимузины черные, счета оффшорные, кабинеты государственные, секретарши царственные. А вы – труд! Тьфу на вас еще раз с высокой горки…
Люд служивый – воинство мамоново, бюрократики, чинодралики. Обожают захват мародерский, слив компрадорский. Кто на чем за долю малую подвизается: тот - умопомешательство в закон возводит, этот - мечту вертухая в жизнь проводит. Слаженно трудится племя мамоново. И гребет, гребет, гребет…, а берега не видно. Компрадорики, утробы ненасытные - детки мамоновы, мамонова радость. Родину грабят, а за морем рулечками свиными народ потчуют, землицей обзаводятся, виллочками, яхточками.
-Все вернем! – верещат, - если мамона скажет.
Не вернут, хоть убей. Как один на мамону похожи, с лапами загребущими, мордами оплывшими, брюхами отвисшими, глазками водянистыми. Об одном мечтают, как вентилечек махонький заслужить в управленьице и сливать, сливать, сливать… в сладострастном трепете…
- Да не оскудеют закрома-резервуарчики! - молятся компрадоры, отсасывая богатства того, что простота родиной называет.
- А бюрократ не человек?! – визжит мамона, ласково обнимая за плечи племя свое,
- имеем право на то, что слева, на то, что справа. На квартирку в Майами, на радость Обаме, на счетики обезличенные во всякой галичине, - и жалует детишкам своим зарплаты да пенсии по мере вороватости их.
- И миллиардов мало оценить тяжкий труд деточек моих, - всхлипывает мамона, - на триллионы тянут в служебном рвении своем.
Плохо переносит мамона дух русский. Корчит его там, где Русью пахнет. Русский отечество свое помнит, землю свою, да и злой очень, отомстить может. Извести бы русского под самый корешок, под самый нолик, да воцариться навеки на земле его.
- Несправедливость чую, - вопит мамона, тыча перстом в мужичка русского, - чем он лучше других? Занял землю, недрами богатую, а как же я, детки мои? Кто кроме нас природным богатством силен распорядиться?
Напускает на русского компрадорово племя, в облике своем раздувается, грозит, устрашает, обвиняет в имперских амбициях, в несоответствии замыслам граждан мира, гадит исподтишка и открыто, где может. Отправляет аборигена эшелонами по лагерям да тюрьмам.
Блефует мамона. Нет за ним ничего, кроме брюха ненасытного. У мамоны слабенькие ножки и тоненькая шейка, писклявый голосок. Сдувается там, где не боятся его, застенчиво прикрывает пустые глазки белесыми ресничками и лелеет три жиденькие волосинки на трясущейся голове.
Умеет пускать пыль в глаза.
И в землю зарываться, до лучших времен.
P.S. Мамона - дух, демон стяжательства и коррупции, прикусывающий конкретных господ.