Отрывок из романа «Красная омега»
Волк откровенно язвил и, не желая того, нарывался на скандал:
-- Ну, что, Казява, обхезался?
-- Закрой хлебало! – огрызнулся Казява.
-- Труханул, труханул! А еще духарился!
-- Заткнись, говорю!!!
Казява, по метрике – Игорь Казов, был самым крупным мальчиком в пацаньей группе, которая уже более полугода обитала в одиннадцатой комнате молодежного заводского общежития, расположенного на одной из тихих улочек рижского Задвинья.
В группу, кроме Казявы, входили Лешка Барсуков по кличке Мешок, Руслан и Мишка Козел. Все они вместе еще не стали хеврой, но и здоровым трудовым коллективом уже не были.
Казява в этом мальчишеском сообществе выполнял роль боевого кулака. В случае возникновения силовых трений, между обитателями 11-ой комнаты, с одной стороны, и окружавшим их враждебным миром, с другой, всегда на первый план выдвигался Казява. Бывалые парни потрясались его бесстрашию.
Он, не раздумывая, схватывался с более сильным противником и, благодаря яростному натиску, в большинстве случаев одерживал верх. Безоружный, решительно шел на шабер, и обескураженный противник отступал.
Волк, который заедался с Казявой, был новичком в этой компании. Его совсем недавно вселили в комнату №11. Поэтому он не знал особенностей казовской натуры. А остальные ребята знали.
Они знали, что если лицо Казявы начинало краснеть, то следовало быть осторожным и в словах и в движениях. Если же краска пурпурной злости достигала его ушей – всем нужно было, во избежании страстного взрыва, быстренько отойти в сторонку.
Итак, Волк не знал этого. А потому, несмотря на то, что уши Казявы стали яркими, как фонари, продолжал наезжать:
-- Вот так, Казявочка! Очко-то не железное! Играет!
Резкий прямой чуть не опрокинул Волка. Он пошатнулся, но устоял и принял боевую стойку, перенеся тяжесть тела на правую ногу. Волк прибыл из Белоруссии. Во время войны он партизанил наравне со взрослыми. В одной из боевых операций немецкий осколок порвал сухожилья под коленом его правой ноги. Партизанский врач спас ему ногу, но Волк навсегда остался хромым: травмированная нога не сгибалась. Эта несгибаемая нога служила ему мощным упором. В драке Волка почти невозможно было сбить с позиции.
В ответ на казовский удар он злобно ощерился:
-- Ну, ты, фраер! Давай! Подходи, сука!
Пацаны замерли. Ну, как же! Предстоял гладиаторский бой. Благородный бой, до первой крови.
Между противниками начался жаркий, беспорядочный обмен ударами. Через полминуты, когда из носа Казявы показалась красная струйка, а губы Волка вздулись и закровенели, Руслан втиснулся между бойцами:
--Дробь! Полундра! Ничья!
Бойцов растащили по углам. Казява, тяжело дыша, сел на свою койку, затем дрожащими руками достал из тумбочки коробку с табаком и свернул цигарку. Табак был отвратный. Он добывался из окурков, которые подбирались на улице. Раскурив самокрутку, Казов хмуро уставился в окно. В комнате повисла томительная тишина, но не надолго. Минуты через две из угла, где сидел Волк, прозвучало:
-- Казява, оставь сорок.
Это означало предложение мира и косвенное признание своей неправоты. Игорь докурил цигарку до половины, подумал, пакнул еще разок и протянул бычок Волку.
Мир был восстановлен!
В группе верховодил Руслан. Он был старше всех на целый год. Кроме поэтического имени и звучной фамилии Серебров, он имел еще и симпатичную внешность.
На его светлые, слегка вьющиеся волосы, на серые крупные глаза во всю засматривались местные девчонки. А Зинка-шалашовка уже два раза уводила его в камыши, которые густо росли за общежитием и простирались вплоть до дальнего пруда.
Эти прогулки в камыши очень интриговали жителей одиннадцатой комнаты. Вот и сейчас они, чтобы развеять тягостное впечатление от пацаньей стычки, стали заинтересованно выспрашивать у Руслана, что он и Зинка делали в камышах. Руслан не скрывал:
-- Мацались.
-- Ты, что и буфера тискал?
-- Тискал.
-- А, она?
-- Солоп гладила.
-- Ну и что?
-- Ничего.Приятно.
-- Чего же там приятного? Объясни! – недоумевал Лешка Мешок. Он был самым младшим в группе.
-- Тебе не понять. У тебя еще малафья с конца не капает. Вот как закапает, так и объяснять не нужно будет, сам прочувствуешь.
Субботним вечером, в канун мальчишеской драки, Руслан, оглядев скучные лица товарищей, медленно промолвил:
-- Ну, братва, что завтра будем штефкать?
Вопрос был явно риторический, поскольку в одиннадцатой комнате никакой еды не было и заметных денег на её покупку – тоже.
Администрация завода проявляла определенную заботу о молодежи из заводского общежития. На некую сумму, вычитаемую из их заработка, молодых работяг ежедневно, кроме воскресенья, кормили обедом в заводской столовой. Ну, а завтрак и ужин они должны были организовывать сами.
У непрактичных подростков получка улетучивалась мгновенно. Обитатели олиннадцатой комнаты не употребляли спиртного, не марафетили, еще не тратились на девочек, но уже на пятый-шестой день после получки денег у них не было. Две страсти съедали их трудовые рубли: любовь к сладкой продукции местной кондитерской фабрики „Laimа” и азартная игра в карты.
В ответ на вопрос Руслана относительно штефки, обитатели одиннадцатой комнаты провели ревизию своих карманов. Результаты ревизии показали, что если сложить все рубли в одну кучу, то этой кучи хватит на покупку четырех буханок хлеба. В нормальном режиме каждый из подростков за раз мог съесть 1 кг. белого хлеба и 1 кг. сахарного песка. В аварийном же режиме, когда денег было чуть-чуть, меню упрощалось, но масса пищи при этом не изменялась – 1 кг. черного хлеба и 1 кг. квашеной капусты.
Понятно, что для таких проглотов, какими были бывшие детдомовцы тех четырех буханок хватило бы только на один присест. А до получения аванса нужно было продержаться целую неделю. Поэтому возник простой вопрос: что делать?
Волк предложил толкнуть барыгам на балочке комплект нового постельного белья, только что выданного комендантшей общежития.
Мешок высказался за наиболее, как он считал, верный вариант: увести что-нибудь съестное на товарной станции, где всегда стояли под разгрузкой вагоны с продовольственными товарами.
Шустрый Козел напористо уговаривал товарищей совершить заход на местный толчок и что-нибудь «позаимствовать» у торговок. Когда предложения иссякли, решительный голос подал Руслан:
-- Наши гроши – что они есть, что их нет. На втором этаже лакшат во всю. Пусть Мешок на эти деньги там побанкует. Он везучий. Пофартит – очень хорошо. Нет – не жалко. Вот тогда и пойдем по утрянке на товарную станцию.
Однако в этот раз игра у Мешка не заладилась. К двум часам ночи он продул и деньги, собранные товарищами, и те, что подзанял у своих знакомых Руслан, и свою заначку на покупку пальто. Поход на товарную станцию стал неизбежен.
Хоздвор товарной станции Торнакалнс был окружен забором. Туда, к крытой платформе подавались вагоны, груженые то мукой и сахаром, то ящиками со сгущенным молоком, консервами и т.п., но чаще всего под разгрузкой стояли пульманы с соей. Разгружали вагоны шумливые женщины. Охранял выгружаемое добро пожилой стрелок, вооруженный берданой с холостыми патронами.
Вот в этот оазис калорий и наведывались время от времени алчущие обитатели одиннадцатой комнаты. Конечно, на мешок с сахаром или там на ящик с американской тушенкой ребята не зарились: и вынести трудно, да и опасно – запросто срок схлопочешь за хищение соцсобственности. Основное внимание обращалось на соевые бобы, горки которых высились на платформе.
Схема действий была проста. Притаившись за вагонами, пацаны выжидали момент ухода теток-грузчиц в сарай на перекус. Когда это происходило, один из них начинал в дальнем конце двора шуметь, отвлекая на себя внимание стрелка. Остальные же в это время ныряли под разгружаемый вагон, хватали с платформы то, что можно схватить, набивали карманы соевыми бобами и исчезали. Все это очень напоминало набег обезьян на кукурузную плантацию.
Сырая соя – очень невкусный продукт, но если сою поджарить на сковороде, то вкус ее резко улучшается и становится похожим на вкус поджаренных семечек подсолнуха. Когда народ приходил с соевой добычей, в комнате разжигалась плита. Бобы высыпали на большой противень и поджаривали на плите до золотистого цвета. Готовая соя, прямо горячей, разбиралась по карманам и начиналось деловитое похрустывание – молодые, крепкие зубы непрерывно дробили душистые и очень питательные бобинки.
Поедание сои в больших дозах неизбежно приводило к одному нежелательному побочному последствию: процесс переваривания соевых бобов сопровождался интенсивным газообразованием. Но даже это неприятное явление с подачи Руслана-артиллериста было превращено в оригинальную забаву.
Публика с раздутыми животами ложилась на койки спиной кверху, штаны при этом спускались. По жребию назначался бомбардир, который вооружался коробком спичек. Когда у кого-нибудь из возлежащих созревало событие, то раздавался возглас:
-- К орудию !
--Есть, к орудию!– весело отзывался бомбардир.
-- То-о-о-всь!
-- Есть, товсь ! – бомбардир зажигал спичку, подходил к ’’орудию’’ и подносил горящую спичку к аналу.
-- Залп !!!
Раздавался раскатистый треск и над попенгагеном расцветал желто-голубой огненный шарик. Под хохот и юморные замечания озорных соеедов вступали в дело и остальные „орудия‘‘. По завершению канонады подводились итоги. За самый большой, как по объему, так и по продолжительности, результат автору его вручался небольшой заранее приготовленный приз.
Воскресным утром, оставив Мешка дома делать уроки (он учился в вечерней школе), голодная команда отправилась на товарную станцию, которая работала без выходных. Казява решил, что в карманы сои вмещается мало и взял с собой наволочку. Волк заметил:
-- Пока наволочку нагребешь, тебя стрелок застукает.
-- Ништяк, не бздюмо! Видал я этого стрелка!
Еще при подходе к цели ребята заметили некие необычности: ворота хоздвора были закрыты, а у калитки стоял солдат с автоматом. Игнорируя необычности, пацаны преодолели дырку в заборе, подобрались к платформе и, улучив момент, стали деловито отовариваться.
В этот день на хоздворе разгружалось что-то уж очень серьезное. В разгар отоваривания из-за угла, совершенно неожиданно для добытчиков, показался еще один автоматчик. Увидев непорядок, он резко вскинул автомат и рявкнул:
-- Стой! Стрелять буду!
Народ метнулся под вагон и бросился к забору. В догонку простучала автоматная очередь. Это было очень страшно. Пацаны ныряли в дырку, как смазанные. Казява где-то бросил свою наволочку. В дальнейшем этот факт и послужил поводом для насмешек со стороны бывалого Волка. Ему-то автоматные очереди были не в диковинку.
После очередной неудачи обзавестись чем-нибудь съестным, у приятелей осталась последняя реальная возможность раздобыть пищу. Такой возможностью являлась вылазка на рынок.