Жестокая шутка
Вот вы в туалете, пардон, после того, как, оправились, что делаете? Правильно, кстати, все так делают. Надо же убедиться, что вы не просто так зашли в это помещение. Значит что? Значит, вы обязательно посмотрите в унитаз. А что это? Это, безусловный рефлекс. Но есть еще и условный. Мой приятель любил шутить: «В обед садишься за стол, правая рука к рюмке тянется». Так вот это условный, то есть выработанный рефлекс. Но вот посмотреть, очистился ли ты в туалете, это веками выработанное в человеке, и, конечно, вполне естественное рефлекторное движение.
Теперь к теме.
Давно это было, дедов рассказ. История не уникальна, о подобных проказах, повествовали не единожды. Но та шутка, как дед свидетельствовал, была весьма злой, жестокой и имела неприятные последствия для всех участников происшедшего. Всех, кроме моего дедули. Повезло мужику.
Итак, к рассказу.
Декабрь 1936 года, железнодорожная станция Новосибирск-2, Омской железной дороги. На этой станции, её маленьким и почти незаметным винтиком трудился мой дед, Алексей Гаврилович. Работа у него была не сложная. Путевой обходчик. По совместительству он ещё и стрелочником выходил, если кто из рабочих болел или запил. Дело свое дед знал туго. Не пьянствовал, не опаздывал на службу. Одним словом работал честно и добросовестно.
В тот день было снежно и холодно. Сибирские морозы в те времена были не в радость, тридцать и более градусов минус, это так сказать дежурный вариант, а тогда было под сорок. Да еще метель. На станции замерло несколько составов, в том числе шесть пассажирских. Всё замело и ничего не видать. Деда со стрелок сняли, пути обходили и чистили дополнительные бригады, а его поставили на проверку ходовой части вагонов. Дело привычное. Обойти и обстучать колеса, осмотреть буксы, что уж проще.
Поезд «Москва - Чита». «Дальнобойный», так его дед называл, стоял на крайних от станции путях. Зимний вечер, темень. Алексей Гаврилович обходя состав от вагона к вагону, увидел тень, спустившуюся со ступенек одного из вагона. Тень вышла, потопталась, отошла чуть в сторонку, метров с десяток вдоль вагона, и замерла. Дед так же притих. Присел. Скорее всего, это была женщина, причем была она в огромной шубе. Тень присела и принялась приподнимать края шубы. Ясно. Оправиться вышла. Стыдливая. Там, в вагоне, в общем-то, был туалет, но не всегда он работал, тем более на стоянке, а к станции бежать далеко и опасно, вдруг поезд тронется. Вот трагедия будет. Тень покачавшись, замерла. Ну, да, сейчас облегчится! Что же, поможем. Гаврилыч увидел широкую лопату для уборки снега. Лопата лежала в двух шагах, от него, впрочем, там же были лом, веники и еще коё какой уборочный инвентарь. Лопата! Дед мгновенно схватил лопату в руки и тихонечко внес её под шубу. Тень насторожилась. Дед тоже замер. Уф... Не заметила. Сидеть в напряжении обоим, и женщине и обходчику было не просто. Женщина хотела бы осмотреться, но не могла, огромная шуба и шерстяной платок полностью закрывали обзор. К тому же она была занята своими внутренними ощущениями, сами понимаете какими… А дед боялся даже скрипнуть. В душе он давился от смеха, понимая, что реакция женщины, после того как она осмотрится, будет, мягко говоря, неадекватной.
Тень зашевелилась. Надо убирать лопату. Лопата потяжелела, дед это чувствовал. Лопата отброшена в сторону, сам он тоже ретировался, но не очень далеко, хотелось бы видеть реакцию дамы. Как он и ожидал, реакция последовала и была чисто женской. Что значит женской? Да очень просто. Мужик бы, не увидев своего «добра», просто плюнул бы и ушел. А дама. Нет… Она осмотрелась. По кругу прошлась. И если бы в этот момент поезд уходил, эта мелочь ею не была бы замечена. Она сняла и перетряхнула шубу, да не один раз. Постояла. Вновь сняла шубейку, вновь перетряхнула. Дед уж замерз и, если бы не обогревающий и душивший его какой-то дикий хохот, он и остался бы здесь ледяной статуей. Шуба медленно и неуверенно двинулась к вагону. Уф… Тут уж Гаврилыч понял, что он действительно примерз к своей стоянке. Холодно, ужас! Тень зашла в вагон. Алексей Гаврилович, попрыгав на месте, чтобы хотя бы чуток согреться, метнулся к вагону.
Проводником в смене был его дружок, Степан Матвеевич. Чай нашелся. Железнодорожники отогрелись живительной влагой. Разговорились.
– А ты знаешь…
Дальше шел рассказ о происшедшем. Друзья хохотали и просто валились от смеха.
– Матвеич, я пошел, домой надо бы поспеть, совсем темно и холодно становится.
Друзья распрощались. Но «железка», это такое место, где повеселиться готов каждый. Скучно здесь бывает, а вот ежели повеселиться, так это от души… Поезд тронулся, не прошло и двух часов. Проводник пошел по вагону. Стоп. Вот она, шубка. Правда, теперь уже просто накинута не плечи миловидной женщины.
– Кто чаёк. Чаёк, прошу. Кто желает, пожалте…
В плацкарте, где обосновалась дама, сидело восемь человек. Тесновато, конечно.
– Послушайте,- закинул пробный шар Степан Матвеич,- а что у вас здесь так воняет? А?
Народ зашевелился, стал оглядываться. Смотрят друг на друга. Женщина сорвалась и с извинениями протиснулась к тамбуру. Что уж она там делала, кондуктор не видел, но понимал, шубу трясет. Ухмыльнувшись, кондуктор вернулся в свое купе.
Поезд весело бежал по сибирским просторам. Ехать в пути было еще трое суток.
Друзья, не буду вас чрезмерно утомлять. Матвеич к плацкарте подходил еще не раз, и своих друзей - проводников соседних вагонов, он туда так же посылал, как на работу.
– А что у вас здесь так воняет, а?
Веселились они от души. Может по-доброму, как они считали. А может не от большого ума, что наиболее вероятно. Но веселились от души. Реакция женщины всегда была одна и та же. Бегом из плацкарты и в тамбур. А в тамбуре – бой шубе. Уже в Чите, пришлось «скорую» даме вызвать. С сердцем проблемы. И что вы думаете, на этом всё завершилось. Да что вы. Дама такой серьезной оказалась и вредной, что оправившись, после больнички решила разобраться с кондукторами.
Подослала в депо доверенного человека и с его помощью выяснила, как над ней шутили проводники. Стоило это недорого, пару бутылей водки, но того дело стоило. У дамы в милиции в Чите, сидел большой друг. Друг этот и отправил в КПЗ двух проводников. Бригада была Читинская. Посадить не посадили, хотя загреметь в те времена на пару лет проблем не было, но помурыжили мужиков здорово. Про деда при разбирательстве, ни слова не было сказано. Не сдали его коллеги.
Повезло.
Вот такая вот, история. Дед о ней особо не распространялся, а уж рассказывая мне, а было ему в ту пору под восемьдесят, говорил: «Злая шутка была, жестокая шутка, нельзя так с людьми, нельзя».