Пустота

Алексей Корвин
«Хлынет из-под небес вязкая кислота,
Здравствуй поле чудес,
Русская Пустота»
Красные звёзды

***
- Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка - «Пустота».
Голос вроде человеческий. Но звучит странно. Механически, без эмоций. Раздаётся сверху и вокруг. Я открываю глаза. Двери и вправду закрываются. Две металлические створки соединились и образовали практически единое целое. Лишь маленькая линия, которая всегда будет разъединять их, как двух любящих людей, что вечно без успеха пытаются обрести свою половинку.
- Прекрасное сравнение. Поздравляю. – Тихо произношу я.
- Вы ко мне обращаетесь? – Другой голос. На сей раз в нём чувствуется жизнь. Значит настоящий человек.
Поворачиваю голову влево. Рядом со мной сидит мужчина. Лет тридцать, в серой куртке и штанах, начинает  лысеть, крупный нос, широкий лоб, узкие губы, пустые глаза. Мы не знакомы. Я первый раз его вижу.
- К вам. Не подскажите, когда остановка «Прошлое» будет?
- Придурок, ты вообще в другую сторону едешь. – Со злостью отвечает мужчина.
Вот это поворот. Где-то я ошибся. Выбрал неправильное направление. Заплутал.
- Зачем так грубо? Я вам ничего не сделал. – Я не понимаю  его реакции на мой вопрос.
- Простите, я нервничаю. Я не хотел. Вырвалось. Жду свою остановку, волнуюсь. – Трансформация от злости до извинений.
- А куда вы едете? Можно у вас поинтересоваться? – Я спокоен и вежлив.
- Станция «Долгая и счастливая жизнь». – Гордо заявляет он. – Думаю, осталось недолго.
- И вы едете через «Пустоту»? Необычный маршрут. – Я и вправду удивлён.
- Знаешь, как говорят – «Опуститься на дно и подняться»? – Опять трансформация, уже на «ты». - Тут я использовал схожий принцип. – Я замечаю его трясущиеся руки, лопнувшие сосуды на носу. Мой собеседник любит залить за воротник. 
- Желаю вам хорошего пути. – И отворачиваюсь.
Тут же теряю всякий интерес к продолжению беседы. Он к тому же даже не поблагодарил меня. Хам! Перевожу взгляд на окно. 
Абсолютное ничто. Кромешная темнота. Я откуда-то знаю, что еду в вагоне. Выходит у меня два варианта. Либо я в поезде и за окном ночь. Либо я еду в метро. Из звуков вечный перестук колёс и рельсов – монотонный и усыпляющий. Я не пытаюсь разгадать головоломку. Нет желания. Но темнота за окном не однородная. Не единым слоем висит как покрывало. Я вижу её движение. Скоростные, резкие, нервные подёргивания. Я слежу за ней. Я шпион. Ничего не меняется. Мне надоедает скупость вида, и я решаю осмотреться. Стандартный вагон. Двери, окна, места для сидений. Сверху, на потолке, лампы излучают яркий свет. Слишком яркий, им всё залито, что по началу приносит боль глазам. Пассажиров человек пять. Все сидят с раскрытыми газетами и неотрывно их читают. Я пытаюсь издалека прочитать, что же так привлекло их внимание, но не получается. Текст нельзя разобрать, словно на иностранном языке написаны строчки. Да и буквы странной формы и размеров. И как будто перетекают, меняя форму и смысл.
- Интересно. – Произношу я и сразу добавляю, понимая, что произнёс вслух. – Нет, на этот раз я обращаюсь не к вам. -  Предупреждаю реакцию своего бывшего собеседника. «Если он заговорит со мной – я его ударю», - думаю я.  К счастью или сожалению, он промолчал.
Все пассажиры странного вагона одинаково одеты. Серые куртки, штаны. На некоторых были шляпы. «Может,  на прошлой остановке зашла целая смена одинаковых рабочих?»
Ни звуков снаружи вагона, ни внутри него. Люди не разговаривают. Даже не слышен шелест газет. За окном молчаливое царство тьмы. Хоть она из лампочек подала бы голос, зашипела, зашумела. Но, увы. Часы свои  я забыл дома. Тоже неожиданная, залётная мысль-воспоминание. Так что и время мне было неизвестно. Всё больше «иксов» в уравнении. У окружающих запястья тоже были без металлических  браслетов со стрелками. «Какое-то безвременье!»
- Да. Мне подходит. – После моих слов заядлый пьяница слева срочно отсаживается от меня подальше. Видимо, я сумел его напугать своими репликами в пространство.
Для начала достаточно. Насмотрелся. Разведал обстановку. Я закрываю глаза.

***
- Простите…
Снова голос. На этот раз другой. Не машина, а живой человек произносит слова. Настойчиво повторяет одни и те же звуки. Слова долетают до меня по отдельности. Нет единого предложения. Мне трудно уловить смысл. Но обращаются явно ко мне. Что-то требуют от меня, судя по интонации говорящего. Я возвращаюсь к реальности медленно, специально торможу переход. Я поднимаюсь из глубин то ли подсознания, то ли транса. Человеку просящему может надоесть, и он отвяжется от меня.
- Простите меня. Но…
Уже во второй раз мне приходиться отвлекаться от своих рассуждений. Ведь мне нужно просто время. Чуток движения секундной стрелки и часовой её подруги. Без помех со стороны. У меня впереди долгое путешествие и  мне нужны силы, чтобы одолеть предстоящий путь. И я не хочу растрачивать их на глупые разговоры.
- Простите меня. Но это Моё место. – Слова сложились в единую смысловую цепочку.
Я открываю глаза. Выступило немного слёз в уголках. Немного больно после темноты рассудка и закоулков памяти. Я вижу перед собой человеческие ноги. Чистые до блеска туфли чёрного цвета. Брюки с отутюженными стрелками, такими острыми, что ими можно впору бриться. Веду взглядом вверх по брюкам. Должно же там быть что-то, что обвиняет меня сейчас. «Гигантский рот? Или другой галлюциногенный кошмар? Например». Ноги с брюками перетекают в туловище в белоснежной рубашке и чёрном пиджаке. На груди аляповато висит языком красный галстук. Заканчивается всё стандартной головой с лицом для обложки какого-нибудь модельного журнала для мужчин. Ничего выдающегося или запоминающегося. Кроме выделяющегося галстука.
- Простите меня. Но это Моё место. – Он видимо не устал повторять, и хочет добиться желаемого результата.
- Не прощаю. Даже и не пытайтесь. – Отрезаю я. Думаю, что он поймёт мой намёк.
- Вы должны уступить. Это Моё место. Я твержу об этом вам уже на протяжении десяти минут. Пока вы делали вид, что спите, и сейчас продолжаю. - Он глух к словам и настырен в желаниях.
Я верчу головой и оглядываюсь. Вагон совершенно пуст. Ни одного человека. Все места свободны. «Тогда что надо предъявителю требований?»
- Вокруг полно свободных мест. Вы можете выбрать любое на ваше усмотрение. – Недоумеваю я.
- Нет. Исключено. Мне нужно то самое кресло, на котором вы сидите. – Гнёт он.
«Он не отстанет от меня» - уверен я.
- Это что – розыгрыш? Вы меня разыгрываете! Точно! – Предполагаю единственную подходящую идею.
- Стал бы я вас разыгрывать по пустякам. А тут важное для меня дело. Вы сидите на Моём месте! – Он начинает потихоньку злиться.
- Здесь не написано ваше имя. Я имею права располагать свою задницу, где хочу и когда хочу. Или предъявите мне документы, подтверждающие права именно на данное место в этом самом вагоне. – Я следую его примеру и начинаю выходить из себя.
Человек продолжает нависать надо мной. Вагон изредка делает резкие повороты, манёвры, отчего легко можно потерять равновесие. Но требовательный парень стоит и даже не шелохнётся. Спина прямая как струна. Прямо армейская выправка. Хотя по нему видно, что такой красавчик не служил в армии. Он просто привык отстаивать собственное мнение и получать то, что хочет.
- Прекрати играть со мной в шуточку, парень. Ты не знаешь, с кем связался. Если ты сию же минуту не освободишь Моё место, я размажу тебя по полу этого чёртового вагона! – Всё - его внешние лоск, блеск, внушительность пропадают мигом. На первые роли выходит неотёсанный грубиян, скандалист и эгоист. – Я каждый проклятый день езжу в этом проклятом вагоне на проклятую станцию «Работа». И я всегда сижу точно здесь! И я не намерен что-либо менять  из-за наглого выскочки вроде тебя.
Я понимаю, что драки мне не избежать. Раб привычки вдвое крупнее меня. Широкие плечи, сильные руки выдают постоянного посетителя спортзала. Я продумываю план действий. Я сама мысль и творческий процесс, когда захочу.
- Хорошо. Уговорили меня. Я встаю. – Капитулирую я.
Спортсмен ехидно улыбается. Победа сияет на лице для вывески салона красоты. Он отступает на пару шагов, чтобы не мешать мне.
- Попался!
Я с силой, рывком выбрасываю ногу вперёд. Тяжёлый армейский ботинок тёмной кляксой пролетает в воздухе. Противник не успевает ничего сделать. Он даже не успевает заметить движение. Он сгибается пополам и медленно оседает, как в американских кинофильмах. На полу он принимает позу эмбриона. Его мучают спазмы боли в паху. Ощущение возникает, что его сейчас вырвет. Подлый приём. Но он безумно мне надоел, в смысле парень. И в честном поединке я не имел бы шансов на выигрыш. Я хотел поскорее разобраться с патовой ситуацией. И ещё – мне ужасно не хотелось пересаживаться. Я могу достаточно быстро адаптироваться к новым местам. Но не в этом дело. Смутно я припоминаю, что провёл здесь, в вагоне, на этом сидении слишком долгое время. Может уже целую вечность.
Враг больше не опасен. Есть ощущение, что он не побеспокоит в дальнейшем. «Маленькая победа в предстоящей главной схватке». Снова подсказывает интуиция. 
Я закрываю глаза.

***
Спутанные, нечёткие, мутные образы преследуют меня. Возникают и моментально прячутся. Выплывают из уголков памяти, чтобы напомнить о себе и скрыться в тумане провала. Как будто я страдаю амнезией, и моя прошлая жизнь изо всех сил пытается перебороть преграду забытья. Словно моя память, как поцарапанный диск с информацией. И я не могу считать то, что было до вагона. До того, как я открыл глаза и моим соседом был тот алкаш. Сплошные помехи. Передача информации невозможна. «Может, моя деятельность связана с компьютерами, раз я размышляю техническими образами?»
- Я хочу вспомнить!
Я открываю глаза. Не могу больше находиться с внутренним «я» наедине. Хватит раздумий, попы-ток восстановить информацию.
- Я так сойду с ума!
Я должен с кем-нибудь поговорить. Сейчас мне необходим собеседник. Мне надо отвлечься. Лучше выговориться пускай совершенно незнакомому человеку, чем хранить ужас потери прошлого себя. «Кто я?»
Вагон. Безвременье. Свет с потолка. Монотонный перестук. Перемен я не замечаю. «Просто замкнутый круг вырисовывается».
Нужен человек. Теперь выбора предостаточно. Вагон практически забит людьми. Все сидячие места заняты. Мужчины, женщины, дети. Всевозможных возрастов, роста, веса. Они разговаривают. Они молчат. Они читают книги, газеты. Они здесь есть. Но не рядом. Место рядом со мной болезненно пустует. И люди, как бы невзначай, бросают «незаметные» взгляды в мою сторону. И глаза их полны испуга. И удивления. И презрения. «Они меня знают? Что им известно?» Стоило мне лишь попробовать привстать с сидения – все разом смолкли, уставились в читаемые слова, отвернулись к окну, уставились в пол, заснули.
- Кто я? Что происходит? – Мне становиться страшно.
- Ваш билет, пожалуйста! – Слышу я.
- Мой что? – Растерялся.
- Алексей! Я как обычно проверяю билеты. Рутина. На автомате и не узнала тебя. Ты на своём обычном месте. Не меняешь привычек. – Улыбается мне девушка. Она незаметно подошла, пока я пытался разгадать тайну имени себя самого.
«Значит, меня зовут Алексей. Начало положено. Первый лучик ответа в бездне вопросов».
- Я тебя испугала? Ты так смотришь удивлённо на меня. – С заботой в голосе проговорила она.
На ней коричневая кофточка. И юбка в цвет до колен. Туфли лодочкой. На груди бэйдж с надписью: «Проводник-контролёр». Рабочая форма. Понятно, откуда вопросы о билете. Короткие тёмные волосы, из которых выглядывает ушко. Усталые глаза. Губы приятельски улыбаются. «Она меня знает. Именно её я искал. Нужный мне человек».
- Ничего страшного. Я лишь слегка задумался о будущем. – Лгу, оправдывая себя.
- Ты у нас известный мыслитель. Только вот тему изысканий ты вдруг кардинально поменял. А про билет забудь. Ты давно стал родным для меня. Мой «вагонный друг», как я тебя называю. – Она мило и по-доброму смеётся. Я испытал внутреннее тепло к этой девушке. Как к другу, как она выразилась. Понимание и близость исходили от неё. «Но как её зовут. Вспомнить бы имя». Имена хороводом закружились, выкрикивая своё название: «Маша. Юля. Лиза. Валя. Саша. Таня…».
- Танечка…
- Ну, наконец, признал меня. Я тоже рада тебя видеть. – Садится рядом на свободное кресло. – Посижу, отдохну от работы. Когда она закончится? Я так устала. – Со стоном выговаривает Таня. Вытягивает ноги. Красивые, стройные. – Хоть с тобой единственным можно расслабиться, быть собой. Постоянно носить грозное выражение лица проводника – не для меня. Ты же знаешь. За столько лет ты меня как облупленную знаешь. - Потягивается с удовольствием. – Хорошо с тобой.
«Столько лет! Не могу поверить ушам!» Необходимая для решения информация потихоньку поступает. Но она настолько ошеломительная, что наоборот запутывает сильнее, рождает новые вопросы. План действия – исходим из капли ответов в океане неизвестного и стараемся приблизиться к берегу истинны. 
- А сколько точно лет не помнишь? – Ощущение, что я использую Таню в своих целях. Да так и получается. Но делается в моих же интересах.
- Дай подсчитаю. – Она повертела головой в раздумьях. Загибает пальцы: мизинец, безымянный, средний, указательный, большой. Ладонь оказалась полностью сжатой. – Пять лет. Мы с тобой знакомы  целых долгих пять лет. И я поздравляю тебя! – Она по-детски обнимает меня за плечи. Целует в щёку.
- С чем? – Новая волна непонимания накатила и накрыла с головой.
- Ты сегодня сам не свой. Ты не болен? И мне обидно, что ты не помнишь, что сегодня пятая годовщина нашего знакомства. – Таня надула губки и показывает обиду.
- Ты так произнесла, словно мы муж и жена. И муж из меня никудышный, раз я забыл столь значимую для нас дату. – Рассмешу её, и она оттает.
- Я бы была не против… - Она лукаво посмотрела в мои глаза. – Но я замужем и нам остаются лишь редкие встречи здесь в вагоне, когда я на работе. – Она опустила взгляд. Тяжело вздохнула. – Мечты, мечты…
- С пятилетием нас, Таня. Чтобы не случилось в дальнейшем, я не забуду тебя. – Я сжал её ладонь. Наши взгляды встретились. Усталости не осталось в её глазах. В них невысказанная радость. – Ты упомянула вначале, что я сменил тему «изысканий» как ты выразилась. Что ты имела в виду?
- Раньше, ты ни разу не говорил о будущем. Ты размышлял о жизни. В большинстве о собственном существовании, но и меня затрагивали. Я как сейчас подолгу сидела рядом. Мы вспоминали различные моменты, которые произошли. Радостные и грустные. Делились впечатлениями. Ты фанатично твердил, что должен достичь станции «Прошлое». Что жизненно необходимо попасть туда. Ты не вдавался в подробности, не объяснял мотивов. Я и не требовала. Чувствовала, что ты не хочешь говорить о причинах, побудивших отправиться в невозможное путешествие. – Таня говорила и вертела правой ножкой в туфельке.
«Невозможное!»
- Невозможное? – Удивляюсь я.
- Ты точно сегодня сам не свой. Не узнаю тебя. Хотя, день сегодня престранный. – Она пожимает плечиками. – Я  же объяснила тебе, что ты не достигнешь цели. Станцию закрыли давным-давно. И ни один маршрут не едет туда теперь. Поэтому – невозможно! Но ты оставался непоколебим.  И… Знаешь что... Я шестым чувством, интуитивно верила в тебя. И до сих пор верю. Ты настырный, Алексей. В хорошем плане. Ты добьёшься искомого. Рано или поздно. Прошло пять лет. Но ты упрямо продолжаешь сидеть в вагоне на старом месте, практически без движения. – Она резко меняет тему, взбудораживается. – Ты не подумай, я не хотела тебя обидеть.
- Таня, я понимаю прекрасно тебя. Я не обижен. – Плечом задеваю её в шутку. – Твои слова заставили с другой стороны посмотреть на сложившуюся ситуацию. Я даже рад новому повороту в деле. Спасибо тебе. Чтобы я без тебя делал?
- Сидел без движения на одном месте и избивал пассажиров. – Она хищно улыбается. Я же цепенею. – Ты звезда местного масштаба. Да и «мир вагонов» слишком мал, сам понимаешь. И слухи с новостями разносятся чрезвычайно быстро. Мои ушки ловят всю подноготную разговоров межу пассажирами, контролёрами. Я кладезь подпольной информации. – Подмигивает левый глазом. – Но больше не совершай противоправных поступков. Я как друг тебе говорю.
- Обещаю. Спасибо за предупреждение. И теперь знаю, к кому нужно обратиться в неразрешимой ситуации за советом. – Моя очередь подмигивать.
- Вот и славно. Ты послушный мальчик. – Треплет меня по волосам как мать шаловливого ребёнка. – Ой, заболтал ты меня. А нужно выполнять рабочие обязанности. Поймать всех «зайцев» и предъявить им обвинение. – Встаёт, отдаёт честь ладошкой.
Таня стоит и не двигается. Я не трогаю её, не мешаю. Затем она наклоняется к моему уху и произносит:
- С точки зрения моральных устоев я собираюсь согрешить. Но я не могу пойти против желания. Иначе после буду горько сожалеть об упущенной возможности. – Её дыхание теплом обдувает мои уши. Горячее дыхание симпатичной девушки. Я закрываю глаза от наслаждения. Я впитываю каждое слово Тани губкой, превратился в слух. Но последняя её реплика выбивает из томительной колеи. – Тем более тревожат пугающие предчувствия, что сегодня должно произойти необъяснимое. И мы не увидимся вновь…
Таня находит мои губы. Поцелуй страстный, нежный, продолжительный. Желание, чтобы он не прерывался никогда, длился минуты, часы, годы. Она отстраняется.
- Прощай, мой хороший. – Она разворачивается, чтобы уйти.
- Танечка… - Смог лишь произнести.
- Я верю в тебя. Ты сможешь, ты выдержишь, ты добьёшься.
Она уходит. Летят в воздухе вопросы о билетах. Я провожаю Таню, вижу, как она покачивается при толчках вагона. Поезд притормаживает. Двери раскрываются. Люди выходят, люди заходят. Таня пропадает из вида.
- Осторожно, двери закрываются…
Я плачу. И не хочу останавливаться.

***
Поезд продолжает движение. Лениво тянутся за ним гусеницей вагоны. Колёса стучат. Тьма за окном набирает силы, сгущается, или мне так только кажется. Обострение страхов. Угнетение общего состояния. Глаза на мокром месте. Слёзы оставили полупрозрачную плёнку после себя. Я стираю её ладонью и смотрю на влажные разводы на коже.
«Сегодня действительно должно произойти нечто».
Таня заронила зёрна в душу. И они начали бурно прорастать. В воздухе явственно присутствовала тревога. Висела невидимая бесформенная субстанция из знаков, явлений, указателей, предупреждающих тех, кто смог их увидеть, разглядеть за слоем повседневности.   
Затух первоначальный запал сыщика на тропе к тайному знанию. Устал. Пять лет бесполезно без конкретных ориентиров двигаюсь в поезде. Загадочная, секретная, утерянная станция. Манящая цель, которую невозможно достичь, по словам Тани. Идея фикс. Теперь-то знаю, опять. Вспомнил. В мозгах шарики вернулись к родным роликам. Извилины приобрели первоначальный вид и не так запутаны. Мучавшие смутные призрачные образы обрели цвет, фактуру, голос. Они рассказали, как состоят дела. Итог неутешителен. Я более растерялся, чем когда блуждал в тени горы амнезии. Пять лет я искал выход, какой процент того, что  найду его именно сейчас, сегодня?»
«Надо пройтись. Засиделся я».
Встаю. Тело сопротивляется. Члены затвердели. Мышцы не сокращаются. Результат длительного ожидания. Приходиться сделать лёгкую зарядку для прихода в норму. От движений суставы хрустят. Я охаю и ахаю от неприятных спазмов. Когда нужно сделать первый шаг, ноги как свинцом налились. Прилагая усилие, отрываю правую ступню от пола. Повторная попытка и левая совершает движение. Двигаюсь как столетний старик или инвалид. Принимаюсь ходить от одного конца вагона в другой. Блуждаю кругами долго. Движение – не только жизнь, это способ избавить голову от надоедливых мыслей. И способ узнать, что вагон в длину метров двадцать пять, а в ширину метра четыре.
- Полезные данные. Да пошло всё к чёрту! – Кричу я.
- Неймется, не мешай другим! - Знакомый голосок, полный обиды и гнева.
Красавчик с отбитыми яйцами сидит в углу вагона и свирепо наблюдает, за моими попытками навести порядок в мыслях. Он словно волк, а я –  ягнёнок. Он способен съесть меня, он страстно желает отомстить. Кроме него в вагоне ни души.
- Мой старый знакомый. – Не подаю вида, что боюсь его.
- Ага. И снова подлые штучки здесь не пройдут. Я изучал тебя, следил. Чтобы ты не предпринял, я буду готов, на шаг впереди. – Гадкая улыбочка сквозит на губах.
Не понимая зачем, я подхожу к нему. Сажусь на сидении напротив него. Изучаю противника, как карту боевых действий. Он сжимает, разжимает кулаки. Глубоко, часто дышит. Складочка на переносице от злобной гримасы.
- Не понимаю я тебя. Хоть убей, но не понимаю. – Сокрушительно верчу головой. И оборачиваюсь к окну возле меня, у тамбура в другой вагон.
Оживлённый, тёплый, дружелюбный вагон. Даже освещение отличается. Никак не сравнить с нашим. Словно декорации к низкопробному фильму ужасов. Атмосфера точно подходящая. Другой вагон как параллельный мир. Пассажиры улыбаются, ведут разговоры. До ушей долетают обрывки мелодии весёлой музыки. Я хочу перенестись туда, в радостный мир, где радуга под потолком  совершенно стандартное явление. «Я устал от одиночества, от холода, от молчания».
Я вижу девушку. Она сидит на том же месте, где и я, с поправкой на разницу миров-вагонов. Девушка читает книгу. Названия я не могу прочитать. «Книга хорошая, умная. Бумажный мусор, поделку под литературу она не стала бы читать. О нет. Она не такая. Я уверен». Волосы светлые, длинные, до плеч. Тонкий прямой носик. Аккуратный подбородок. Лёгкое белое платье с рукавами на ней. Она погружена в придуманный автором мир на бумажных страницах. Замечаю лёгкое шевеление губ. Про себя она повторяет прочитанное. Она сама представляется мне сказочным существом, материализовавшимся из мифов и сказаний. Лёгкий, нежный образ, что обитает во снах. Ей нет дела до окружающих. Рядом с ней никто не сидит. Словно вокруг неё невидимое поле, что защищает её хрупкий мирок от наглого, внешнего воздействия. 
- Она великолепна. – Шепчу я. Тревожная красота. Словно она пережила что-то очень плохое, но теперь оно позади. Эта девушка волновала меня. Или может это всё призрачное свечение вокруг неё.
- Не ты первый – не ты последний. –  Произносит враг мой. – Она, как бы сказать, неприкасаемая. Смотреть можно, а трогать нельзя. – Смех сравнимый с лошадиным ржанием.
- Ты мог бы помолчать. – Не отворачивая головы от окна, бросаю я.
- Даже не старайся. Ноль шансов. Проигрыш известен заранее. Ты думаешь, ты первый очарован её красотой? Достаточно мужчин, что ехали в данном вагоне замечали её и не могли оторвать взгляда. Думали, мечтали лишь о ней, о её теле. Пока  не сходили с ума от недосягаемости объекта возжелания. Я долго езжу данным маршрутом, я повидал предостаточно, чтобы делать выводы. Ты посмотри на неё. Она олицетворение невинности и непорочности. Как ангел, затерявшийся на Земле. Есть она и её книги. И никого или ничего она не замечает. Мы просто мелкие насекомые для неё. Нас не замечают. Она едет на станцию «Вечная любовь». Предпоследняя остановка в маршруте. Прямиком перед  конечной, станцией «Смерть». – Его глаза расширились. Дыхание не хватает после разоблачающей речи. Он похож на фанатика.
- Так ты же один из её предполагаемых «жертв». Поэтому тебе так было нужно согнать меня. Постараться избавиться, выгнать из вагона. Ты чувствуешь угрозу. Ты слепой ревнивец. Мне жаль тебя. – Я раскусил его.
Он вскочил, рассвирепел. От него исходит ощутимый жар гнева. Вены на лице вздулись, готовы лопнуть. Молниеносный бросок корпусом по направлению ко мне. Он загораживает обзор, нависает надо мной. Я слышу глухой хлопок. Я понимаю, что он ударил стену где-то выше меня. Поворачиваюсь к верху. Кулак буквально вдавил кусок стены. От места удара пошли мелкие трещинки. Скопившееся в нём недовольство он слил в единственном порыве ненависти ко мне, к себе, к ней. «Но почему?» Он возвращается на место. Костяшки разбиты в кровь, но адреналин блокирует болевые рецепторы, и он не ощущает возможной опасности травмы.
- Ты думаешь, скорее всего, почему я не ударил тебя?  - Полное спокойствие, контроль над эмоциями. Будто вспышки насилия и не было в помине. – Ты прав. Ты абсолютно прав, чёрт побери! – Восклицает он. Закрывает лицо ладонями. Что-то бормочет, но я не могу разобрать. – Я сошёл с ума! От безответной любви, от ожидания, от провальных попыток. Я устал от поезда! – Руки от лица он убрал. С разбитого кулака кровь размазалась по щекам, лбу. Он стал похож на древнего шамана в маске для жертвоприношений. Страшно смотреть за его метаморфозами. Я метаю взгляд – от него до неё и обратно. Ощущаю раздваивание, борьбу противоположностей. – Хочешь страшную правду? Поезд! Да! Мы все пленники на нём! Мы добровольно сюда пришли за исполнением наших заветных желаний. И мы едем, едем! Мучительно долгая дорога. Но мы знали цену риска. Нам хотелось испить шампанского. Разные причины, разные люди, разные судьбы. – Он приплясывает около меня в неком ритуальном танце. – Ты понимаешь меня, о да. Прекрасно понимаешь. Я ведь говорил, что следил за тобой. Целые пять лет, с самого первого дня, как ты вошёл в вагон и занял место согласно билету. Ты заинтересовал меня. Новички, как только за ними закрываются двери, болтают без умолка. Рассказывают подробно о себе.  Кто они такие, какие причины их побудили купить билет на поезд, чего они ждут и на что надеются. Ты полная противоположность. Ты незаметно вошёл, сел на кресло и далее не произнёс ни слова. Своим поведением ты поразил меня. И твоя дружба с контролёром. Тёмненькой красоткой на каблучках. А ваш прощальный поцелуй. Невероятно! – Вожделение отражается на его лице. Дрожь проходит по телу. Он гипнотизирует меня своими движениями.
- Её зовут Татьяна. – Произношу я. Дальше сил на слова не нахожу.
- Таня. Как мило. – Животный оскал. – Я всё знаю! Но сегодня ты меня удивил. Пошатнул, так сказать, устои мои. Ты впервые заговорил с посторонним человеком! Я наблюдал за вашей беседой с тем горе рабочим. Я заинтересовался. – Танцы закончились. Он максимально сосредоточен на монологе. Сидит спокойно и приглаживает растрепавшиеся волосы. – Решил лично, с глазу на глаз, побеседовать. К сожалению, концовка эксперимента опечалила. Зато я понял, ты один из нас. Из потерявшихся. Из вечных пассажиров поезда. Ты уязвим. Ты имеешь слабые стороны. – Он разглядывает ногти как профессиональный маникюрщик. -  Я решил не убивать тебя. Твоя смерть не доставит мне удовольствия. Кончина любого пассажира - трагедия для поезда, для всех пассажиров. Значит, путь слишком долог. А мы не хотим думать о плохом исходе. Мы воспитываем в себе беспощадный оптимизм, и следуем за мечтой. Я кончил. – Подобие поклона. – Меня зовут Пётр. Ты можешь не представляться.   
Я пожимаю протянутую им руку. Мы вроде как официально стали друзьями. Очередной поворот. В том, что у Петра проблемы с психикой не стоит сомневаться. Поезд свёл его с ума. Такой тип пассажиров пускается в погоню за мечтой, не рассчитав ресурсов организма. Слишком самонадеянные, слишком эгоцентричны. Время шло, километры сокращались, желанный исход оставался далеко впереди. И что-то, некая внутренняя пружинка, ломалась в уверенных счастливчиках, и они трогались рассудком. В любом вагоне найдётся хоть  один такой чокнутый. Участь остальных намного печальнее и страшнее. Люди пытались покончить жизнь суицидом, убивали в порыве слепой ярости соседей по вагону. Страшные моменты. Я сознательно заходил первый раз в вагон. Я не рассчитывал на лёгкий успех. Догадывался, что впереди ждут суровые времена. Лишения, терзания, одиночество. По сути, мне терять было нечего. Я потерял последнюю надежду в реальном мире и решил попытать счастье, исправить прошлые ошибки, вернувшись назад. И поезд оказался моим единственным выходом. Или казался лишь таким.  Двери вагона за мной закрылись, и я стал томительно ожидать нужную остановку. Дни сменялись днями, год перетекал в следующий год. Я же - погружался в воспоминания. Они давали веру, согревали, не давали окончательно замёрзнуть изнутри, помогали оставаться человеком. Я настолько отрёкся от происходящего вокруг, что потерял связь с реальностью. Тело оставалось в мчавшемся вагоне, душа в месте, которое некогда я называл домом. Злая шутка, я потерял память, и каждый раз открывая глаза, любая мелочь для меня становилась в новинку. Сколько продолжалось подобное обновление я не могу сказать. Знаю, что сегодня  первый раз за пять лет, смотрю на свою жизнь полностью открытыми глазами. «И готов к действиям».

***
Боевой задор улетучился, едва я взглянул в окно. Её лицо. Она не читала книгу, не дублировала сюжет движениями губ. Она разглядывала нас с Петром. Внимательно вглядывалась, интересовалась, изучала. Мы – объект её наблюдения. Книга закрыта и отложена на колени. «Праздник, который всегда с тобой» - читаю на корешке. Праздник жизни продолжает пировать за её спиной. Одна она заметила нас, остальные не видят, заняты неотложными делами или попросту игнорируют. Я впервые вижу её лицо не в профиль, а в анфас. И оно кажется красивее, чем раньше. Нежные щёки, гладкий лоб, пробор волос, дуги век, чёрные ресницы. Зрачки расширены, губы приоткрыты от удивления. Возможно, я просто идеализирую её. Мы с Петром забавная пара, являем престранное зрелище. Представляю её реакцию на происходящее: мистические танцы, кровь, удары. Что-то из разряда для программы «Вы - очевидец».
- Привет. – Помахал ей рукой.
Девушка вздрогнула. Не ожидала, видимо, что из наблюдателя перейдёт в режим наблюдаемого. Но не отвернулась, как я представлял себе. Не испугалась, не вернулась к родным страницам книги. Она проделала незнакомый быстрый жест рукой и улыбнулась искренне и дружелюбно. «Она что…»
- Она немая. – Пётр сидит рядом и читает мысли. – Впрочем, не велика беда, надорви до крови глотку, тебе не докричаться. Вагоны звуконепроницаемые. Маленькие секреты поезда, я их просто обожаю. Но должен отдать тебе должное, ты первый из вереницы неудачников, на кого она обратила внимание. И высокомерным снисхождением, здесь и не пахнет. Искреннее любопытство. Не без моей помощи, но я поздравляю тебя. День насыщен событиями. Замечательный день! - Сотрясает воздух руками как богомолец. Пётр одновременно пугает и завораживает странностью поведения. «Ему явно нужна психологическая помощь».
- Что мне делать? – Я сижу не могу оторваться от лица незнакомки.
- Ты заварил кашу – тебе и решать. По правилам хорошего тона, на твоём месте, я бы не стал отмалчиваться, раз ты первый «заговорил». Ответь ей. Иначе она обидится. Я бы точно обиделся.
«Я как маленький ребёнок». Я волнуюсь, как при первом свидании. Не нахожу подходящих слов, потею, во рту пересохло, сбивается дыхание. Если напряжённость ситуации не снизиться и не найду выхода из ситуации – я упаду в обморок.
- Бумага! – Я резко встаю. - Эврика! Мне нужна бумага или её заменитель. Что-нибудь, на чём можно писать. И ручка. Или карандаш. Срочно! – Я тормошу Петра за плечи.
- На одном из сидений я видел оставленную неизвестным пассажиром газету. Попробуй, поищи её. А  пишущий инструмент я предоставлю. – Пётр просовывает руку под пиджак. И достаёт, как кролика из шляпы, ручку. - Вуаля! Прошу. Новая, чёрная. – Преподносит её как величающее сокровище.
- Спасибо. Ты выручил меня. – Обнимаю его.
- Хватит нежностей, а то примут нас двоих за неправильных парней. И поторопись. Твоя возлюбленная смеётся в кулачок. Но в любой момент она способна перестать. Девушки такие непредсказуемые, знаешь ли.
Бросаю секундный взгляд в окно. Он придаёт ускорение моим поискам. Спотыкаясь, бегаю по вагону, заглядываю под сидения, ищу оставленную газету. «Удача!» По возвращении тяжело падаю на сидение. Долго пытаюсь отдышаться, прийти в норму.
- Не волнуйся. Твои рейтинги растут. Клоунская программа по бегу удалась на славу. Единственный зритель продолжает просмотр. – Комментирует Пётр. – Есть время успокоиться.
-  Не говори под руку. Ты отвлекаешь меня. – Я рву газету на узкие полоски,  неровные квадратики. И пишу новое сообщение.  – Готово!
Прикладываю огрызок бумаги к окну буквами в её сторону, что бы она смогла прочитать.
- «Прости за долгий ответ. Меня зовут Алексей». – Содержание послания.
Девушка кивает в знак понимания. Очередные причудливые зигзаги рук.
- Что она сказала? Я не знаю языка глухонемых. Всё пропало. – Внутри меня что-то дрогнуло, оборвалось, упало.
- Прости, мой друг. Идей нет. – Сокрушается Пётр.
- «Я не понимаю тебя. Извини, не разбираюсь в языке жестов». – Новая «оконная телеграмма». 
Лицо девушки омрачилось. Улыбка дрогнула, сошла. Она отвернулась. Уставилась в пол. Казалось, что она решает сложнейшую математическую задачу. Максимально собралась, подбирает уравнения. Не шелохнётся. Проходит минута или две. «Где витают её мысли? В каких небесах?» Берёт в руки книгу, гладит заботливо обложку. Вздыхает и задерживает воздух. Закрывает глаза и как опытный хирург отрывает первую страницу: ровно, быстро, без лишних движений. В одной руке лежит раненная книга, в другой зажат удалённый лист. «Праздник» лишился начала. Мне на расстоянии передаётся боль, что она испытывает. Но я не понимаю мотивов, ради которых она пошла на вандализм. Ручку она достаёт из сумочки, что спряталась от взора за телом девушки.
Неторопливые движения, ручка скользит по листу, выводятся знаки, рождается сообщение:
- «Не проси прощения за то, чего не знаешь. Теперь мы сможем нормально «разговаривать». Меня зовут Кристина. Приятно познакомиться». – Читаю, и в голове проносится лёгкий успокаивающий голос. Возможно, голос Кристины. Думал, что напечатанный текст будет мешать прочитать «письмо». Но поверх оригинальных букв  она писала жирные, выделяющиеся новые символы. И я легко разобрал содержание.
- «И мне очень приятно. Но цена знакомства высока. Книга. Не стоило».
- «Книга пожертвовала часть содержания не напрасно. И она может послужить правильному делу. Я хочу «говорить» с тобой. Ты против?»
- «Нет! Совсем нет. Я рад общению». – Стараюсь писать грамотно, понятно, экономно. Газеты надолго не хватит. Попавший мне очередной выпуск бумажной типографии видно нёс в себе мало полезной информации. Жалкая парочка серых листов.
- Успешное начало. Ура! – Даёт о себе знать Пётр. Хлопает по спине, будто я победитель в соревновании. – Продолжай. Не стану мешать. Я всего лишь сторонний наблюдатель. – Загадочно проговорил он. Встаёт и пересаживается на противоположную сторону вагона. Нога на ногу, подпирает рукой подбородок, упирается локтём в колено.
Я снова с Кристиной. Читаю новое послание:
- «Зачем ты здесь? Что ты ищешь?» - Вопрос поставил меня в тупик.

***
Последний клочок газеты. Я с большей силой зауважал данный вид печатной продукции. Она буквально спасла меня, при этом пожертвовав формой. Зато приобрела новый смысл. Перерождение газеты. Из содержанки грязных сплетен и плохих новостей, она стала способом передачи данных. Теряя себя, она разошлась на множество рукописных весточек между вагонами. Образуя при этом информационный мост для двух людей, даруя радость общения. Я бережно израсходовал почти всю её, без остатка. Писал то на одной, то на противоположной стороне «обрывков-листов». Я отвечал на послание Кристины. Старался быть с ней откровенным, честно отвечал на поставленные вопросы. Кристина не касалась в «письмах» конкретных тем, вела спокойную неторопливую беседу. Она знакомилась со мной, я узнавал её. И весь сюрреалистичный ад вокруг нас пропадал на время. Задаст вопрос, прочитает ответ, улыбнётся, кивнёт, соглашаясь, головой и в свою очередь склоняется над своими собственными «листочками», придумывая новое послание для меня. Книга с «праздником» постепенно и уверенно лишалась нутра на нужды букв. Но не жаловалась, не плакала, понимая необходимость варварского обращения с классикой литературы. Они с Кристиной подруги с долгой историей отношений.
Подыскивая подходящие слова, я рассказал собеседнице за стеклом о себе. Что побудило меня сесть на поезд. Какие события происходили во время моего путешествия. И всё то, что происходит в настоящее время. Я познакомил их с Петром.
-  «Он странный парень, но интересный и весёлый». - Заметила Кристина. Мой странный друг запрыгал на месте и захлопал в ладоши от подобной формулировки.
- Комплимент для меня. – Прокомментировал Пётр в ответ.
«Компания подбирается необычная, ничего не скажешь. Хотя чему удивляться – место располагает на странности». – Подумал я.
Для Кристины я не находил вопросов. Точнее они существовали у меня в голове, почти слетали «с языка» на бумагу, но я не давал им ходу. Я не хотел допроса, ведь о столь многих вещах хотелось расспросить Кристину. Я сидел, ехал в поезде и наслаждался перепиской. Я мог, не скрываясь, смотреть на собеседницу, любоваться её красотой.
«Я и вправду влюбляюсь. Сегодня точно особенный день». – Блуждали мысли. Каждый из нас чувство¬вал особую сгущающуюся атмосферу неизбежного финала. Беды? Удачи? Таня, Пётр, Кристина, Я. Не зря судьба свела нас воедино. Мы звенья одной цепи. Четыре человека. Четыре судьбы. «Каждый из нас - где-то, как-то, ждёт, что же произойдёт дальше».
- «Кристина, я хотел…» - Но я не успеваю закончить.
Внезапно гаснет свет. Воцаряется почти кромешная тьма. Лишь тусклые обрывки света из соседнего вагона дают сумрачный отсвет у окна. Я не вижу Петра, собственных рук.
- Что произошло? – Кричу я от испуга.
- Кто-то сыграл с нами в плохую шутку. – Голос Петра слышен рядом, но так тихо. Я наощупь нахожу его плечо.   
- Почему ты шепчешь? – Удивляюсь я.
- Ты бы сам разговаривал тише воды. Есть одно подозрение. Давно оно тревожило мой раскалённый разум. Но я отбрасывал его за параноидальность, не обращал пристального внимания. Смахивал её зарождение на расшатанные нервы. – Его горячее дыхание чувствую левой половиной лица. Он говорит прямо в ухо.
- Ты о чём? Неужели…
- Да. Нас могут подслушивать. – Заканчивает он вместо меня. – И я подозреваю, что некий неизвестный соглядатай явно против твоего общения с красавицей Кристиной. Не спрашивай, я не отвечу «почему и с какой целью», я не знаю его замыслов. Но мне не по себе от одной идеи, что мы под присмотром неизвестных сил. – Могу поклясться, Пётр сейчас вертит головой по сторонам в поисках всевозможных скрытых камер наблюдения, микрофонов для прослушки.   
- Согласен. Но целью Большого Брата являемся мы и никто более. – Уточнил я.- В соседних вагонах, как ты заметил, с освещением полный порядок. И мало что изменилось. Пассажиры в них не отреагировали на погаснувшего соседа. Никто не обратил внимание. – Последние слова прозвучали с особой грустью в голосе.
- Она заметила. – Сказал Пётр, обратив моё внимание на окно.
Он оказался прав. Бледное, встревоженное, испуганное лицо. Кристина привстала, вжалась ладонями в стекло так, что они побелели. Она хочет выдавить его, но безрезультатно. Плечики мелко подрагивают от бессилия. Она глубоко дышит после приложенных усилий. Дыхание оставляет туманную плёнку влаги на окне. Тонкий её слой появляется и тут же старается испариться, стягиваясь от краёв к центру. 
- «Что у вас случилось? Что произошло?» - Кристина протягивает для прочтения новую бумагу, написанную заглавными крупными буквами. В каждой из них полно страха за нас с Петром. Каждый вопросительный знак отзывается тревогой.
- «Не молчи, Алексей! Ответь мне! Прошу тебя!» - Кристина рвёт книгу на новые «странички»: с силой, нервно, неаккуратно. Она бы так не реагировала, находись мы сейчас в более нормальном, человеческом месте. Любая неожиданность заставляет вас здесь впадать в панику в следующую же секунду.
- Сделай что-нибудь! Бедняжка в шоке и перепугана больше нас вдвоём. – Пётр как обычно прав. Я не должен сидеть и наблюдать душевные мучения Кристины. Я должен действовать»
«Но как?!» - Вопрос на скорость.
«Стекло. Дыхание. Плёнка». – Вспыхнули ослепительными вспышками три слова по очереди.
«Решение!»
Я набираю полную грудь воздуха. Грудная клетка расширяется до максимальных, уже болезненных пределов. Я заполняю кислородом альвеоляры лёгких, не пропускаю ни одного. И медленно выдыхаю на стекло. Тёплое дыхание и холодная преграда соединились. Реакция произошла. У меня есть холст для письма. Процедуру повторяю несколько раз подряд. Как асфальт, накладываю слой плёнки на предыдущий уже местами подсыхающий слой для прочности, надёжности. Мои пальцы – мои кисти. Мой разум – моя краска. Вырисовывающиеся буквы – моя картина. Стараюсь писать быстро, помня о недолговечности подобной письменности. Пишу зеркально, чтобы Кристина могла прочитать со своей стороны. Дорабатываю штрихи, заканчиваю работы. И с того места, где картина была завершена, когда я отвожу палец-кисть в сторону, вниз стремится маленькая капелька конденсата.
«Словно слеза», - представляю я. Я сам на месте в ту же секунду готов расплакаться, если идея не сработает.
- «Не волнуйся! С нами полный порядок!» - Для начала я успокоил Кристину.
Стираю ладонью отслужившие буквы. Вдох – выдох. Плёнка. Изображение на стекле.
- «Свет отключили. Почему не знаю. У тебя всё хорошо?» - Спрашиваю я.
- «Мне страшно». – Выводит Кристина неслушающейся рукой.
- «Мне тоже». – Признаюсь.
Кристина заплакала.
- «Милый мой…» - Нацарапал тоненький пальчик руки.
- «Кристина!»

***
- Что здесь происходит?! – Закричал в пустоту. – Я знаю, что вы меня слышите!
Вскочил на ноги. Пустота за окном слилась с внутренней темнотой вагона, усиливая её. Вязкое, противное ощущение обволакивает меня со всех сторон. Продираюсь сквозь слои пространства без света.
- Ответьте мне! – Внутри меня закипает праведный гнев.
- Связь с машинистом. – Невыносимо громко прозвучало предположение Петра. – Как я раньше не догадался?! – Теперь его рука находит моё плечо.
Стоим вдвоём в мире слепых.
- Не понимаю тебя. – Я замотал головой.
- Красный огонёк. Я случайно заметил его. При наличии освещения он не столь заметен. А сейчас я ясно различаю его свечение. И память подсказывает, что он является индикатором кнопки внутренней связи с машинистом в вагоне.
- Где? – Я не замечаю никакого огонька.
- Впереди и слегка справа. – Пётр рукой указывает направление, хотя прекрасно понимает бесполезность действия. – Нам туда.
Следуем к красной точке, теперь я ясно различаю её в темноте. Ступаем медленно, осторожно переставляем ноги. Шаг за шагом. Боимся упасть, споткнуться о невидимую преграду. Рук с плеч не убираем, поддерживаем друг друга.
Достигли заветной цели. Я нажимаю на кнопку большим пальцем, как дверной звонок. Слышится короткий отвратительный писк. Тишина и серия потрескивающих щелчков помех.
- Слушаю. – Раздаётся голос из переговорного устройства, установленного на уровне лица. Сухой, со скрежетом в словах, ленивый.
- Что здесь происходит?! – Выплёвываю я сразу. – Мне кто-нибудь даст ответ на надоевший вопрос?
- Не кричите! – Машинист, по идеи, решил показать власть. Он не привык к беспардонному обращению к личной персоне.
- Как тут не кричать! Вы знаете, что здесь твориться? – Мне не хватит слов описать творившийся карнавал бреда.
- Полный беспредел. – Подсказывает Пётр рядом со мной, но тихо, чтобы не быть услышанным.
- У вас нет причин для особого беспокойства. Ситуация находится под нашим полным контролем. - Голос читает нам инструкцию в подобных положениях? – И ещё, пусть ваш друг, что стоит левее вас, не вмешивается в разговор. Иначе желает разделить с вами ожидающую вас участь, Алексей. – Он всё-таки расслышал Петра. И мне послышалось, или последние слова «машиниста» прозвучали с угрозой в мой адрес?
- Точно за нами наблюдают? – Подтвердил неутешительный вывод Петр.
- Откуда вы знаете моё имя? – Я ни чему не удивляюсь, но сейчас я сильно удивлён. – Зачем вы лжёте нам? И что означают ваши слова о некой участи в скором времени?
- Я обладаю абсолютным знанием о пассажирах моего поезда. Не стоит удивляться. Это моя работа, вы же должны понимать. Итак. Вы нарушили Пункт №36 – «Пассажирам запрещается контактировать с посторонними людьми». Пункт 37 – «Пассажиры не имею права связываться любыми способами с пассажирами из других вагонов». И напоследок. Пункт № 130 – «Нарушение любого из предписанных сводом правил о проезде во время поездки, карается продлением срока пребывания в пути на  период в зависимости от тяжести правонарушения». А вы, Алексей, слишком долго пользовались удобствами вагона и собственно поезда, а также моим терпеливым снисхождением. Так что, привыкайте к вечности. – Я внутренне содрогнулся. Ком встал в горле. Ощущение, что температура опустилась до нуля градусов. Меня сковал холод изнутри. - Садитесь удобнее и наслаждайтесь видом из окна. – А у «машиниста» особое чувство юмора, чёрное. – Впереди вас ждёт невероятно долгая поездка. Я закончил.
Красный огонёк на панели бесследно погас.
Повелительный голос смолк, прекратил отчитывать нас за нарушение норм поведения. Угроза возымела эффектом ступора. Мы с Петром двумя столбами застыли и не в силах пошевелиться. Уверяю вас, лица наши перекосило как от инсульта, от ужаса сказанного и предвещающего. Но сковавший холод стал проходить. Стало жарко от злости. Меня прошибло потом. Ненависть захлестнула с головой. Выкручивает суставы, бьёт по глазам адреналином. Я в бешенстве. Не могу поверить в услышанный приговор всего несколько мгновений назад. «Сон. Сон психически больного человека». И шизофрения передалась и мне, со всем ужасом и безумием. Я пошатнулся и упал на колени. Меня вырвало. Горячая желчь изливалась из нутра, раздирая пищевод. Но у всего есть обратная сторона. Боль прочистила мозги. Покрывало тумана спала, заработали шарики с роликами, мысли чётче прослеживались. 
- Как ты? – Пётр присел рядом на корточки и придерживал, пока я исторгал содержимое пустого желудка. «Кстати о еде. Я совершенно не помню, когда последний раз завтракал, обедал или ужинал. Влияние поезда? Совершенно забываешь о необходимости питаться? Или смена временных потоков: ускорение, замедление, что так влияет на организм?»
- Лучше отойди. Не вмешивайся. Ты же отчётливо слышал предостережение «начальника». Рискуешь разделить мою участь. Накинут пару бесконечностей поездного заключения. – Встаю, отталкивая Петра в сторону. До сих пор шатает на ровном месте.
- Ты ничего не понял. – Укоризненно решил добить меня Пётр. И в тот же момент, я словил мощный хук справа в челюсть. Удара я, признаюсь, не ожидал. Да и в окружающей темноте никак не смог бы предвидеть ловкое движение руки и сделать попытку увернуться от удара.
Я падаю. Ужасно медленно, что позволяет мне осознать мысль – «Пётр врезал мне!». Привычная скорость падения с физической постоянной «g» возвращается. Ударяюсь затылком с высоты собственного роста о металлический пол вагона. Теряю сознание и тут же обретаю его вновь. Пётр рухнул на меня, вернув к реальности. Затылок болит взорвавшейся в нём гранатой. На грудь уронили тонну живого веса. Не подумать, не вздохнуть.
- Ты ничего не понял! Мы же с тобой друзья! – Пётр наносит серию молниеносных ударов кулаками. Вслепую, точно не прицеливаясь. По лицу, в туловище, по выставленным на защиту ломким рукам. После удара о пол, я с трудом ориентируюсь в пространстве. Реальность замедленно плывёт перед глазами. В рот струйкой вливается нечто сладкое, тяжёлое на вкус. «Кровь!» - Смог угадать я. – «Пётр разбил мне губы. Им овладел берсерк. Не остановить и не образумить. Пока не выплеснет обиду».
- Друзья! – Продолжает настаивать Пётр.
- Друзья! – В последний раз он проорал мне в лицо, обрызгав слюной, и обессиленный упал трупом на меня повторно.
Вздохнуть ужасно больно. Мешает тело Петра и возможные переломы рёбер. Правый глаз начинает оплывать гематомой. Кончиком языка ощупываю зубы – тридцать два белых друга на месте, но вовсю шатаются.
- Друзья. – Едва произношу я. Во рту пересохло. Мучает жажда. Готов пить кровь с покалеченных губ. Но я сплёвываю сгустки в сторону. Тормошу Петра. – Слезай с меня.
Пробурчав нечто невнятное, он при моей помощи смог перекатиться вбок, дав свободу сдавленной груди. Лежим на охлаждающем разгорячённые спины металле и отдыхаем.
- Прости меня, если сможешь. – Тут начинает извиняться Пётр. Я не могу видеть его лицо. Представляю ужасно устыдившимся, с виновато опустившимися глазами, в линию зажатыми губами. – Но и ты пойми меня. Я не брошу тебя! Я не боюсь брошенных вслепую угроз.
- Ты прав. Кое-кому не получилось заставить нас разойтись по разным углам ринга. И от провала он станет злее, умнее, жестче. Нам стоит приготовиться к его следующему ходу.
Петр смог самостоятельно встать на ноги. Протягивает мне руку и, как ребёнка с нежностью, ставит на две конечности. Закружилась водоворотом голова. Чёрные точки повсюду. Пётр просовывает себя под мою подмышку, работает живым костылём, не даёт упасть.
- Не страшен поезд. Точнее он больше уже не страшен. Пока мы вдвоём, друг.- Я искривляюсь кривой неуклюжей болезненной улыбкой.
Застучали громче колёса. Поезд стал решительно набирать скорость. Заскрипел от напряжения старый корпус вагона. Машинист рассвирепел.

***
Послышался шум открываемой двери. Жалобное поскрипывание давно не смазываемых петель. Тамбур между вагонами. Попытка беглеца светового луча проникнуть на затемнённую территорию. Он не старался, не прилагал усилий. Но нам с Петром хватило, чтобы зажмурить глаза. Нас будто осветили ярчайшим прожектором. Ослепило двух людей привыкших к окружающему мраку. И после хлопок, повествующий о закрытии двери. Спасительная темнота. На сетчатке остались размытые мерцающие вспышки. Череда шустрых приближающихся к нам «цок-цок-цок». Каблучки показались мне приятно знакомыми. У прибывшей в руке вспыхнул яркий круг. Фонарик.
- Кто здесь? – Я был прав. Успевший стать родной голос.
- Таня! Не свети в лицо! -  Кричу я. Слезы текут, больно сквозь прикрытые веки.
- Что случилось? – Фонарь она выключила. Но успела разглядеть разукрашенное, помятое лицо. – Ты весь в крови! – Ужаснулась она.
- Долгая история. Как-нибудь в следующий раз. Зачем ты пришла? – У меня есть одна теория, связанная с её появлением.         
 - Меня вызвали по рации. Сообщили о беспорядках в  вагоне. Я добралась быстро, как смогла. Охрана видимо задерживается. Несколько минут, и они прибудут на место. Объясните мне и не юлите. Я не понимаю. Кого, а вас двоих, не ожидала встретить. И кровь! – Таня повысила голос, вспомнив о красной жидкости. – И где свет? – Говорила она быстро. Не восстановилась после забега к месту вызова. Втягивала носом воздух.
- Мы отлично понимаем. По крайней мере, большую часть. И открывшаяся правда нам совсем не нравится. – Я в который раз уклоняюсь от прямого ответа.
- Это точно. – Добавляет Пётр.
«Пора раскрыть перед Таней карты, что у нас на руках».   
- Видишь ли, мы связались по устройству внутренней связи с машинистом. – Она понимающе закивала головой со знанием дела, представилось мне. – И машинист, кем бы он не являлся, объяснил доходчиво нам, что мы соизволили грубо нарушить несколько незыблемых пунктов святейшего свода правил проезда на адском поезде. В следствие чего мы обязаны понести заслуженное наказание. С приговором мы конечно категорически не согласны. – Только, правда и ничего, кроме правды. Объясняю Тане спокойно, не пропуская деталей и мелочей. – Сказать точнее – я нарушил. А дорогой Пётр изъявил желание разделить с другом возможные притязания. И непоколебим в принятом решении. Силу слов он доказал на деле и моём лице. – Я пытаюсь ввернуть монолог в шутливое русло. Пытаюсь рассмеяться, показать личный пример. Но отбитая грудь заставляет захлебнуться смехом и скривиться.
- Я не откажусь от собственных слов. Не вздумай сделать попытки переубедить. Повторение прошлого выяснения кто из нас прав – ты не хочешь? – В отличие от меня, Пётр от души огласил помещение весельем.
- Так это он тебя так отделал? – Таня прикрыла рот ладонью от услышанного. – Вы два полоумных кретина!
- Мальчики выпускали скопившийся пар. Истинного объекта гнева не оказалось под рукой. Разбирались с тем, кто был в зоне «видимости» или удара кулака. - Шутка вновь не удалась. Я почти физически различал их угрюмые лица.
- На тебе нет живого места, Алексей. – Таня подошла вплотную и ощупала бережно лицо. Заботливо, как медсестра пыталась вытереть кровь, достав из сумки платок.  – Суть я уловила. Но для следствия необходима причина. Я хотела бы её услышать.
- Предпосылка к рассказанной истории стара как наш бренный мир. Любовь! – С восхищением объявил Пётр.  – Смотри. Красивая молодая девушка в белом в соседнем вагоне, что так всматривается перед собой в окутавший нас мрак со слезами на глазах в поисках принца, похитившего её сердце. Разве не прекрасно! – Петра понесло.
С нашего удалённого положения в вагоне, благодаря кольцу тьмы, мы могли видеть Кристину. А она видимо силилась заметить нас.
«Она плачет». – Сердце разрывается. Не могу смотреть.
- Я так и знала. – Слегка смущённо, со щепоткой гречи, и атомом зависти произнесла Таня. – Вам стоит поспешить! – Она резко изменилась в лице и манерой говорить, как после посещения забытой, искомой мысли или внезапной идеи. – Охранники! Помните, я говорила, как подошла к вам про них. Они обязаны по вызову явиться в кратчайшие сроки, согласно уставу. И я уверена, что им дан приказ задержать вас как нарушителей.
В подтверждении её слов началось суматошное движение пассажиров соседнего вагона. Они вставал удивлённые со своих обжитых мест, пытаясь разглядеть, как и мы втроём,  приближающихся быстрым уверенным маршем группу людей. Но растревоженных путешественников заставляла сесть, вернуться на места, расталкивая и отталкивая всех на намеченном пути, прорезая ряды, агрессивная толпа. Охранники! Сомнений не осталось, они пришли по наши души. Проходя мимо Кристины, один из служителей порядка грозно бросил взгляд, обращенный к ней, что она сжалась в кресло, на котором сидела, прикрыла лицо ладошками как для защиты. Последовал надменный смех человека, привыкшего к насилию над людьми. Он любил страх, подпитывался им. Но Кристина оказалось не робкого десятка, она гордо отвела ладони, медленно встала. И кинулась на замыкающего отряд охранника. Она пыталась задержать его, тянула за руку в обратную движению сторону на себя, била по плечам. Её противник не замедлил шаг, не заметив возросшего сопротивления. Он отшвырнул её одним ленивым движением руки и продолжил наступление. Кристина упала в проход левым боком. Она «закричала», схватилась за ушибленную руку и так и осталась неподвижной. Крови я не увидел с места обзора. Я не мог спокойно наблюдать за происшествием. Мне захотелось броситься к ней, поднять, оказать необходимую помощь, прижать к себе. Ведь никто из свидетелей её отчаянной борьбы, её тихого падения, не помог ей. Безвольная толпа решила не замечать пострадавшей, решила промолчать, сговорилась сберечь собственную шкуру. Карательный отряд успел к тому времени пройти через тамбур в наш вагон и встать в две линии, перекрыв собой проход, путь к нашему отступлению. С их приходом, словно того и ждало, вернулось освещение. И выстроившаяся перед нами опасность стала видна в мельчащих деталях.  Грохот их ботинок, подобный барабанному ритму, прекратился. Стоят неподвижно, вышколенные, словно ждут следующего приказа от невидимого командира. Я насчитал десять человек. Две шеренги по пять рыл. Сильные, спортивные, тренированные убийцы, с непримечательными, почти одинаковыми лицами, выражающие послушание, жестокость и отсутствие морали и жалости. Чёрная новая форма придавала им сверх угрожающий вид, чем имлось. Смотря на сверкающие высокие ботинки, у меня воз¬никла картинка – как ими легко крушат черепа.
- У нас очевидные проблемы, друзья мои. – Вставил замечание Пётр.
Мы с Таней не могли с ним не согласиться.

***
- Мне страшно, ребята. – Подала голос Таня после затянувшегося общего молчания. – Я прекрасно понимаю, у вас двоих был решительный план действий. Но, видимо, вы не продумали серьёзной угрозы перед нами. – Она рефлекторно отступила на пару шагов за наши спины в поисках мифического убежища.
- Ты права. Мы думали…
- Негодование. И острое ощущение потребности мести. Месть! – Прервал я бессвязный лепет Петра. И он находился во власти страха. – И оно не покинуло меня. Наоборот, возросло в большей степени и переполнило чашу терпения. Плюс, прибавьте то, что один урод из них, сотворил с Кристиной. – Я походил на героя дешёвого фильма в жанре «боевик», толкающего поднимающую настрой речь перед горсткой оставшихся бойцов в окружении перед финальным сражением не на жизнь, а на смерть во имя благой цели. – Я не отступлю. Я готов драться, если потребуется. Вы имеете право не участвовать, не обязаны. Ты Таня - служащая поезда. Тебя они не должны тронуть.
- Хотела бы я верить в твои слова. Но надежда слабо звучит. – Таня ошалело смотрит на меня и качает головой.  – Ты только взгляни! Десяток амбалов с желанием и любовью причинять людям слабее их боль. – Она находилась на грани спокойствия и начинала его терять.
- Спокойно! – Скомандовал Пётр. Слова твёрдые, резкие, уверенные. В очередной метаморфозе он предстал решительным, собранным, готовым человеком. – Пока они как истуканы стоят, бездействуя, у нас имеется время продумать наш план. И добавлю, мы тебя не бросим, Алексей. Мне терять нечего. А Таню мы в обиду не дадим. – Он покровительственным успокаивающим жестом взял её ладонь в свою.
- Я обязан прорваться к Кристине! Она могла серьёзно пострадать, вдруг у неё перелом. Я должен ей помочь, пусть и не знаю как пока. Она там совсем одна среди парализованных баранов. – Я закипаю злостью.
- Не вини их, Алексей. Я понимаю прекрасно твоё негодование. Но они – не ты. Они не виноваты в своём малодушии. Они свыклись с ролью, судьбой. Они беспрекословно приняли поезд, дорогу с правилами и требованиями. – Вступилась неожиданно Таня, чем остудила пыл в крови.
« И, правда, кто я такой, чтобы осуждать, выносить приговор другим, незнакомым мне людям? Я не палач и не судья. Я всего лишь такой же обычный человек. Отличие одно, я изменился изнутри, сменил старые прерогативы. И повстречал Кристину, которая послужила катализатором перемен».
- Даже если мы сумеем прорваться сквозь заградительный отряд и победить их, остаётся дверь в тамбур между вагонами. А я совсем не уверен, что охранники по доброй воле оставили нам лазейку открытой. – Мыслил Пётр, строил стратегию.
- Ключ! Как я посмела забыть. У меня, как у проводника есть универсальный ключ от всех дверей в поезде. – Таня стала суетливо копошиться в сумке через плечо. – Вот он!  - Торжественно заявила она, предъявив на свет маленький кусочек металла на всеобщее обозрение.
- Отлично! Молодчина! – Закричал Пётр и на радостях развернул обладательницу ключа к себе, прижал и поцеловал в губы. Когда он отпустил её, его глаза горели счастливым огнём надежды.
- Ты чего вытворяешь? – Таня залепила смачную пощёчину неудачному Казанове. Но подлый румянец проступил на щеках.
Я наблюдал за своими случайными соратниками и невольно рассмеялся. Громко, в голос, от души. Две пары сверлящих глаз уставились с непониманием на меня. – Вы бы видели сейчас себя со стороны. - Объясняю я. – Но смех смехом, но ты Таня дала нам «ключ» к предположительному успеху операции. Охранники. По доброте сердечной они вряд ли нас пропустят. Мы серьёзно насолили машинисту.
- Тут в дело врываюсь я. Проход через оцепление я тебе обеспечу, положись на меня. – Вызвался Пётр. Но я догадывался, какой высокой ценой далась ему видимая бравада, как он пытается всем видом не показывать, как трясутся его колени.
- Силы слишком не равны! Ты не справишься один! – Очередная попытка остановить, утихомирить его энтузиазм.   
А что ты тогда предлагаешь? Запасного выхода из западни я не вижу. – Озвучил Пётр общий диагноз.
- Он прав, Алексей. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас пострадал. Но…. Но времени остаётся меньше и меньше. В любую секунду может прозвучать сигнал к нападению. Нам надо спешить. – Таня говорила тихо, её трясло. Пётр прижал её к себе. Она не стала сопротивляться. Плакала ему в плечо. – Держи ключ. – Она протянула руку. И на развёрнутой ладони лежал наш единственный шанс к спасению.
- Я отвлекаю внимание на себя. Постараюсь, чтобы большинство увлеклось моей персоной. А ты со всей возможной скоростью пробираешься к двери и открываешь её. Затем быстро, через тамбур - в следующей вагон, к Кристине. Дорогу придётся пробивать с боем. После наших взаимных выяснений отношений ты не в лучшей форме для предстоящих манёвров. Ты справишься?
- Я не могу иначе. – Заверил я Петра. Он прав на сто процентов в трудности положения. Но мы не могли отступить. Мы зашли слишком далеко.
Я посмотрел на этих двоих с максимально возможной нежностью во взгляде.
- Приятно было с тобой познакомиться, мой друг. – Я жму крепко Петру руку. – Жаль, что наша встреча произошла при столь прискорбных обстоятельствах. И ты, Таня, я никогда тебя не забуду.
- В других обстоятельствах, я бы прошёл мимо и даже не посмотрел бы в твою сторону, друг. – Пётр остался верен шутливой манере общения, даже в столь нелёгкие времена. – Поездка изменила и меня и тебя. – Мы оба согласно кивнули. Мы обернулись дружно к Тане.
- Берегите себя, мои хорошие. – Она обняла нас, каждого по отдельности и благословила поцелуем в щёку. Пётр вновь засиял.
- Отойди в конец вагона. Ты не должна пострадать. В крайнем случае, беги без оглядки. И без возражений. Понятно тебе? – Я раздаю последние указания.
- Да. – И Таня стала отходить от нас.
Мы остались с Петром вдвоём.
- Зададим им жару! – Отпускаю последние сковывающие частички страха.
- Только после вас! – Кричит Пётр и в тот же момент бросается на врага.
Я слышу свой нечленораздельный, звериный рёв и кидаюсь за ним в омут с головой.

***
Моё первичное замешательство и очевидное физическое превосходство Петра позволяют ему опережать меня на  пару метров. Он словно снаряд, выпущенный из обычно человеческого тела в мишень адреналином, злостью, безысходностью, моральными принципами и долгим нахождением внутри вагона. Он собран, двигается точно, видно - как работают согласно между собой его руки, ноги, суставы, рассекая воздух. Я стараюсь не сильно отставать, но ноющие раны и ушибы не дают набрать достаточной скорости. Преимущество позволяет Петру расчистить плацдарм для меня. За полметра  от первых двух охранников, он совершает невероятный трюк. Не замедляя движения, он умудряется двумя ногами оттолкнуться от пола и продолжить начатую атаку, но уже с воздуха. Сгруппировавшись, он недюжей массой напросто обрушивается на первые ряды людей в чёрном. Я оставался  далеко позади, но я не заметил сопротивление с их стороны. До последнего момента  они стояли в две шеренги без движения. Грозные манекены. И как кегли в боулинге, они посыпались, увлекая за собой позади стоящих. Без криков, эмоций, самоуверенные настолько в себе и своей исключительности, они не ожидали  поворота событий, отпора. Или что мы вообще решимся на самоубийственную авантюру.
«Либо в прошлом в поезде никто не поднимал массовое восстание, либо у повстанцев не хватило самопожертвования в интересах революции. И с ними  расправились без особых усилий отряды вагонных войск».
Цирковым кульбитом Пётр повалил шесть человек одним махом. И стали слышны обыкновенные реакции на проигрыш, боль, внезапность. Крики, мат, проклятия. Противники тут же стали пытаться подняться. Первый, пусть и достаточно успешный удар, не смог полностью вырубить солдат из строя. Сказалась хорошая натренированность личного состава. Но, как и у всех людей, инстинкт « я главный» у  них присутствовал и сработал на руку. Подло используя поверженных ниц товарищей, более ловкий индивидуум старался первым встать. На них то и кидался змеёй Пётр и валил в общее месиво. Переплетение, сплетение конечностей и прочих человеческих останков мне приходилось видеть впервые. Удары сыпались наугад. Свои, могли бить своих, пытаясь достать кулаком или ботинком рисковавшего Петра. Конечно, ему доставалось по полной программе. Одежда изодрана, порвана в клочья. От верха он успел избавиться и щеголял голый по пояс Лицо сплошной кровоподтёк. Но улыбка не сходила. Он улыбался, даже когда выбитые зубы вылетали у него изо  рта. Дальнейшее побоище я не мог физически видеть. Я приближался к оставшимся четверым верзилам. Увидев меня, учтя ошибки авангарда, они устремились мне на встречу. «Один, может максимум двух противников я смогу одолеть. Что само по себе звучит фантастически. Оставшиеся в живых раздавят меня, глазом не моргнут». С набором неоптимистических мыслей я, зажал ключ, доставшийся от Тани в кулаке, чтобы случайно не потерять и для усиления в бою. Я ощущал зловонное дыхание первого противника на своём пути. Его глаза говорили о моей скорой мучительной смерти. И грозный кулак был поднят и нацелен мне в голову. Я сглотнул образовавшийся ком в горле и резко  бросился вправо от нападавшего. Ускользнуть от направленного удара мне удалось. Я приземлился на ряды сидений, усугубив самочувствие рёбер, приземлившись спиной на спинки кресел. И пополз. Да, пополз, отталкиваясь локтями, что несказанно у меня получилось совершить. Пространство для тактических манёвров в вагоне было недостаточно. Выходило, меня могли атаковать лишь двое из моих оппонентов. Пока они останавливались, разворачивались, я сумел продвинуться далеко вперёд от них.  Но сразу же чьи-то могучие руки хватают меня за куртку на спине, поднимают рывком вверх и швыряют о противоположную стену как мячик, словно я ничего не вешу.  Напарник могучих рук успевает следом подскочить ко мне и начинает избивать. Лицо – сплошная боль. Глаза залиты кровью и потом. Возможно, я орал что-то непечатное в момент схватки. Тумаки раздавали без остановок. Голову вбивали в сиденье. Я думал, что потеряю сознание. Я почти желал забытья. Отключиться от мясорубки, прекратить страдания, заснуть от усталости, наконец. «Нельзя! Я должен быть сильным. За меня страдает сейчас мой друг. А в противоположном вагоне меня ждёт Кристина». Подавив в зародыше трусливые мысли, я сумел подобрать ноги, прижать коленями к груди. И распрямляющейся пружиной разогнул их, отбросив зверя в обличье человека. Он по инерции стал неустойчиво отодвигаться назад. Сохранить равновесие ему не получилось, и он рухнул с жутким хрустом в области шеи. «Я не хотел его убивать! В мыслях и намёка не было на то, что возможны жертвы». Ко мне невыносимо медленно стали приближаться трое оставшихся охранников. Без царапин, невредимые, полные энергии уничтожения. Я мотал головой, водил взглядом: на поверженного бойца и обратно на его живых товарищей. Я окончательно струхнул. Практически собирался сдаться не ведавшим пощады победителям. Кольцо окружения замкнулось. Смотрят сверху вниз, а я ощущаю себя крошечным.
- Не смейте трогать его! – Пронзительный женский крик разрывает гипнотическую ситуацию. Таня вопреки нашим с Петром указаниям, поскальзываясь на пролитой крови босыми ногами, с выбившейся кофточкой из-под юбки, несётся на помощь. В одной руке у неё зажат фонарь, в другой поблёскивает  неизвестный металлический предмет. Зажав нос, она направляет баллончик (а именно им он оказался) на лица палачей. «Перцовый спрей». – Догадываюсь я. Струя жгучей жидкости вырывается и бьёт по глазам противников. Воздух наполняется едкой удушливой смесью. Мои неприятели пытались бесполезно смахнуть струящиеся водопадом слёзы, кричали и откашливались. Столпотворение слепцов. Взмахи руками наугад. Двое парней оседают вниз. Они не хотят продолжения бойни. Они смертельно устали, выдохлись. Им больно. Но последний из троицы не сдался, не отступил. Он, несмотря на газ, боль, слёзы следует дальше приказу о задержании преступников.
Удар ногой под дых,  и я снова распластан на полу. Меня тут же оседлали сверху и сдавили горло. Попытки вздохнуть, но эффект нулевой. Лёгкие сжимаются, всасывая последние, драгоценные остатки кислорода. Трахея сдавливается под воздействием нажатия стальных пальцев. Глазные яблоки пытаются самостоятельно вылезти из глазниц. Я царапаю  беспорядочно пол ногтями, обламывая их. «Он убьёт меня!» - Единственное, о чём могу думать.   
«Ключ!»
«Что?»
«Используй ключ!»
Не понимаю. Не понимаю, кто со мной говорит, и кому я отвечаю мысленно. Но спешу воспользоваться дельным советом.      
Нужный инструмент по-прежнему зажат у меня в руке. Высунув кончик его наружу, я, прилагая титанические усилия, сантиметр за сантиметром начинаю приподнимать руку. Душитель не замечает движения. Он целиком и полностью занят «важным» делом, моей шеей. И вновь на выручку приходит Таня. Она разбивает фонарь о голову убивающего меня человека. Треск, дробленые осколки пластмассы разлетаются, и кратковременное ослабление объятия горла мёртвой хваткой. Я успел воспользоваться внезапным замешательством. Окончательное движение. Втыкаю ключ острой частью в шею охранника. Металл пронзает тихо плоть. Всплеск крови в месте прокола. И чужие руки выпускают шею, прекращают давление. А оседлавший меня боец пытается разобраться, что могло пойти не по плану, когда он был на пороге победы, у убийства лежачего соперника. Он машинально хватается уже за своё горло. Его глаза закатываются, тело слабеет и переворачивается на бок замертво.
Почувствовав отступление костлявой старухи, я протяжно, хрипло, со вкусом втягиваю бесценный кислород. Опьяняющее действие сладкого воздуха. Нахожу в себе силы, чтобы приподняться. «Я убил человека. Но это была необходимая самооборона. Он не церемонился со мной и хотел задушить. Я не виноват. Я поступил правильно. Иначе нельзя». – Нашла время моя совесть спорить с рассудком и реальностью.
- Чего сидишь? Мы ещё не выиграли. – Таня склонилась надо мной. Она бледна как мел, лицо словно постарело на пару лет. Ей нелегко пришлось, как и всем нам. – Продолжай движение, Алексей. – Даёт мне пощёчину. Я, наконец, стал врубаться в то, что она хотела сообщить.
Открывается что-то вроде третьего или четвёртого по счёту дыхания. Моё тело меня несказанно удивляет. Оно не сдалось и продолжает функционировать на голом энтузиазме, правда слабее и слабее. Ключ в руке. Он успел доказать, что он спасение. Таня помогает обрести точку опоры под ногами. Я делаю первый шаг к двери между вагонами.
- Остановите его! Я приказываю! – Истерично прокатился голос машиниста. Он вне себя от рухнувших планов. И оттого, что я до сих пор жив и даже продолжаю двигаться.
Осталось совсем чуть-чуть. Заветные метры пространства. Я делаю новый шаг. С болью, ноги как ватные, вялые. Но я иду. «Меня никому не остановить!»
Я вижу Кристину. Она ждёт меня. Её предательски трясёт. Она прижимается к стеклу. Она плачет. Она волнуется. Она бьёт прозрачную преграду кулачками. Ладошки в крови.
«Прекрати, милая. Я скоро».
- Алексей, сзади! – Предупреждает Таня.
Нет времени на осторожность, на выяснение возможной опасности. Скорее всего, двое поверженных морально парней поднялись для реванша. Не смогли противопоставить свои желания и приказ машиниста. Не имели собственного выбора. «Мне жаль вас». Они тоже физически сломлены, как и я. Но я успел зайти далеко вперёд, у меня имелась фора.
«Как там Пётр? Что с ним?» - Я не имел малейшего понятия. Не было времени выяснять, расспрашивать Таню.
Дверь. Ключ. Замочная скважина. Щелчок механизма. Поворот ручки. Шаг за порог. Биение сердца. Пот дождём. Силы истощаются. Тамбур между вагонами. Воздух холоднее и чувствуется ветер. Прохлада. Критический уровень боли не спадает. Тряска под ногами. Истерика машиниста. Лицо Кристины. Надежда.
Вторая дверь. За ней Кристина. Ключ не нужен. Дверь подаётся легко открытию. Толкаю её. Скрип и порыв воздуха из другого вагона: тёплый, не висит тревога, опасность, нет вкуса крови. Лица пассажиров. И Кристина. Её глаза говорят со мной на особом языке. Она счастлива. Она рада. Она любит меня.
Счастье не продолжалось долго. Меня хватают за волосы и ударяют виском о косяк двери. Боль зашкалила. Боль полного облома, когда ты почти достиг желаемого. И пустота. Я без сопротивления погружаюсь в темноту. Отдаюсь в её власть. Но успеваю бросить взгляд на Кристину. Она раскрыла рот в безмолвном крике. И я слышу! Я слышу голос её. И не только я. Сам машинист, наверное, расслышал его. Время остановилось под действием силы вырвавшегося на свободу новорождённого голоса. Но падение в забытье и он не смог остановит. Я закрываю глаза.

***
Непередаваемое блаженство. Меня покачивает на волнах спокойствия. Тело не чувствую. Мне безумно приятно. Я готов вечность провести здесь. Я один и вокруг тишь и благодать. Благоговейная темнота. Но краем сознания, я понимаю, что окружающее обманчиво. Должно быть по-другому, иначе. Приходят воспоминания тяжёлым грузом. Пётр, Таня, Кристина. Я не здесь должен находиться. Я должен быть с Кристиной. Она так страдала, когда я видел её последний раз. Я стал тонуть, захлёбываться тёмной, горькой жидкостью. Я орал. И голос! Снова голос.
- Алексей… 
- Алексей…
- Алексей!
Я погружаюсь под воду с головой. « Я умер?» Я закрываю глаза. Но ничего не меняется в корне. Я устал ждать. Я открываю глаза. Свет. Тепло. Я лежу на твёрдой поверхности. Люди. Родные, любимые, близкие, верные. Пётр, Таня и Кристина. Пётр с Таней стоят, склонились надо мной. Моя голова устроилась на коленях Кристины. Они улыбаются. Я плачу. Глаза снова влажные. Пётр перевязан бинтами как мумия, голый по пояс. Таня не в рабочей форме: кофточка и юбка сменились цветным приятным платьем, босоножки пришли на смену туфлям. В её лице отпечатались пережитки потрясений. Но она не подавала виду, задвинула их на второй план. Кристина гладила мне лоб, перебирала волосы. Я предпринял попытку встать, закряхтел и осел под давлением шести рук, вернувших меня в исходное положение на прекрасные коленки.
- Тебе нужно лежать. Не смей вставать. – Матерью заговорила Таня. – Ты сильно пострадал.
- Меньше чем я. – Пётр совершил полный оборот вокруг оси, продемонстрировав боевые «шрамы». – Но и тебе с лихвой досталось. – Не стал он полностью забирать заслуги себе.
Кристина «молчала», смотрела на меня и не могла поверить в чудо.
- Чем закончился наш прорыв? Я помню, как открыл вторую дверь. Затем меня схватили. И удар. И пустота.
- Ты свалился как подкошенный. – Начал восполнять проблемы в памяти Пётр. – Кристина подбежала к тебе. Упала на колени, прижала окровавленного тебя к груди. – Я взглянул на любого человека. И слёзы вновь побежали по щекам. – И тут… - Замаялся Пётр.
- Что? Говори! – Потребовал я.
- Трудно выразить словами то, что произошло. – Начала Таня, продолжая с того места, где споткнулся Пётр. – Понимаешь… Пётр находился в месиве из тел. Он побитый, израненный лежал в кругу поверженных им охранников. Он справился с задачей. Поясняю для тебя. Остальное, ты прекрасно помнишь. Кристина… Она, закричала. Да так, что стёкла пошли трещинами. Словно время остановилось. Мы все остолбенели. Я Пётр, охранники, пассажиры. Мы смотрели на Кристину и поражались силой девушки. Прижимая тебя без сознания, она плакала и кричала. Первый раз в жизни. Даже машинист прекратил верещать по громкой связи. Он отдал приказ об отмене операции, не вдаваясь в подробности. Уцелевшие бойцы, что смогли стоять на ногах, унесли раненных. И всё закончилось. Я и Кристина оказали вам первую помощь. И мы продолжаем путь в поезде.
- Не надо вопросов. – Намекнул Пётр, видя моё недоумевающее лицо. – Ситуация странная и сложная. Я не хочу разбираться, искать подробности. Твоя любимая спасла тебя, знай и гордись.
- А я уволилась с работы. Подала заявку, и её одобрили. Нет желания работать в столь странном месте, зная, что оно из себя представляет.
- И что теперь? Что дальше нас ждёт? – Пётр прав, не заморачивайся. Продолжай жить и радоваться.
- А ты прислушайся. – Дала совет Таня.
Я обвёл взглядом прекрасную троицу. Мы изменились. Поезд нас изменил. Мы потеряли и нашли. Мы - новые «мы». Сильный, храбрый, харизматичный, актёрский Пётр. Добрая, понимающая, заботливая Таня. И Кристина. Хрупкая, нежная, храбрая, любящая. И ваш покорный слуга.
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Финал».

(18.10.2014.)