Среди ночи Марию Семеновну разбудил плач Оленьки.
- Мама, животик болит, - плакала дочь
Мария Семеновна быстро встала.
-Где болит, деточка? Давай я поглажу твой животик.
Она стала тихонько мягкими круговыми движениями гладить живот дочери, но Оленька не успокаивалась.
-Подожди, моя хорошая, я сейчас скорую вызову, врач приедет и полечит твой живот.
Чтобы вызвать «скорую», надо было выйти на улицу, в общежитии, где они жили с Оленькой, телефона не было. Вообще-то, это только раньше было общежитие, сейчас комнатам придали статус квартир и жильцам выдали ордера. Мария Семеновна оформила приватизацию, так что хорошая комната, где они жили, была их собственностью. Комната была просторная, двадцать квадратных метров, с альковом, куда поместилась Оленькина кровать, ее шифоньер, и письменный стол. Была маленькая кухонька и совмещенный санузел. Правда, прихожая была крошечная, но поскольку к ним практически никто не ходил, это тоже устраивало. Кроме того, общий коридор, куда выходили двери всех комнат, запирался на ночь, а ключ был у каждого жильца, так что никто чужой просто не мог к ним войти. Эту квартиру Мария Семеновна получила, когда они с мужем разменяли свою двухкомнатную. Мужу досталась гораздо худшая комната в «гостинке»: двенадцатиметровка, с общей кухней в конце коридора. Но вот телефона в общежитии не было, и Мария Семеновна быстро, накинув пальто, побежала к автомату, благо он был рядом.
«Скорая» приехала быстро. Пожилая усталая врачиха зашла в комнату прямо в грязных сапогах, потрогала Оленькин живот:
-Ничего страшного. Положите грелку, и все пройдет.
Врач уехала, но Мария Семеновна грелку класть не стала, она знала, что на больной живот грелку класть нельзя: а вдруг аппендицит! Подтерла пол, напоила дочку горячим сладким чаем и села на край ее кровати. Оленька вроде бы успокоилась и заснула. Но через полчаса вновь стала плакать и жаловаться. Уговорив дочку побыть немного одной, Мария Семеновна опять побежала к автомату. Недовольный голос в трубке напомнил, что по этому адресу уже выезжали.
- Да, но дочь продолжает плакать, ей больно.
- Хорошо, ждите.
Приехавшая врач, видимо, недавно заступила на смену и еще не успела устать. Она была приветлива и внимательна. Осмотрела Оленьку и велела собираться в стационар.
- Скорее всего, аппендицит. Там сделают анализы и решат окончательно. Если нужно, прооперируют. Сколько лет девочке?
-Четырнадцать.
Врач удивленно посмотрела на Марию Семеновну:
- Я думала, меньше.
- Это оттого, что она у нас отстает в развитии. Видите, и ростиком небольшая, и интеллект сильно снижен. Но она хорошая, послушная девочка. Раз надо в стационар, значит, надо. Верно, Оленька? Правда, мы с ней еще никогда не расставались, но теперь ведь долго не держат после операции.
- Да, если все пойдет хорошо, через два дня заберете. И навещать ее сможете, с этим теперь тоже стало проще.
Оленька была приемной дочерью Марии Семеновны. У них с мужем не было детей. Когда выяснилось, что бесплоден именно Николай, он сильно переживал, а потом предложил:
- Давай возьмем из детдома!
Крошечная Оленька была «отказной». Мать, молодая женщина, не собиралась обременять себя заботой о ребенке, от которого только по беспечности не успела вовремя избавиться.
- Пока молодая, хочу погулять, а нарожать, если надо будет, еще успею, – ответила она на уговоры персонала забрать дочку.
Оленьке было около двух лет, когда Мария Семеновна с мужем решили ее удочерить.Она была худенькая, маленького роста и ничего не говорила.
- Увидите, как в семье у вас она расцветет, - сказала им заведующая домом ребенка, - эти дети, как правило, в семье подрастают быстро и вскоре начинают говорить.
Но Оленька росла медленно и говорить не начинала.
-Задержка нервно-психического развития, -констатировала детский невролог, когда девочке исполнилось три года, - такие дети, если с ними занимаются, обычно догоняют. Но не всегда.
«Не всегда» оказалось про Оленьку. Мария Семеновна ушла с должности младшего научного сотрудника НИИ и оформилась в тот же НИИ уборщицей. На новой работе она была занята только по вечерам, а весь день могла посвятить дочке. Она прочла не одну книгу по дефектологии, занималась с Оленькой по специальной программе, но успехов было мало. Девочка росла послушной, ласковой, общительной, научилась понимать и говорить простые слова и предложения, но разница между ней и ее сверстниками становилась все заметнее.
Сослуживцы Марии Семеновны не один рабочий день посвятили дискуссии по поводу ее решения. Она считалась перспективным научным работником, у нее были статьи в центральной печати, собрана большая часть материала для диссертации. И вдруг все бросить...Ради чужой, умственно отсталой девочки. Это, по мнению многих, было чересчур. Мария Семеновна на вопросы отвечала кратко: «Мне так удобнее».
Оленьке исполнилось пять лет, когда Николай предложил разменять квартиру.
- Ты меня извини, - сказал он жене, - но растить чужого дебильного ребенка – это выше моих сил. Не могу.
Мария Семеновна не возражала: она давно заметила, что девочка все сильнее раздражает Николая. Квартиру разменяли. Николай поначалу заходил к ним и даже несколько раз оставался ночевать, а потом перестал и вскоре женился. Взял женщину с ребенком, семилетним мальчиком с нормальным уровнем развития.
Оленька первое время скучала, спрашивала, где папа, но вскоре забыла. Алименты Николай платил исправно, но про день рождения дочери не вспомнил ни разу. Впрочем, Оленька и сама даты своего рождения не помнила и не понимала, что этот день значит. В семь лет стало ясно, что пойти учиться Оленька не может. Оставили на год дома, но и в восемь лет ее приняли только во вспомогательную школу. Оленька очень старалась, и с помощью мамы стала лучшей ученицей в своем классе. Мария Семеновна не только помогала дочери в учебе, но постепенно начала привлекать ее к домашней работе: учила готовить, гладить белье, приучала к чистоте и порядку. Оленька с радостью делала любую работу вместе с мамой. Но особенно приятной была их жизнь летом. У Марии Семеновны в деревне был дом, доставшийся ей после смерти родителей. Возле дома – огород. Там они с дочкой выращивали ягоды и овощи, разводили цветы. Оленька любила возиться в огороде, и все у нее росло и цвело весело на зависть соседям. Да и в самом огороде был такой порядок, какой не у каждой хозяйки в доме бывает.
«Я ведь не вечна,- размышляла Мария Семеновна, - а без меня кому она, бедная, будет нужна? Надо хоть как-то ее приспособить к жизни».
Несмотря на маленький рост и худобу, Оленька была здоровенькой девочкой и болела редко. И вдруг – аппендицит. Расставаясь с мамой, она плакала. Но на операции вела себя спокойно. Через два дня ее, бледненькую и испуганную, выписали домой. Мария Семеновна взяла пять дней в счет отпуска, чтобы не оставлять девочку одну по вечерам. А вскоре стала брать ее с собой на работу. Конечно, для мытья полов особого образования не требуется, но все-таки надо знать, как не оставить разводов или проплешин, как выжать тряпку, чтобы вытереть пол насухо. Вот этим простым премудростям она и учила свою дочь. Послушная Оленька охотно усваивала эту нехитрую науку и с радостью помогала маме. А через пару лет ее помощь, действительно, стала нужна: у Марии Семеновны появились какие-то непонятные боли в груди, которые порой не давали ей даже просто поднять ведро с водой. Случалось, ночью она просыпалась от этих болей, в холодном поту, с ощущением, что костлявая только что коснулась ее своими холодными пальцами. С ужасом представляла она себе, как однажды утром Оленька найдет ее мертвой, а, главное, что будет с ней потом...
Но годы шли, и ничего не случалось. Впрочем, неправда: назревало очень приятное событие в их жизни. В деревне, где у них был дом, неподалеку от них, жила старая бабка с внуком. Родители парня давно сгинули неизвестно куда, да оно и к лучшему: некому было научить мальчишку пить и курить. Как и Оленька, он окончил вспомогательную школу, но поскольку таковой в деревне не было, жил в учебное время в интернате при школе, а на выходные и каникулы приезжал к бабке. Был Илюха долговязым, Оленька у него под мышкой помещалась, тощим и необыкновенно синеглазым. Он едва умел читать, но был трудолюбивым, аккуратным и добрым. Оленькино взросление задержалось, но все же к восемнадцати годам она была вполне зрелой девушкой, правда, худенькой и маленькой, зато с точеной фигуркой. Похоже, что сексуальных потребностей у нее не было, но она охотно гуляла за руку с Ильей и позволяла ему себя поцеловать. Что касается Ильи, то ему строго было сказано, что «до свадьбы нельзя», и он терпеливо ждал свадьбы. Свадьбу сыграли в конце лета. Если короткое застолье, в котором, кроме молодых, участвовали Оленькина мать, Илюхина бабка, да еще несколько дачных соседок, можно назвать свадьбой.
Оленька была хорошей хозяйкой, умела и прибрать, и вкусно сготовить, и в огороде у нее был порядок. Детей у нее не было. Врач сказал, что у нее детская матка, поэтому детей не будет. «Может, оно и хорошо, -думала Мария Семеновна,-неизвестно, какими были бы дети, да и кому было бы их воспитывать!». Сама она все чаще испытывала сильные давящие боли в груди, собиралась пойти к врачу, но все откладывала: каждый раз находились неотложные дела, после которых обязательно...
Умерла Мария Семеновна весной, когда день уже был длинным, а солнце – ярким. Утром собиралась поехать к Оленьке в деревню, приготовила гостинцев, но почему-то с вечера не закрыла дверь на задвижку. По счастливой случайности одна из соседок собиралась поехать с ней вместе, ее дача была недалеко, в той же деревне. Не дождавшись Марии Семеновны, она стала стучать к ней. Мария Семеновна в ночной рубашке лежала в своей постели, укрытая одеялом. Может, за праведную жизнь была ей дарована легкая смерть? Но почему не была закрыта дверь? Теперь никто не ответит.
Ушла она из жизни, как и жила: спокойно и незаметно. Ушла, так и оставив нерешенным вопрос: стоило ли жертвовать своим личным счастьем и своей карьерой ради чужой, умственно отсталой девочки.